Сосновые поленья сухо потрескивали в глубокой пасти камина. Я сидел в кресле, вытянув ноги к огню, наблюдая, как пляшут языки пламени, и потягивал превосходное ирландское виски. И зрелище, и напиток действовали успокаивающе – именно это мне и требовалось. Я слушал объяснения Гоши Маркова, отслеживая факты с холодной академической скрупулезностью.
После смерти Хасана ас-Сабаха исмаилиты существенно утратили свое влияние, но до конца уничтожить шиитскую секту «пожирателей гашиша», как и любую террористическую организацию, не представлялось возможным. Около миллиона исмаилитов и сейчас живут в памирских районах Северной Индии, Пакистана, Афганистана и Таджикистана. Они возделывают маковые поля, торгуют опием и лепят из конопляной пыльцы чарз. Иных серьёзных источников дохода у них нет. Духовный лидер исмаилитов Карим-шах ал-Хусайни, носящий титул имама Ага-хана IV, лелеет мечту о возрождении былого величия. Для хашишинов чрезвычайно большую роль играли личные вещи Вождя – Хасана ас-Сабаха, которые пропали сразу после его смерти. Исчезнув из крепости Аламут, они считались утерянными навсегда. Вероятнее всего, их выкрали и постарались укрыть противники секты (умница, Петрович, браво!). Со временем фидаины стали основной боевой единицей в борьбе мусульман против неверных. Целью миссии, с которой прибыли немцы, было не допустить укрепления позиций исламского фундаментализма путем возрождения организации хашишинов, могущего произойти в случае возвращения реликвий. Радикальных исламистских организаций, занимающихся террором, хватало и без этих легендарных киллеров-отморозков.
В уютной тиши гостиной было очень приятно слушать исторические экскурсы, делая время от времени глоток из стакана со льдом, даже тягостное осознание причастности ко всем этим делам куда-то исчезало.
– Кто эти немцы? – спросил я.
– Они члены ордена тамплиеров, – невозмутимо ответил Гоша.
Очевидно, Марков задался целью меня шокировать, подкидывая все новые и новые сюрпризы. Теперь он дал понять, что идет противоборство организаций, возникших еще в глубокой древности. «Тампль» на французском означает «храм». «Братство воинства храма, рыцари храма, сражающиеся вместе бедняки храма Соломона» было создано в 1118 году французскими крестоносцами в Иерусалиме и вскоре приобрело широкую популярность. Во многих странах Европы были образованы филиалы, и лет двести «храмовники» продолжали победное шествие, пока разорившийся король Франции не решил поправить свое финансовое положение. 13 октября 1307 года по приказу Филиппа IV были схвачены все члены ордена, находящиеся на территории королевства, а их имущество конфисковано в казну. 2 мая 1312 года «Братство воинства Христа» было упразднено буллой Римского Папы Климента V, в миру – Бертрана де Гота, обязанного монарху своим папским титулом, и тогда подверглись гонениям остальные рыцари Храма, находящиеся в самых отдаленных филиалах. Тем не менее орден оказался весьма живуч, да и полного истребления его не требовалось Ватикану. Обессиленного зверя легче приручить: потомки крестоносцев продолжили священное дело воинства христова в борьбе с воинством Аллаха. Приехавшие в Петербург Эрих Август Лестер фон Ризер сотоварищи являлись представителями германского филиала тамплиеров – ордена Строгого Повиновения, заново основанного в XVI веке Готтхельфом фон Хундом, – с которыми в ходе коммерческой деятельности оказались связаны Борис Михайлович Марков и его сын.
Выслушав Гошу, я обреченно спросил:
– Что же теперь предлагается делать?
– Есть в городе еще один господин, – задумчиво ответил Марков. – Он представляет испанский орден – Алькантара. Ему ты сможешь продать свою находку.
– Откуда ты их всех знаешь? – поразился я.
– Приходилось работать вместе, – многозначительно заметил Гоша. – По сути, мы делаем одно дело.
– А сразу почему к этому испанцу не обратились, если он был в Питере?
– Потому что он рыцарь Алькантары, а не ордена Храма, – ответствовал Гоша, и я далее вникать не стал. Приоритеты – это его забота, а мне надо поскорее реализовать вещи.
