Татьяна Гармаш-Роффе
Мороз по коже. 22 уютных святочных детектива от авторов мастер-курса Татьяны Гармаш-Роффе

– Это не она, а ты, Элина, – вдруг ткнул пальцем в экран Костя. – У неё печать на ладони была, а здесь на тыльной стороне. Как раз та рука, что держит пистолет. Я помню.

Элина полезла в карман. Костя поднял руки.

– Ну-ну, я не собираюсь тебя сдавать. Мне бы только долю небольшую, вот и всё. Мне же Влад обещал, а теперь Влада нет – зато есть ты. Поможешь?

Элина оценивающе посмотрела на Костю, потом кивнула.

– Хорошо, но ты меня поддержишь.

– Разумеется. Я видел, как она, – он кивнул на Машу. – вошла в дом. А потом началось.

«Вот гад продажный, – подумала Маша. – А еще полицейский».

– Ок. Идём. Её оставим здесь. Убийца на месте преступления.

Элина быстро вытащила карточку с записью, спрятала её в карман пальто, потом направилась к выходу. У самой двери она развернулась – и всадила Косте две пули в грудь. После этого вытерла рукоятку и сунула пистолет оцепеневшей Маше.

– Мне придурки не нужны. – хмыкнула она. – А вот ты теперь разгребай. И главное – продолжай верить в чудеса!

Она хмыкнула, потом протянула руку:

– Дай ключи. Макс мне должен.

Маша даже не стала спрашивать – просто бросила ключи от зелёной ауди в Элинину ладонь. Но не успела та выскочить за дверь, как Маша подбежала к окну.

– Помогите, человек ранен, – завопила она, потом вернулась и опустилась около Кости. Тот хрипел что—то.

– Чего?

– Её нужно поймать, – тихо просипел Костя.

– В машине бензина нет. Поймают. – успокоила его Маша. Потом нахмурилась: – И тебя поймают.

Костя забулькал горлом, и Маша решила, что сейчас у него изо рта хлынет кровь, но оказалось, что он смеётся. Кряхтя, он перевалился на другой бок и расстегнул куртку.

– Чёрт, больно-то как. – он постучал себя по груди, закованной в панцирь бронежилета. – Кстати, я не подонок, как ты могла подумать. Просто под прикрытием.

– А—а—а, – только и ответила Маша.

– Отпустите меня! Я не виновата ни в чём! Это всё они! – послышался вдалеке возмущённый голос.

– Уф, надеюсь, запись нам поможет, – покачал головой Костя. – Накроем наркотрафик.

Маша как раз заканчивала работу, когда в библиотеку вошёл Костя. Она вопросительно посмотрела на него, но он только сочувственно улыбнулся.

– Пока ничего не нашли. Она знала, где камеры, и в них не видно ни одного из нападавших – поймать и потрясти некого. И её, кстати, тоже почти не видно. – Костя, глянул на Машу. – Хорошо, что я вас тогда нашёл в кабинете, а то против тебя столько улик было.

– Каких это?

– Я видел, как ты выходила на улицу, и возможно, впустила нападающих. Потому что кто-то же открыл им ворота. – начал Костя. – Да и по времени ты могла быть в доме после нашего… м-м-м… разговора в саду. И добить Макса. Я не видел, как ты уезжала.

– А печать? На ладони?

– Кто тебе мешал пойти и попросить поставить печать на тыльную сторону? – отмахнулся Костя. – Элина просто попалась. Повезло.

Они помолчали. Костя вздохнул.

– Но, увы, даже с моим свидетельством, на траффик нам не выйти. Элина отрицает свою вину и говорит, что ты все подстроила. А стреляла в меня, потому что испугалась – она и так пережила за эту ночь много ужасов. Пистолет не ее, нашла в коттедже. Наркотиков ни при ней, ни дома обнаружено не было. Она пока под замком, но через день-два придется выпускать.

– А сумка, которую она у меня оставила? – вспомнила Маша. – Там что?

– Одежда, книга и кокаин. Видимо, сэмпл. Но где весь остальной товар – неизвестно. Мы всё переры…

– Книга? – заинтересовалась Маша. – Какая?

