– Нет тут ещё мощная радиостанция, новые авиабомбы – не понял раздражения Сталина Ворошилов и начал перечислять, что было в списке.
– Кто дал телеграмму? – перебил генеральный секретарь.
– За подписью Потоцкого и грек просит обеспечить секретность и неофициальную встречу – оторвал взгляд от телеграммы нарком по военным и морским делам.
– Дай, посмотрю. Неплохо – по мере прочтения настроение Сталина менялось. – Манос…Манос, где-то я слышал эту фамилию – дочитал список Сталин. Немного подумал, потом поднял трубку телефона и произнёс – Александр Николаевич вам греческая фамилия Манос что-то говорит.
Ворошилов в это время налил себе воды в стакан из графина на столе и стал медленно пить.
– Какой? Глюксбургской? Подготовь по нему справку – выслушал, и ещё раз переспросил и только потом отдал распоряжение Сталин. Положил трубку телефона. Постоял. Посмотрел на бледное лицо Ворошилова. Дождался, когда он допьёт воды из стакана.
– Что Клим, опять головные боли беспокоят?
– Ничего справлюсь. Может это, наконец, позволит нам решить проблему синхронизатора стрельбы через винт и с прицелами для бомбометания.
– Грек-то наш не простой, потомок князей. Пусть едет, встретимся,… да и привёз он не мало – перечитал ещё раз список и пристально посмотрел на товарища Сталин. – Пусть Вахмистров с Потоцким созвонится. С греком разберёмся, и поедешь в отпуск на пару недель, в свой Крым. Проверишь, как идут строительство дач в Мухалатки. Заодно и в Таганрог заедешь. Стационарную радиостанцию отправишь под охраной в Москву. Посмотришь, что у них там вечно не ладится с выпуском самолётов? А-то не успеваем директоров менять, а самолётов как не было, так и нет.
– Сам? Хорошо, заодно проверю как там «Червону Украину» отремонтировали. Надо Орлову приказ отдать, чтобы отправил крейсер к Таганрогу. А-то трястись в этих поездах слишком долго. Может какую-нибудь быстроходную яхту завести бы надо – нахмурился Клим.
– Вот и озадачим этим грека – улыбнулся в усы первый секретарь. Да с флотом совсем дела обстоят плохо. А что, это идея. А-то наши инженеры никак ни с торпедными катерами, ни с гидросамолётами разобраться не могут. Муклевич постоянно поднимает этот вопрос на собраниях, чем постоянно нервирует всех, пришёл к выводу Сталин.
Таганрог.
– Ух – перевёл я дух, когда закинул свой рюкзак и саквояж на полку в купе вагона. Потом отправился на перрон за Самиром, который на пару со Степаном охранял другие вещи и большую корзину с продуктами. Самира я решил взять с собой для услужения. Слишком много простых действий сейчас требовало слишком много «лишних» и суетливых движений. Господин я сейчас или нет. Этим действием вызвал нешуточный спор с Потоцким на тему эксплуатации человека человеком, да ещё и детей.
– Вы тут не сильно умничайте, Александр Александрович. Вы лучше за своих беспризорников побеспокойтесь. Вон сколько детей у вас по городу бегает, а вы ничего не делаете. И вообще я не российский подданный, чтобы вы диктовали, как мне жить – в конец рассердился я. Вот уж действительно фанатики коммунизма, постоянно их заносит на поворотах. Зато помню, что в это время в союз начали зазывать иностранных инженеров и рабочих, так что понаглеть можно безбоязненно. Ну, я так думаю.
За вагон мне пришлось поспорить с Потоцким, а ему согласовывать с ростовским ОГПУ, правда, за мой счёт. Пришлось за это отдать отложенных два саквояжа с лекарствами и медицинскими инструментами. Советскими деньгами брать не соглашались нив какую, гады. Александр Александрович сумел «выбить» два купе небольшого переделанного вагона на три купе для советских «очень ответственных товарищей». Вагон подкатили прямо в Таганрог, а в Ростове – на – Дону в свободном купе поедут и другие «товарищи» в Москву. В другом вагоне я просто наотрез отказался ехать. Ещё чего не хватало. Буду я в разных сараях трястись до Москвы три дня. Пусть привыкают ко мне относиться со всем уважением. Со мной в Москву поехал Потоцкий и тридцатилетний крепкий усатый чекист, представившимся Андреем, но они в другом купе.