– Ладно, – резюмировал я, – на твое усмотрение. Будем надеяться, что чурки до нас больше не доберутся.
– Mortem effugere nemo protest[6], – отрешенно произнес Гоша.
– Me quoque fata regunt[7], – невольно улыбнулся я.
Как же редко приходится встречаться с достойным собеседником. Что за жизнь!
– Жизнь есть сон, – проницательно заметил Марков, словно отвечая на мои мысли.
– Тогда пусть он длится как можно дольше, – не будучи в восторге от китайских мечтателей наподобие Чжуань Цзы, взгляды которых Гоша, видимо, разделял, я опустошил стакан, угнездил его на журнальном столике и сменил тему разговора. – Почему ты не дал мне завалить арабов?
– Зачем тебя подставлять? Пока ты хранитель реликвий, мог бы не высовываться. Зря ты бегаешь по городу с криминальным пистолетом, – вздохнул Гоша. – Все нормальные люди ходят с холодным оружием. За него теперь не сажают. Если попадёшься ментам – только штраф и конфискация. Можно хоть меч таскать, хоть кинжал, хоть саблю. Вот мы и приноравливаемся. Арабы – серьёзные ребята в ножевом бою, но против катаны слабоваты.
– И давно ты ходишь с мечом по городу?
– Как только срок за него заменили штрафом. «Если меч понадобится хоть раз в жизни, носи его с собой всегда»! А вот ты напрасно пистолет таскаешь. Уголовную ответственность за огнестрел ещё никто не отменял.
– Лучше рискнуть, – сказал я. – С пистолетом против бешеных арабов как-то надёжнее.
– Поступай как знаешь, – пожал плечами Гоша. – Только без большой нужды не применяй. Некоторые поступки необратимы.
– Ты уверен, что после сегодняшней резни тебе не захотят отомстить?
– Вовсе не уверен. С исмаилитскими реликвиями ты поднял большую бучу. Вообще-то хашишины в Питере народ мирный. Они не собирались привлекать к себе внимание. Задача исмаилитов здесь гнать наркотики в Европу, а не воевать. Гораздо безопаснее втихую делать свое дело. Это и удобнее, и дешевле. К тому же пока невыгодно открывать в нашем городе новую зону боевых действий, поэтому близнецом Сараево Питер не станет.
Обращаться за уточнениями, Сараево 1914 года или 1994-го имел в виду Гоша, почему-то расхотелось. Ну их всех к черту! Что мне нужно, так это получить свои сорок тысяч, а не соваться в дремучие разборки из-за непонятных идей. Я вспомнил Валеру с Женей, вспоротых в трущобах Бухары, и ощутил на спине ледяные пальцы смерти. Теперь-то я догадывался, чьих это рук дело, и не очень хотел присоединиться к дебильной компании. Меня больше устраивала жизнь – даже если она есть сон.
– Когда ты намечаешь организовать встречу?
– Может быть, сегодня, – задумчиво сказал Гоша. – На машине появляться не стоит, поедем на электричке. Часам к четырем будем в городе, оттуда и позвоним.
Что мы и сделали, прямиком направившись к Гошиному отцу. Борис Михайлович Марков был директором антикварного магазина «Галлус». Гоша заперся в его кабинете и начал вести активные переговоры, о чем свидетельствовало частое побрякивание параллельного телефона в бухгалтерии, где пока разместили меня. Спустя минут сорок вышел Гоша, сопровождаемый отцом, и поманил меня за собой.
– Дозвонился, – сообщил он. – Того, кого нужно, сейчас нет, а пока поехали, – он покачал ключами от отцовского БМВ.
В машине Гоша первым делом сунул подзаряжать свой мобильник. Чтобы не пропала, как он выразился, оперативная связь. Телефон время от времени мелодично тренькал, и Гоша начинал фокусничать за рулем, пытаясь управлять одной рукой, что было непросто в условиях городского движения, а другой поднося к губам трубку.
– Давай пообедаем, – наконец предложил он, устав колесить по улицам.
В кафе было тихо. Мы взяли по банке пива и паре сэндвичей. Когда я размещал все это на столике, в бедро что-то кольнуло.
