Ю. Б. Рипенко
Генерал Пядусов

Полная версия

Глава 2
Командир артиллерийского полка

«Мы просим, чтобы расстояние от Ленинграда до линии границы было бы семьдесят километров»

В связи с тем, что Иван Миронович – активный участник Советско-финляндской войны, вполне уместно рассмотреть причины возникновения этой войны.

К концу 1930-х годов возле северо-западных рубежей Советского Союза имелось явно недружественное нам государство. К началу 1939 года в Финляндии была построена с помощью немецких специалистов сеть военных аэродромов, способная принять в 10 раз больше самолётов, чем их имелось в финских военно-воздушных силах^[17]. Правительство Финляндии всячески демонстрировало свою готовность воевать против СССР как в альянсе с Германией и Японией, так и в союзе с Англией и Францией.

Видя приближение нового мирового конфликта, руководство СССР стремилось обезопасить границу возле второго по величине и значению города страны. Ещё в марте 1939 года советская дипломатия зондировала вопрос о передаче или сдаче в аренду ряда островов в Финском заливе, однако в Хельсинки ответили категорическим отказом^[18].

С началом Второй мировой войны потребности нашей обороны значительно возросли. Чтобы не дать флоту потенциального противника, будь то Германия или западные демократии, прорваться к Кронштадту, а затем и к Ленинграду, следовало перекрыть акваторию Финского залива артиллерийским огнём с обоих берегов. Эта задача эффективно решалась созданием двух оборонительных рубежей. Во-первых, непосредственно на подступах к Кронштадту. В дореволюционное время вход в так называемую Маркизову лужу прикрывался с юга фортом Красная Горка, а с севера – фортом Ино. Теперь Ино принадлежал Финляндии. Дальний же рубеж обороны имело смысл организовать у входа в Финский залив, получив для этого подходящие базы на северном и южном побережьях. Кроме того, необходимо было отодвинуть границу на суше, где она проходила всего лишь в 32 километрах от Ленинграда, делая возможным его обстрел дальнобойной артиллерией.

28 сентября 1939 года между СССР и Эстонией был заключён договор о взаимопомощи, в соответствии с которым на территорию этой маленькой, но гордой республики вводились советские войска численностью 25 тысяч человек. Советскому Союзу предоставлялось право на размещение гарнизонов и сооружение военно-морских баз в Палдиски и Хаапсалу, а также на островах Эзель (Сааремаа) и Даго (Хийумаа)^[19].

12 октября в Москве начались советско-финские переговоры. Советская сторона предложила заключить локальный договор о взаимопомощи в деле совместной обороны Финского залива. Затем разговор коснулся необходимости иметь военную базу на побережье Финляндии, в связи с чем был упомянут полуостров Ханко в качестве возможного места её дислокации.

Кроме того, Финляндию призвали уступить принадлежащую ей часть полуострова Рыбачий, ряд островов в Финском заливе и отодвинуть границу на Карельском перешейке.

В качестве компенсации Советский Союз предлагал гораздо большие по площади районы Восточной Карелии. Однако финские представители категорически отвергли идею заключения договора о взаимопомощи, а по поводу территориальных изменений сообщили, что Финляндия не может отказаться от неприкосновенности своей территории^[20].

14 октября переговоры были продолжены. Советская позиция оставалась неизменной. Во время переговоров Сталин сказал: «Никто из нас не виноват в том, что обстоятельства географического порядка таковы, как они есть. Мы должны иметь возможность перекрыть вход в Финский залив. Если бы фарватер, ведущий к Ленинграду, не проходил вдоль вашего побережья, у нас не было бы ни малейшей причины поднимать этот вопрос. Ваш меморандум односторонен и чересчур оптимистичен. Мы должны иметь в виду вероятность самого плохого развертывания событий. Царская Россия располагала крепостями Порккала и Найссаар с их двенадцатидюймовыми орудиями, а также военно-морской базой под Таллином. В то время врагу было невозможно пробить брешь в нашей обороне. Мы не претендуем ни на Порккала, ни на Найссаар, так как они расположены слишком близко к столицам Финляндии и Эстонии. С другой стороны, эффективный заслон может быть создан между Ханко и Палдиски.

