Юрий Гаврюченков
Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха
Я наполнил опустевший бокал и набрал номер старого приятеля – одноклассника Гоши Маркова. В школе мы как-то не очень дружили, но потом, когда я вплотную занялся коммерческими раскопками, сошлись и даже какое-то время вместе ходили в секцию каратэ. Гоша был хорошим реализатором, его отец имел много знакомых в среде коллекционеров, а страсть к антиквариату у них фамильная. Я добывал, Гоша перепродавал, так мы и жили. Кое-что он иногда брал для себя, как правило, монеты, но в основном грелся на посредничестве. И грелся, по всей видимости, неплохо. Будем надеяться, к сегодняшнему дню он дорос до торговли солидным товаром.
Гоша взял трубку сам:
– У телефона.
– Привет паразиту общества от деклассированного элемента.
– А, это ты. – Гоша узнал и обрадовался. Он всегда радовался, когда я звонил. – Как съездил?
– Не без результата. Это и хотелось бы обсудить.
– Ты зайдешь или мне подъехать?
– Лучше подъехать. Кстати, у меня едва початая бутылка «Мартеля Медальон»…
– Ты в своём стиле.
– …Так что по дороге шоколадку купи.
– О'кей, еду.
Гоша появился через двадцать минут. Как всегда, в новом, с иголочки, костюме. И был бы он похож на салонного француза, если б не характерная, по типу самурайской, прическа в виде закрученного пучка волос на затылке. В свое время папа Марков отдал сына в престижную по застойным годам и еще не подпольную секцию каратэ, где Гоша проявил талант в гибкости и быстроте движений, а попутно получил прозвище Самурай.
– Привет.
– Ну, привет, привет. – Я закрыл за ним дверь. – Тапочки надевай. Проходи.
– Видел мою новую птичку?
– Которую, белую «девятку»? – Машины были у Гоши второй страстью после антиквариата.
– У тебя под окном стоит, взгляни.
Я посмотрел в окно. Внизу, точно под ним, был припаркован новенький коричневый, похожий на машину из будущего, «Понтиак-трансспорт».
– Ого, да ты крутеешь!
– Не без того, растем-с, – самодовольно промурлыкал Гоша.
– Обрати внимание на мой колониальный загар! – надо было и мне чем-то похвастаться.
– Хорош, достоин белого господина, – признал Гоша.
Я достал из серванта второй бокал и налил «Мартеля». Марков с трудом разломал на дольки «Марабу». Хороший горький шоколад, отлично идет под коньяк, хотя и очень твердый – с непривычки неудобен для употребления. Мы посидели, болтая на отвлеченные темы. Гоша вспомнил, кого встречал из наших общих знакомых, я рассказал пару приколов из поездки по Средней Азии и, как логическое продолжение, извлек браслет и кинжал. Гоша загорелся. Он долго крутил браслет, изучая со всех сторон, потом поинтересовался, что означает надпись.
– Шейх аль-джабаль – Старец Горы, – авторитетно произнес я. – Есть мнение из компетентного источника, что эта штуковина принадлежала Хасану ас-Сабаху, так что она имеет еще и историческую ценность. Слыхал о таком?
– Кое-что доводилось, – задумчиво произнес Гоша. – Я слышал, что все это нашли, но там должен быть еще и перстень.
У меня приоткрылся рот. В узком кругу коллекционеров слухи расходятся быстро, но не настолько же. Я сам только что приехал. Воистину, «слава мчалась впереди него».
– С перстнем неувязочка получилась, – неопределенно пояснил я, – но это оригиналы. Вот, гравировочку «джихад» на лезвии можешь посмотреть.
Гоша отложил браслет и вытащил лезвие. У меня по спине ощутимо пробежал холодок. Маркова, видимо, тоже что-то смутило, он убрал кинжал в ножны. Как там у Петровича? «Существенно увеличивается диаметр зрачка, и на лице выступают крупные капли пота»? Любопытно, но все коньячное умиротворение как ветром сдуло. Я снова был трезв и даже напряжен. Чтобы расслабиться, я поспешил снова наполнить бокалы.