– Что за черт? – Я пощупал сумку, висевшую на плече, с которой старался на разлучаться, и обнаружил, что кончик кинжала, пропоров холщовый бок, торчит наружу. Я аккуратно убрал его на место, и мы сели за стол.
– Что-то Мегиддельяра долго нет, – озабоченно произнес Гоша и пояснил: – Это испанец, управляющий фирмы «Аламос», который будет представлять покупателя.
«А также рыцарь ордена масонов, тамплиеров и компрачикосов», – мрачно подумал я, но разглагольствовать не стал. Было видно, что Марков здорово нервничает. На меня же напал созерцательный пофигизм, приобретенная в неволе привычка воспринимать происходящие вокруг события без эмоций, словно погодное явление, дождь или ветер. Я молча жевал свой сэндвич, прихлебывая горький «Гессен». Есть не хотелось, но кинуть что-то на кишку было надо. На даче мы разговелись лишь чипсами. Гоша ел с аппетитом, постоянно косясь на сотовый телефон и барабаня пальцами по столу. Терпение начинало изменять Самураю. Доев, он достал «Давыдофф» и закурил, что делал нечасто.
– Куда же он пропал? – Гоша стряхнул столбик пепла и обернулся на звук открывающейся двери. В кафе деловито входила группа молодых арабов. Их было пятеро.
«Каким образом?» – подумал я, понимая, что ошибки быть не может. Вошедшие явно не принадлежали к числу иностранных студентов – уж слишком они были заматерелыми. Глаза пятерки устремились на нас. Шедший впереди что-то гортанно крикнул, и вся тусовка двинулась в нашу сторону.
Первым моим движением – уже чисто рефлекторным – было повесить на шею сумку. В ней лежало моё обеспеченное будущее и еще что-то весьма важное, что ни при каких обстоятельствах мне не хотелось терять. Марков же вскочил и метнул стул в голову ближайшего араба. Тот увернулся, но получил удар ногой по горлу. Девица за стойкой заорала. Гоша отпрыгнул в сторону, пропуская мчащегося хашишина, которого я встретил пинком в промежность. Почти маэ-гэри-кекоми! Я потерял равновесие и упал спиной на стойку, сумку при этом не выпуская. Гоша влепил двойной хлесткий удар ближайшей паре нападавших по почкам и встретил последнего боковым в солнечное сплетение. Двигался он с точностью часового механизма. Хашишины достали ножи, но держались пока на расстоянии. Тот, кто получил по горлу, так и не встал, да и мой «крестничек» катался по полу. Посетители быстро покидали кафе, девица исчезла на кухне и, вполне возможно, набирала ноль два. Ждать ментов большого желания не было. Я выхватил пистолет и шмальнул в пол.
– Лежать! Лицом вниз, быстро, все! Лежать! – И я выстрелил еще раз.
Это было неправильно, хашишинов нельзя было пугать, потому что они начали обороняться. Все трое метнули ножи: двое в Гошу, один в меня. Я успел увернуться, сзади послышался звон бутылок, а Гоша качнулся и стал падать. Арабы замерли, ожидая результата, а я медлил, помня наказ в людей не стрелять. Длилась немая сцена секунды три. Марков свалился, и больше терять мне стало нечего. Я поднял ствол и нажал на спуск. Повалились сразу двое. Мощная «токаревская» пуля со стальным сердечником пробила навылет араба и застряла в животе стоящего за ним фидаина. Я впервые стрелял по живым людям. Оказалось, ничего страшного. «Одним выстрелом двоих», – мелькнуло в голове, когда я нажал еще раз. Рванувшийся ко мне хашишин нелепо подпрыгнул и упал, ухватившись за грудь.
Наступила тишина, пахло порохом. На столе запиликал мобильник.
«Это может быть испанец», – подумал я и шагнул к столу. Арабы словно по команде начали стонать. Мой «крестничек» вроде оправился, но я наставил на него пушку, продолжая отступать к столу. Араб испепелял меня ненавидящим взглядом. Гоша же был какой-то неживой. Один кинжал торчал у него из груди где-то на уровне сердца, а второй был стиснут в окровавленном кулаке. Остекленевшие глаза Самурая уставились в потолок.
– Зачем мне бокс и каратэ, когда в кармане есть тэ-тэ? – я опустил дымящийся ствол и виновато покосился на тело друга: – Прости, Гоша.
