Юрий Темирбулат-Самойлов
Клин клином
Увы, в эйфории не способна была даже предположить эта бесподобная со всех сторон женщина, как она ошибалась. Всё могла Изольда Павлиновна допустить, но что такой ничтожный кандидатишка в её зятья Кирька «Бубен» (действительно, позорище, а не имя с фамилией), и так ловко вывернется из ситуации… нет, только не это.
А дочечка хороша! Вот она благодарность детская за то что лелеяли и холили её с рождения до совершеннолетия. И золотую медаль справили по окончании школы, кстати, окончание это устроив на год раньше других сверстников – с перескоком экстерном через предпоследний класс прямиком в выпускной, и поступление в престижный вуз вне всяких конкурсов. Жениха подходящего присмотрели и уже хорошенько обработали. Вернее, обработали его отца – председателя исполкома крупного района аж самой столицы СССР Москвы, а жениха просто умненько-расчётливо подвели к полной готовности просить руки красавицы Вики. А она, негодница такая-разэдакая, вон чего отчебучила – смешала походя благородную кровь избранников судьбы Счастливцевых с грубой чернорабочей кровью каких-то там завалящих Бубновых. Боже мо-о-ой!..
Ну ладно, оплошала кровиночка по девичьей непрактичности да по глупости, отдалась по родительскому недосмотру с бухты-барахты этому недостойному, но образумить-то её можно ещё! Не должна судьба дочери оказаться хуже, чем судьба её матери. Никак не должна. Иначе это было бы вопиющей несправедливостью, супротив всех законов правильного развития общества. Дать волю таким абсурдным случаям – так и до всеобщей апокалипсической неразберихи недалеко.
Нет, Господь всемилостив и такого безобразия в лице нищего, убогого и такого наглого в своих жениховских притязаниях при этом, хама из хамов «Бубна», которое похлеще любого апокалипсиса, вряд ли допустит. Всё у Счастливцевых просто обязано идти по разумному руслу. И мужчины Викторию должны окружать по жизни не менее яркие, чем всегда окружали и окружают до сих пор её мать – прекраснейшую по единодушному признанию великого множества бывших и нынешних кавалеров-ухажёров, совершенную во всех отношениях женщину-эталон. Не чета этому дыроштанному студенту-троешнику…
При этом в подобных рассуждениях почему-то начисто забывала Изольда Павлиновна, что сама она когда-то сознательно вышла замуж за заведомого «подкаблучника», слабака, все достоинства которого, по её глубокому убеждению, полностью умещались в незаслуженно полученную им в наследство от предков удивительно красивую по смыслу и благозвучную в произношении фамилию Счастливцев. Чтобы «сидел себе этот недотёпа на кухне, стряпал, мыл посуду и не мешал своей божественной супруге наслаждаться доступными не всякому смертному жизненными благами. Робко выпрашиваемого таким ничтожным муженьком второго ребёнка – мальчика, который мог бы потом продолжить род Счастливцевых, рожать она категорически отказалась. Вот ещё! Если бы хоть попородистей, более знатным, с какими-нибудь знаменитыми корнями суженный оказался – тогда бы ещё куда ни шло, можно и не одного дочке братика срожать…»
Однако дочь Изольды Павлиновны Вика со своим возлюбленным Кирюхой «Бубном», даже если б хоть краем уха и слышали сейчас её сокровенные мысли, вряд ли обратили бы (а зря, как покажет время…) на них внимание. Они созданы друг для друга – это ясно как божий день и даже не обсуждается! А главное, но это большой пока секрет для всех – у них будет ребёнок. Настоящий! Маленький агуагушка Кириллыч с богатым внутренним потенциалом отца и с талантами, унаследованными от красавицы-мамы! Лопотунчик-пискунчик! И мать Вики, став в счастливый момент рождения малыша бабушкой, сменит, наконец, гнев на милость. Это она пока, до поры до времени, ненавидит слово «бабушка» применимо к себе, а как только увидит родного внучоночка – оттает как миленькая…
***
Естественно (иначе и быть не могло), мозговой центр «Невьянской башни»2 принял единогласное решение выделить бойцу отряда Кириллу Бубнову денежный аванс в сумме, необходимой для более-менее пристойной подготовки к бракосочетанию. По выданным в ЗАГСе талонам были благополучно закуплены дефицитные золотые обручальные кольца самой интеллигентной, трёхмиллиметровой ширины, а не как у некоторых пошлых обывателей – чуть ли не во всю фалангу пальца. Кирилл пошил в ателье наимоднейший костюм: приталенный пиджак с широкими лацканами в строчку по периметру и с накладными, точно так же простроченными карманами, расклешённые от бедра брюки. А Вика и вообще выглядела великолепно в нежно розовом подвенечном платье, которое от примерки к примерке сидело на ней всё элегантнее.
