Юрий Самуилович Старобинец
Земная жизнь с пропиской в небе. Книга первая
Ирине от такой жизни с мужем легче не становилось, ей надоели бесконечные командировки, неустроенный быт, она не была готова к такой женской доле, и терпение кончалось. Отношения окончательно дали трещину после получения Андреем второго класса. Отец Иры предложил вернуться в училище инструктором, с предоставлением отдельной квартиры в центре города. Андрей категорически отказался, чем довел жену до истерики. Потом они помирились, объединила общая беда. В полку произошла катастрофа, где погибло 23 человека, в том числе товарищ и однокурсник Старова по училищу Сережа Югов. В православный праздник 7 января полк подняли по тревоге с началом крупных полковых учений в районе Витебска. Андрей впервые по тревоге проспал. На построении негласно передали, что тревога прозвучит в 5 утра, Андрей завел будильник на 4.30, встал, умылся, надел сапоги, и стал ждать. Тревоги не было ни в 5, ни в 5.30, ни в 6, она прозвучала в 6.10, когда Андрей заснул, лежа на краю кровати, прямо в сапогах. Его поднял только гул двигателей взлетающего самолета передовой команды полка во главе с первым заместителем командира полка Беленским, которая должна была обеспечить прием полка в Витебске. Андрей выскочил из дома и бегом, напрямую по полю, к самолету. Пока бежал, ругал себя, жену, что не услышала тревоги, посыльного, который не пришел, и представлял, какой нагоняй сейчас получит. Он вскочил в кабину и начал пробный запуск двигателей, когда все остальные уже выключили. После этого нашел командира эскадрильи и попытался объяснить причину опоздания, но тот только отмахнулся:
– Не до тебя, – и уехал в штаб.
Вскоре пришла команда «отбой», весь полк построили на плацу, где командир полка объявил, что самолет с передовой командой попал в сильное обледенение и упал в районе Витебска, экипаж героически пытался спасти самолет, выжило несколько человек. Из близких Андрею людей в нем находились Югов, летевший помощником руководителя полетов, и штурман полка из родного экипажа Старова Веремейчиков. Он летел пассажиром в качестве руководителя выброски на площадке десантирования. Падение началось с третьего разворота, когда в процессе отклонения штурвала по крену, штурвал неожиданно самопроизвольно подхватился в крайнее отклоненное положение, с возникновением прогрессирующего крена. Летчики с большими усилиями переложили управление элеронами в противоположную сторону, самолет медленно начинал выходить из крена, но штурвал подхватывался на полное отклонение в противоположную сторону. Из-за больших кренов и отсутствия подъемной силы самолет начал снижаться с вертикальной скоростью 15 метров в секунду. На высоте 20 метров летчики смогли на пару секунд вывести самолет в горизонтальный полет, но это уже не спасло, самолет ударился о землю в поле. От удара вывернуло шасси, хвост самолета отлетел, причем стрелок остался жив. Самолет полз по снегу, сметая все на своем пути, правой плоскостью снес опору ЛЭП, воткнулся в овраг и загорелся. Кабину летчиков смяло, там сразу все погибли. Евгений Иванович Веремейчиков очнулся в кабине сопровождающих в кромешной темноте, едкий дым не давал дышать, слышались стоны нескольких живых пассажиров. Отдельные вспышки искр, осветившие узкое искореженное пространство, ясно давали понять, что помощь прийти не успеет, в ближайшие минуты они задохнутся или сгорят заживо. Евгений Иванович интуитивно полз по кабине, ища свежий глоток воздуха. Неведомая сила заставила его вползти вверх, через остатки конструкции шасси, пробившие кабину. За ними в глубине он увидел белое пятно, это был снег, просматривавшийся через узкое отверстие в корпусе самолета.
– Все, кто жив, за мной, – из последних сил крикнул он в темноту и полез вниз к отверстию.