Мобильник продолжал бренчать. Я взял трубку.
– Алло.
– Здравствуйте. – Голос был явно с акцентом, говорил раздельно, медленно и тягуче. – Георгия Борисовича позовите, пожалуйста.
– Перезвоните попозже, – ответил я, выключил трубку и положил ее в карман. Беседовать было некогда. – Лежи, сука, – сказал я арабу и добавил: – Твой мулла ишак сыктым, понял?
Не знаю, что он там понял из моего лингвистического изыска, но не двигался, уверенный, что я буду стрелять. А сам я уже не был в этом уверен. Но фидаин – «жертвующий своей жизнью» – он оказался хреновый и жертвовать, в отличие от своих товарищей, не торопился.
Оказавшись на улице, я дал дёру. Что-что, а свой родной город я знаю хорошо. Домой было нельзя, но отсидеться где-то было необходимо. И я направился к Ире, благо номер квартиры ее знаю. Ирка оказалась на месте и, к счастью, без мамы. По дороге я купил торт, шампанское, букет цветов и вполне достойно сымитировал заход в гости. Свои эмоции я постарался забить на самое дно души.
Испанец позвонил спустя час. Я непринужденно достал из кармана трубу и нажал кнопку вызова.
– Алло.
– Позовите Георгия Борисовича, пожалуйста, – произнес человек, явно узнавший мой голос. – Это Франсиско Мигель Аугустинторено де Мегиддельяр.
Я несколько ошалел, услышав полное имя своего делового партнёра.
– Вы можете говорить со мной, – ответил я, обдумывая каждое слово, чтобы не пугать сидящую рядом Ирку. – У меня есть интересующие вас э-э… предметы, а Георгий Борисович неудачно встретился с арабами.
– С ассасинами? – встревоженно уточнил голос.
– Да, к сожалению. Поэтому я буду один. Где мы можем пересечься?
– За вами заедут, – любезно сообщил де Мегиддельяр. – У вас, кажется, тревожная обстановка.
– Немного.
– У вас будет машина и охрана. Черный «Мерседес-триста», номер триста тридцать семь. Назовите, куда ехать.
Я сообщил адрес, и мы распрощались.
– У меня тут небольшие дела. – Я улыбнулся Ире, которая тотчас же прониклась ко мне глубочайшим вниманием, ибо запах денег требует максимума любезности с потенциальным спонсором. – Сейчас за мной заедут, но я скоро вернусь. Не возражаешь?
– Приезжай, я буду ждать. Я так тебя люблю. Ты мне нравишься…
Последние слова она прошептала, томно припадая к моим губам. Но, видит Бог, мне было искренне на нее плевать.
Черный «мерсюк» де Мегиддельяра остановился точно у Иркиного парадного. Я быстро спустился во двор, помахал на прощание ручкой и сел в машину.
Открывший мне дверцу кабальеро был амбалом почти в сажень ростом, и я бы не удивился, если б по утрам вместо гири он упражнялся с двуручным мечом. Почему-то я вдруг поверил, что вижу перед собой современного рыцаря.
«Фирма “Аламос”, как гласила табличка у входа, помещалась на Миллионной улице среди подобных ему представительств иностранных фирм. Возможно, здесь занимались и коммерцией, но, судя по телосложению встретившихся в офисе служащих, фирме более приличествовали охранные функции. Что поделать, всё меняется. Современный рыцарский орден – контора вроде офиса крупной торговой фирмы, и рыцари вовсе не галантные кавалеры в сверкающих доспехах, преклоняющие колено перед анемичной дамой, а хорошо подготовленные бойцы в пиджачных костюмах, с пистолетом вместо меча. Сам сеньор Франсиско Мигель де Мегиддельяр оказался высоким плотным пожилым человеком с седыми волосами и пышными ухоженными усами. В отличие от немцев, де Мегиддельяру не нужен был эксперт. Он сам осмотрел артефакты и остался доволен.
– Несомненно, это те самые предметы, – заявил де Мегиддельяр. – Я чувствую, как от них исходит… – он помедлил, – исходит сила. Вы в курсе, что это за вещи?
– Немного, – ответил я.