За неделю я успел многое. Распорядился замотать греческий флаг на корме, чтобы не привлекал внимания, к неудовольствию капитана. Перебрал свои зажигалки и понял, что можно сделать Зиппо для демонстрации[26]. Надо лишь заказать несколько деталей для корпуса их меди, что потом и сделал. Вечерами в машинном отделении «довёл всё до ума». Получилось нормально, только колёсико надо чуть больше.
«Анггелику», сразу на другой день после посещения авиаторов, оттащили на дальний причал, чтобы никому не мешала и меньше привлекала внимания. Мне тут же пришлось сдать два пулемёта, под расписку.
Поругался и померился со старшиной Ковальчуком, главным по охране на берегу, которых так и оставили нас охранять. Заставил его подчинённых и своих матросов сделать на берегу достархан и большой навес с плетеной мебелью из лозы. Такой же и туалет недалеко. Эти мои «хотелки» не обошлись явно не без влияния на меня частички души Сакиса. Встали мне эти удобства в пять кожаных французских трофейных ремней с широкими наплечниками и с карабинчиками для пристёгивания снаряжения, где главной ценностью были металлические пряжки.
Пароходик «Ленин» так же стал рядом, направив на нас свои пулемёты. Его капитан Виктор Павлович Балабан обратился мне с просьбой об использовании полевой кухни, но из своих продуктов. Я разрешил, но с условием, что они сделают свой навес и свой туалет.
Едва договорился с Потоцким на посещение авиационного завода, сославшись, что я отличный инженер и могу многое им подсказать. Сопровождать меня к заводу опять будут Сафонов со Степаном. На этот раз хоть бричку приличней нашли, прогресс, однако.
На входе, на заборе авиазавода меня поразили два плаката, и я встал перед ними как вкопанный. Первый. Раскрепощённая женщина – строй социализм. Второй, грамота – путь к коммунизму. Если второй ещё туда-сюда, то первый вообще, атас.
– Сафонофф, чего у вас женщина, нарисованная на плакате страшнее атомной войны? – вымолвил я.
– Какая война? Ты иногда так говоришь, что я ничего не понимаю?
– Вы что с женщинами делаете, ироды – началась во мне подыматься злость. В голове сразу возник образ женщин шпалоукладчиц. Ужас. – Вы во что женщин превращаете? В грубую физическую силу? В тягловую скотину? Вы б…
– Сакис ты чего это, чего. Успокойся – побледнел Сафонов.
Я чуть не набросился на него, но вовремя остановился, сжимая кулаки. Не «в своей стране» всё же. Надо заставить себя менее эмоционально на такое …даже не знаю, как назвать, «агитацию» реагировать.
Прошли за забор. Сейчас действующий цех авиазавода оказался большим сараем, где «на коленке» собирали Р-1. Конечно, тут с 1925 года идёт строительство новых корпусов, но пока что идёт. Хотя видно, что замахнулись широко, что называется от всей души, по-коммунистически. Вот только силы явно не рассчитали. Строят недалеко и гидробазу, где дела явно идут лучше и быстрее. На берегу несколько человек возились с гидросамолетом с большим мотором над крыльями и с толкающим и тянущим винтами.
На территории завода нас встретили Пётр Дмитриевич Самсонов и другой, назвавшийся летчиком Брониславом Николаевичем Ляховичем и Потоцкий.
Сафонов передав меня им, пошёл обратно к бричке.
– Что за самолёт? – киваю в сторону монстра. Мы идём по дороге в цех, где собирают Р-1.
– Дорнье «Валь» – Ляхович.
– Да-а. Скажите вы что смертники? – обратился к Ляховичу, когда осмотрел цех сборки самолётов Р-1. Что оборудование, что инструменты и приборы вызывали уныние. А материалы, особенно железные конструкции, из которых собирали Р-1 просто ужас. При сборке применяли сырое и мягкое железо, вынужденно дублируя конструкцию, зачастую уродуя и утяжеляя самолёт. Полусырая сосна, которую сушили тут же, причём в не специальном ангаре. Про моторы «Либерти» и М-5И я уже и не говорю, огромные и бестолковые. Старомодный огромный радиатор уродовал и явно снижал и так не высокие характеристики самолёта. Довольно сильно воняло карбидом, что говорило об отсутствии нормальной вентиляции при ацетиленокислородной сварке. Как они тут хоть и изредка, но собирали «летающие гробы» мне совсем не понятно. Мой груз на шхуне тут явно на вес золота.