Острая боль отдавалась в переломанных ребрах и ноге. В отверстие пролезла только голова. Он голыми руками оторвал кусок дюралевой обшивки, зацепившуюся куртку, потом выяснилось, что в нормальных условиях этого сделать бы никто не смог. Евгений Иванович был весь в крови, вылез почти полностью, но висел вниз головой над снегом, его кто-то мертвой хваткой держал из кабины за ноги и не отпускал.
– Отпусти ноги, мать твою, помогу вылезти, – кричал он во все горло.
Отпустили не сразу, в шоковом состоянии трудно отпускать двигающегося спасителя. Неужели жив, подумал он, падая в снег. Раздетый, окровавленный, он помог на морозе выбраться из самолета еще четверым. Когда на место катастрофы прибыла первая наземная помощь, самолет полыхал огнем, больше спасти никого не удалось. Ужас в душе Старова, да и всего гарнизона стоял на похоронах экипажа Беленского. 23 закрытых гроба в тесном помещении клуба и тысячи рыдающих со всего города, идущие непрерывным потоком в течение нескольких часов. Какие слова утешения, стоя у гроба, мог найти Андрей отцу своего товарища Сережи Югова, полковнику Академии им. Гагарина, потерявшего единственного сына. Ему одному разрешили вскрыть гроб и посмотреть, что осталось от сына. Сергей летел в кабине сопровождающих и сидел на месте, где должен был остаться в живых, но в момент падения встал в проем кабины экипажа со словами «что-то летчики раскачали самолет, сейчас посмотрю». Отец узнал сына по кистям руки, которые в точности повторяли его собственные. Он похоронил Сергея в подмосковном городке Монино. Теперь они лежат там всей семьей.
Причиной катастрофы стали аэродинамические особенности самолета АН-12, при нарастании льда на крыле и повышенном полетном весе нарушалось обтекание управляющих поверхностей элеронов, что приводило к потере управления по крену. Две подряд катастрофы в аэрофлоте по этим причинам произошли за год до этих событий, причем ни одному экипажу не удавалось вывести штурвал из первоначального подхвата рулей в одну сторону, от самолетов ничего не осталось, поэтому точную причину падения подтвердить не удалось. После исследования этих катастроф аэрофлот представил рекомендации по увеличению скорости полета по кругу и работе с механизацией крыла. По иронии судьбы заместитель командира полка Беленский сам лично проводил изучение этих рекомендаций с летным составом. В его интонации сквозил скепсис, мол, «у нас опыта таких полетов больше, мы с этим не сталкивались». Андрей сам внимательно слушал эту лекцию и не поверил ей, описанное явление «подхват элеронов» никогда в истории авиации не встречалось, казалось выдумкой и неправдоподобным явлением. Резолюция Главкома на Рекомендациях стояла: «Принять к сведению». После расшифровки самописца самолета экипажа Беленского стало понятно, что такое явление есть. Нагрузки на штурвале при выводе из крена превышали 150 кг, что не под силу даже двум пилотам и было чудом, что это первоначально удалось. В последний момент командир дал взлетный режим двигателей перед падением, для спасения не хватило лишь нескольких секунд. В полку долго работала комиссия Министерства обороны, Андрея в очередной раз подставили под удар, как перспективного летчика. Генерал на его примере выяснял, как усвоены причины катастрофы, в чем аэродинамическая особенность подхвата элеронов. Старов поплыл на аэродинамике весовой и аэродинамической компенсации, при рассмотрении конструкции элерона. Эти понятия не давалась пониманию, что показалось Андрею несмываемым позором. Он разозлился на себя, изучил все досконально и дал себе слово больше никогда не попадать в такое неловкое положение.