Костя встрепенулся.

– Представляешь, какой—то старый сборник фантастических рассказов. 1960 года. Это у вас здесь такие раритеты?

Маша напряжённо думала. В библиотеке полиция была – их начальница, Мария Степановна, разрешила осмотреть стенд с книгами, подсобку, шкафы с одеждой, но полиция ничего не нашла. И всё-таки Маша была уверена – что-то они пропустили.

– Понимаешь, к Элине часто приходили очень модные подростки. – стала объяснять она Косте. – А книги она им выдавала старые. Вот точно помню, она всё время за ними куда-то ходила.

Маша проверила по терминалу книги, выданные Элиной.

– Смотри, за два месяца почти всё издания из секции 1, там непопулярное старьё и подаренные ненужные собрания сочинений.

– Действительно, странно, – кивнул Костя.

– Идём! Проверим! – Маша подскочила. – Секция 1 расположена в подсобке.

Она закрыла терминал и пошла по коридору между шкафов с книгами. Костя спешил за ней. Открыв дверь с надписью «Служебный вход», они спустились по лестнице вниз. Поплутав ещё несколько поворотов, Маша остановилась перед входом в тёмное подвальное помещение. Тусклая лампочка под потолком осветила два шкафа с потрёпанными книгами. В одном углу стоял ящик, в другом комод. На полу, затянутые полиэтиленом, громоздились пятьдесят безымянных томов. По пыли и грязи на полиэтилене было ясно, что находились они здесь уже давно.

– Ну что, с чего начнём? – спросила Маша.

Они перетрясли все книги, отодвинули шкафы, осмотрели ящик и комод. Костя даже вскрыл полиэтилен и достал пару фолиантов – пусто. Усталые и потные, они уселись посреди комнаты.

– Ничего, будем искать. – подбодрил её Костя, приобняв за плечи. Маша уныло кивнула.

– Библиотека закрывается, – в подсобку заглянула Мария Степановна. – Ой, Машенька. Я думала, ты уже ушла. Вы чего здесь сидите?

– Я строитель, – конспиративно заявил Костя. – Маша показывала ваше помещение, совета спрашивала, как что улучшить.

– Правда? – обрадовалась библиотекарша. – У нас пол провалился уже давно. Мы его сочинениями заставили, а то уж совсем вид неприглядный. Посмотрите?

Она подошла и ловко сдвинула несколько томов под полиэтиленом в сторону. Сквозь прозрачную плёнку стал виден пролом в полу. Только он был доверху заполнен чем-то плотным.

– Это Элиночка, наверное, заложила, чтобы не проваливалось, – объяснила Мария Степановна. – Чудная девочка, очень о старых книгах заботилась, всем их рекомендовала. Ты не знаешь, Машенька, что с ней, почему не приходит?

Костя наклонился и, вскрыв ножом полиэтилен, вытащил несколько томов. В открывшемся проёме лежали плотно уложенные пакеты с белым порошком.

– Боюсь, Мария Степановна, Элиночка ещё долго не придёт. – мрачно заметил Костя.

Маша стояла около метро и смотрела наверх. С неба крупными мягкими хлопьями падал снег. Как хорошо, что всё позади. Прошла неделя, и полиции удалось задержать несколько подростков, которые сдали Элину. А та, в свою очередь, выдала своих новых покровителей, по её наводке устранивших Макса и его людей. С Маши все подозрения были сняты. Можно было спокойно праздновать Новый год.

– Боялся, что ты придёшь в костюме, – раздался рядом голос Кости. – Ещё одной дьявольской вечеринки в этом году я не выдержу.

Маша обернулась. Костя стоял, держа в руках большой букет гербер и стаканчик с кофе.

– Что из этого мне? – поинтересовалась она. Костя расхохотался, вручил ей букет, после чего взял за руку.

– Идём, нас ждут на настоящей полицейской вечеринке.

– Как новый год встретишь…, – вздохнула Маша.

– Не как, а с кем, – поправил ее Костя, и потянул за собой.

Елена Бриолле.
Разбитое сердце

дер. Морбье (Франция), декабрь 1899 г.

