Юрий Владимирович Климович
Коты против Илона Маска
Вначале все почтили память старого кота Фредди Крюгера, который слишком медленно переходил автостраду. Последними словами его стала фраза «С этой минуты вы сами по себе», которую он успел нацарапать на асфальте. Свое имущество Крюгер завещал в равных долях своим девяноста трем детям от шестнадцати браков. Его хозяином был исчезнувший коллекционер Гирш Малкович.
Первый вопрос: о правах на участок клоуна Тараса Еленяка, пока он высаживает 10 тысяч + 1 елку.
Британец Мирза против тойгера Апата.
Мирза считает, что раз хозяин Апата клоун Еленяк отныне проживает в Ханли, где расположена психушка «Милый уголок» для ветеранов «Канадского конного легиона», Апат должен получить какую-нибудь территорию там же в Ханли. А с участком клоуна в Кенанстоне, который «врезается» на территорию британца, Мирза прекрасно сам справится. И как профессионал Еленяк был так себе, добавил Мирзы.
Так как Апат стал возражать и даже шипеть, кошачье собрание постановило решить спор честным поединком. После исполнения гимна и священного ритуала осмотра и обнюхивания Апат, получив по носу лапой, признал право Мирзы на спорную территорию.
Гарфункель, который не раз бывал в Ханли, предложил выделить Апату Секонд-стрит. Но ему возразил старый Шрёдингер из «Милого уголка», который любил гулять в сумерках по этой улице. Тогда Апат сказал, что «пошли все к черту», и сегодня он больше ни с кем драться не будет.
Второй вопрос: научный доклад Шрёдингер из «Милого уголка» о квантовом эксперименте над крысами.
Свой опыт ученый назвал «Крыса Шрёдингера». Он посадил крысу в специальный ящик. В ящике экспериментатор закрепил квантовый капкан с сыром-ловушкой. Если крыса захочет сожрать сыр, то капкан сработает. По статистике вероятность того, что крыса в течение часа съест сыр, была пятьдесят на пятьдесят. Сунув подопытное животное в ящик и проверив датчики, Шрёдингер накрыл крысу непроницаемым платком и лег на час вздремнуть.
Проснувшись под утро, он стал гадать: «А жива ли крыса?» По квантовой механике получалось, что крыса могла находиться одновременно во всевозможных состояниях. До того, как Шрёдингер откроет ящик, могли существовать две ситуации: «сыр съеден, крыса мертва» и «крыса жива, потому что была сытой и умной и не стала есть сыр». Получалось, что крыса, сидящая в ящике, могла быть и жива, и мертва одновременно.
Когда стало понятно, что Шрёдингер и сам запутался в формулировках, Мирза спросил его в лоб, чем закончился опыт. Ученый ответил, что не знает, потому что еще не снимал платок, а крыса всегда молчит до последнего. Вообще-то крысы в лечебнице живучие и не слишком голодные. Недавно кухарка пожаловалась, что куда-то исчезло все прогорклое масло, хотя доверять ей можно далеко не всегда. И, вообще, сказал докладчик, как разница – жива крыса или сдохла, главное, что совершен значительный вклад в науку. Тогда все захлопали, а Шрёдингер стал раздавать автографы. Хотя лично я ничего не поняла из его доклада.
Еще Гарфункель спросил, как зарекомендовал себя электрический стул для крыс, который Шрёдингер обещал презентовать на прошлом собрании. По словам ученого, в настоящее время в Саскачеване для экономии невозобновляемой энергии введен мораторий на смертные казни, поэтому он объявил перерыв в работе над электронной мебелью.
В разделе «Духовные поиски» я прочла стихи одного русского поэта:
Кошки не похожи на людей:
Кошки – это кошки.
Люди носят шляпы и пальто —
Кошки часто ходят без одежки.
Кошки могут среди бела дня
Полежать спокойно у огня.
Кошки не болтают чепухи,
Не играют в домино и в шашки,
Не обязаны писать стихи, —
Им плевать на разные бумажки…
Людям не сойти с протоптанной дорожки,
Ну, а кошки —
Это кошки!
Всем понравилось выступление, коты стали орать, прыгать как идиоты и гоняться друг за другом. Я тоже стала носиться как дура, а Мирза бегал за мной и громко мяукал: «А вот и нет, у меня есть такой же котелок, как у Черчилля, и зимнее пальто!»