Жизнь продолжалась, была изменена инструкция по пилотированию АН-12, приняты рекомендации, предложенные гражданской авиацией с еще большей страховкой. Командира полка, фронтовика, отправили на пенсию, после катастроф всегда находили много недостатков. Заместителя комполка по летной подготовке поставили командовать полком, карьерная цепочка сдвинулась. Старова назначили командиром корабля. За одного битого двух небитых дают, подумал Андрей. Судьба наказывала его за проспавшую тревогу сама. Его поставили ретранслятором, как не подготовленного к полетам в боевых порядках полка. Теперь по каждой тревоге, которые случались 2-3 раза в месяц, он взлетал в полку первым, через 45 минут после сигнала тревоги, для ретрансляции команд вышестоящего штаба. Почти всегда, от времени взлета ретранслятора зависела оценка боеготовности полка в целом. Никого не интересовало, что один член экипажа повез ребенка в садик или ушел в кино или живет в городе, в 5 км от аэродрома. Андрей рассчитывал только на себя и свой экипаж, разработал цепочки оповещения, используя даже телефоны соседей, кто кого подстраховывает в быту и на технике. Экипаж всегда справлялся, что способствовало росту его авторитета.
– Андрей, это ты пришел? Бегом в штаб, к тебе уже дважды посыльный приходил, – сообщила соседка.
Заместитель командира полка встретил его хмуро:
– Где ты шляешься по утрам, когда отдыхать нужно? – и не дожидаясь окончания лепета о занятии спортом, сразу перешел к делу:
– Утром прилетел генерал, перечеркнул всю плановую таблицу, теперь мы пытаемся ее слепить. Слушай и запоминай, твою проверку на класс сдвинули в самый конец плановой таблицы. Минимум погоды обещают, причем днем отлетаешь, как планировалось. Ночью будешь ждать, когда освободится генерал, полетишь на боевое применение и минимум погоды в одном полете. Комдива подвезут на газике прямо к самолету. Все члены экипажа должны быть в кожаных куртках. И последнее, засчитают тебе проверку или нет, но утром в 9 часов, чтоб летная книжка была расписана, полетные листы и заверенные к ним копии готовы. Иди, все это делай, на предполетных указаниях доведу изменения до всего летного состава.
Старов до обеда делал полетные листы и копии, искал 3 кожаные куртки у друзей на одни полеты. У членов экипажа их просто не было, склады пустые. Нервозность на полетах чувствовалась с самого начала проверки. Офицеры управления дивизии находились во всех службах, выискивая недостатки. Летный состав, лез в плановую таблицу для уточнения очередности выруливания, метеоролог невнятно мямлил про минимум погоды, хотя реально нижний край облаков был метров 300. Лишь новый командир полка Ефимов в своей неторопливой спокойной манере довел меры безопасности и чуть остудил нервы. Дневные полеты прошли по простому варианту, к ночи заморосил дождь, перешли на второй вариант при минимуме погоды, что и требовалось для сдачи на класс. Андрей выполнил свой дневной маршрутный полет, ночью ждал вылета на стоянке. Он сидел в кресле пилота и слушал голос генерала по радиосвязи, чтобы определить, где тот находится. В воздухе было около 20 самолетов, район аэродрома переполнен. Руководитель полетов постоянно протягивал экипажам третий разворот, делая разрыв для взлета очередников, сплошной гул двигателей не давал спать не только гарнизону, но и всему городу. Голос генерала Андрей потерял, пошло что-то не так. Время вышло, на запрос Старова, руководитель полетов приказал ждать и быть на связи. Андрею ничего не оставалось, как запустить вспомогательную силовую установку, посадить весь экипаж на рабочие места и ждать. Волнение усилилось, строить экипаж в темноте, с включенной ВСУ, не было смысла из-за шума. С генералом он еще ни разу не летал, поэтому его реакцию на такое решение было предсказать сложно. В кабину вбежал наземный техник:
– Там газик подъехал, вышел кто-то в куртке и страшно ругается.
Андрей соскочил с кресла, на ходу одевая шапку.
– Товарищ генерал, старший лейтенант Старов к полету готов, – доложил Андрей, стараясь перекричать работающее ВСУ.
Генерал махнул рукой и полез в самолет. На протяжении всего руления генерал жестко и назидательно рассказывал, какой это бездарный экипаж, все это время не замечающий прибывшего командира дивизии:
– Почему не горит лампочка нейтрального положения триммера? Спали тут в креслах, вместо того, чтобы готовить самолет к полетам.