В соответствии с законом морской стратегии этот проход в Финский залив может быть перекрыт перекрестным огнем батарей, находящихся на обоих берегах у входа в Финский залив. Ваш меморандум исходит из предположения, что враг не сможет проникнуть в Финский залив. Однако если вражеский флот уже находится в заливе, то залив не может быть защищен.

Вы спрашиваете, какая страна могла бы напасть на нас: Англия или Германия? Сейчас мы находимся в хороших отношениях с Германией, но в этом мире все может измениться. Юденич нападал на нас через Финский залив, позднее такую же атаку предпринимали британцы. Все это может случиться снова. Если вы боитесь предоставить нам базу на материке, мы можем прокопать канал через основание полуострова Ханко, и тогда наша база не будет находиться на материковой части Финляндии. При нынешнем раскладе сил как Англия, так и Германия могут послать крупные военно-морские силы в Финский залив. Я сомневаюсь, сможете ли вы противостоять нападению. Англия сейчас оказывает нажим на Швецию, чтобы та предоставила ей базы. Германия делает то же самое. Когда война между этими двумя странами закончится, флот страны-победителя войдет в залив.

Вы спрашиваете, зачем нам нужен Койвисто?^[21] Я скажу вам зачем. Я спросил Риббентропа, зачем Германия вступила в войну с Польшей. Он ответил: “Мы должны были отодвинуть польскую границу дальше от Берлина”. Перед войной расстояние от Познани до Берлина составляло около двухсот километров. Теперь граница отодвинута на триста километров к востоку. Мы просим, чтобы расстояние от Ленинграда до линии границы было бы семьдесят километров (выделено нами. – Авт.). Таковы наши минимальные требования, и вы не должны думать, что мы уменьшим их. Мы не можем передвинуть Ленинград, поэтому линия границы должна быть перенесена. Относительно Койвисто: вы должны иметь в виду, что, если там были бы установлены шестнадцатидюймовые орудия, они могли бы прекратить любое передвижение нашего флота на всей акватории залива. Мы просим 2700 квадратных километров и предлагаем взамен более 5500 квадратных километров. Какое государство поступало таким образом? Такого государства нет»^[22].

В ответ глава финской делегации Ю. Паасикиви заявил, что должен проконсультироваться с правительством. Тогда советская сторона представила свои предложения в форме письменного меморандума. Они сводились к тому, что Финляндия должна сдать в аренду полуостров Ханко для устройства морской базы с береговой артиллерийской обороной, могущей вместе с береговой артиллерией на другом берегу Финского залива у порта Палдиски перекрыть артиллерийским огнём проход в Финский залив, а также отодвинуть границу на Карельском перешейке и передать Советскому Союзу ряд островов в Финском заливе и западную часть полуострова Рыбачий. Общая площадь территорий, переходящих от Финляндии к СССР, составила бы 2761 квадратный километр, в качестве компенсации были предложены 5529 квадратных километров в Восточной Карелии возле Реболы и Поросозера^[23]. На следующий день финская делегация отбыла в Хельсинки.

Тем временем в финском руководстве возобладало сформулированное министром иностранных дел Э. Эркко мнение, что Советский Союз блефует и по отношению к нему надо проводить твёрдую линию. Ещё 12 октября в Финляндии были объявлены всеобщая мобилизация и эвакуация гражданского населения из крупных городов. Начались аресты членов левых общественных организаций, было запрещено издание ряда газет и журналов. 17 октября маршал Маннергейм назначается главнокомандующим. В состав финской делегации на переговорах был включён В. Таннер, занимавший в тот момент пост министра финансов, который должен был контролировать склонного к компромиссам Паасикиви^[24].

23 октября московские переговоры возобновились. В соответствии с полученными инструкциями представители Финляндии соглашались передать 5 островов в Финском заливе и отодвинуть на 10 километров границу на Карельском перешейке. По поводу сдачи в аренду Ханко последовал категорический отказ. В свою очередь советская сторона продолжала настаивать на создании на полуострове Ханко военно-морской базы, хотя и согласилась уменьшить численность её гарнизона с 5 до 4 тысяч человек. Кроме того, была высказана готовность несколько отодвинуть к востоку линию будущей границы на Карельском перешейке^[25].

