Юрий Иванович Разъяренная Харон

– Мы поедем далеко-далеко! И там будет много-много всего интересного. И сюда мы больше не вернемся…

В следующий момент ее словно парализовало, и она надолго лишилась дара речи: в открытых воротах гаража возвышался неожиданно вернувшийся муж. Он стоял пошатываясь, порой разглаживая пятерней волосы на голове и каждый раз кривясь, когда принюхивался к ладони. При тщательном рассмотрении всего его вида и выражения на лице получалось, что он как минимум в шоке и не знает, что ему делать.

Старший сын шести лет понимал гораздо больше своей сестры. Поэтому относился к отцу с ужасом и ненавистью. Скорей всего, он прекрасно осознавал, куда мать собралась и почему они домой больше не вернутся. Да и сам этого желал со всей искренностью своей детской души.

Четырехлетняя дочь все еще пребывала в комфортной зоне непонимания творящегося вокруг зла. А потому все еще питала к отцу какие-то чувства, тут же прорвавшиеся наружу. Вырваться из цепкой материнской ладони она не смогла, зато живо и радостно затараторила:

– Папа, папа! А мы с мамой уезжаем! Далеко-далеко! Хочешь с нами поехать?

Теперь уже Михаил усиленно растирал виски, пытаясь сообразить:

– Что-то я не припомню, чтобы ты куда-то собиралась… Света, а это зачем? – Он только сейчас заметил по максимуму загруженную машину. – Мы что, разводимся?

Женщину все-таки пробрала волна страха, и она задрожала. Потому что услужливая фантазия живо нарисовала картинки предстоящего кровопролития. Поэтому она только и смогла из себя выдавить с огромным трудом:

– Меня можешь убить, но детей не трогай! Они ни в чем не виноваты…

После чего она покачнулась и стала терять сознание: нервная система не выдержала. Руки разжались, выпуская ладошки детей, и женщина обессиленно оперлась спиной на стенку. Почти упала, но муж все-таки успел подхватить ее, присаживаясь на табуретку возле инструментального стола и придерживая жену на коленях:

– Ты чего?.. Тебе плохо?.. Вызвать срочно врача?..

Это прозвучало настолько сочувственно, насколько и нереально, что Светлана пришла в себя не хуже чем от стакана холодной воды, выплеснутой в лицо. И расширившимися до предела глазами принялась осматривать лицо склонившегося над ней мужчины.

Но если сын отошел в сторону, хмуро глядя на неожиданную сценку, то дочь не просто взобралась на соседний табурет, но еще и на шею отцу бросилась со слезными причитаниями:

– Папа, папочка! Ты только не ругай маму и не бей ее! Она хорошая!

– Хм… Так никто и не сомневается, что она хорошая, – каким-то странным тоном пробормотал мужчина, уже второй рукой поддерживая чуть не упавшую дочурку. – Только ей надо, наверное, немножко полежать, отдохнуть… Давайте, детки, вы идите следом, а я отнесу мамочку на кровать. Договорились?

Дети с разной степенью доверия на лице кивнули, а Михаил уже подхватил жену на руки и понес к спальне. Правда, по пути он несколько странно замедлялся, осматривался и раздумывал. Словно давно тут не был или не узнавал привычную обстановку. Но в спальню зашел уверенно, как и положил супругу прямо на покрывало. Потом чуточку отстранился, шумно выдохнул и неожиданно признался:

– Господи, Светуля, какая же ты красавица! – но тут же спохватился, совсем не к месту засмущался и стал расспрашивать: – Как ты себя чувствуешь? Может, надо какое лекарство? Или воды? Или все-таки вызовем врача?

Она на эти вопросы только часто помотала головой. А когда слова стали повторяться, неожиданно каким-то жалобным голосом спросила:

– Миша, что с тобой? Ты словно… другой стал.

Взгляд мужа стал каким-то отстраненным, словно в себя ушедшим, и только через минуту последовал ответ:

– Наверное, ты права… Я изменился… Надоели эти пьянки, это ворье вокруг и эти мерзкие рожи… И я подумал, что у меня есть ты, наши детки… И меня словно молнией ударило! Да так ударило, что забываться стал… Часть каких-то событий совершенно не могу вспомнить… К примеру, кто на меня столько гадостного одеколона вылил?

– Ты сам и вылил! – поразилась Светлана. И рискнула: – Шел к какому-то Санычу на день рождения.

– А-а-а, вроде припоминаю. Та еще гнида этот Саныч… Хотя, может, и его какая молния исправит, а?

– Ты о чем?

– Неважно. Главное, что наша с тобой жизнь становится совершенно иной. Ты меня простишь за прежние грехи?

– А ты их помнишь?

– Кое-что… к сожалению…

– А чьи дети, не забыл? – спросила, и сердце замерло в груди.

– Да что за маразм! Конечно, мои! – Михаил стоял на коленях перед кроватью, и складывалось впечатление, что он опасается или стесняется обнять собственную жену. То же самое подметила и малышня, нарезающая круги вокруг родителей:

– Папа, а почему ты маму не целуешь? – прощебетала девчушка. – Ты ее не любишь?

– Он ее больше пугает, чем любит, – выдал чье-то взрослое высказывание шестилетний пацаненок. Но сделал это, находясь как можно дальше от отца.

Михаил на это вначале крякнул, потом наклонился в сторону и как-то слишком неумело поцеловал стоящую рядом дочурку в лобик. Ее первую и заверил:

– И вас обожаю, и маму. Ну как можно не любить такие сокровища? – после чего вновь наклонился к жене: – Светлана… Света! Ты только не вздумай никуда уезжать, хорошо? А лучше приготовь солянку, она у тебя шикарно получается. И вообще… У нас с этой минуты все будет по-другому, поверь. Просто дождись меня и сама все увидишь…

– Ты все-таки уходишь? – Ей неожиданно захотелось, чтобы он никогда, даже на минуту не уходил, а все время оставался рядом. Страшно захотелось, до резкой боли в груди.

– Не ухожу. А выхожу ненадолго по весьма важному делу. Мне надо разделаться со своими прежними заморочками и чуточку помочь новым товарищам.

– Новым? Это каким?

– Да не столько новым, как старым, только решившим тоже изменить свою жизнь к лучшему. Увидишь вскоре. В общем, я побежал! А вы тут ведите себя хорошо! – перед тем как встать, нежно поцеловал супруге пальчики руки и уже на ходу конкретно детям посоветовал: – Слушайтесь мамочку, она у вас лучшая во всем мире.

Когда уходил, не составило труда заметить, что и походка у него стала иной, более мягкой и в то же время несколько неуверенной. И спину он держал несколько иначе, и подбородок излишне задирал кверху. Это все дополнительно к странному поведению, диковинным словам и невероятному отношению к семье.

Так что выводы в голове у женщины сформировались однозначные:

«Подменили! – Причем, как подменили, когда и на кого именно, думать совершенно не хотелось: – Ну и ладно! Пусть так и будет! Лишь бы он к детям ласково относился да меня не обижал. А-а… а солянку я ему сварю! Немедленно! Да такую солянку сотворю, что он пальчики облизывать будет… Мм?.. Мои?..»