Экипаж триммером не пользовался, и в первом полете лампочка горела. Генерал сам передвигал нажимной выключатель, но лампочка не загоралась, взлетать было нельзя, неизвестно в какое положение триммер реально загнан. После такой нервозности Андрей с трудом сообразил и спокойно приказал борттехнику по АДО заменить лампочку. После замены генерал немного успокоился, оставляя остаток кипевшей энергии для полета. Предстоял полутора– часовой маршрут, Андрей подсознательно вспомнил слова своего инструктора Остудина:
– Забудь, кто сидит у тебя на правом сидении, полковник или лейтенант, и каждому доказывай, что ты летаешь лучше, чем он.
Андрея охватила какая-то внутренняя злость, его команды в экипаже стали отрывистыми и четкими, в том числе, генералу:
– Запросить взлет.
Самолет оторвался от земли и сразу вошел в облака.
– Шасси убрать, закрылки убрать, запросить эшелон 2700, – спокойно командовал Старов.
Левая рука Андрея лежала на рычагах двигателей, вторая управляла самолетом, скорость – 450, вертикальная -10, стрелки приборов замерли, как приклеенные. Подходит заданный эшелон, Командир корабля плавно, осторожно уменьшает вертикальную скорость, одновременно снижая обороты двигателя. Эшелон занят, параметры выдержаны, экипаж изменения режима даже не почувствовал, сказывалась длительная тренировка. Генерал отвернулся от приборов и смотрел в окно, редкий выход самолета из облаков, открывал звездное небо. Он пробормотал по связи:
– Можешь включить автопилот.
Старов ответил, что понял. Однако автопилот не включил, его предупредили, что генерал не любит, когда командиры во время проверки летят на автопилоте.
– Первый поворотный пункт маршрута наблюдаю, удаление 20, – доложил штурман.
Генерал рассматривал карту, его рука потянулась к переговорному устройству:
– Первая вводная экипажу, Азимут 180, дальность 130 обнаружена батарея «Хок» противника.
Андрей взял свою карту и сразу начал отворачивать внутрь маршрута на 30 градусов, одновременно дав команду штурману рассчитать маневр обхода, за этим последовала вторая вводная, по которой маршрут срезался значительно. Андрей понял замысел инструктора срезать маршрут за счет вводных команд, таким образом ликвидировать опоздание по плановой таблице на взлете.
– Командир! – докладывал штурман, – после вводных выходим на цель на 6 минут раньше.
Старов лихорадочно думал, что делать, спрашивать разрешение на изменение времени у генерала бесполезно, судя по его реакции. Он принял решение и доложил руководителю полетов и руководителю выброски об изменении времени цели. Вышли на боевой путь, в грузовой кабине – 2 парашютиста из десантной группы полка, при сдаче на класс допускается только реальная выброска. За них было страшно, они прыгали в облаках, в дождь, ночью. Удаление 15, десанту приготовиться, проходят команды, штурман докладывает:
– Цель не вижу, – его голос дрожит от волнения.
– Цель сейчас появится, – с уверенностью сообщает в экипаж Старов.
–Удаление 5, открываю грузолюк, вижу цель, командир, влево 5, – радостно докладывает штурман,
– Удаление 2, внимание! Пошел!
Десант покинул самолет, идут доклады в экипаже. Руководитель полетов докладывает погоду на посадке, нижний край облаков – 150, видимость – 1,5 км, слабый дождь. Андрей успокоился, для таких условий он подготовлен, осталось хорошо посадить. Прошли дальний привод, проблесковые огни подхода Андрей уже видел, шли точно, подошли к полосе чуть ниже, падение скорости чуть больше, Старов поставил двигатели на малый газ, не убирая внутренние РУД за проходную защелку и плавно стал подводить самолет к посадочной полосе.
– Убирай! – не выдержал генерал.
Его рука потянулась к рычагам управления двигателями, но Андрей их зажал, не давая убрать. В это время произошло мягкое, еле слышное касание полосы. Посадка была идеальная, такой у него не получалось даже в самостоятельных полетах. В конце пробега Андрей в радостном состоянии духа доложил по внутренней связи:
– Товарищ генерал, разрешите получить замечания.