Добиваясь получения военно-морской базы, советская сторона готова была пойти на любой устраивающий Финляндию вариант передачи нам полуострова Ханко, будь то аренда, продажа или обмен^[26]. Наконец, мы соглашались и на острова у его побережья. Как отмечает в своих мемуарах Маннергейм, «Советское правительство в свою очередь заявило, что может удовлетвориться группой островов Хестё – Бусё – Хермансё – Коё, расположенной восточнее мыса Ханко, а также упоминавшейся ранее якорной стоянкой в Лаппохья. Это была довольно значительная уступка, которая и в экономическом смысле была бы менее тяжёлой, чем передача Ханко, хотя и были бы потеряны важные батареи береговой артиллерии»^[27].

4 ноября финская делегация отправила в Хельсинки шифрованную телеграмму, в которой запрашивала у своего правительства согласие на передачу под советскую базу острова Юссарё и уступку СССР форта Ино на Карельском перешейке^[28] (http://militera.lib.ru/research/ pyhalov_i/06.html). Однако руководство Финляндии окончательно утратило чувство реальности. В ответной телеграмме от 8 ноября предписывалось отказаться от любых вариантов размещения советской базы на Ханко или каких-либо островах в его окрестностях. Уступка же Ино могла рассматриваться лишь при условии, что СССР откажется от своих требований по Ханко. Как пишет Таннер, «все мы были очень разочарованы полученными инструкциями. Мы ожидали, что в Хельсинки поймут: соглашение может быть достигнуто только путём новых уступок»^[29].

9 ноября состоялось последнее заседание советской и финской делегаций. Таннер вспоминает:

«Сталин указал на карте остров Руссарё: “Может быть, вы уступите хотя бы его?”

Как предписывали наши инструкции, мы ответили отрицательно.

“Тогда, похоже, ничего не выйдет. Ничего не выйдет”,– сказал Сталин»^[30].

Переговоры окончательно зашли в тупик. 13 ноября финская делегация покинула Москву. При пересечении ею границы финская пограничная стража открыла огонь по советским пограничникам^[31].

Нельзя не отметить подстрекательскую роль британской дипломатии. 24 ноября Англия намекнула СССР, что не станет вмешиваться в случае советско-финского конфликта. В то же время Финляндии заявлялось, что следует занимать твёрдую позицию и не поддаваться нажиму Москвы. Таким образом, речь шла о провоцировании войны с целью использовать Финляндию «для того, чтобы причинить как можно больше вреда России, не считаясь даже с тем, если в конечном счёте финны потерпят крах перед лицом её превосходящей мощи»^[32].

Для нашей страны в 1939 году в сферу жизненных интересов входили Финский залив и Карельский перешеек. Даже отнюдь не симпатизировавший советской власти бывший лидер партии кадетов П. Н. Милюков в письме И. П. Демидову высказал следующее отношение к начавшейся войне с Финляндией: «Мне жаль финнов, но я за – Выборгскую губернию»^[33].

28 ноября правительство СССР денонсировало советско-финляндский договор о ненападении и отозвало из Финляндии своих дипломатических представителей. 30 ноября начались боевые действия.

В предполье линии Маннергейма

В начале ноября 1939 года И. М. Пядусов получает предписание штаба Ленинградского округа убыть в 7-ю армию на Карельский перешеек. Армией командовал командарм 2-го ранга К. А. Мерецков. Артиллерию армии возглавлял комдив М. А. Парсегов, начальником штаба артиллерии армии был назначен комбриг Л. А. Говоров. Иван Миронович сначала был назначен начальником штаба 311-го пушечного артиллерийского полка Резерва Главного командования (РГК). А вскоре ему пришлось возглавить 311-й артполк и принять участие в Советско-финляндской войне.

Командование полком много дает командиру. Маршал Советского Союза И. С. Конев, оценивая роль командира полка в бою, утверждал: «Командир полка был на войне тем мастером, без которого не обойтись в любом деле, в любом цехе, тем более в цехе войны. Без мастера – знатока всех элементов данного производства – дело так же не пойдет, как на войне без командира полка – знатока всех элементов организации общевойскового боя. Командиров таких надо беречь и следить за их судьбой. В меру сил мы старались это делать. Именно из командиров полка в ходе войны вырастали командиры дивизий, корпусов и другие крупные военачальники.

Роль командира полка я хорошо понял в мирное время, когда сам пять лет командовал полком. Командовал по-настоящему, не стремясь поскорее уйти ни вверх, ни в сторону, наоборот, стараясь именно там, в полку, постигнуть все премудрости войсковой службы и жизни. С чувством удовлетворения вспоминаю, как много дала мне эта работа.