– А что сделаешь, если ничего нет. Даже нормального металла не дают.
– А сами ничего придумать не пытались? – обращаюсь уже Самсонову как инженеру.
– Критиковать каждый может. Что вы предложить можете? – огрызнулся он. Вопрос явно набил оскомину и не один раз.
– Ну, – сейчас я им покажу – например, почему сами не сделали нормальный горн, и не пригласили кузнецов. Особенно нужны те, кто хорошо делает ножи или другое холодное оружие. Это раз. Сделайте топоры, лопаты, иголки и другой инвентарь. Обменяйте на хороший металлолом на рынке.
– Это потребует согласования. Могут и не разрешить – не стал с ходу отвергать предложение Самсонов.
– Что вы слышали о цинкованнии и хромировании? – задаю вопрос и закрываю один глаз и с прищуром смотрю на Петра Дмитриевича.
– Предохраняют от коррозии. Вы уж нас совсем за тёмных-то не держите.
– Да, а-то что они ещё и укрепляют металл, особенно хром, вы знаете?
– Знаем.
– Так почему я тут у вас ванн не увидел? Советую начать строить, как для обычного покрытия, так и для гальванопластики.
– Потому что металла нет. Никакого – по слогам произнёс последнее слово Самсонов.
– Вот вы используете перкаль. А знаете что последние разработки в этом деле это использование дельта древесины. Российская империя до войны экспортировала много фанеры. Что не осталось станков? Так закажите, пусть найдут.
– А дельта древесина это что? – Ляхович.
– Это когда тонкие слои фанеры в полмиллиметра толщиной накладывают друг на друга под углом 90 градусов, пропитывают формальдегидными смолами при температуре примерно 150 градусов. Потом под пресс и сушат. Материал, получается, по функциональности и прочности почти не уступает алюминию. Количество слоев можно сделать разное – показываю и размахиваю руками, как настоящий южанин.
– И где же мы смолы-то возьмём? – Самсонов.
– А сами-то самолёты, какие вы привезли – начал Ляхович.
– Запросите начальство, это раз. Я привезу смолу. Если с вашим руководством, конечно, договорюсь, это два. Самолёты действительно я привёз старьё, но у вас и таких нет. Особенно это касается систем управления, связи, навигации и двигателя, это три. И не считайте людей вокруг себя глупее. Вашими лозунгами никого не проймёшь, а вот материально даже очень. Откройте при заводе дополнительное производство, того что надо народу. Они сами вам натащат всё, что вам надо. А конструкцию самолёта надо срочно менять, эта никуда не годится – перебил его.
– Мы тут это сделать не можем, это надо в Москве решать – вздохнул Самсонов. – И на всё надо средства, а их нет.
– Это понятно. Надо подумать ещё и о нормальной кабине для пилотов. Как они зимой-то у вас летают? Наверху ведь и летом холодно. Пригласите на завод хороших стеклодувов, они помогут решить этот вопрос. А то ваш мутный целлулоид никуда не годится.
На этом не особо радостном фоне мы и расстались. Я с Потоцким пошёл к бричке, где нас ждали Сафонов со Степаном. Потоцкий в разговоре не принимал участия, но слушал очень внимательно. Думаю, настрочит бо-о-ольшой отчёт.
Дальше я пять дней мотался по городу в компании Сафонова и Степана, собирая и готовя вещи в дорогу. Как я думал, с первого раза обувь пошили не такую, как я хотел. Заставил перешивать, не особо ругаясь. Зато повезло Степану, получить пару на халяву. Я понимал, что ни квалификация, ни материальная база сапожников и других мастеров не соответствуют моим желаниям. Большинство хороших специалистов уехало в эмиграцию, прихватив с собой наиболее ценное оборудование. Ещё же в 21 веке забывают, что немцы в Первую мировую войну оккупировали и разграбили в России почти столько же территории, как и во Вторую. Вывезли всё под чистую. Сейчас тут дефицит всего и вся. Так что брали любую вещь, что я давал, и просили ещё.
