Юрий Евгеньевич Головин
Поступок
***
До самого темна Севастьянов не находил себе места. Он был твёрдо уверен, что в эту ночь он сможет увидеть продолжение той драмы, которая разыгралась почти сто лет назад. Закончив работу в хлеву, он не стал укладываться спать, а стал ждать, когда монахи и трудники уснут.
Где-то около полуночи он отправился на кладбище, где разыскал нужную ему могилу и присел возле оградки. Прошло больше часа, но ничего не происходило. Сон начал перебарывать Алексея и он зажмурил глаза…
Вдруг из-за монастырской стены появилась процессия. Группа мужиков вела в сторону кладбища человека в белом нательном белье (в армии такое называют «белуга»), который тащил на своей спине массивный деревянный крест. Севастьянов сразу же узнал Коршунова. Его конвоирами оказались «пролетарии села», которым он не дал убить священников и сжечь иконы. На груди у чекиста виднелась рана от пули. Кровь обагрила белугу и продолжала медленно капать на землю. Процессия остановилась и мужики начали вкапывать крест в землю. Разглядеть место будущей голгофы им помогало пламя от горящих икон.
– Ну что, стоило ли тебе защищать этих фанатиков? – злорадно засмеялся главарь банды. – Иконки мы всё равно сожгли! Двоих из трёх попов мы пристрелили и скоро ты к ним присоединишься!
Негодяй махнул рукой в сторону кладбища, где притаился Севастьянов. И только сейчас он понял, что перед ним лежат два тела в чёрных подрясниках. Один из убитых смотрел остекленевшими глазами в небо и в них отражались звёзды. Правая рука его окаменела в щепоти, словно перед смертью он пытался перекреститься. Второй священник расправил руки навзничь и лежал на животе. На спине виднелись следы от трёх пуль.
– Ты только можешь убивать беззащитных или стрелять исподтишка, – промолвил Коршунов и плюнул в небритую крысиную рожу.
– Я бы пристрелил тебя, но мы решили что для защитника верующих такая смерть слишком легкая, – утирая рыло прохрипел бандит. – Некоторые из нас прошли приходскую школу и знают так называемый закон божий и библейские события. Вот, прими мученическую смерть, пострадай, как Христос. Повесьте его на крест!
Толпа с трудом смогла разместить тело Коршунова на распятии. Предварительно привязав они начали прибивать руки и ноги красного командира. Не смотря на нечеловеческие страдания чекист не закричал, издав едва слышный стон.
– Завтра жителей села будет ждать живописная картина – их единственный защитник истёк кровью на кресте, – потирая руки захихикал мерзавец с крысиным лицом. – И мы уже с них спросим, какие кляузы они успели тебе понаписать.
Палачи быстро засобирались и ушли в сторону деревни.
Севастьянов услышал, как Коршунов что-то бормочет и подполз поближе к кресту.
– … да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…
Большевик закончил молитву и закрыл глаза.
Алексей хотел выйти из-за укрытия, но внезапно вокруг расцвело, а возле распятия появился человек в чёрном одеянии, он судорожно пытался снять тело убитого Коршунова с креста. Судя по-всему в монастырь вернулся выживший монах. Лежавшие рядом с Севастьяновым священники исчезли. Зато по обе стороны от креста появились две свежие могилы. Инок наконец-то снял краскома с креста и положил его в заранее приготовленную яму. Он торопливо засыпал тело землей и стал быстро-быстро молиться. Его спешка оказалась оправданной, так как месту расправы вернулись бандиты, предавшие Коршунова.
Главарь подбежал к монаху и оттолкнул его от могилы ногой.
– Вот и славно, нам тебя теперь и искать не придётся! – он достал из кожаной куртки, снятой с краскома, наган Коршунова и прицелился в священника.
Раздался ружейный выстрел и кровь с мозгами брызнула из головы негодяя с крысиной физиономией. Его подельники в панике побросали на землю оружие, когда увидели, что в село подоспел отряд убитого Коршунова. Священник встал и перекрестил тело своего несостоявшегося палача.
– Прости Господи!
– Странные вы люди, – усмехнулся меткий красноармеец. – Он тебе только что чуть мозги не вышиб, а ты за него ещё и молишься.
– Кто кроме меня за него попросит на том свете? Извёл всё село. До революции был пьянь пьянью, а как вы пришли к власти стал председателем «комитета бедноты». Если у вас во главе такие везде стоять будут, то кровопролитие ещё долго не прекратится.
– Нам уже сообщили в селе, что Сан Саныч мёртв. Где его тело?
– Я похоронил его…
– Но мы хотели отвезти тело в центр, похоронить его с товарищами, которые погибли в других местах…
– Всё равно где будет покоится его тело, главное куда попала его душа…
– Ладно отец! Ты уж последи за могилой, а мы на будущий год здесь ему памятник поставим. Чтобы потомки помнили… Честный и порядочный был человек. Много сделал для революции…
– И для церкви…
***
– Лёха, вставай! Вставай говорю! Опять глаза перед сном залил и уснул аж на кладбище! Такими темпами зелёный змий доведёт тебя, что ты на нём и останешься! – Севастьянова пытался растолкать трудник Кондратий, который нашёл товарища на погосте.
Алексей действительно выпил накануне. Дело в том, что его пагубное пристрастие никуда не делось с приходом в монастырь, только стало сложней добывать пойло. Пробыв в обители без малого три года трудник обнаглел настолько, что начал надираться еженедельно.
– Не ори Кондрат! Ты не представляешь, что я видел этой ночью… Голова раскалывается словно её зажали в тиски. Слушай, нужно выбраться за территорию, а то я сдохну с похмелья.