– Это очень важные исмаилитские реликвии. Без них невозможно полноценное возрождение секты ассасинов, поэтому попадание им в руки весьма нежелательно. Мы готовы их выкупить, но на этот день у нас нет суммы, которую вы хотите, и мы просим вас подождать немного. Хорошо?
– Да, – кивнул я. – Подожду.
– Пожалуйста. – Взор де Мегиддельяра смягчился. – Я взываю к вам как христианин к христианину. Вы понимаете, как важно не допустить попадание к ассасинам реликвий их секты. У них уже есть перстень, но без всех трех вещей Ага-хан не войдёт в силу. Ассасинам нужен новый великий вождь, каким был Хасан ас-Сабах. Его появление очень опасно, особенно в условиях современного вооружения. Ислам стремится распространить свое влияние на весь мир, а с реабилитацией исмаилитами ассасинов – их «меча» – жизни миллионов мирных христиан окажутся под угрозой. Если предметы попадут к нам, мы сумеем навсегда их спрятать.
– Почему бы их просто не уничтожить?
– Такие вещи, – медленно, разделяя слова, словно втолковывая прописные истины несмышлёному ребёнку, объяснил мне де Мегиддельяр, – не уничтожают. Они по-своему живые, а таких заслуженных реликвий в мире немного. Такие вещи мы называем Предметами Влияния, потому что они воздействуют на человека, обладающего ими. Они воздействуют по-разному. Согласно легендам, перстень усиливает разум, браслет – волю, а кинжал есть выражение самой доктрины секты – террора. Хасан ас-Сабах обнажал его только перед началом войны, чтобы призвать ассасинов на бой. Им же он убил двух своих сыновей. Этот кинжал внушает ужас, а когда он полностью извлекается из ножен, любой, в ком течет кровь первых фидаийюнов, чувствует это.
Звучало это жутковато. И слово, произнесённое со знанием арабского языка, и легенда, и сама идея. Я вспомнил гибрида Валеру, зачарованно оглядывающего стол. Не золото искал он там, и, услышав рассказ де Мегиддельяра, я понял это с поразительной ясностью. А потом Валера взял оружие и пошел отвоевывать личные вещи Вождя. Может быть, даже бессознательно – его звал долг. И фидаины, идущие за нами по следу, тоже чувствуют близость святыни. Афанасьев был снова и как никогда прав, утверждая, что ножны – это защитный экран. Да и не нашли эти вещи раньше нас потому, что они были в ларце, надежно укрытые последними хранителями. Но четыре идиота влезли не в свое дело, и теперь трое из них убиты, а четвертый пока еще жив. По счастливой случайности. И этот идиот – я.
– Мы учитываем ваши интересы, – очень вежливо продолжил сеньор де Мегиддельяр, – и понимаем, что вы не член ордена. Однако осмелюсь предложить вам поместить предметы на хранение в сейф любого петербургского банка, а еще лучше – передать их мне, приняв взамен вексель, погашение которого состоится в течение ближайших дней. Нужно время, чтобы договориться с руководством ордена в Мадриде, получить деньги и превратить их в наличные.
– Нет.
Может быть, я и циник, но вексель – это бумажка. Доллар, конечно, тоже бумажка, однако совсем иного свойства. Она обладает покупательной способностью. Я, конечно, не член ордена… А Гоша Марков, а его отец – члены русского филиала ордена?
– Вы мне не доверяете, – слегка обиделся де Мегиддельяр. – Зная ведение бизнеса в вашей стране, это объяснимо. Но поместить предметы в сейф было бы намного надежнее и безопаснее для вас. Мне можно верить на слово. Я потомок древнего рыцарского рода, принимавшего участие во всех Крестовых походах, получившего фамильное прозвище от горы Мегиддо на Святой земле Палестины. В «Апокалипсисе» это место указано для Армагеддона, решающей битвы ангелов Света и Тьмы, репетиции которой в мелких масштабах длятся всю историю человечества.
– И все же… нет, – сказал я. – Я маленький и грешный человек. Да, православный чисто по убеждению, но даже не крещен. Посему, простите мне сребролюбие, но я предпочитаю вести сделку за наличный расчет. А раритеты как-нибудь уберегу.