Внезапно появился незнакомый черный кот с желтой бабочкой на груди. В нем было что-то мистическое, словно он был помощником мага или посещал среды, проводимые Чеширским клубом анонимных валерьянкоголиков, или – а почему бы и нет – в прошлой жизни он даже служил у Булгакова.
– Мурр, – поздоровался кот. Он потянулся, выгнув спину дугой, и широко раскрыл глаза, в которых светились ум и проницательность.
Веселье присутствующих само собой улетучилось, и все расселись по местам. Воцарилось угрожающее молчание. Участники собрания рассматривали незнакомца, а он спокойно выжидал. Первым не выдержал Гарфункель и спросил гостя, во-первых, кто он такой, во-вторых, чего ему надо.
– Я кот Гарольд, посланник, который знает будущее.
Гарфункеля не совсем удовлетворило услышанное. Тогда Гарольд с желтой бабочкой добавил, что в прошлом был корабельным котом и сумел спастись с пяти утонувших кораблей. Причем после первых трех кораблекрушений его признали чем-то вроде дурной приметы, и корабельный ветеринар списал его на берег. Но не помогло: Гарольд вернулся на флот инкогнито, и список катастроф возобновился.
Шрёдингер почесал за ухом и подтвердил правдивость информации. И все само собой поверили, что Гарольд способен предугадывать будущее. А Гарольд сказал, что мы все избранники и что впереди нас ждет полная опасностей миссия, но у него есть план действий. И рассказал смешной анекдот про кота Джорджа Вашингтона.
Кот, как и его хозяин Джордж Вашингтон, перед революцией весь издергался. Навстречу шел американский короткошерстный котенок. – Слышь, ты, скажи – пора нам бороться за американскую независимость? – Сегодня рано, завтра уже поздно, – ответил котенок и пошел дальше. – Гениально! – промяукал кот Джорджа Вашингтона и побежал срочно будить хозяина.
Несколько минут участники собрания переглядывались, а потом принялись хохотать. И в этот момент посланник Гарольд исчез, словно его и не было.
На этом ежемесячное собрание закончилось.
4
Непростые отношения клоуна-пациента и врача-пульманолога в психушке Ханли. – Тонкости высадки канадских сизых елей. – Старинный дровосекский фольклор.
Тарас Еленяк, осунувшийся, на глазах теряющий свой юмористический дар, плелся за пульманологом Алланом Майкой по лесной тропе. Когда клоун отставал, Майка, всецело воплотившись в образ психопомпа, дергал за веревку, привязанную к щиколотке Еленяка, и ворчал по-латыни. По его мнению, больной Еленяк неправильно дышал, часто непроизвольно чихал и шмыгал носом и проявлял кучу других человеческих слабостей, связанных не только с дыхательными путями, но и пищеварительным трактом.
До места посадки десяти тысяч канадских елей, которое пульманолог называл «Хвойная композиция восемь с половиной», путь был неблизким. Сразу от ворот «Милого уголка» начинался «Лес самоубийц» – сумрачная дубовая роща, напичканная видеокамерами и табличками с номерами телефонов доверия главврача, его помощника и женщины-реаниматолога. За плакатом «Ваша жизнь является бесценным даром от ваших родителей. Подумайте о них и о вашей семье. Вы не должны страдать в одиночку. Администрация всегда с вами» заканчивался молчаливый ряд дубов и начинался веселый березняк «Вок-вок», который был густо заселен не только местными птицами, но и залетными гостями любителями приключений из Аляски и даже Сибири.
Про «Вок-вок» ходила легенда, что когда-то во время уединенных прогулок в лесу сумасшедшая фрейлина русской царицы громко беседовала с какими-то чудесными голосами, исходившими из деревьев, кустов и ручья из гранитной расщелины. И однажды некий молодой нарколог подсмотрел, как она стояла в лесной чаще, а вокруг нее порхали и ласкались к ней редкостные, не виданные в этой стране птицы с пестрыми, сверкающими перьями и, казалось, весело щебеча и распевая, рассказывали ей забавные истории, отчего она радостно смеялась. И молодой нарколог увез сумасшедшую фрейлину в далекую Австрию, где она чудесным образом выздоровела и родила ему мальчика и девочку, которых они назвали «Х» и «Y».
И только потом начиналась посадочная площадка для канадских сизых елей. Когда-то это было заповедное болото, но за сто лет пациенты «Милого уголка» благополучно осушили трясину и превратили в испещренный ямами и канавами пустырь, на котором вполне можно было проводить танковые биатлоны, максимально приближенные к боевым.