Эван встал раньше всех, натянул штаны и шапку, закутался в мамин пуховый платок… Когда папа спустился вниз, мальчик уже стоял у двери и держал веревку от санок.

– Вот как?.. – Папины усы разъехались в улыбке. Он поправил ремень на своем большом животе, застегнул пальто и сказал: – Ладно, пойдешь сегодня со мной…

– Ура! – крикнул Эван и сразу деловито засуетился. – Так, мама сказала, что надо купить молока и хлеба. А еще елку выберем, да? Ты обещал, помнишь?

– Помню-помню… Шапку только завяжи – смотри, какой там колотун.

Они вышли на Белую улицу. По обе стороны от нее лежали большие сугробы. Соседские ребята уже носились и сыпали друг другу за шиворот снег. Эван дыхнул и залюбовался вылетевшим изо рта облачком пара.

– Садись, а то все елки без нас разберут! – Отец дернул за веревку, и санки с Эваном быстро заскользили к центральной площади.

Деревня Морбье спряталась в горах Юра, на границе со Швейцарией. Жителей было немного, и накануне Рождества все они любили собираться на рынке. В центре, по традиции, стояли сыровары и часовщики: сыром морбье жители деревни гордились не меньше, чем своими деревянными часами. Пока дети бегали в церковь любоваться на рождественские ясли, взрослые переходили от одной лавки к другой и обменивались последними новостями. Торговцы заманивали к себе разноцветными ленточками, яркими звездами и глиняными фонариками.

Эвану было очень приятно, что все кланялись его папе. Поль Дюбуа был единственным полицейским на всю деревню, и мальчик всегда старался брать с него пример.

– Свежие пироги! Горячее вино! Кому шерстяные носки? – кричали из разных концов, а продавщица овощей Алис спросила:

– Эван, ты сегодня с папой? Это он тебя охраняет или ты его?

– Это я его охраняю! – важно ответил Эван.

– Пять лет, а ты такой взрослый!

– Алис, а что, сырная и мясная лавки сегодня закрыты? – спросил папа Эвана.

– Про Анри не знаю – не появлялся, а Мартин торгует сегодня у церкви.

Первым делом Эван с папой купили пакет пряников и выбрали маленькую, но пышную елку. Эван тщательно привязал колючую к саням, уже представляя, как будет украшать ее дома. Затем папа купил молоко и другие продукты, и они пошли к мяснику Мартину за кроликом.

У мясной лавки собралась толпа.

– Ах, господин Дюбуа! Вы как раз вовремя, – схватила за рукав папу Эвана прачка Доминик. – Там Вампиршу убили!

– Что? – переспросил тот. – Убили Фриду Гиенхайм?

– Да! Ее слуга говорит, что ей прям кол в сердце воткнули! Вот так. – При этом Доминик сделала вид, будто замахивается и ударяет. – Теперь не пить ей чужой кровушки!

Фрида Гиенхайм была бездетной вдовой швейцарского часовщика. Муж после смерти оставил ей состояние, которое позволяло жить так, как хотелось. А хотелось Фриде внимания и любви. Сильно она не гуляла, но с тех пор как женщину стали замечать в компании молодых людей, злые языки прозвали ее Вампиршей.

Толпа расступилась перед Полем Дюбуа, как перед большим кораблем. Слуга убитой стоял рядом с мясником Мартином и при виде полицейского опустил глаза.

– Господин Дюбуа, помилуйте моего сына! – пробасил Мартин. – Он никогда бы не смог никого убить!

Казалось, что об убийстве Фриды знала уже вся деревня, кроме самого Поля Дюбуа… Он обвел толпу негодующим взглядом и сказал слуге Вампирши:

– Пьер, пойдем, покажешь, что у вас там случилось. Доминик, вызовите сержанта в дом Гиенхаймов. А ты, Эван, – обратился он к сыну, – тащи елку и продукты домой. Сам справишься?

– Справлюсь, конечно! – Эван поправил упавшую на глаза шапку, взял у папы из рук веревку и потянул санки за собой к дому. Как взрослый.