Потом я прошел через все должности, начиная с командира дивизии, на которой тоже пробыл шесть лет. И каждая должность меня чему-то учила. Учила меня и Военная академия имени М. В. Фрунзе. Но все-таки самой главной для меня академией был полк. Именно в полку я страстно полюбил поле, учения, проводимые с максимальным приближением к боевой обстановке»^[34]. Ивану Мироновичу Пядусову пришлось командовать полком в боевых условиях. И это был большой плюс в становлении военачальника.

Вверенный И. М. Пядусову 311-й пушечный артиллерийский полк состоял из трех артиллерийских дивизионов. Два из них имели на вооружении 122-мм пушки образца 1931/37 года (А-19) и один 152-мм гаубицы-пушки образца 1937 года (МЛ-20). Всего в полку насчитывалось: 122-мм пушек—24; 152-мм гаубиц-пушек—12.

По своему предназначению полк специализировался на контрбатарейной борьбе. «Это, – отметил генерал-полковник артиллерии Н. М. Хлебников, – особый вид артиллерийской боевой работы. Умение ее вести – высший класс в аттестации артиллериста. Подавление и уничтожение главной огневой силы противника – его артиллерии требует всесторонней и тщательной подготовки, развитой и хорошо организованной артиллерийско-штабной службы, основательной разведки, в которой участвуют подразделения, специально предназначенные для засечки вражеских батарей по звуку выстрела, подразделения топографов и фотограмметристов, а также корректировочной авиации»^[35].

Ход Советско-финляндской войны условно можно разделить на два периода. Первый период охватывает военные действия с 30 ноября 1939 года до 10 февраля 1940 года, второй период – с 11 февраля по 12 марта 1940 года.

Боевая задача 7-й армии Ленинградского военного округа, обозначенная в оперативной директиве № 0205/оп (ноябрь 1939 года)^[36], состояла в том, чтобы «мощной атакой, во взаимодействии с авиацией, разгромить войска противника, овладеть его укрепленным районом на Карельском перешейке, выйти на фронт Кякисалми (Кексгольм), Антреа, Виипури (Выборг)»^[37]. В дальнейшем 7-я армия должна была во взаимодействии с частями 8-й армии развивать наступление в направлении Лахти, Хюзинцяя, Хельсинки.

В более подробном виде задачи 7-й армии были зафиксированы в директиве командующего ЛенВО № 4717 от 21 ноября 1939 года. Главный удар должен был наноситься на Выборг смежными флангами 19-го и 50-го стрелковых корпусов. На армейскую операцию, которая должна была состоять из трех этапов, командованием отводилось в целом 10–12 дней. Первый этап, длительность которого была запланирована в двое суток, заключался в преодолении предполья^[38] обороны противника. К концу первого этапа войска должны были выйти к главной оборонительной полосе линии Маннергейма^[39]. Затем планировалась трехдневная оперативная пауза, которую следовало использовать для перегруппировки войск и их подготовки к прорыву главной оборонительной полосы. На третьем этапе операции предполагался прорыв за 4–5 дней главной укрепленной полосы финнов. Средний темп наступления войск 7-й армии на операцию был запланирован 8—10 км в сутки^[40].

Для артиллерийского обеспечения наступления 7-й армии к началу операции было сосредоточено 16 артиллерийских полков стрелковых дивизий, 5 корпусных артиллерийских (21-й, 28-й и 455-й корпусные, 24-й и 43-й корпусные тяжелые артиллерийские полки) и 6 полков артиллерии РГК (101-й, 116-й, 301-й и 302-й гаубичные артиллерийские полки, 311-й и 320-й пушечные артиллерийские полки). Позже для ведения огня на разрушение особо прочных сооружений прибыли 136-й и 402-й гаубичные артиллерийские полки большой мощности и 316-й и 317-й отдельные дивизионы большой мощности^[41].

Для борьбы с живой силой и огневыми средствами противника в полосе наступления армии из дивизионной артиллерии и гаубичных полков РГК были созданы группы артиллерии поддержки пехоты в составе 2–6 дивизионов в каждой и для борьбы с артиллерией – группы артиллерии дальнего действия в составе одного корпусного артиллерийского полка или пушечного полка артиллерии РГК.