– Полагаю, что можно найти клиентов, – вынес свое резюме Гоша. Судя по тону, покупатели будут оповещены в кратчайший срок, возможно даже сегодня. Марков клюнул, теперь оставалось не прогадать в цене. – Сколько ты за это хочешь?
Вопрос был задан ненавязчиво и чрезвычайно корректно, но внезапно – словом, в обычной Гошиной манере. И я был к нему готов.
– Сто тысяч долларов.
– Это просто невероятная сумма.
В уме я держал три суммы, готовясь выдать наиболее приемлемую, в зависимости от развития торга. Я четко представлял, что Гоша Марков, несмотря на молодость лет, спец в своем деле, что он отдает себе отчет в подлинности предметов и что он о них действительно слышал. Да и клиента он наметил. Теперь оставалось зафиксировать «ножницы» – разницу между моей ценой и зарядкой для покупателя, что и станет его заработком со сделки. Самурай вкалывал вовсю, и новенький «понтиак» был наглядным доказательством его успеха.
– За такие вещи вполне нормальная, – отчеканил я. – Как ты понимаешь, здесь важна историческая ценность.
– Не смеши меня, – сказал Гоша. – Эти старые мульки не стоят и пяти.
– Если бы был полный комплект, вместе с перстнем, я бы оценил его в двести тысяч.
– Их у тебя никто не купит.
– А сколько ты предложишь? Просто так скажи, ради интереса.
– Семь тысяч.
– Семь тысяч за личные вещи Хасана ас-Сабаха?! – Я задохнулся от праведного негодования.
– А ты хотел бы десять?
– Я хотел бы восемьдесят!
– Ха-ха. Пятнадцать.
– Семьдесят.
– За семьдесят ты можешь оставить их себе.
– Тогда я их лучше отнесу в мечеть и посмотрю, сколько там предложат.
– Хорошо, двадцать.
– Какие «двадцать»? Шестьдесят!
– Они не стоят шестьдесят тысяч долларов. Я настоящий кинжал «Фэйрбейрн-сайкс» в Германии на распродаже купил за десять евро! Подлинник Второй мировой, в родных ножнах из кожи!
– Ну и чё теперь?
– Пусть этот слегка подороже будет. В комплекте с браслетом – двадцать пять тысяч.
– Разуй глаза, это же реликвии!
– Учтём золото и сомнительные камни… Ну, тридцать.
– Не юродствуй, Гоша. Это тебе не к лицу. Пусть будет пятьдесят. Пятьдесят для ровного счёта. Это моя окончательная цена.
– Жаль. Я думал, ты согласишься на тридцать пять.
– Только во имя нашего давнего знакомства и партнёрства – сорок пять.
– Жаль, я думал, мы сойдёмся во взглядах. Можешь идти в мечеть.
– И пойду. Сорок, заебал!
– Хорошо, – с неожиданной легкостью уступил Гоша. Мы встали и подняли недопитый коньяк:
– За сделку века!
Очень не люблю торговаться с друзьями. Но у Маркова без этого никак.
* * *
С утра, несмотря на возлияние, я проснулся со свежей головой. Французский коньяк хорош еще тем, что после него не бывает похмелья. Погода стояла преотличная – видимо, небесная канцелярия соизволила дать жителям передышку.
Есть не хотелось. Я надумал совершить перед завтраком прогулку до обменника, которая поможет нагулять аппетит, а скорее, мне просто хотелось выбраться на солнце, ибо осадки успели надоесть.
Я вытянул из книги двести долларов, накинул куртку и, не дожидаясь лифта, быстро спустился по лестнице. На улице в самом деле было чудесно! Резвым аллюром я промчался вдоль дома и, влетая под арку, сбил плечом какую-то барышню. Послышался сдавленный крик, зазвенела жесть, и по асфальту растеклась белая лужа молока. Я остановился, мысленно обложив себя последними словами. Какого черта было лететь?! Испортил кому-то настроение, а теперь мне испортят. Какая-то рублевая мелочь, впрочем, у меня оставалась, и я мог возместить ущерб. Приготовив самые изысканные извинения, я наконец оторвал взгляд от лужи, поднял бидон и только тут заметил, что пострадавшая – молодая женщина, почти девчонка – лет двадцати, не более, и понял, что особенных проблем с объяснениями не будет.