Генерал раздумывал, такого хорошего по качеству полета он не наблюдал даже у опытных экипажей. Что это – талант, стечение обстоятельств или случайность?
– 329-й , на стоянку, вы последние, вас уже встречают, – доложил руководитель полетов.
Генерал нажал кнопку радио и сообщил, что 329-й полетит еще на один круг. На попытки возражения РП, что время полетов кончилось, он зло рявкнул:
– Так запросите зону управления и продлите полеты.
Пока рулили на исполнительный старт, генерал взялся за Старова:
– Почему вы самовольно изменили время цели? В такую простую погоду и дурак сядет, – продолжал он, – сейчас проверю, чему тут учат в этом полку.
Оправдываться было бессмысленно. Шторку, закрывающую визуальную видимость впереди полета, инструктор закрыл на взлете уже в конце полосы, перед отрывом. Нервозность генерала не вывела Старова из равновесия, однако влияла на экипаж. Было предчувствие чего-то нехорошего, борттехник с опозданием реагировал на команды, штурман прозевал четвертый разворот, Андрей вышел на посадочный курс правее 500 м. Генерал отключил курсоглиссадную систему и доложил РП о заходе по приводным радиостанциям. Помощник РП стал давать удаление и боковое уклонение через каждых 2 км, вмещался генерал, 329-й под контролем, боковое не давать.
– Удаление – 3, правее – 10, дождь усилился, – не выдержал руководитель полетов.
Андрей вцепился в приборы, ожидая открытия шторки. Ближний привод, высота – 60 м, доложил высоту принятия решения штурман. Боковым зрением Андрей глянул на генерала, тот отвлекся от приборов и искал глазами полосу.
– Шторку! – закричал по внутренней связи Старов.
Инструктор лихорадочно шарил рукой, ища рычаг, затем открыл. Самолет находился над левыми огнями полосы, очень высоко. Андрей, увидев посадочную полосу справа, машинально убрал внутренние двигатели за проходную защелку, с креном около 10 начал разворот к центру полосы.
– На второй круг, – в сердцах крикнул генерал, уже сам понимая, что поздно.
Отрицательная тяга внутренних двигателей делала свое опасное дело. Самолет быстро приближался к земле со значительным боковым скольжением. Полоса уходила из-под самолета влево. Пилоты энергично двигали органы управления: штурвал на себя, крен в противоположную сторону, ногу по сносу. Генерал вцепился в штурвал и действовал синхронно с Андреем. Самолет замер и плюхнулся у правого края полосы, с небольшим боковым ударом. Скрежет шин, медленное смещение к оси ВПП и тихий шепот борттехника:
– Слава советским сталеварам.
Рубашки под куртками обоих летчиков были мокрыми, пот стекал каплями. Андрей смахнул рукавом с носа пот и спросил замечания за полет. Генерал молчал и после второго доклада, также молча вышел из самолета и сел в газик. Андрей со штурманом медленно пошли к штабу, под дождем по рулежной дорожке. Все машины давно ушли, была половина третьего ночи. Андрей подумал, что сдачу на класс ему не засчитают, штурман переживал за командира. В штабе уже никого не было, сон тоже не шел, сказалось перевозбуждение, снимать же стресс алкоголем Андрея отучил первый самостоятельный вылет на самолете в училище. Тогда он, непьющий, получил сильнейшее алкогольное отравление под эмоциональным влиянием «опытных» товарищей.