Мужу Фриды обычно мешал шум, поэтому он построил свой дом на окраине Морбье. Со стороны улицы располагалась его лавка часовщика, а жилые комнаты выходили в сад, за которым открывался вид на горы.

– Пьер, что у вас случилось? Когда ты обнаружил труп? – спросил Дюбуа. Он уже начинал задыхаться от быстрой ходьбы.

– Около десяти, господин Дюбуа, – ответил старый слуга, поправляя шарф. – Госпожа Гиенхайм всегда просыпается рано. А тут я ее на завтрак звал – не ответила, потом еще раз стучал, когда принесли газету, – тоже тишина… Я уже места себе не находил, поэтому, когда к нам пришел брат госпожи, Анри, я решил открыть ее комнату своим ключом. Открываю, а она на полу в крови, бледная вся… А в груди дыра! – перекрестился дрожащей рукой Пьер.

– Ты почему сразу за мной не послал? – спросил Дюбуа.

– Я закричал. В комнату прибежал Анри и сразу набросился на Батиста…

– На какого Батиста? Она что, в комнате была не одна?

– Так на Батиста, сына Мартина… – показал жестом на рыночную площадь слуга. – Я побежал за вами… Перед церковью остановился перекреститься… Потом Мартина увидел, так все ему и рассказал… А потом вы подошли.

– Ты хочешь сказать, что оставил Анри с Батистом одних с трупом Фриды Гиенхайм? – заревел на слугу Дюбуа. – Вот идиот старый! Они же там сейчас все перевернут и, чего доброго, поубивают друг друга!

– Ах, простите, господин Дюбуа! – запричитал Пьер. – Я когда Фри… госпожу Гиенхайм увидел, совсем голову потерял. Анри Батиста связал, а я за вами припустил. Бедная Фрида! Теперь вот еще убираться… Была б Клэр, так помогла бы. Я без нее как без рук. Она и белье гладила, и снег с крыши убирала, и пол мела…

– Клэр? Официантка из кафе на рыночной площади? – спросил полицейский.

– Да, она раньше служанкой у госпожи Гиенхайм работала, а потом ушла. Вот теперь и мне на старости лет придется новый дом искать… А как я уйду? Я ведь у Фриды уже двадцать лет служу. Не знаю, оставит ли меня ее брат или того, прогонит…

Спальня Фриды находилась на первом этаже. В центре, повесив голову, сидел привязанный к стулу Батист. Кажется, у него была разбита губа. Анри стоял у кровати. В правой руке он держал пустую бутылку, а в левой – бокал с вином.

– Дюбуа… Полюбуйтесь, до чего людей доводят страсти… У этого юнца еще усы не отросли, а он уже прелюбодействует и убивает! – показал он на Батиста.

– Я ее не убивал! – закричал тот. – Не убивал, слышите?

При этом у парня на глазах выступили слезы.

Дюбуа молча заглянул за кровать, чтобы осмотреть труп. В комнате было холодно, а у окна блестела лужица воды.

– Когда вы вошли, окно было открыто? – спросил Дюбуа.

Первым ему ответил слуга:

– Да, госпожа Гиенхайм всегда вставала около семи и проветривала комнату. Особенно когда проводила ночь не одна…

– Да уж, свежий воздух и развлечения – самые восхитительные средства, которые знает медицина! Это я закрыл окно, иначе бы мы тут все окочурились от холода, – сказал Анри.

Дюбуа только вздохнул, снова открыл окно, осмотрел: следов взлома не было. В саду на снегу тоже не натоптано… Полицейский закрыл окно и повернулся к жертве.

Тело уже немолодой женщины лежало на полу. На Фриде были простая сорочка и халат, но одежда только подчеркивала ее природную красоту. В районе сердца зияла небольшая колотая рана. Голубые глаза жертвы были открыты и, казалось, с удивлением смотрели в потолок. Дюбуа присел и опустил ей правое нижнее веко: бурые пятна Лярше на глазном яблоке еще не появились. Значит, смерть наступила не более пяти часов назад. По полу растеклась кровь, однако брызг вокруг не было.

– Батист, выкладывай, – нарушил напряженное молчание Дюбуа. – Давно ты с ней… знаешься?