– Великодушно прошу простить меня, – начал я загруз с достаточно провокационной фразы, – видит Бог, я не хотел! – Я прижал руки с бидоном к груди и сотворил самую умильную улыбку. – Исключительно виноват. Я не сильно вас ушиб?
Не давая ей раскрыть рта, я продолжил:
– Простите меня еще раз. Если вы не очень торопитесь, мы пойдем в магазин и купим другое молоко. Обещаю компенсировать все доставленные неудобства. Кстати, как вас зовут?
– Ира, – ответила девушка, невозмутимо выслушав мою тираду. Похоже, она была готова идти в магазин и не собиралась затевать скандал.
– А меня – Илья, – представился я. – Так пойдемте?
У бочки с разливным молоком была очередь.
– Постарайтесь теперь побыстрее, – сказала девушка, – у меня ребенок дома.
Она только что отстояла такую вот очередюгу, и, естественно, ей не хотелось париться по новой.
– Дама, ребенок дома голодный благим матом орет, пропустите, пожалуйста, – тыркнулся я к продавщице, но меня осадили.
– Займите очередь, – отрезала женщина, нервно звякнув своим бидончиком.
– Все мы торопимся, – возмутился стоящий за нею дед. – Я вообще ветеран, мне без очереди положено, а вот стою.
Этот спуску не даст, понял я, будет удерживать позиции до последнего вздоха.
И тут я заприметил парнишку примерно моих лет, снулое лицо которого свидетельствовало о тяжком бремени семейной жизни. Он стоял за геройским фронтовиком и с отсутствующим видом прислушивался к нашему спору. Ему было абсолютно на все плевать.
– Выручи, братишка. – Я протянул ему бидон. – Совсем времени нет!
– Угу, – кивнул парень, – вставай впереди меня.
– Спасибо, брат, – не обращая внимания на ропот сзади, я пролез перед потеснившимся пацаном и вскоре стал обладателем трех литров заветного молока.
Ира ждала меня поодаль.
– Все в порядке, – с облегчением похвастался я. Мы направились в сторону дома. – Еще раз простите.
– Вы куда-то спешили? – поинтересовалась девушка.
– Нет, что вы. Просто обрадовался хорошей погоде и выскочил погулять. Я вас не очень задержал? Дитя, наверное, есть хочет. Кто у вас, девочка или мальчик?
– Девочка, – ответила Ира.
Справа по курсу показался ларек. Я остановился и вынул купюры.
– Одну минуточку, – сказал я. Ира послушно остановилась.
При моем приближении окошечко ларька приоткрылось. Очевидно, мой вид говорил о высокой платежеспособности.
– Баксы почем берешь? – спросил я продавца. Тот с готовностью вскочил со стула.
Я купил большую плитку «Фазера» с орехами, изюмом и прочей дребеденью, которую и вручил Ире.
– Это маленькая компенсация за причиненные неудобства.
– Спасибо, – улыбнулась она. – Вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
– Ах, какие пустяки, право слово!
– Я вас не задерживаю?
– Нет, что вы, я свободен как птица и сам себе хозяин.
– Счастливый человек! – произнесла Ира с завистью.
Я снисходительно улыбнулся.
– По-моему, каждый сам выбирает, кем ему быть в жизни. Достичь можно всего, стоит только захотеть. – Банально, конечно, но умничать с барышнями не рекомендуется – не оценят.
– Как у вас все легко, – скептически усмехнулась Ира. – Вы работаете?
– Только сам на себя. Коэффициент полезного действия в этом случае оказывается гораздо выше.
– Бизнесмен?
– Боюсь, что я далек от коммерции. Скорее научный работник: история, археология…
– А я думала, учёные бедно живут. – Судя по виду, Ира к категории граждан с высоким достатком не относилась.