А генерал сидел в бане с командиром полка, одну бутылку водки они уже выпили и начали вторую, однако влияния алкоголя он не чувствовал. Посещение бани он спланировал заранее, чтобы усыпить бдительность командования полка. О предстоящем подъеме по тревоге не знали даже офицеры дивизии, прибывшие с ним, чтобы не было случайной утечки информации. Командному пункту дивизии уже были поставлены задачи на подъем утром следующего дня полка по тревоге. Раньше на практике такая проверка не допускалась. Документы разрешали полеты только через 12 часов после плановых полетов. Командир дивизии был очень недоволен положением дел в этом полку – холод в домах и гостинице, аэродром в безобразном состоянии, форма одежды не соблюдается. После ухода фронтовика новый командир полка казался ему интеллигентом, ослабившим жесткую хватку поддержания порядка, ведущим полк к недопустимым вольностям. Генерал планировал всколыхнуть это болото, а дальше решать, кого менять – командира полка, комбата или обоих вместе. Последний полет с молодым командиром корабля Старовым изменил многое. Он почувствовал в этом старшем лейтенанте силу, профессиональную злость и уверенность, которую редко можно воспитать без традиций, хорошо подготовленного инструкторского состава. Появились сомнения, может, рано все ломать, ведь летная подготовка – это основа, на которой легче нарастить все остальное. Полковник Ефимов провожал генерала до гостиницы пешком, на прощание тот посоветовал командиру заглянуть в штаб, до подъема оставалось 30 минут. Генерал из гостиничного номера по телефону дал указание начальнику штаба передовые команды в воздух не поднимать, вручить боевое распоряжение, а его разбудить на заслушивание решения комполка, через 3 часа после сигнала. Командир полка намек заглянуть в штаб сразу понял, опьянение, усталость летного дня прошли мгновенно. Он вбежал к дежурному по полку и дал сигнал сбора руководящего состава по списку №1. Гарнизон спал тихо, только опытный глаз мог заметить, как вспыхивают освещенные окна немногих квартир. В организации подготовки полка к боевым действиям было выиграно благодаря слабости генерала 15 очень важных минут.
Сигнал тревоги для Андрея и всего летного состава прозвучал неожиданно, после ночных полетов никогда учебных тревог не было, значит, тревога боевая, подумали многие. Сбор экипажей, подготовка техники шли в каком– то особом, тревожном режиме, что способствовало порядку и слаженности. Андрей прибежал на площадку сбора одним из первых. Транспорта не было, батальон обеспечения проспал. Он бегом, через поле подбежал к самолету, три члена экипажа уже стягивали чехлы, Андрей вскочил в кабину и запросил запуск, его разрешили. Не было двоих членов экипажа. Убедившись в их оповещении, командир, получив от руководителя полетов подтверждение, начал запуск двигателей. Правый летчик первым увидел бегущего по полю штурмана. Подберем по ходу, размышлял Старов, начиная руление. Короткая остановка на бетонной магистрали, и штурман пролазит через аварийный люк, прокричав в кабину:
– СРО (код ответчика ПВО) «пятерка», секретчика долго не было, – оправдался он за опоздание.
– 329-й, взлет разрешаю, зона ожидания, эшелон 6000 метров, – прошла команда руководителя полетов.
Самолет Старова пробил облака и вышел в яркое солнечное освещение, воздух был плотный, самолет набирал высоту, как орел, раскинувший крылья для наслаждения полетом. Теперь вся нагрузка ложилась на радиста, начавшего быстро стучать на ключе и передавать команды по закрытой связи. В радисте Андрей не сомневался, он считался одним из лучших в полку.
Командира дивизии разбудил телефонный звонок. Докладывал его начальник штаба:
– Полк приведен к боевой готовности согласно вашему распоряжению, взлет ретранслятора зафиксирован в 6.44, передовые команды остановлены, готовы к выруливанию, ждем дальнейших указаний.
– Передовые команды остановить на предварительном старте. Пошлите своих офицеров, пусть проверят документы и состав, вывернут все наизнанку. Отключить всю телефонную связь, последнюю вводную по решению командира передать через ретранслятор по кодовой связи. Газик к гостинице – через 10 минут, заслушивание командира в 9.00, – быстро отдал распоряжения генерал.