Анри Гиенхайм, услышав этот вопрос, презрительно фыркнул «Щенок!» и сел в кресло.

Батист поднял голову и с вызовом посмотрел на брата Фриды:

– Я ее любил! – горячо произнес он, а потом повернулся к полицейскому и продолжил: – Мы познакомились с Фридой, когда отец послал меня доставить ей кусок баранины. Она была такой… Такой мягкой и нежной…

– Кто, Фрида или баранина? – снова перебил юношу Анри.

– Помолчите! Дайте парню договорить! – повысил голос Дюбуа.

– Вам этого не понять, Анри. Вы бессердечны. Во Фриде вас интересовали только деньги! – выпалил Батист. – А я ее любил! Да, любил! И она меня тоже. Мы уже целый месяц встречаемся.

«Вампирша явно вскружила парню голову. Целый месяц они уже встречаются…» – подумал Дюбуа и сказал вслух:

– Батист, расскажи, что произошло вчера вечером.

– Я пришел к Фриде около девяти. Мы поужинали и выпили вина… – заговорил Батист.

– Вы ужинали здесь или в столовой?

– Мы ужинали здесь.

– Пьер, я не вижу ни тарелок, ни столовых приборов, вы их убрали? – обратился Дюбуа к слуге. – Можно на них взглянуть?

– Да, еще вчера убрал. Сейчас принесу, – отозвался Пьер. – Правда, я их уже помыл…

– Несите-несите. А ты продолжай, Батист.

– Так вот… Фрида угостила меня вином, а потом… Ну, мы…

– А потом она угостила паршивца своим телом! – закончил за Батиста Анри. – А он за это заколол ее! Мясник – он и есть мясник! Яблоко от яблони недалеко падает…

– Да не убивал я ее! Клянусь, не убивал! Мы провели эту ночь вместе. Мы спали…

– Хорошо, если ты спал, то слышал ли ночью какие-то звуки? – спросил Дюбуа.

– Нет… – Батист снова повесил голову. – Ничего не слышал. Я проснулся, только когда Пьер закричал.

Между тем в комнату вошел слуга. У него на подносе лежали тарелки и столовые приборы. Дюбуа их внимательно осмотрел. Ручки вилок были тупыми, а ножи – с закругленными концами, то есть предназначались для рыбы, а не для мяса. От них на теле не могло остаться такого широкого отверстия…

– Пьер, вы подтверждаете, что когда вы вошли, Батист только проснулся?

– Да, вроде того… Он на нее таращился, как сумасшедший, и все повторял ее имя. А потом прибежал Анри…

– Анри, вы что, допили вчерашнюю бутылку вина? – спросил Дюбуа, показывая на опустевший бокал в руке брата Фриды.

– Не пропадать же хорошему вину? – пожал плечами Анри. – Моя сестра разбиралась в таких вещах…

– Батист, кто вчера открыл эту бутылку? Где штопор?

– Я и открыл, а штопор положил в прикроватную тумбочку. Можете сами проверить, – ответил Батист.

Значит, бутылку открывали уже в постели… Дюбуа подошел к тумбочке и достал оттуда штопор. Пятен крови на нем не было. К тому же, штопором глубокий удар нанести невозможно…

В этот момент подоспел сержант. Дюбуа велел отвести Батиста в «скрипку», – арестантскую, которая находилась при мэрии, – а потом возвращаться с подмогой за телом. Сам же он продолжил разговор с братом Фриды.

– Анри, зачем вы сегодня приходили к госпоже Гиенхайм?

– А с каких это пор брат просто так не может прийти проведать свою сестру? – развел руками Анри.

– Бросьте валять дурака! Весь город в курсе, что вы не особенно жаловали Фриду и публично осуждали ее поведение.

– Да уж, веселенькая была вдова! – Анри поставил пустой бокал вина на стол и сцепил на колене пальцы. – Ладно, Дюбуа. На чистоту, так на чистоту. Мне нужны были деньги. Я хотел одолжить у Фриды небольшую сумму, чтобы закупить сыр в соседней деревне и перепродать его на рынке. Последняя партия моего морбье испортилась, а нынче все готовятся к Рождеству. Такой момент нельзя упускать. Вы же сами знаете, как это бывает…

– Тогда почему вы заранее у нее не попросили кредит?