– Это смотря как уметь продавать свои мозги, – с подкупающей простотой ответил я. – В мире все относительно. А знания, кстати, дорого стоят.
– Вот мы и пришли. – Она остановилась. Мой ответ ей явно понравился, тем более, терять время было нельзя.
– Моя парадная через одну, – известил я. – Вы давно здесь живете? Почему я вас раньше не видел?
– Два месяца, – ответила Ира и потянулась, чтобы забрать бидончик.
– А что вы делаете сегодня вечером? – спросил я, дождавшись, когда ее рука ляжет рядом с моей.
– Сижу с ребенком.
«Наверняка не замужем, – подумал я. – Уточним».
– А что вы хотели предложить? – спросила Ира, сбив ход моей мысли.
– Мы живем рядом, – начал я, на ходу перестраивая уже продуманный алгоритм разговора. – Могли бы и прогуляться вместе. У вас никто не будет возражать?
– Нет, – ответила Ира, – никто. С удовольствием с вами погуляю.
– Тогда звоните. – Я наконец-то отдал ей бидон и вытащил записную книжку с отрывными листочками. – Вот мой телефон.
– Запишите мой, – сказала Ира.
4
Все оказалось гораздо проще и обыденнее, чем я ожидал.
Ира с полуторагодовалой дочкой жила у своей матери, не очень рассчитывая на поддержку молодого папаши. Как прав был Эрик Берн, утверждая, что родители бессознательно стремятся передать ребенку свой жизненный сценарий и весьма в этом преуспевают. Мать, уже имея аналогичный опыт, отлично все понимала и согласилась посидеть с девочкой: должна же быть у Иры личная жизнь. Мой старательно приготовленный ужин не пропал даром. Открыв утром глаза и обнаружив рядом тихо посапывающую даму, я даже слегка разочаровался. «О tempora, о mores!»[5] Возможно, я отстал от жизни, но на моей памяти, когда я учился в университете, девушки были другими.
Я осторожно выбрался из-под одеяла, чтобы не разбудить спящую красавицу, и проследовал на кухню. Не испить ли нам кофею? Надо полагать, дама тоже не откажется. Я приготовил две порции, поместил чашечки на поднос, дополнил сахарницей и вернулся в спальню. Красавица уже пробудилась и изумленно хлопала глазами. Кофе в постель не угодно ли? К такому обращению она не привыкла. Доброе утро, мадемуазель!
– Ты просто прелесть, – восхищенно произнесла она.
Для счастья женщине нужно, как правило, немного.
* * *
Весь день я провел в изумительном безделье, а вечером мне позвонил Гоша.
– Сегодня ночью прилетают покупатели, – сообщил он. – Завтра с утра они хотели бы встретиться.
– Где? – поинтересовался я.
– В гостинице. Я за тобой заеду часам к восьми.
– Идет.
Я был дьявольски доволен. Народ действительно заинтересовался. В возбуждении я извлек из тайника предметы и разложил на столе, любуясь ими. Вот оно, по-настоящему прибыльное дело. Грубо отшлифованные рубины тускло блестели в лучах настольной лампы. Золото. Сорок тысяч долларов. Я богат! Мне наконец-то улыбнулось счастье, и я могу уверенно заглядывать в будущее. Никаких излишеств. К черту глупое гусарство! Поступлю в аспирантуру, буду издавать монографии, заниматься раскопками, для души в основном, защищу диссертацию, сделаю в научных кругах имя… И тут я вдруг понял, что та находка, которая действительно могла бы принести мне славу, завтра навсегда от меня уйдет, а вместе с этим и права на нее.
Но надо же чем-то жертвовать! Я был в состоянии эйфории, и мой оптимизм ничто не могло сломить. Вот оно – счастье. А слава… Жаль, конечно, такие случаи бывают крайне редко, но бизнес есть бизнес. Ради дела придется пожертвовать славой, чтобы обрести светлое будущее. Надо. Надо!