Первоначально Тарас Еленяк, будучи неопытным пациентом, не оценил масштабов случившейся с ним беды и составил грандиозный план действий, позволявший ему через два месяца выйти на свободу и снова смешить жителей Кенанстона. Но Аллан Майка считал по-другому.
– Ваша национальность? – спросил он без дополнительных фамильярностей.
– Мы из венгерских канадцев, у нас мармарошские корни, – приосанился Тарас.
– Да? Я подозревал шотландский этнос… Но это не важно, – пожал плечами пульмонолог. – Вы – заключенный. Поэтому площадка должна быть идеально ровной! Ни кочек, ни рытвин, ни ям!
И он протянул Еленяку штыковую лопату, судя по виду, из музейных запасов индейцев кри. Таким образом, дорожная карта под названием «Посадка 10 тысяч + 1 ель» увеличилась на два месяца, а потом, после выкорчевывания ископаемых коряг и техники эпохи конкистадоров, – еще на два.
Когда бывшая трясина превратилась в утрамбованный плац, на котором можно было не только проводить парады персонала «Милого уголка», а также конкур и джигитовку канадской конной полиции, заботливый Аллан Майка выдал своему работнику новую лопату и скорректировал план земляных работ еще на полгода. Наивный Еленяк полагал, что ему привезут несколько мешков еловых семечек, которые он разбросает по саскачеванскому глинозему и, вдыхая целебный хвойный аромат, выздоровеет. Увы, каждой канадской ели полагалось всходить в специальном инкубаторе, и только потом ее высаживали в дикую природу, которую и олицетворял Тарас Еленяк. Теперь каждое утро на стройплощадку прибывал фургон с саженцами, и клоун копал исколотыми хвоей руками ямки установленного стандарта.
Веревка, которая в дороге стягивала его щиколотку, теперь служила направляющим шпагатом. Чтобы елочки росли строго в ряд, а не шатались, как разношерстная публика на представлениях Тараса Еленяка.
Вечером, когда на всех канадских плантациях заканчивались работы, Майка принимал доклад о проделанной сделанной работы.
– Высажено ровно сто восемнадцать штук. Еще четыре вчерашних завалились, я их поправил, – примерно так звучал вечерний доклад.
– На вчерашних шишки еще не появились?
– Ни одной, – вздыхал Тарас Еленяк. Он ждал, когда пульманолог отправится на проверку, все подмечая и придираясь к малейшему упущению. «Так нас учил капитан школьного патруля, – каждый раз наставлял Майка, – поэтому у меня во всем порядок». Но сегодня пульманолог щурился от лучей садящегося солнца и никуда не торопился.
– Гляжу я на вас, вроде бы на первый взгляд не шизофреник и не убийца… Чего вас так тянуло в рецидивисты? Есть вещи, которые я не понимаю.
– От чувства юмора. Древние люди всегда так веселились – на деревьях. И через костер прыгали.
– Ну, знаете, тогда были свои законы, теперь другие. Что для них было хорошо, то для нас плохо. Нет, я все-таки ваши шутки не понимаю, или вы что-то не договариваете… Ладно, пойдемте считать поголовье… Кстати, знаете, сколько в стране живет девятнадцатилетних блондинок ростом 163 сантиметра и весом 58 килограммов?
Но несчастный клоун так устал, у него так болели ноги и руки, что расскажи ему в этот момент самый развеселую историю на свете, Еленяк не смог бы пошевелить даже бровями и искусственной бородой.
Кроме того, за подсчетами пульманолога надо было следить в оба. Проблема была в том, что после каждой проверки двадцать-тридцать елок бесследно исчезали. Нет, в природе молодые канадские ели существовали – они были заботливо высажены и потихоньку укоренялись, но в статистических выкладках Аллана Майки их становилось меньше. Все это крайне удивляло, так как у пульманолога был имидж умного человека: он мог моментально помножить в уме 213 на 373 или рассчитать кросс-курс юаня, используя котировки американского доллара и иранского риала. Он собрал уникальную библиотеку, хотя сами книги не читал, а считал в них слова. Лучшими, по его мнению, являлись книги с наибольшим количеством слов, особенно длинных.
Вот и сегодня у Майки насчиталось где-то чуть больше девяноста стволов с учетом вчерашних, которые ночью завалил канадский барибал. Помимо таланта счетовода пульманолог отлично разбирался в медвежьих следах. По легенде, его прабабушку в девятнадцатом веке дважды похищали индейцы кри.
– Вы уверенны в своих расчетах? – угрюмо спросил Тарас Еленяк. Но пульманолог был начеку.
