Юрий Горюнов
Ну, здравствуй, Яша
Яков. Вспомнил. Ты какое-то мудреное слово узнал.
Яшар. Сольвентен. Я тогда спросил: «Федя, ты сегодня солвентен?» А он чтобы не лопухнуться от не знания, так важно – «Да». – А я ему «дай взаймы три рубля». Дал. Я это помню и рассказал внуку, ну, чтобы знал, что солвентеси с английского – платежеспособность. Внук полез в интернет, а там этого слова нет. Все что угодно, но простого перевода нет. Все что-то с химией.
Яков. Сейчас много химичат в разных отраслях. Нам такое и не снилось.
Яшар. Если бы даже приснилось, то мы за один сон срок бы получили. Кстати, никогда не спрашивал. Почему ты решил стать стоматологом?
Яков. Банально. Хотел, чтобы женщины смотрели на меня, широко открыв рот с надеждой в глазах, ну и деньги ясное дело.
Яшар. Красота требует жертв.
Яков. Красоте жертвы не нужны, жертвы нужны, чтобы создать красоту.
Яшар. И ты хотел заставить их удивится.
Яков. Все дело в выражении лиц, так что удивление было почти всегда. Ты же не видишь себя, как ты выглядишь с открытым ртом у стоматолога.
Яшар. Надежда в глазах женщины, дорогого стоит.
Яков. Вот, вот. Что у тебя, что у меня все было дорого.
Яшар. В наших профессиях было общее.
Яков. И что же?
Яшар. Мы оба доставляли радость. Ты исправлял зубы, я прививал вкусы к еде.
Яков (с сарказмом). И как это изнуряло.
Яшар. Конечно. Не хотелось тратить время на работу, было много других интересных вещей, да и деньги были нужны, иначе могли посадить за тунеядство.
Яков. Мы были тогда словно охотники за своими жертвами – источниками дохода.
Яшар. Не обольщайся. Все мы в этом мире, то охотники, то жертва. Все зависит от того, по какую сторону прицела ты стоишь.
Яков. Да, безбашенные были времена. Тогда казалось, что весь мир у ног, ничего почти не боялись, все было по фигу, ну почти. Что-то в горле пересохло. Наливай, а то уйду.
Яшар. Напугал. 20 лет не виделись, бродил где-то, и ничего пережили (наливает, чокаются, пригубливают). А за что пили?
Яков. За время, которое нас еще терпит.
Яшар (закрывает альбом). Знаешь, мне иногда кажется, что я живу не прошлым, не будущим, нет. Оно для меня призрачно. Настоящим я дышу. А прошлое, пожалуй, то, что я могу себе представить, и оно не исчезнет, оно было реально и оно сладостно. Вот мы не виделись много лет, и каждого есть свое прошлое, друг без друга, которые не пересекались. Как ты там жил?
Яков. По-разному. Сначала сложно было. Там я оставался русским, хоть и евреем (вздохнув.) Не спокойно там. И, самое страшное – начинаешь привыкать к налетам, терактам, сиренам, военным патрулям в мирное время. Мы привыкли к смерти. Ты вот подумай. Ни одно поколение не миновало войны. Даже мы, рожденные в послевоенное время. Я там, а ты здесь видишь горячие точки. И там и здесь гибнут люди от пуль, взрывов. Дико. Нет периода мирной жизни. Вот о чем надо думать (встает и снова проходит по комнате.) У нас в соседях жил мальчишка. Вырос, служил в армии. Патрулировал улицы, охраняя покой мирных жителей. И какой-то подонок убил его. Убил потому, что он другой веры. Религиозная война. Воюют друг с другом из-за веры. Почему вера мешает?
Яшар. Это, смотря где. Здесь, многонациональная страна, за несколько веков совместной жизни кровь так перемешалась. Научились жить в мире, хотя бы пытаемся. А там отголоски прошлого. В какой-то мере это отголоски прошлого. Христиане в прошлом насаждали веру мечом, не учитывая традиции местного населения, а надо было одновременно что-то развивать. А сейчас все возвращается бумерангом. Кто приходит часто жили в нищете, хотят получить то, что недополучили их предки, но веру свою не предают, не меняют, а христианство стало сдавать свои позиции, слабеет, меняя ценности веры, на ценности вседозволенности.
Яков. И это говорит мусульманин?
Яшар. Это говорит совесть. Хотя так думают далеко не все.
Яков. Я перестаю видеть смысл в этом жестоком мире. Разве жестокость можно объяснить?
Яшар. В тебе говорит обида.
(Яшар встает, прохаживается, и садится в кресло, наблюдая за Яковом)
Яков. Во мне говорит боль…(пауза.) Я не понимаю, что происходит, вернее почему? Почему битвы становятся такими жестокими?
Яшар. Оружие более современно.
Яков. Нет. Оружие и жестокость не всегда идут рядом. Откуда столько нетерпимости к людям другой веры? Вот мы с тобой, люди разных религий и жили, да и живем мирно. Почему там иначе? Где разум? Бог нас лишил его, наказывает?
Яшар. Царство неразумности видимо еще сильно в нас.