Я вскочил с кресла и заходил по комнате. Клиенты, судя по всему, согласны платить – это прекрасно. Встреча в гостинице – тоже неплохо. По крайней мере, меньше шансов, что меня пришьют. На всякий случай возьму с собой ТТ. Хотя завтра, скорее всего, будет просто оценка. Если вещи и захотят экспроприировать, сделают это дома или по дороге ко мне домой.
Нет, Маркову я, конечно, верил, но деньги есть деньги. Убивают и за меньшие суммы. Вполне вероятно, что мне даже заплатят, но доллары еще надо как-то сохранить. Хотя… Чтобы Гоша Марков привел бандитов? Маловероятно, все-таки – солидные люди. Если вещь того стоит – мне за нее заплатят.
Но меры предосторожности мы примем.
Я достал пистолет и начал тщательно его чистить. Не подведи! Спать все равно не хотелось, и я провозился до трех ночи.
Гоша появился ровно в восемь ноль-ноль. Я был уже готов и собран. Осталось обуться и повесить на плечо походную сумку. Мы спустились вниз, погрузились в «понтиак» и покатили на встречу.
Покупатели жили в гостинице «Санкт-Петербург». Гоша вежливо постучал в номер, и нам сразу открыли.
– Знакомьтесь, господа, – деловито произнес Самурай традиционную формулу. – Потехин Илья Игоревич.
Я кивнул. Господа были как на подбор. Высокие, светловолосые, с четко очерченными лицами. Настоящие арийские бестии, только вместо двубортных костюмов им больше бы к лицу были латы.
– Эрих фон Ризер, – продолжил Гоша, представляя их мне, – Рудольф Шрайдер, Арнольд Готц.
– Очень приятно, – произнес Эрих фон Ризер, по-видимому, старший. Только его фамилия была дворянской. – Вы имеете товар с собой?
– Да. – Я с готовностью снял сумку с плеча. Мы прошли в гостиную и сели вокруг стола.
Немцы – на угловой диван, мы с Гошей – в кресла. Я достал пакет, развернул и выложил его содержимое. Тот, что назвался Арнольдом, встал и вынес из соседней комнаты толстенький кейс. В кейсе оказалось что-то типа полевой лаборатории. Работали с нами явно профессионалы. Фон Ризер бережно, с некоторой опаской даже, взялся за рукоятку кинжала и вытянул его из ножен.
Лица немцев застыли. На клинке горело слово «джихад». Гоша тоже заерзал в кресле. Немцы с деловой заинтересованностью разглядывали нож. Рудольф Шрайдер произнес несколько слов по-немецки.
– Это оно, – кивнул нам фон Ризер, выпрямляясь и пряча клинок. – Вы утверждаете, что это предметы Хасан ас-Сабаха, мы вам верим. Вы хотите сорок тысяч. Долларов. Да, мы согласны, но мы просим вас подождать. Деньги еще в Гамбурге, они должны прийти в Санкт-Петербург. Вы, конечно, ждать?
– Если только не появятся другие предложения, – мягко улыбнулся я, непринужденно откидываясь в кресле. Заявление произвело неожиданный эффект: Гольц побледнел, а фон Ризер, метнув испепеляющий взгляд в сторону Маркова, спросил:
– Вам делали другие предложения?
– Все может быть, – пошутил я.
– Когда?
Голос фон Ризера стал жестким. Слово вылетело как удар. Он подался вперед, изучающий взгляд впился в мое лицо. Я уже сожалел о своей глупой браваде и попытался отыграть назад:
– Ну… пока не было, но все может случиться.
– Если были, то от кого? – мягко вставил Гоша. – Ты действительно ходил в мечеть? Скажи, это важно.
– Да не было ничего, – отмахнулся я. – Что вы, в самом деле?
– Не было? – переспросил фон Ризер.
– Нет. Ничего не было.
– Тогда вы подождете немного дней, мы платим и забираем эти вещи.
– Идет, – ответил я.
– Только смотрите, – предостерег фон Ризер, – никому не продавайте, а если кто появится, вы звоните господину Маркову.
– Конечно, – быстро согласился я.