Степан нашёл мне портного, кто пошил мне костюм, пару рубах с широкими рукавами и кепку. На первое время сойдёт, главное всё новое. Зато рюкзак мастер сшил по моему заказу хороший, слов нет. С кожаным низом и удобными лямками. Расплатился серым шёлком, который мастер с удовольствием принял.
Съездил и с Самиром на рынок, подобрал ему русскую подростковую одежду и обувь. Там же закупил продукты и продал в нэпманских магазинах большую часть специй. Большую часть этих денег придётся оставить капитану на оплату экипажу и покупку продуктов, пока я буду ездить. Экипажу разрешили сходить на берег, но со шхуны ничего не выносить. Всё равно в карманах что-то утащат.
В общем более-мене разобравшись со всем, запечатал каюту и к договорённому времени с Самиром сели в бричку. Матросы вынесли приготовленные вещи, уложили, и мы поехали на железнодорожный вокзал.
Во время пути я вёл разговоры с Потоцким и Андреем, активно обсуждая, что читал в прессе. Её для меня покупал Андрей при первой же возможности. Вот не зря говорят, что власть проще взять, чем удержать. У меня сложилась впечатление, что власти сами не понимают, что делают или кто очень уж искусно наводит «тень на плетень». Мечутся из одной стороны в другую. Пытаются, что изобразить не понятное никому, но пока ничего путного у них не выходит. Запутались сами и запутали всех людей в стране. А дурацкие лозунги только ещё больше вносят неразбериху для простых людей.
Поразило, что шпалы сейчас были уложены на песочную подушку.[27]
Из-за этого или другого, но пришлось пару раз стоять на станциях из-за аварий на железнодорожных путях. Путь до Москвы затянулся ещё на один день. Под моим давлением, Потоцкий признался, что аварии случаются, но больше всего из-за низкой квалификации и нарушением инструкций работниками железной дороги. Нередко бывают и человеческие жертвы. Вот только «забыл» упомянуть и о крайне плохом качестве железнодорожных путей.
– А вагон с военными с нами зачем?
– Ещё не всю ещё контру добили, бывает и поезда грабят – немного помявшись, ответил он.
– Не-е, ну его нафиг. Надо строить себе самолёт, если буду посещать Москву – после разговора с ним сделал я вывод.
Ещё я внимательно смотрел по сторонам, как сейчас живут люди, всё же это ожившая история для меня. Составлял план разговора со Сталиным. Тут главное не ошибиться в первый раз, дальше пойдёт легче. Но и свою слабость, и сильную заинтересованность показывать никак нельзя. Типа, не хотите ну и ладно, других найдём.
Прибыли на Курский вокзал к обеду. Сейчас это трехэтажное бело-сероватое здание с колонами, отходящими «крыльями» отделения и куполами. Не впечатлило. Для какого-нибудь провинциального городка может, и подошло бы, но только не для Москвы. Чего цари делали?
– О а это что? – смотрю на пару двухэтажных пошарпанных вагона, которых закатили на отстойные пути с другой стороны вокзала. Ничего себе, а я и не знал, что у нас такие были.
– Да это у нас при царе на Сормовском заводе делали. На дальний восток ходили, наверно ремонтировать будут или разберут – Потоцкий.
– Переделать на современный вид и будут отличные вагоны – высказываюсь.
– Вы так думаете?
– Уверен.
Нас встречали. Какой-то мужик в кожаной темно-коричневой куртке. Кепка с очками «консервами», длинный нос и щегольские усы, тоже имелись в наличии. Огромные галифе с кожаными наколенниками добавляли образ крутого водителя. Поздоровался, переговорил с Потоцким и Андреем, что-то у них уточнив. Потом подхватил мой саквояж и повёл к машине, которая стояла чуть в стороне. Я надвинул кепку сильнее на голову, подхватил рюкзак и пошёл за ним. Самир засеменил за мной со своим вещевым мешком за мной. Пустую корзину я приказал ему оставить в вагоне.
Марку кабриолета, к которому нас подвели я узнать так и не смог. У меня сложилось чувство, что это какая-то «сборная солянка» из разных частей автомобилей. Как-то всё несимметрично, что ли.
За два часа, уж больно неспешно ехала машина, мы выехали за город и добрались до двухэтажного дома. Хоть дом находился и в красивом месте, но представлял собой слегка запущенный особняк. Скорее всего, чьё-то бывшее небогатое дворянское имение.