– Так я просил! Вчера тоже к ней приходил, умолял помочь, а она только посмеялась надо мной. Сказала, что я сапожник без сапог, мол, варю сыр, а у самого за душой ни гроша… Так у меня же дети, а у нее после смерти мужа одни только тряпки и развлечения в голове. Из мужа всю кровь вытянула, так теперь на молодых перекинулась… Недаром ее Вампиршей-то прозвали!

– Выходит, после смерти госпожи Гиенхайм вы единственный наследник?

– Так я дома был всю ночь! Жена, дети, служанка – все могут подтвердить!

– А утром где вы были? – спросил Дюбуа.

– А утром позавтракал и пришел сюда…

Поль Дюбуа обыскал Анри, а когда вернулся сержант с солдатами, тоже отправил торговца сыром в «скрипку». Затем дом обыскали, но орудия убийства так и не нашли. Пьер все сокрушался по поводу смерти хозяйки и причитал, что потом ему придется убираться, а он уже старый человек… Соседка напротив сказала, что свет в доме вдовы горел до полуночи, а утром она ничего подозрительного не слышала и не видела.

Перед тем как отправиться в мэрию заполнять протокол, Дюбуа обошел дом, но ничего особенного не заметил. Ему никак не давала покоя мысль о том, чем убили вдову часовщика. Получается, что самый очевидный подозреваемый – это Батист, но орудия убийства они не нашли. Да и жалкий вид этого юнца не подтверждал данную версию. Дюбуа явно не хватало информации, поэтому по дороге домой он решил зайти поговорить с Клэр, бывшей служанкой Фриды.

Пятидесятилетняя Клэр встретила его с присущей официантке вежливостью, а на вопросы о Фриде и Анри подтвердила, что у брата с сестрой всегда были натянутые отношения. Брат завидовал не только богатству сестры, но и ее свободе. У Фриды ведь не было семейных обязательств… А сама Фрида презирала брата за мелочность и малодушие.

– А какие у нее были отношения с Пьером? – спросил Дюбуа, задержав взгляд на перчатках Клэр.

– Ах, не обращайте внимания, господин Дюбуа, с тех пор как я работаю в кафе, мне часто приходится мыть посуду, а от щелочи на руках высыпания… – смутилась Клэр. – Что вы спросили? Про Пьера? Пьер боготворил свою хозяйку и вечно на что-то надеялся. Даже когда она уже начала приводить к себе молодых людей.

– Клэр, а почему вы ушли от вдовы Гиенхайм? Разве она плохо с вами обращалась или мало платила?

– Нет, что вы! Она всегда была ко мне очень добра. Зря на нее люди наговаривают всякое. Ко мне она хорошо относилась. Просто я воспитываю одна троих детей, а старший сын год назад уехал в Швейцарию, чтобы устроиться подмастерьем в часовую мастерскую. В кафе мне обещали платить больше, да и чаевые клиенты оставляют. Вот я и решила перебраться сюда. Госпожа Гиенхайм и Пьер очень расстроились, но вошли в мое положение…

Между тем уже начинало смеркаться. Выходя из кафе, Поль Дюбуа посмотрел на белеющий вдали виадук. Его арки, разрезающие горизонт на две части, напомнили ему полоску плесени в сыре морбье. Здесь все любили этот сыр и настолько привыкли к нему привыкли, что уже не обращали внимания на исходящую от него вонь… Вот и от сегодняшнего убийства несло плесенью так же, как от морбье. Одним словом, гниль да и только.

На центральной площади за спиной полицейского выросла тень. Дюбуа обернулся и с облегчением увидел, что за ним стоял мясник Мартин, отец Батиста.

– Господин Дюбуа, помилуйте моего сына! – Мартин, обычно такой важный, сегодня, казалось, дрожал от холода, как уличный пес. – Он мой старший. Похоже, Вампирша его совратила… Но он не убивал! Он просто не мог этого сделать! Вот, возьмите, это вам, в знак моего уважения и признательности! – Мартин протянул полицейскому тряпицу, из которой торчали старые банкноты.