Ребята были какие-то отмороженные, шуток не понимали. Как будто были при исполнении. Конкуренции боятся, не иначе. Коллекционирование – хобби дорогое, а мои вещицы стоят немало, вот и боятся прибыль потерять.
– Разумеется, – заверил я. – Можно считать, что мы договорились.
– Можно считать, – впервые улыбнулся фон Ризер и протянул мне руку. Я нехотя пожал ее. После наезда я стал относиться к нему с опаской.
Я забрал свои раритеты, и мы вышли из гостиницы – немцы решили нас проводить.
Я так и не понял, когда все началось. Шрайдер вдруг развернулся, выбрасывая ногу в сокрушительном круговом ударе. Эрих фон Ризер начал заваливаться вперед, прямо на капот припаркованного рядом с Гошиным «Понтиаком» голубого «Фольксвагена Пассата». Вокруг нас появились какие-то люди. Из шеи фон Ризера торчал нож. Человек пять или шесть арабов возникли словно из-под земли. Шрайдер сбил одного, еще двумя занялся Арнольд. Гоша трясущейся рукой распахнул дверцу «понтиака».
– Садись! – крикнул он.
Я не заставил себя ждать, а Марков с оглушительным «Йаа-а!» рванулся в гущу боя. Навстречу ему бежал «черный», целя в грудь длинным ножом. Гоша в последний момент уклонился и ударил со всего маху по голени. Это был именно удар, а не подсечка. Противник повалился на землю, и даже я из машины услышал, как хрустнула кость.
Немцы бились спиной к спине, но Шрайдер вдруг осел, и тут же выскочивший араб дважды ткнул Арнольда ножом. Быстрые, отработанные удары. Я выхватил ТТ, но счел нужным обождать, не вмешиваться без повода в чужую разборку. Арабы к человеку с пистолетом не полезли. Гоша уже мчался назад.
– Мы попали! – проорал он.
«Понтиак» рванулся с прогазовкой, бортом сбив прыгнувшего араба. Мы выехали на набережную и погнали, насколько позволял транспортный поток.
– Что тут происходит? – спросил я, убирая ТТ. – Конкурирующая фирма?
Гоша смерил меня презрительным взглядом и снова уткнулся в зеркало заднего вида.
– Догоняют, – прошептал он.
Я оглянулся. Голубой «Фольксваген пассат», запримеченный еще на гостиничной стоянке, упрямо тянулся за нами в потоке машин.
– Что творится, Гоша?
– Заткнись, – нервно бросил Марков. – Мы можем не выбраться.
– Блин, да что происходит?! – Мы свернули на Пискаревский проспект и понеслись по трамвайным путям.
– Расскажу, если живы останемся, – обнадежил Самурай. Я еще ни разу не видел его таким: покрасневший, встрепанный. – Добрались до нас… Береги эти штуки, особенно кинжал.
– Это из-за них?
– Да. – Он бросил машину в боковую улицу. «Фольксваген» прочно сидел у нас на хвосте.
Мы завернули к ангарам. Марков тормознул у входа.
– Давай туда, только будь осторожен, прошу тебя. И держись от хашишинов подальше.
– От кого? – поразился я.
– Поторопись!
С заднего сиденья Гоша достал длинный сверток. Не сверток даже, а чехол из кожи. Он развязал тесемки и приспустил, обнажая рукоять меча. В конце проулка показался «пассат».
– Пошли.
Мы закрыли машину. Меч Гоша приладил за поясом, рукоятью вниз. Ножны задирали левую сторону плаща, и в таком виде г-н Марков был похож на отставного подпоручика. Мы вбежали в раскрытые ворота ангара, бывшего некогда складом, но теперь грузы вывезли, большую часть стеллажей разобрали, и они валялись штабелями вдоль стен.
– А вот и хашишины.
Арабов было четверо. Двое отсекали выход, остальные приближались к нам с самым решительным видом, держа в руках обнаженные сабли. Самые настоящие арабы, явно Иран или Ливия. Дикость какая-то! Я вытащил пистолет.
– Давай я их грохну.
– Нет, – отрезал Гоша. – Не свети свой пистолет, я сам управлюсь.
