Юрий Хор
Хохотун и Лесовой
В отличии от остальных Лесовой никогда не скандалил. Он был опрятен, вовремя переодевал нижнее белье и имел свои зубы, в то время как остальные хранили свои зубные протезы в специальных контейнерах. Лесовой страдал от повышенного кровяного давления. Время от времени у него случались тяжелые кризы. В такие моменты на него нападало беспокойство, он краснел, начинал дрожать и задыхаться. Ему было тяжело, сильно болела голова, сжимало и давило в груди. Трясущимися пальцами он находил кнопку с красным крестом и долго давил на нее. В коридоре, на пульте дежурной медсестры мигала красная лампочка, сильно и тревожно звенел звонок. В таких случаях приходил врач надевал ему на руку манжету и измерял артериальное давление, потом они с медсестрой шли в небольшую комнату, где за тяжелой металлической дверью стоял сейф. Сейф представлял собой высокий пенал на ножках, крашенный в больничный цвет из смеси белого, зеленого и синего. Он состоял из двух отделений, верхнего и нижнего, а к боковым стенкам его была приварена толстая арматура с помощью, которой сейф намертво крепился к стене. Черную арматуру приварили недавно, осталась копоть и вспученная пузырями краска в местах сварки.
В сейфе хранились наркотики и сильнодействующие медикаменты. Медсестра доставала из глубины железного хранилища маленькую коробку с крошечными белыми таблетками. Затем вырезала ножницами квадратик фольги с одной единственной таблеткой, и они несли ее Лесовому. Лесовой ждал, полусидя в кровати. Он ждал эту таблетку с трепетом, как ждет отравленный противоядие. Он слышал каждый скрип петель тяжелой двери и лязг массивного замка сейфа. Врач и медсестра ходили не спеша, переговаривались и даже посмеивались над чем-то. Лесовой все это слышал, и его это раздражало, в висках стучала кровь, от ее напора шумело в голове, а все тело наливалось свинцом, будто удесятерялось в весе. Он лежал придавленный невидимым прессом и тяжело дышал, раздувая ноздри. Лесовой хватал таблетку непослушными, посиневшими губами и судорожными движениями отправлял ее под язык. Его руки дрожали, и он словно наученная собачонка выхватывал лекарство из чужих рук губами, глаза его при этом были по-собачьи благодарны.
«Если давление через пол часа будет оставаться высоким, то сделаете ему укол» – говорил врач и уходил. Лесовому становилось легче почти сразу. Ему становилось легче всегда от этой маленькой белой таблетки. Иногда он просил выдать ему одну таблетку впрок, на случай приступа. Он убеждал врачей, что чувствует приближение криза, что у него начинает зябнуть и неметь затылок и подрагивать мелкой дрожью пальцы. Врач с ним соглашался, говорил, что у приступов могут быть предвестники, но на просьбу всегда отвечал одно и то же: – «Не положено!»