Яков. Неразумность начинается с глупости, когда одни мстят всем, за некоторых.
Яшар. Нет.
Яков. С чего же?
Яшар. С пустоты и безвременья.
Яков. И что? Вернее, почему поля битвы неразумности все более жестокие?
Яшар. Потому что милосердие перестает быть аргументом. И борьба все чаще идет не за жизнь, а на смерть.
Яков. Вот, вот. Именно. Жизнь ценится все меньше.
Яшар. И религия не осталась в стороне. По сути, любая религия авторитарна и не может быть демократичной, как общество.
Яков (смотрит на Яшара удивленно). Демократическое общество? Ты где его видел? Когда узнаешь, то даже если я буду спать, разбуди меня, полюбопытствую. Суть крепости религии в том, надо постоянно поддерживать ее бесспорность и абсолютность.
Яшар. Ничто не вечно. Религию возглавляют люди, и они умирают, а Бог нет
Яков. Именно в таком порядке.
Яшар. И что ты думаешь?
Яков. Бывают ситуации, когда я предпочитаю не думать, но сейчас не тот случай, потому скажу. Никому не удастся выиграть. Бог, если он есть могуществен и сила его безмерна. Мы же взяли от него больше всего битвы, бури, которые все разрушают. Сначала создаем, потом рушим и свое, и чужое. Любая победа – всего лишь отсрочка до следующей битвы. В истории все идет по кругу, только возвращается в худшем варианте.
Яшар. А ты стал философом. И у кого всему этого научился? Твои пациенты всегда молчат, когда ты с ними работаешь.
Яков. Это старость Яша. Все больше времени для раздумий. Иногда ловлю себя на мысли, что эта отвратительная старость не дает мне уснуть. Да и что-то есть еще здесь (стучит себя по голове.) Вот и думаю. Оружие требует применения, к сожалению.
Яшар. Ты предлагаешь его уничтожить? Ты утопист.
Яков. Увы, это только мечты, в которые я еще верю, потому, как мечты верят в нас, но я не доживу, когда его не будет, и все будут свободными.
Яшар. Это утопия. Оружие исчезнет вместе с людьми, и ты это прекрасно понимаешь.
Яков. Ну, во всяком случае, на текущий момент эта мысль разумна, хотя и не абсолютная истина.
Яшар. У свободы сладкий вкус – горький привкус. Яша, истина не делает людей свободными, во всяком случае, если она известна всем. Истина живет в нас и меняется вместе с нами. Если узнать, что такое истина, то мир станет скучным. Так зачем ее искать?
Яков. Хорошо, что я приехал. Ты меня понимаешь. С тобой легко. Скучно мне стало там в последнее время. Все размеренно, стандартно и я стал замыкаться в себе. Поговорить не с кем по душам.
Яшар. Не распахивай широко душу, Яша. Мало ли что в нее может попасть, а тебе потом все это тащить. Не выдержишь.
Яков (кивает головой в знак согласия, подходит к Яшару). Минимум любопытства, меньше тащить информации.
Яшар. В нашем возрасте – любопытство роскошь, которую, мы можем себе еще позволить.
Яков. И что ты все-таки думаешь?
Яшар. Ты сейчас, о чем спрашиваешь?
Яков. О моих размышлениях о людях, религии?
Яшар. Это не размышления – это бред. Так случилось, что религий много и у каждой свой Бог.
Яков. Это лицо Бога у каждой религии свое, а так он один. В силу развития народов выработались свои привычки, взгляды. Если он не один, то это уже бригадный подряд по созданию Вселенной. И кто им его дал? Опять кто-то же один. Ты можешь себе такое представить? Я нет, в силу своего скудоумия (отходит от Яшара).
Яшар. Ну, если так, то предпочтения он никому не отдает. Гибнут все. Но считаю, что он не ставил целью веры в себя через страх. Он не виноват, что человек во главу ставит – удовольствие, неважно какое, физическое или моральное. Он этому не учил.
Яков. И стали забывать о покаянии.
Яшар. Покаяние нужно нам, а не ему. Что покаялись и все? Ты видел, чтобы человек покаялся и стал иным? Такого не бывает. Поэтому грехи мы отпускаем себе сами, а ссылаемся на него, если он есть.
Яков. Но люди верят в Бога. Надеются на его помощь.
Яшар. Вера не подразумевает выгоду. Не на рынке.
Яков. А если бы ты встретил Бога, чтобы спросил? (смотрит на Яшара)
Яшар. Ничего.
Яков. Почему?
Яшар. Предстающие не спрашивают – отвечают. Так, что друг мой, Яша (встает, подходит, обнимает за плечи.) Вопросы свои задавай здесь и при жизни. Задавать вопросы прерогатива живых к живым. Там это ни к чему и наивно.
Яков (отходит от Яшара). Пожив, я начинаю понимать, что были в жизни моменты, когда она могла пойти по-другому. Но я не жалею. Наша жизнь – наша плата за рождение. Ничего бесплатного в этом мире нет, разве только Божья благодать, но никто не знает, что это такое. Впечатление, что жизнь дана нам в долг. Мы все здесь кому-то обязаны, и в первую очередь – Богу, своим таинством рождения.