Сам так сам, хотя в это не очень верилось. Да и не мог я бросить друга одного против четвёрки вооружённых противников. Но Самурай не дал встрять.
– Отойди, – произнес Гоша. Лицо его приняло отрешенное выражение.
Я повиновался, отступив спиной к штабелям. Хашишины остановились. Гоша ждал. Наконец один из них бросился в атаку.
До последней секунды Гоша не вынимал меч. Я уже начал представлять головокружительное сальто в духе Хон Гиль Дона – единственное, что, на мой взгляд, могло спасти ему жизнь, но все произошло значительно быстрее. Марков спокойно стоял, наблюдая приближение азиата, который несся как паровоз, и лишь когда последовал замах, чтобы раскроить «неверного» на кусочки, Гоша сделал движение.
Я уловил лишь вспышку лезвия отполированной до зеркальной чистоты катаны. Сабля вылетела из рук араба, а голова слетела с плеч, выстрелив вверх фонтаном крови. Гоша отступил, чтобы не запачкаться, меч снова был в ножнах.
Я и не знал, что наш Самурай практиковал йайдо. Успели ли заметить что-нибудь хашишины и как они восприняли это действо, я не имел понятия, но отточенное мастерство и координация восхитили меня. Марков использовал вариацию хараи-мен, на восходящем движении выхватывая меч, парируя удар сабли и выбивая ее из рук и тут же с разворотом на девяносто градусов влево срезая голову с шеи. Сабля со звоном отскочила от стеллажа, а тело, сделав по инерции несколько шагов (бегущий обезглавленный труп, брызжущий во все стороны кровью, – зрелище еще то!), рухнуло на пол. Гоша стоял, спокойно опустив руки вдоль тела, и безучастно наблюдал за оставшимися противниками. Те не желали так быстро умирать. Двое у дверей достали свое оружие – один нож, другой саблю, – и вся троица закружилась вокруг Маркова, выбирая удобный для нападения момент. Наблюдать этот танец смерти было невыносимо.
– Ааа! – заорал я, обрывая мерный шелест шагов.
Среагировали все сразу. Хашишины дернулись, думая, что их будут атаковать, а скорее, просто на громкий звук. Гоша же прыгнул, разрывая круг. Меч волшебным образом возник в его руке, араб, мимо которого он проскочил, схватился за горло, зажимая рану. Хашишины снова переключились на него. Один метнул нож, второй замахнулся саблей. Марков только и ждал, чтобы порезвиться. Первым движением он отбил кинжал, вторым отсек руку нападающего. Хашишин заорал и бросился на него, оскалив зубы, но был встречен коротким ударом сверху вниз, развалившим пополам череп – от теменной кости до нижней челюсти. Метатель ножа подобрал валявшуюся у стеллажа саблю и начал приближаться, делая мягкие, вкрадчивые шаги. Гоша не стал больше ждать. С громким криком он побежал на араба, взметнув катану над головой. Хашишин постарался рубануть приближающегося противника, но сделал это слишком рано – очень уж неукротимой оказалась атака. Ошибки в бою смертельны. Страшный удар рассек его грудь от левой ключицы до печени – катана была отточена как бритва. Хашишин повалился на пол, а Гоша вытер лезвие и убрал меч в ножны.
– Подбирай оружие, не стой!
Даже сейчас Марков остался верен себе. Коллекционер – это образ мышления. Мы собрали всё, что оставили «черные друзья». Сегодняшний день был богат событиями, и я начинал действовать на автомате. Мы поспешили убраться, не дай Бог, кто зайдет ненароком, свидетели нам были не нужны. Ментам и так забот хватало – убийство, и не двойное, даже не тройное, а… четверное. Да еще и с расчленёнкой, да еще и, скорее всего, «глухарь». Тут не только ГУВД на уши встанет, а еще и контрразведка подключится – иностранные граждане ведь!
Продажа исторических ценностей, намеченная как безобидная коммерческая операция, перерастала в голый криминал, которым, как мне казалось, дело не кончится.
Нам надо было срочно исчезнуть, и мы поехали к Гоше на дачу.