– Ну, вот как вы и настаивали, все будет инкогнито – произнёс Потоцкий, выходя из машины.
На следующий день. Кремль.
Сталин шёл с Калинином по коридору в свой кабинет из общего зала заседаний. Это был ещё не тот хозяин страны, которым он станет только через несколько лет. Сейчас ему ещё приходилось считаться со многими. Ругань на совещании вышла знатная, но так и не поставившая точку в споре между троцкистами и правыми. Сталин был раздражен, и прежде всего на себя, так как не смог принять окончательного решения, кого из них поддержать. Помня о своих прошлогодних неудачных решениях, приведших к крупным провалам во внешней политике, сейчас он очень боялся ошибиться. Слишком много было поставлено в борьбе за власть и ещё одно неверное решение может окончательно оттолкнуть от него сторонников и способствовать возвращению, с таким трудом изгнанного Троцкого. Когда страна начала путь внутреннего строительства, лозунги Троцкого о разжигании мировой революции стали восприниматься для большинства как прямая угроза, на этом Троцкий и «погорел». Заседание началось с обсуждения железнодорожных тем. В 1926 году выделили необходимые средства в первую очередь на осуществление реконструкцию Луганского паровозостроительного завода с целью развития его производственных мощностей до уровня крупнейших американских паровозостроительных заводов. Дальше планировалось возведение новых паровозостроительных заводов-гигантов в Новочеркасске, Орске и Кузнецке.
Сейчас же прогноз подвергся критике по следующим причинам: Недостаточные производственные мощности всех действующих советских паровозостроительных заводов. Располагаемые мощности заводского металлургического производства не позволяли производить крупногабаритное литьё, в частности полотнища главных рам брускового типа, полублочные и тем более моноблочные цилиндры паровой машины. В то время как в американских конструкциях осуществлялась даже совместная отливка главной рамы и цилиндрового блока
Невнятный ответ о сроках завершения реконструкции Луганского завода. Неопределённость в методах и сроках перевода грузового подвижного состава на автотормоза и автосцепку.
Неопределённость в методах и сроках осуществления технической реконструкции верхнего строения пути на главных грузовых направлениях, поскольку отечественная металлургическая промышленность в ближайшей перспективе могла обеспечить массовый прокат рельсов не тяжелее чем «3а» погонным весом 33,48 кгс/м, допускающих наибольшую осевую нагрузку 18,5 тонны. В связи с временным отсутствием в СССР необходимой базы для производства паровозов «американского типа», на уровне НКПС было предложено закупить в США подвижной состав (паровозы и вагоны).
Обсуждали и возможность пустить двухэтажные вагоны на наиболее загруженных пассажирских линиях, но опять стал вопрос о качестве железнодорожных путей и аварийности.
Но вот как только дошли до финансирования тех и других проектов, тут и разгорелся скандал. В прошлом году начавшиеся переговоры с Францией были сорваны, и частью в этом виноват был и он сам. С марта этого года переговоры опять возобновились о возвращении довоенных долгов царской России и возмещении владельцам национализированного имущества. Если в 1926 году сумма составляла только 40 миллионов золотых франков, то сейчас СССР выставили сумму в 60 миллионов золотых франков, и пришлось лавировать. Сейчас же СССР добивалось рассрочку на 62 года (до 1988 г.) Выплату начать с 1929 г. – сумму уменьшить на 25 % по сравнению с требованиями Франции, – 65 % выплат идёт в довоенных царских ценных бумагах (золотых векселях, «романовках» и «думках»). А Франция предоставляет кредит сроком на три года, начиная с 1926 г. в размере 225 млн. долл. США, из которых: 75 млн. – чистая валюта, 150 млн. – товарный кредит, из них 40 млн. – на размещение заказов, на текстильное оборудование.
Все на заседании обвиняли друг друга, что придётся изыскивать дополнительные средства и предлагали разные пути. «Левацкая оппозиция» предлагала отказаться от таких требований Франции, быстрее провести сверх индустриализацию[28] и сверх коллективизацию за счёт внутренних ресурсов. Правые во главе с Бухариным кричали, что этим окончательно разорят крестьян.