Вверенный И. М. Пядусову 311-й артиллерийский пушечный полк в начале боевых действий составлял основу группы артиллерии дальнего действия (АДД) 142-й стрелковой дивизии 50-го стрелкового корпуса. Группы АДД были предназначены для борьбы с наземной и зенитной артиллерией противника, для поражения его резервов, штабов, а также для выполнения особых задач в интересах соединения. Группы АДД создавались по числу дивизий в стрелковом корпусе из средств корпусной артиллерии и приданных частей артиллерии РГК, вооруженных дальнобойными орудиями. При недостатке средств группы АДД могли быть созданы по числу дивизий, действующих на главном направлении, или одна группа на корпус. Как правило, группы АДД образовывались в составе не менее двух дивизионов и на подгруппы не делились. Подчинялись группы начальнику артиллерии корпуса, а начальники артиллерии дивизий устанавливали связь с соответствующими командирами групп.

30 ноября в 8 часов на всем фронте 7-й армии началась артиллерийская подготовка, которая продолжалась 30 минут. Группы АДД, в том числе и 311-й пушечный полк под командованием И. М. Пядусова, вели огонь по участкам на глубину 15–16 километров. Под прикрытием артиллерийского огня соединения и части 7-й армии перешли государственную границу и развернули наступление по всему фронту.

Финское командование уклонилось от решительного сражения, но продолжало выполнять ранее намеченный план, согласно которому оно противопоставило нашим войскам хорошо подготовленное предполье, обороняемое подвижными, хорошо вооруженными автоматическим и минометным оружием многочисленными отрядами силой батальон-полк каждый. Эти отряды устраивали засады, совершали внезапные налеты на фланги наших войск. Отдельные укрепленные опорные пункты войскам приходилось брать в упорных боях. Ивану Мироновичу Пядусову было непросто поддерживать огнем 142-ю стрелковую дивизию. Артиллерийским дивизионам 311-го пушечного полка приходилось перемещаться в полосе со слабо развитой сетью дорог, с многочисленными естественными и искусственными препятствиями. Были случаи отставания артиллерийских подразделений. Тем не менее, 142-я дивизия успешно продвигалась в предполье и вышла к главной полосе обороны противника к 4 декабря. Соединения и части 7-й армии, наступавшие в центре и на левом фланге, вышли к главной полосе к 12 декабря.

Многие исследователи Советско-финляндской войны отмечают отставание артиллерии от общевойсковых соединений и частей. В результате взаимодействие между общевойсковыми формированиями и артиллерией было на низком уровне, что сильно затрудняло выполнение поставленных задач.

Такие примеры не единичны. Не исключено, что командир 311-го пушечного артиллерийского полка И. М. Пядусов тоже испытывал подобные трудности. Следует отметить, что основными причинами, влияющими на отставание артиллерии от общевойсковых формирований, были низкие возможности средств тяги, которыми была оснащена артиллерия РГК.

В 311-м пушечном артиллерийском полку, которым командовал Иван Миронович, для перевозки 122-мм пушек и 152-мм гаубиц-пушек вместо недостающих тягачей «Коминтерн» (производство началось в 1935 году) использовались сельскохозяйственные тракторы С-60 и С-65 (средняя скорость которых в среднем 4–5 км/ч и очень низкая маневренность). Тракторы из-за сложных условий ведения боевых действий часто выходили из строя. В полку была ремонтная мастерская, но она могла ремонтировать только автомобили, но не тракторы. Средним ремонтом тракторов не занимались ни ремонтные базы Народного Комиссариата обороны, ни артиллерийские части: первые из-за отсутствия свободных производственных мощностей, вторые – из-за отсутствия запасных частей, инструмента или мастерских^[42].

Из всего сказанного следует, что проблема средств тяги для артиллерии РГК не нашла удовлетворительного решения. Если в количественном отношении полк И. М. Пядусова в какой-то мере был укомплектован средствами тяги в соответствии со штатными нормами, то качество их далеко не отвечало требованиям современной войны.

Использование тракторов сельскохозяйственного типа для буксировки артиллерийских орудий давало большие преимущества с экономической точки зрения, но в то же время снижало одно из важнейших качеств артиллерии – ее маневренность. Государство затратило огромные средства для того, чтобы наряду с улучшением других тактико-технических характеристик артиллерийского вооружения повысить маневренность артиллерии. Однако все эти усилия сводились на нет применением тихоходных средств тяги. В ходе не только Советско-финляндской войны, но и в начальном периоде Великой Отечественной войны это обстоятельство нередко являлось причиной нарушения взаимодействия между артиллерией и другими родами войск, особенно с танками.