Но этим не ограничилось. Официальная регистрация, она хоть и важный момент в смысле узаконения супружеских отношений, но ведь главное-то событие между записью акта гражданского состояния и первым шагом в законную супружескую спальню всё-таки – свадебное застолье. Какое бы оно ни было по богатству и размаху – по-царски пышное и торжественное, по-купечески изобильное или по-простецки скромное в трапезе, у русских оно всегда бесконечно весёлое, хотя почти всегда, увы, не без мордобоя. И криков «горько!» на русской свадьбе, пусть хоть сотни раз повторяемых всеми присутствующими кому не лень, никогда не бывает лишку.
И так же естественно весь месяц, остававшийся от момента принятия
благородного отрядного решения до регистрации брака Кирюхи и Вики (за баночку дефицитного индийского растворимого кофе работницы ЗАГСа вдвое сократили им обычный двухмесячный срок ожидания в очереди), актив «Невьянской башни» исподволь, по возможности соблюдая необходимую конспирацию, дабы преждевременно не привлекать излишнего (тёщиного – особенно!) внимания к мероприятию, добросовестно готовился к апофеозу всей этой гуманистской затеи – студенческой свадьбе.
Впрочем, актив наш недолго пребывал в узком кругу – очень скоро в «дело» вошли и два других стройотряда, работавшие в этом городе. И хоть отряды эти были с других факультетов, но студенческая солидарность выше таких мелких условных границ. Торжество, в конце концов, было подготовлено по высшему разряду.
Едва ли многим из сотни с лишним студентов, погулявших на этом необычном празднике любви, доводилось ранее сиживать за более полноценным свадебным столом. И красавицы-матрёшки в русских народных сарафанах с хлебом-солью навстречу торжественной процессии, и местные старушки-долгожительницы с преподнесённым ими новобрачной паре огромным домашней выпечки пирогом в форме спелёнутого младенца с соской-пустышкой во рту, и представители городских властей с вручением жениху Почётной грамоты, а невесте – конвертика с небольшим, но таким к месту сейчас приданым в денежной форме, и почти трезвый виртуоз-гармонист, соревнующийся в искусстве с суперсовременным вокально-инструментальным ансамблем из городского Дома культуры… всё это было самым настоящим, хотя и воспринималось как сказка.
И «горько!», «горько!», «горько!» без конца…
Мало кем замеченное в разгар пира исчезновение из застолья комиссара «Невьянской башни» Серёги Шпыня вместе с миловидной общительной женой закреплённого за отрядом прораба местного строительно-монтажного управления Парамошкина, и их так же почти незамеченное возвращение через час-полтора с сияющими от удовольствия воровато-виноватыми глазами и потными лицами вспомнятся студенческой братией лишь много лет спустя. На юбилейной встрече выпускников института кто-то, уже изрядно навеселе и, видимо, сопоставляя уровень душевности нынешнего застолья и того далёкого невьянского, задаст невинный вопрос: «А на какие всё же шиши осилилось тогда, в августе семьдесят восьмого, такое грандиозное гульбище? Ведь при денежных-то расчётах по окончании трудов наших тяжких в славном городе Невьянске ни отряд в целом, ни персонально молодожён Кирюха особой пустоты в своих карманах, помнится, не ощутили».
И только тогда экс-комиссар проболтается, наконец, о том, о чём все эти годы скромно молчали, свято блюдя только теперь потерявшую свою актуальность тайну как он сам, так и его нынешняя супруга – бывшая жена бывшего прораба, почему-то вдруг раз, и закрывшего отряду сразу после свадьбы явно завышенные в объёмах выполненных работ наряды.
«Не совсем красивая сделка? – наблюдая за реакцией бывших однокурсников, усмехнётся про себя нынешний прокурор одного из крупных российских городов Сергей Харитонович Шпынь. – А что же никто из вас, ребятушки, в конце того памятного августа не отказался хотя бы от малой части своего более высокого по сравнению с соседними стройотрядами заработка? С каким удовольствием пересчитывали вы свои полученные денежки! И с каким неодобрением, граничащим с брезгливостью, смотрите сейчас на меня. Эх, братцы-отрядцы… Ну и ладно. Тогда-то ведь никто ни о чём лишнем не задумывался. Всем было хорошо. А настоящие подвиги настоящих героев, тому в истории примеров тьма, далеко не всегда бывают справедливо оценены общественным мнением».