Командный пункт гудел, как переполненный улей. Небольшой подземный бетонный бункер, скрытый на окраине аэродрома, не вмещал такого количества людей – кроме своих офицеров, было много проверяющих. Подготовлена карта полета с нанесенной боевой обстановкой и маршрутом, на нее продолжалось внесение некоторых пропущенных деталей, шло поочередное заслушивание начальников служб по обеспечению боевых действий. В этот момент на аэродроме объявлен режим химической тревоги, подготовка самолетов продолжалась в средствах защиты. Самолеты готовились к выходу из-под удара всем составом полка, с вылетом на запасной аэродром. Генерал вошел на командный пункт, выгнал всех посторонних и начал заслушивание. Комполка держался уверенно, докладывал точно, казалось, что прошедшая бессонная ночь и баня на нем не сказались. Молодец, подумал генерал, держится уверенно. Он оглядел остальных офицеров. По их уставшим лицам, отсутствующим взглядам и полуопущенным глаза, он понял, что нужно делать.
– Достаточно, товарищ полковник, – остановил он командира.
– Объявляю вводную: командир полка выведен из строя, заместитель, продолжайте доклад.
Вводная задача оказалась неожиданной, в детали боевой задачи новый заместитель комполка не вникал. Вчера после полетов они с инженером выпили немного спирту, расслабились, пока генерал парился. Сейчас ему было очень тяжело, начальники служб помогали, как могли, но всем было видно, что по основной задаче он плывет, деталей не знает. 20 минут на подготовку, коротко объявил генерал – позорить нового заместителя, прибывшего из Академии, в его планы не входило. Комдив прошел в отдельную комнату и поднял телефон закрытой связи. Он коротко доложил командующему военно-транспортной авиации о результатах своей работы в полку, но тот прервал его коротким вопросом:
– Сколько можешь поднять самолетов на перевозку войск от дивизии?
– Больше 40 не смогу, у меня Витебский полк на переучивании ИЛ-76, часть экипажей на специальных заданиях.
– Прекращай проверку, к обеду возвращайся в Витебск, задачу получишь в ближайший час, этот полк готовь к вылету на завтра, – коротко дал команду командующий.
Генерал подозвал свого начальника штаба и отдал короткие распоряжения:
– Закончить заслушивание самому, учебную задачу снять после заслушивания решения, летный состав в класс на подготовку, самолеты на предварительную подготовку к вылету на завтра. Управление дивизии вылетает в 14.00, разбор тревоги проведем позже, к 12.00 соберите офицеров управления дивизии.
Учебная тревога плавно перерастала в реальную задачу. В штабе полка под перевозку войск уже формировали очередность, пошли первые команды по новой задаче и оборудованию самолетов, а полк по инерции продолжал отрабатывать учебные вводные. Заместитель комполка по инженерной службе не выдержал, ворвался в кабинет командира и, увидев генерала, не смущаясь, произнес:
– Товарищ генерал, невозможно готовить самолеты по двум вариантам, инженеры дивизии требуют одно, с командного пункта идут другие команды. Нельзя же так, люди и так вторые сутки на ногах.
Комдив понял, что оповестить всех офицеров дивизии по всему периметру аэродрома сложно, поэтому поблагодарил инженера за смелость, дал команду сообщить открытым текстом по всем телефонам о прекращении тревоги. Летный состав уже прибыл в учебные классы на подготовку, когда генерал вспомнил о Старове:
– Где этот камикадзе, который меня чуть не убил на посадке? Он думает нести летную книжку или без класса хочет остаться?
Послали посыльного, тот пришел ни с чем, найти Старова не могут, никто его не видел. Только руководитель полетов, вошедший в штаб, остановил эту суету. Он сообщил, что ретранслятор произвел посадку только 10 минут назад. Андрея привезли в штаб на командирском газике. Генерал, глядя на бодро вошедшего командира корабля, ехидно выговорил:
– Что! Отоспался в воздухе, пока мы тут трудились? Какая оценка в объективном контроле стоит за вторую вчерашнюю посадку?
– Хорошо, – сообщил, потупившись, Андрей и быстро добавил:
– Им ночью, в дождь, с КДП ничего было не видно.