Поэтому абсолютно неправильно огульно обвинять всех командиров артиллерийских частей РГК в том, что они опаздывали с готовностью к ведению огня. Они делали все возможное в данных условиях и даже больше.

Успешное продвижение войск в полосе предполья и выход 19-го стрелкового полка 142-й дивизии к реке Тайпален-йоки приводит командование к решению выполнять ранее намеченный план: форсировать реку Тайпален-йоки и ударом в направлении Кексгольма попытаться прорвать на этом участке укрепленный район; в дальнейшем развивать прорыв во фланг и тыл оборонительной полосы.

4 декабря по приказу командующего 7-й армией была проведена реорганизация управления войсками, правофланговые соединения армии—19-й стрелковый полк, вновь прибывшая 49-я стрелковая дивизия, а впоследствии и 150-я стрелковая дивизия – были сведены в оперативную группу под командованием комкора В. Д. Грендаля^[43]. Основной ее задачей являлся прорыв линии финских укреплений на участке Тайпале – Коуккуниеми. Одновременно с этим 461-й и 701-й стрелковые полки 142-й стрелковой дивизии, поддерживаемые 311-м пушечным артиллерийским полком под командованием И. М. Пядусова, а также 90-я стрелковая дивизия должны были форсировать перешеек между озерами Вуоксиярви и Сувантоярви (Суходольское) возле железнодорожной станции Кивиниеми (Лосево).

Группа Грендаля была поставлена в очень тяжелые условия: времени на организацию форсирования ей было предоставлено совершенно недостаточно; артиллерия еще не подошла по указанным выше причинам; разведка противника по существу не была проведена; времени на организацию взаимодействия было не дано. Кроме того, оборона противника была необычайно удачно вписана в окружающий рельеф местности: крайний левый фланг линии Маннергейма упирался в Ладожское озеро (на котором у нас не было мощных боевых кораблей), а далее линия укреплений пролегала по более высокому северному берегу озера Сувантоярви (Суходольское). Таким образом, позиции противника господствовали над окружающей местностью и обойти укрепления линии Маннергейма на этом участке было просто невозможно. Поэтому единственным способом прорвать ее было лобовое наступление в направлении Тайпале или форсирование по льду озера Сувантоярви (Суходольское).

Выполняя полученный боевой приказ, войска группы Грендаля в 12 ч 50 мин 6 декабря 1939 года (после 3,5-часовой артиллерийской подготовки) переправились на левый берег реки Тайпален-йоки, вклинились в линию Маннергейма на глубину 5–6 километров и, захватив несколько ДОТов, создали на северном берегу реки прочный плацдарм. 8 декабря для оказания поддержки наступлению в районе Риска – Лапинлахти – Вехмайнен была сосредоточена артиллерийская группа в составе пяти дивизионов 311-го пушечного артиллерийского и 334-го артиллерийского полков^[44].

Вот что писал о тех нелегких днях сам И. М. Пядусов: «Прорыв линии Маннергейма происходил в чрезвычайно трудных географических и климатических условиях, ведь морозы зимой 1939–1940 годов доходили до 50 градусов, а с началом боев 311-й артиллерийский полк, как и другие части, не получил зимней одежды. Все пришлось исправлять в спешке, на ходу. Нерасторопность наших интендантов вызывала большое недовольство среди личного состава. Не все ладилось и с организацией питания, однако настрой у всех был один – быстрее завершить разгром финской армии. Солдаты и офицеры 142-й и других дивизий, да и наши артиллеристы совершили немало героических подвигов»^[45].

10 декабря группа Грендаля пыталась развить успех, но у нее ничего не получилось. 311-й пушечный артиллерийский полк под командованием И. М. Пядусова весь день вел борьбу с укрепленным узлом противника, а также более дальними целями^[46].

В целом боевые действия войск 7-й армии и оперативной группы Грендаля завершаются к 10 декабря подходом к основной оборонительной полосе, чем и заканчивается первый этап войны. 7-я армия и группа комкора Грендаля преодолели предполье (оперативную зону заграждений), разгромили части прикрытия и захватили 12 железобетонных, 845 дерево-земляных огневых точек, 400 дерево-земляных убежищ, преодолели 220 км проволочных заграждений, 200 км лесных завалов, 50 км рвов и эскарпов, 80 км надолб и 386 кв. км минных полей^[47].