Сейчас Сталин решил не поддерживать ни тех, ни других до решения вопроса с французскими займами и решение «повисло в воздухе».
– Коба, тут это… приехал – начал Ворошилов, когда они с Будённым нагнали в коридоре Сталина.
– Ну, тот с самолётами – тихо пробубнил в усы Будённый, зная, что Калинин плохо слышит.
– Хорошо, давай вечером у тебя – кивнул Сталин Ворошилову. Ну, вот и будет повод хоть немного отдохнуть.
Вечер. Дача Ворошилова в селе Неклюдово.
На следующий день вечером меня вместе с Потоцким, тот же водитель отвез на встречу с историческими личностями. Потоцкий с Таганрога постоянно сопровождал меня и решал все вопросы с местными властями. Я даже не то, что ни разу не показывал паспорт, у меня даже никто ничего и не спрашивал.
Вид дачи маршала мне тоже не понравился. Небольшое двухэтажное «хмурое» и безликое здание с колонами у входа. Я привыкший к картинкам с Рублевки, и других наших домов миллионеров, и мерил ещё теми категориями, ну и рассчитывал… а тут, хрень какая-то.
Перед входом в здание стоял и два кабриолета, в которых сидели шофёры. Мы тоже подъехали к самому входу. Потоцкий поздоровался от нас всех со всеми присутствующими. Он, оказывается, знал и охранника Сталина. Я вышел из машины, где меня остановил сотрудник охраны, но не Власик, фотографии которого я когда-то видел. Да как же его, а вспомнил, кажется, литовец Юсис. Проверил, нет ли у меня оружия, которое я оставил в доме в саквояже. Причем проверил небрежно, даже удивительно, как сейчас охраняют вождей. Поинтересовался зажигалками, потому что они выпирали у меня из кармана приталенных брюк, щёлкнул пару раз и отдал обратно. Юсис остался с Потоцким и шофёрами, а мне указал на дверь.
– Здравствуйте господа. Приятного аппетита – зашёл я в гостиную, где за длинным столом ужинали Ворошилов, Будённый и Сталин.
– О, смотри, как по-нашему хорошо говорит – Будённый.
– Садысь – пригласил с кавказским акцентом Сталин за дальний угол. – Так что тебя к нам привело, что ты так хотел с нами встретиться, да ещё тайно.
– Месть,…ну и конечно заработать – отвечаю и смотрю, как Будённый наливает мне вина.
– Месть…это достойно настоящего мужчины – и начал внимательно рассматривать меня, а я его. Сейчас ещё Сталин немного не такой, как мы его привыкли видеть по телевизору. Ещё густые пышные волосы, без седины. Усы топорщатся в разные стороны и нет того хитрого прищура глаз. Это ещё довольно молодой мужик в самом рассвете сил.
– А ты знаешь, что греки ещё недавно на нас войной ходили?
Киваю.
– А греческие кулаки активно принимали участие в махновском мятеже[29] – и прищурился. – А сколько настоящих революционеров, наших братьев погибло, пока мы не установили Советскую власть и не прекратили эту бандитскую вольницу.
– Тогда все воевали со всеми. Время было такое – только и осталось со вздохом произнести мне.
– Ну и почему ты думаешь, что сможешь нас заинтересовать, чтобы помощь тебе отомстить? – удивился Сталин. В это время Будённый с Ворошиловым спокойно пили вино и рассматривали меня. Будённый даже оперся на шашку. Тоже мне рубака в современной войне. Да он не успеет даже шашку свою достать, начни я действовать. А вот у Сталина явно пистолет под газетой на столе. Интересно какой?
– За ту бойню, что организовали англосаксы и сионисты, и в ней погибла вся моя семья, я буду мстить любым способом. Плюс они предали Грецию в самый ответственный момент, организовав в ней переворот. Я стал пленником, а потом и изгоем. Отомщу я сам. А вам я предлагаю свою помощь в продаже вашего товара и информации которую вы не найдёте ни в каких газетах.
– Может ты тоже интернационалист-коммунист? – усмехнулся Будённый.
– Нет… и в коммунизм я ваш совсем не верю.
– Это почему? – Ворошилов.