– Никогда не наставляй лопату острым концом на медперсонал «Милого уголка»! – угрожающе прошипел Майка и, конфисковав у сникшего клоуна рабочий инвентарь, привязал веревку к его ноге.
По дороге, пока Тарас Еленяк сочинял веселую эпитафию на свою горькую судьбу, пульманолог строил планы на будущие новогодние празднества.
– В настоящем году необычайно дороги елки, к тому же было мало хороших ровных деревьев. Торгаши объясняли это тем, что деревья каждый год вырубаются, а новые растут не в такой пропорции, – рассудил Аллан Майка и оглянулся. Его подопечный брел мешковатой походкой и бормотал что-то вроде «Судьба продажна и низка и презирает чувака…»
– Жаль, что этого знатока Шекспира не отправили к нам на лечение пару лет назад. К настоящему времени мы бы имели прекрасный новогодний лес.
После березовой рощи «Вок-вок», молчаливой по вечернему распорядку, пульманолог вспомнил, что видео строительства небоскреба в Китайском Хунане набрало на «YouTube» более трех миллионов просмотров. «Допустим, мы тоже выложим в интернете видео-гэги с ускоренной высадкой сизых елей, – и он представил себе, как улыбающийся клоун со смешным красным носом и в новеньком комбинезоне с логотипом «Милого уголка» в режиме таймлапса оставляет за спиной гектар за гектаром лесных насаждений». Это сулило их лечебнице славу канадских «Мойти Пайтон»!
Аллан Майка в очередной раз проверил натяжение веревки и удовлетворенно запел:
Я лесоруб, я лес люблю.
Я ночью сплю, а днем пилю.
Валю деревья, ем обед
И посещаю туалет.
Роскошная фигура, коричневый загар,
Еще люблю в колготках ходить в соседний бар…
5
Котолюбские традиции Королевской канадской конной полиции. – Отец умер, сын умер, внук умер, или знакомство с дзэнским мудрецом Сенгаем. – Аллигаторы и крокодилы – это одно и то же?
– Не буду кривить душой: я тоже почитываю истории о борьбе крупных животных, таких как слон, с малыми зверями, к примеру, лисами. Мне это полезно по службе, – рассуждал старший инспектор королевской жандармерии Саскачевана Ханс Кемп. Перед ним на стуле для посетителей замер Яо Мин, помощник сетевого директора по Канаде и Гренландии компании «SpaceX». – Помогает в борьбе с бесчинствами. Как правило, мелкие выигрывают первую битву, но потом слоны и тигры обязательно их додавят и наводят порядок.
Полицейский остановился у камина, чтобы зажечь сигару. Щелчками придав необходимые положения пальцам на правой искусственной руке, он выхватил ею головешку и прикурил. Потом коротким ударом направил искусственный локоть вниз, чтобы бросить лучину назад в огонь, и заодно погасил в пивной кружке начавший тлеть указательный палец. И резким движением выпрямил искусственную руку и прижал к туловищу.
Он собирался продолжить, но не обнаружил китайца на стуле для посетителей. Оказывается, Яо Мин успел пересесть в кресло подальше от камина и, молитвенно сложив руки, начал ответную речь:
– В одном коане богач попросил Сенгая написать что-нибудь, чтобы процветание его семьи продолжалось от поколения к поколению. Сенгай написал: отец умер, сын умер, внук умер. И объяснил рассердившемуся богачу, что его ответ не надо рассматривать как неуместную шутку. Если твой сын умрет раньше тебя, это сильно огорчит тебя. Если твой внук умрет раньше сына, это разобьет вам сердца. Если в твоей семье от поколения к поколению будут умирать в том порядке, в котором я написал, это будет естественным ходом жизни. Таким видел мудрый Сенгай истинные процветание и порядок.
– Классно! – похвалил китайца Кемп и, пощелкав искусственными пальцами, чтобы сигара не свалилась на пол, сел записать левой рукой назидательную притчу.
– Обязательно допишите: так учит дзэн. Чтобы не подумали, что это тупая реклама, – добавил Яо Мин. Опешив, старший инспектор поднял голову: кресло уже пустовало, а Яо Мин стоял, опершись на подоконник окна и теребил шнурок жалюзи.
– Да-да, не реклама фирмы «Фаворит», – китаец не выговаривал букву «р». «Хорошо, с «н» у него все в порядке, – подумал Кемп, – иначе ему было бы сложно в нашем политкорректном обществе рассказывать о красивых облаках на фоне заходящего солнца».