– Мартин, убери это, – отвел его руку Дюбуа. – Ну что ты, в самом деле? Суда ведь еще не было, а твой сын – только один из подозреваемых. Почему ты говоришь, что он не мог этого сделать? Похоже, мальчик был по уши влюблен, а на почве ревности чего только не сделаешь.

– Нет. Мне сказали, что вдову закололи, а Батист всю жизнь от крови нос воротит. Я же мясник. Вы только представьте, как я с ним намучился! Второй сын во всем мне помощник, а Батист только книжечки всю жизнь читает, меня стесняется… Он даже не знает, как мясо забить в говяжью кишку, а уж в сердце попасть, да еще и ножом… В общем, не сын, а тьфу!

– Мартин, а ты знал об их шашнях с Фридой? – спросил Дюбуа.

– Да не знал я! Думал, что он к соседке бегал. Если б знал, надрал бы ему уши! Сначала сын Клэр из-за этой Вампирши уехал, а теперь она хотела и моему сыну сердце разбить! Хорошо, что сдохла! Господи, прости!

– Так ты говоришь, что сын Клэр тоже встречался с Фридой?

– Да. Она ему голову вскружила и бросила. Тот потом чуть руки на себя не наложил, а через неделю и вовсе сбежал, оставил мать с сестрами одну…

Вечером Поль Дюбуа грелся у камина и смотрел, как Эван наряжал елку. Сын подошел к процессу очень серьезно: отмерял ленточки по длине стола, аккуратно подвязывал игрушки и конфеты к колючим лапам дерева, постоянно отходил и смотрел, чтобы проверить, как все выглядит издалека. В конце мальчик с довольным видом сел на кровать и съел заслуженный пряник. Потом полюбовался еще раз своей елкой, взял в руки деревянный лук и попросил маму рассказать сказку про Вильгельма Телля.

– Я расскажу тебе сказку, в которой один человек прогнал страх и зажег огонь в сердцах людей, – начала историю жена. – Это сказка об отваге и справедливости, ведь одно без другого не существует…

Слова ее текли, как горные реки, и успокаивали, как озерная гладь. Речь шла об искусном швейцарском стрелке, которому приказали стрелять из арбалета по яблоку со ста шагов. Только вот беда – яблоко было поставлено на голову его старшего сына. Однако не дрогнула рука рыжего Вильгельма. Сын выжил, а горец стал символом независимости Швейцарии…

Эван заснул, крепко прижимая к себе свой лук, а Полю Дюбуа в эту ночь не спалось. Он думал о том, что если влюбленный сын мясника действительно не убивал Фриду, то ее могли убить выстрелом через окно. Из арбалета… Только вот чем? В сердце Вампирши не было ни колов, ни стрел…

На следующее утро Дюбуа снова пошел к Клэр, чтобы расспросить про ее сына. Эван увязался за папой. Несмотря на солнце, на улице было очень холодно, но он гордо нес свой лук и играл в Вильгельма Телля.

– А Клэр сегодня не работает, – сказал хозяин кафе. – Ее позвал слуга госпожи Гиенхайм, чтобы она помогла убрать дом после того… Ну, после вчерашнего…

Полицейский нахмурился:

– Ясно. Жак, скажите, с тех пор как Клэр у вас работает, она получала новости о сыне?

– А откуда вы знаете? Я ведь никому ничего не говорил…

– Что?! Что знаю?

Жак отвел глаза в сторону – отнекиваться уже было поздно.

– Месяц назад Клэр получила весточку из Женевы, что ее сын умер от пневмонии. Она никому об этом не рассказывала, но я видел, как ее глаза опухли от слез. Не мог же я отправить ее обслуживать столики в таком виде! Отпустил домой, но перед этим заставил показать мне письмо. Она взяла с меня слово, что я никому об этом не скажу, но вы же из полиции…

– Спасибо, Жак. Вы очень помогли, – успокоил хозяина кафе Дюбуа. – Скажите, а что за высыпания у Клэр на руках?

