Юрий Соколов
Посвящение
– Как разгорится, я дверь приоткрою.
– Зачем – дверь? Вон, окно волоковое – видишь, задвижкой закрыто. Его и открой…
Дальше всё было просто. По крайней мере так представлялось Сергею, когда он задумал историю. Ночной пожар от вылетевшей из печки искры. Двое усталых путников спят крепко. Катя – та вообще без задних ног. Отец просыпается, когда половина избушки уже объята огнём. Горит потолок, горит дверь, горят запасы хвороста в сенях; горит растекающийся из расплавленной пластмассовой канистры керосин. Печка в избушке дырявая, а крыша хорошая, и всё под ней сухое как трут. Нельзя потушить огонь, нельзя выйти, только и остаётся, как выхватить из спального мешка надышавшуюся дымом, испуганную Катю, и вытолкнуть её в узенькое волоковое окошко – высотой в четверть и шириной в две. Горит, горит на спине рубашка, горят нары, спальники, пол под ногами; а Катя, стоя босиком на снегу, с ужасом слушает доносящиеся изнутри удары топора, которым отец пытается расширить слишком узкое для него окно; и всё рвутся один за другим патроны. Пылают стены, трещат стропила, рушится крыша, летят во все стороны головни! Вокруг избушки быстро тает снег, лицо жжёт нестерпимым жаром, а спину холодит зимним ветерком…
А после Катя ещё долго будет сидеть у догорающих брёвен, понадеявшись, что зарево пожара заметят лесники или жители той деревни, откуда их подвёз тракторист. Да и как ещё согреться без одежды в конце октября? Когда она решится уйти, огня у неё не будет: спичек нет, а головню далеко не унесёшь. Но она встанет и пойдёт, когда ей станет слишком холодно даже лежа на слое остывающего пепла. А искать Катю начнут нескоро – тогда, когда мать в городе забеспокоится, что нет звонков. И те, кому надлежит оперативно реагировать, будут убеждать женщину, что её муж и дочь просто зашли туда, где не действует сотовая связь, и раскачаются только на второй день; а раздолбай Матюхин, которому следовало бы скоординировать действия частей МЧС и добровольческих поисковых групп, ничего толком не скоординирует, хоть и должен. А Катина тётушка позвонит через полстраны Катиной маме только затем, чтобы закатить скандал и обвинить сестру во всех смертных грехах; и мама попадёт в больницу с нервным расстройством…
И Катя собьётся с дороги, напуганная одиноким волком – покалеченным волком с перебитой капканом передней лапой, отощавшим и слабым, но всё ещё очень опасным. И единственное оружие, которое будет у девочки, это выкопанная из-под снега суковатая палка, потому что найденный на месте сгоревшей избушки ствол отцова «тройника» окажется слишком тяжёл для неё. И когда обезумевший от голода волк наконец бросится на Катю, она будет драться с ним и врежет ему палкой по самому чувствительному месту – по носу, а когда зверь повторит попытку, ей снова повезёт, и она врежет ему ещё раз. И этот матёрый волчина, сейчас еле живой от недоедания, а когда-то – смелый и безжалостный охотник, отскочит в сторону и заскулит как беспомощный щенок, которого двинули сапогом, чтоб не мешался на дороге. Но совсем он не отстанет и пойдёт по Катиным следам, дожидаясь момента, когда девочка умрёт. А Катя будет идти по зимнему лесу трое суток без остановки, потому что останавливаться нельзя, потому что тогда замерзнешь, и потому, что сзади идет волк.
Будь нож, она сделала бы себе из бересты обувь. Из бересты много что можно сделать, но отцов нож она так и не нашла, сколько ни рылась на пепелище, обжигая руки, а когда наткнулась на обгоревшие кости, перестала искать. Из одежды – только трико и футболка. Днём пригревало солнышко и становилось чуть теплее, снег начинал подтаивать. Ночью он застывал, покрываясь коркой, которая ломалась под ногами и резала ступни не хуже бритвы, – но кровь из них уже не текла.
На третьи сутки, когда стемнеет, Катя совершенно обессилеет и, раскопав толстый слой палой хвои под огромным кедром, зароется в неё, но в насквозь промёрзшем теле уже не найдётся ни единой калории тепла, чтобы согреться. И удивительно, что ещё бьётся в этом теле сердце и что вдруг потекли из глаз слёзы… И последнее, что увидит Катя, будет силуэт крадущегося к ней волка.
Всё было продумано – всё, но повествование замёрзло гораздо раньше главной героини, и Сергей не находил в себе сил, чтобы его оживить. Несколько дней он мучился, пытаясь продолжить, – писал и стирал написанное, потом бросил. Попробовал взяться за очередной детектив, но вышло ещё хуже. Дни складывались в недели, работа стояла. К концу второго месяца полного бездействия Сергей понял – убить Катю он не сможет.
Катя не хотела умирать. Она хотела жить, и он, её творец и бог её мира, ничего не мог с этим сделать.