– Кто у вас основатель, Карл Маркс и Энгельс? А вы знаете, что он почти всю жизнь работал на английскую разведку. Двух революционеров с 1849 года на своё содержание принял влиятельный британский газетный трест «Свободная пресса». Этот трест, под видом независимой частной корпорации, был создан на деньги английского правительства для ведения тотальной информационной войны с врагами Британской империи. И о какой тогда справедливости может идти речь – сейчас надо быть крайне осторожным. – Для вас же, они прославились, как отпетые русофобы[30]. На сколько, я помню, они призывали к безжалостной борьбе не на жизнь, а на смерь с русскими.
В 1882 году Энгельс откровенничал Каутскому: «Вы могли бы спросить меня, неужели я не питаю никакой симпатии к славянским народам? В самом деле – чертовски мало». А вот ещё поразительные признания «товарища» Энгельса: «Необходима безжалостная борьба не на жизнь, а на смерть с предательским по отношению к революции славянством… – истребительная война и безудержный террор».
Статья Энгельса в английской газете «Commonwealth»: «Право больших национальных образований Европы на политическую независимость, признанное европейской демократией, относилось только к большим и чётко определённым историческим нациям Европы: это были Италия, Польша, Германия, Венгрия… Что же касается России, то её можно упомянуть лишь как владелицу громадного количества украденной собственности, которую ей придётся отдать назад в день расплаты». То есть даже Герцен был ненавистен Марксу только потому, что тот был выходцем из России и в силу своей «дикости и отсталости» не имел даже права думать о самом передовом социалистическом учении. В общем-то, это подтвердил и сам «основоположник», который в своих сочинениях нередко именовал Герцена «презренным московитом», человеком с «гадкой русско-калмыцкой кровью» и т. д. Но более всего Маркс и его друг Энгельс ополчились на Россию как центр притяжения славянского мира. Энгельс по этому поводу патетически восклицал: «У Европы только одна альтернатива: либо подчиниться варварскому игу славян, либо окончательно разрушить центр этой враждебной силы – Россию». прим. Автора)
– Но ты же долго был в плену, что ты можешь знать? – Ворошилов, явно раздосадованный такой критикой своих идейных вождей. – И вообще, может это быть провокация империалистов, чтобы посеять в нас сомнения.
– Всё это есть в открытых источниках в Европе. Можете себе купить и заказать даже сюда. Если вы не будите трезво смотреть на вещи, как они есть, то этим воспользуются ваши враги. Причём очень быстро и в крайне не выгодных для вас условиях – отвечаю. Сейчас самый опасный момент встречи и я прямо смотрю в глаза Сталину. Только бы не моргнуть.
Повисла томительная пауза.
– Мы подумаем над этим сами. Так что хочешь ты? – немного раздражённо Сталин, чуть ли не через минуту раздумья.
– Я предлагаю через мою тётю открыть в Париже дорогой магазин, где будут торговать золотыми и серебряными украшениями, мехами, дорогим оружием, дорогими часами и другими ценностями. Вот список – и достаю из кармана рубашки свёрнутый листок бумаги и ложу на стол. – Всего этого вы наладите выпуск в России. Будем, как получиться переправлять в Париж. Двадцать процентов нам с тётей. На остальные деньги я буду вам доставать необходимые образцы новинок или чертежи, которые не продают в магазинах или отдавать наличкой.
– Ну и как ты определишь, что нам надо? – всё ещё зло Ворошилов.
– Я отличный механик, инженер и военный, очень хорошо разбираюсь в новинках. Вот – я достаю из кармана свои Зиппо – дарю. Это моя работа, как инженера. Можете начать выпускать у себя под своей маркой, я не претендую.
Все с удовольствием пощёлкали зажигалками, а Буденный так и не выпустил её из руки, продолжая время от времени щёлкать.
– Ну а какую сегодняшнюю информацию ты нам расскажешь – опять Ворошилов. Да что он никак успокоиться не может. Вот пристал, так пристал.
– Вы все зря недооцениваете информацию, которой владеют правящие династии. Такая информация не имеет срока давности – говорю спокойно, чётко произнося слова.
– Напрэмер – Сталин.
– По Европе сейчас никакую. Я слишком там давно не был. Мне надо съездить к тёте. А вот по России есть – отпил вина из бокала. Есть мне так и не предложили, но хоть вина налили. – Вы хорошо знаете своего Троцкого-Бронштейна? – и сделал паузу.
– Го-во-ры? – послышался тихий «рык» Сталина.