– Какие высыпания? – удивился Жак. – Она пальцы дверью прищемила, а высыпаний у нее никаких нет.

– Какие пальцы она прищемила? Указательный и средний?

– Да, а как вы…

Дальше Дюбуа больше не стал слушать. Надо было торопиться. Выходя из кафе, он посмотрел на сына, который натягивал тетиву своего лука указательным и средним пальцем, и крикнул ему, чтобы тот возвращался к маме. Сам полицейский пошел к дому Вампирши. Чем же она стреляла? Чем?

Дюбуа перешел на бег и остановился только у дома Фриды. Огляделся. Что-то в нем было не так. Полицейский посмотрел на соседние дома, а потом снова на дом Вампирши… Вот оно! На доме не было ни одной сосульки. Пьер говорил, что снег с крыши раньше убирала Клэр… Значит, вот чем она зарядила свой арбалет! Заостренной сосулькой! А когда та вошла в тело, то растаяла, и никаких тебе следов орудия убийства…

Тем временем входная дверь отворилась, из дома с большой сумкой вышла Клэр. Их взгляды встретились. Клэр неловко кивнула, повернулась и собралась было уходить, однако Дюбуа рявкнул «Стоять!» – и Клэр застыла на пороге.

– Вы пришли меня арестовать, Дюбуа? – медленно проговорила она.

– Да, за убийство Фриды Гиенхайм.

Клэр быстро повернулась к двери. Дюбуа бросился к ней, но женщина вытащила из сумки ручной арбалет и направила ему в грудь. На этот раз оружие было заряжено настоящей стрелой, а не сосулькой. Дюбуа замер. До Клэр ему оставалось еще три метра.

– Вампирша украла у меня сына, Дюбуа… – сказала Клэр и сделала шаг вперед. – Он взял все мои сбережения и уехал в Швейцарию учиться на часовщика. Хотел стать таким же богатым, как когда-то старый Гиенхайм. Но не успел… А Фрида только смеялась… Я оказала вам услугу, Дюбуа! Вам не арестовывать меня нужно, а благодарить, что я освободила нашу деревню от этой заразы! Прочь с дороги, иначе я проколю ваш жирный живот! – До полицейского ей оставалось уже полтора метра.

Тут справа раздался свист, и Клэр что-то кольнуло в бок. Женщина вздрогнула и опустила голову. На земле лежала игрушечная деревянная стрела… Дюбуа выбил у Клэр арбалет и повалил ее на снег. Подбежавший Эван закричал:

– Ты не убьешь моего папу! Он под моей защитой!

Накануне Рождества жена Поля Дюбуа суетилась на кухне. На столе в гостиной уже стояла супница, в тарелках лежали хлеб и ветчина, а из кастрюли на весь дом ароматно пахло расплавленным сыром морбье. Эван набил ватой старый фантик от шоколадной конфеты, подвязал его на ниточку и играл с кошкой. Дюбуа поднимался из подвала с бутылкой вина, когда к ним кто-то постучался. Полицейский открыл. На пороге стоял Мартин, а за ним Батист, при этом у юноши в руках было большое блюдо, завернутое в полотенце.

– Господин Дюбуа, вот кролика вам принесли к рождественскому столу… – поклонился мясник.

– Мартин, ну что ты, не стоило…

– Спасибо, что сына моего спасли! Люблю его, олуха, больше всех… – сказал Мартин и громко выдохнул, чтобы справиться с нахлынувшими на него чувствами. – А он…

– Пап, ладно тебе! Я же сказал, что учителем стану, – попытался успокоить отца Батист.

– Эх ты!.. – Мартин прижал к себе сына и поцеловал его в лоб. – Учителем он станет! Вы слышали это, господин Дюбуа?.. У меня мясная лавка, а Батист учителем станет! Да становись ты хоть писателем! – плюнул в сердцах Мартин и пошел домой.

– С Рождеством вас, господин Дюбуа! – смущенно проговорил Батист и побежал за отцом.

– С Рождеством!.. И спасибо за кролика! – крикнул им вдогонку полицейский, и его усы снова разъехались в улыбке…