Второй этап операции 7-й армии был продолжительностью не три дня, как планировалось, а 8, то есть с 10 по 17 декабря.

Группа комкора Грендаля на втором этапе должна была наносить вспомогательный удар в направлении на Кексгольм (Приозерск). 311-й пушечный артиллерийский полк под командованием И. М. Пядусова по-прежнему выполнял боевые задачи в составе группы комкора Грендаля.

Попытка прорвать линию Маннергейма с ходу успеха не имела. За 5 дней неудовлетворительно организованной и проведенной разведки система обороны противника изучена не была. Войска оказались неподготовленными к началу операции.

Итоги боевой деятельности войск 7-й армии за декабрь 1939 года оказались совершенно неудовлетворительными. Наступление на главном и второстепенном оперативных направлениях полностью провалилось, в немалой степени из-за плохого знания и недооценки оборонительных возможностей финской армии, ее оборонительных укреплений и природно-климатических условий театра военных действий, а также явной переоценки собственных сил и средств. Вообще, как считал командующий 7-й армией, отсутствие опыта и средств по прорыву такого рода укреплений дало о себе знать, ибо «ни с чем подобным мы раньше не сталкивались»^[48].

Заслуживает определенного интереса мнение известного английского военного историка и теоретика Лиддела Гарта о первых итогах Советско-финляндской войны: «Первое русское наступление завершилось неожиданной остановкой. Под влиянием этих событий усилилась общая тенденция к недооценке военной мощи Советского

Союза. Эту точку зрения выразил в своем выступлении по радио 20 января 1940 г. Черчилль, заявив, что Финляндия “открыла всему миру слабость Красной Армии”. Это ошибочное мнение до некоторой степени разделял и Гитлер, что привело к серьезнейшим последствиям в дальнейшем. Однако беспристрастный анализ военных действий дает возможность установить истинные причины неудачи русских в первоначальный период. Условия местности во всех отношениях затрудняли продвижение наступавших войск. Многочисленные естественные препятствия ограничивали возможные направления наступления. На карте участок между Ладожским озером и Северным Ледовитым океаном казался довольно широким, но фактически он представлял собой густую сеть озер и лесов, что создавало идеальные условия для ведения упорной обороны»^[49].

20 декабря Военный совет 7-й армии отправил в Ставку Главного командования донесение, в котором доложил о том, что без разрушения основных долговременных сооружений противника и без проведения инженерных работ по расчистке подступов к его переднему краю успешная атака пехоты и танков невозможна. Командование армии предложило провести перегруппировку частей и начать систематические разрушения обнаруженных финских ДОТов артиллерией. Необходима была более тщательная и продуманная подготовка к прорыву линии финских укреплений. Ставка Главного командования РККА, рассмотрев представленные соображения, утвердила их и разрешила 7-й армии с 26 декабря 1939 года перейти к позиционной обороне^[50].

Декабрьские бои показали, что главная оборонительная полоса – линия Маннергейма является укрепленным районом, для прорыва которого потребуется сосредоточение мощных средств, а также длительная и всесторонняя подготовка. На опыте декабрьских боев Главное командование Красной Армии убедилось в том, что необходимо улучшить управление войсками. Для этого приказом от 26 декабря 1939 года войска, действовавшие на Карельском перешейке, были разделены на две армии: оперативная группа комкора Грендаля, действовавшая на кексгольмском направлении, была реорганизована в 13-ю армию, а на решающем выборгском направлении по-прежнему оставалась 7-я армия. Ивану Мироновичу Пядусову во главе 311-го пушечного артиллерийского полка предстояло вести боевые действия в составе 13-й армии.

В подготовительный период непрерывно велась контрбатарейная борьба. Как было отмечено выше, борьба с артиллерией противника являлась основной задачей пушечного артиллерийского полка И. М. Пядусова. Контрбатарейная борьба велась с целью недопущения воздействия огня артиллерии и минометов противника при перегруппировке и сосредоточении войск и для того, чтоб обеспечить работу наземных наблюдательных пунктов, а также боевую работу артиллерии по разрушению долговременных сооружений.