– Жаль. – Мегиддельяр погрустнел. – Впрочем, как вам будет угодно. Мы цивилизованные люди, только окружают нас подчас дикари. – Помолчал, видимо обдумывая свой невольно родившийся афоризм. Интересно, кого он имел в виду? – Может быть, вам выделить охрану?
– Спасибо, не надо. Я справлюсь сам, – отказался я. – А что все-таки делают хашишины в нашем далеком от их родины северном городе?
– Транспортируют гашиш, – подтвердил Гошины слова испанец, – из одного перевалочного пункта в другой. Из Горного Бадахшана исмаилиты завозят в Россию гашиш и героин, которые доходят до Санкт-Петербурга и по морскому пути уходят в Норвегию, Данию и дальше в Европу. Деньги они пускают на усиление власти в горах Памира и готовятся перенести влияние на всю территорию Таджикистана, чтобы расширить охват мира учением Исмаила. Это будет огромная база для захвата дальнейших территорий, а заодно возведения химического комплекса по переработке опиума в чистый героин. Самим делать это весьма выгодно, не задействуя посредников. Но фундамент их зловонного храма – гашиш. Хасан ас-Сабах использовал его для подготовки фанатиков-убийц, и до наших дней мало что изменилось. Исмаилиты набирают убийц из числа невежественных, но физически крепких людей. Готовят их, а потом используют в своих целях. Их цель – нажива. Имея связи, можно нанять ассасина. Я расскажу вам одну историю, которая наглядно показывает, на что способны ассасины. В тысяча девятьсот восемьдесят первом году антипаписты наняли у исмаилитов одного из лучших убийц того времени – Мехмета Али Агджу. Он был турком, но избрал веру исмаили в юности по собственному выбору. Исмаилиты научили его убивать людей. Агджа успешно выполнял самые сложные поручения, на руках этого ассасина немало крови. Антипаписты хотели ликвидировать Иоанна Павла Второго, чтобы по возможности возвести на папский престол своего ставленника. У заговорщиков были информаторы в Ватикане, но убийцу пришлось брать с Востока, как семьсот лет назад. Они купили самого дорогого и самого хорошего исполнителя. Ассасин сумел подобраться близко к Папе и выстрелил. Но случилось чудо, Господь отвёл пули от Своего наместника на земле. Ассасина схватили и пытали, однако он ничего не рассказал о своих истинных хозяевах. Тогда его посадили в тюрьму на двадцать пять лет. Али Агджа так и не раскрыл в своём зверином упорстве известных ему секретов. Его до сих пор считают членом турецкой повстанческой организации «Серые волки», которого наняло КГБ. Вот с каким противником нам приходится иметь дело. Коварные ассасины – извечные наши враги с тех пор, как Хасан ас-Сабах произнёс свою первую проповедь на горе Аламут. Они были страшны, и, хотя сила их ушла вместе с Предметами, ассасины до сих пор представляют опасность. Задача ордена Алькантара в Санкт-Петербурге – помешать исмаилитам, насколько это возможно. Мы, рыцари Господни, не должны допустить нашествия мусульман на цивилизованные страны, не дать им возможности завладеть душами европейцев. Нас мало, мы разрознены и нередко воюем друг с другом, как антипаписты с Ватиканом, но мы христиане! Ваш долг как христианина помочь нам. Цивилизованный мир будет вам благодарен.
Наступила пауза. Я молчал, переваривая услышанное. Наконец здоровый скептицизм сделал свое дело. Я тряхнул головой. Нет уж, развести меня как последнего лоха теперь вряд ли кому удастся. А ведь чуть было не согласился!
– Постараюсь сделать все, что в моих силах, – ответил я, показывая, что торговаться больше не намерен.
Де Мегиддельяр нацарапал что-то на визитке и протянул ее мне:
– Это на случаи… На экстренный случай, если мы вам понадобимся. Охрана вас пропустит, а секретарь отыщет меня, если я вдруг не окажусь на месте. Мы будем вам звонить, сообщим, когда получим деньги.
– Прекрасно, – сказал я. – Возможно, меня не будет дома, тогда я вам сам позвоню.
– Телефон господина Маркова вы пока можете оставить у себя, – проникновенно гладя в глаза, произнес де Мегиддельяр. – И берегите предметы. На них может оказаться много охотников.
– Непременно, – достаточно универсально ответил я и с тем покинул офис фирмы «Аламос».