Комдив ставил оценки в летной книжке Старова быстро, по каждому расписанному элементу, его ручка задержалась на слове «посадка», где он медленно, жирно поставил «отлично». Удивлен был даже командир полка: таких оценок от комдива не получал никто, во всяком случае, он не видел.
– А где полетные листы? – спросил генерал Старова.
– Я не подготовил, товарищ генерал, вчера после полетов хронометраж уже был закрыт, а сегодня – 30 минут, как приземлился.
– Хорошо Старов, иди на подготовку, полетные листы привезешь к разбору на следующей неделе, – спокойно сказал генерал, уже обращаясь к комполка.
В реальной задаче Андрея не задействовали, ему предстояло в течение двух дней оформить представление на класс и сходить в наряд. В воскресенье он почувствовал, как груз служебных проблем спал, взял удочку и направился на ту сторону реки к заводи, в надежде наловить первой весенней плотвы и отдать соседке. По пути прошел двух рыбаков, остановился, активного клева не было. Парень в бушлате, которого он видел с той стороны, стоял на своем привычном месте. Место было идеальное, течение, огибая заводь, создавало водовороты и обратный ток воды. На вопрос об уловах парень даже не обернулся, Андрей не обиделся, у каждого рыбака свои заскоки в голове, мешать ему он не собирался. Забросил удочку в 10 метрах от него и сразу поймал хорошую плотвичку. Насадил два красных вертящихся червяка, и снова поклевка не заставила себя ждать. Он вытащил еще пять, пока обратил внимание на соседа, у которого ничего не ловилось. В момент заброса успел заметить на крючке парня кусочек белого земляного червя, насаженного поперек и подумал: на такую наживку он ничего не поймает.
– Возьми пучок красных червей, на белых червей клевать не будет, – просто сказал он парню.
Тот обернулся, из-под глубокой шапочки на него смотрели злые зеленые глаза школьницы.
– Смотри лучше за своим поплавком, понаберут тут всяких сверхсрочников с советами, – буркнула она.
Было видно, что все в Андрее раздражало ее – старый заношенный комбинезон, порванная в нескольких местах старая летная куртка, а главное, наличие клева. Выпалив все это, девушка отвернулась и со всей силы махнула удилищем. Андрея хоть и удивило такое поведение, но не шокировало, хорошая защитная реакция, подумал он. 9-й класс, решил Андрей, не красавица с обыкновенным русским лицом и грозным взглядом. Груди под плотной одеждой почти не просматривалось. Не то, чтобы Андрей обиделся, он и сам понимал, что похож на сверхсрочника, ему просто хотелось спокойствия, поэтому он отошел от девчонки еще метров на 20. Место оказалось хуже предыдущего, но изредка клевало. Прошло не менее получаса, пока Андрей услышал крик о помощи. Он увидел ее растерянное лицо и прогнувшееся удилище в руках. Андрей положил свою удочку и бросился на помощь:
– Не тяни, сейчас оторвешь, – кричал он на ходу, – отходи назад.
Он увидел плавник крупного леща:
– Голову ему подними из воды, чтобы воздуху глотнул, – продолжал кричать он, подбегая по берегу к кромке воды.
Рыбачка, пятясь задом от воды, поскользнулась и упала в грязь. Удочку она не выпустила, а натянула леску со всей яростью. Лещ медленно начал выходить из воды на мелководье. Девушка, пытаясь подняться, упала во второй раз, леска лопнула. Андрея охватил азарт, он прыгнул в воду, преграждая путь отступления лещу и, подхватив обеими руками, с силой выбросил его на берег. Вода залила все сапоги, с рукавов куртки Андрея стекала вода, а успевшая вскочить на ноги девушка прижала к земле леща обеими руками. Лещ был небольшой, на 1,5 кг, но чувствовалось, что девушка нечего подобного раньше не ловила. Андрей подошел к рыбачке, отбросил подальше от берега пойманного леща и стал помогать ей очищать грязь с одежды. Потом сам сел на корень большого дерева, выброшенного половодьем, вылил из сапог воду.