– Хорошо, я скажу настоятелю, что ты пойдешь в магазин, вот держи деньги, купи там для вида шампунь да мыло. На какие шишы ты собираешься покупать самогонку?
Севастьянов пожал плечами, но на самом деле он прекрасно знал где возьмёт деньги. Перед походом в село Алексей, уже по отработанному сценарию, направился в храм, где под видом уборки помещений обчистил урну для пожертвований. Стыд сжирал его изнутри, но ещё сильней жгло желание выпить.
Наш герой пришёл в местный сельский магазин, где уже успел познакомиться с продавщицей Таней.
– Лёша, привет! – воскликнула объемная дама в синем платье в горох и поправила выжженные перекисью волосы. – Тебе как обычно?
– Да, Танюх, бутылку водку и нагрей мне парочку пирожков, – ответил Севастьянов.
Он встал за столик в углу магазина налил водки в пластиковый стаканчик и собрался опрокинуть в себя, но замер увидев на прилавке газету. На первой полосе была фотография Дрозда, того самого бизнесмена, который похоронил совхоз, в котором трудился Алексей. «Умер меценат Федор Дроздов. Подробности стр.5»
– Тань, дай газетку посмотреть, – засуетился трудник и неловко вывалил на стол оставшуюся мелочь.
Он перелистнул газету на нужную страницу и обомлел. Здесь были фотографии Дроздова в окружении детей и возле строящегося храма. Статья повествовала о том, что Федор Павлович несколько лет оплачивал лечение нуждающимся, поддерживал детские дома и выделял деньги на строительство церкви. Три дня назад он скончался после продолжительной болезни, оставив основную часть своего состояния благотворительной организации. Дальше шли слова благодарности людей, которым Дроздов лично помог.
На следующей странице было опубликовано последнее интервью бизнесмена, где он откровенно и публично кается в своих нелицеприятных поступках. Алексею бросилась в глаза фраза: «Сейчас когда я нахожусь на границе жизни и смерти, мне страшно смотреть назад, и ещё страшней думать, что мне ждать впереди. Я слишком поздно задумался о душе».
Севастьянов долил водки почти до краев, молча выпил, скривил лицо и закусил кусочком пирога.
– Прости его Господи… Прости и меня окаянного…
Не допив бутылку он побежал назад в монастырь и без стука влетел в рабочий кабинет настоятеля.
– Отче, мне нужно кое-что вам сообщить! – с порога выпалил трудник.
– То что ты пьешь я и так знаю, – ответил отец Тихон.
– Я украл деньги из урны для пожертвований, – продолжал каяться Алексей.
– И это для меня не секрет, – грустно произнёс священник.
– Но почему вы меня за это до сих пор не выгнали?
– Кто я такой, чтобы тебя судить? Это твоя слабость, твоя немощь. Этого демона ты должен победить сам…
Севастьянов зарыдал. Батюшка подошёл к нему и положил руку на плечо.
– Я не знаю чем тебе помочь. У меня есть знакомый священник, который возглавляет реабилитационный центр для наркоманов. Не уверен, что там помогают алкоголикам, но думаю попробовать стоит. Иди проспись, а утром зайди ко мне.
На следующий день Алексей, как положено, сходил на службу. Приложившись к престольной иконе Богородицы он про себя сказал: «Пресвятая дева Мария, спасибо тебе за приют в стенах этого монастыря… прости, что как и раньше грешил…»
Настоятель написал на бумажке адрес прихода, где лечили душу и тело.
– Держи, передавай привет отцу Силуану, если доберешься, – в этой фразе чувствовалось, что отец Тихон сильно сомневается, что Севастьянов поедет в реабилитационный центр. – Если же пойдешь другим путём, то никогда не унывай. Господь каждому посылает испытания. Они бывают абсолютно разные, но все испытания в жизни нужно проходить достойно, с высоко поднятой головой. Крест у каждого свой и нести его надо самому, каким бы тяжелым он не был. Помни, что Господь дает тот крест, который тебе по силам нести.
Батюшка перекрестил Алексея и обнял.
– Ты всегда можешь вернуться назад…
Настоятель и трудник вышли на улицу, где их уже поджидали братья. Кондратий принёс котомку с едой в дорогу, а отец Иларион протянул Севастьянову маленькую иконку со святым Петром Африканским.
– Помни про весы, на которые положат твои плохие и хорошие поступки… – пробормотал монах.
Все вместе пошли провожать Алексея до ворот. В минуту прощания к монастырю подъехал свадебный кортеж из белых иномарок. Из одной машины вышли молодые – высокий мужчина в строгом бежевом костюма и русоволосая невеста в белоснежном платье.
– Встретить свадьбу – к счастью, – улыбнулся наш герой.
– Опять твои суеверия, хотя ты прав, создание семьи – это большое счастье, – сказал отец Тихон.
– Дядя Лёша, дядя Лёша! – внезапно закричала невеста и побежала к Севастьянову. Лишь когда она была в метре от Алексея, тот признал в ней медсестру Анну, которая едва не угробила бедного бомжа в подмосковной больнице.
– Анечка, ты замуж вышла? – воодушевился он. – Кто же тот счастливец?
– Саша, верней Александр Павлович, – засмеялась невеста. – Это благодаря вам мы теперь вместе. Он ведь очень прямой человек. Едва мы вас проводили, как Саша спросил: «Мне Алексей Степанович сказал, что ты меня любишь. Это правда?» Я засмущалась, а он продолжил: «Я всё не мог решиться тебе сказать, но теперь должен объясниться. Я в тебя влюблен с самой первой нашей встречи, но не хочу смешивать личное с профессиональным. Переводись работать в соседнее отделение, и выходи за меня замуж....»
– Да уж, лечить людей у него получается лучше, чем общаться с противоположным полом, – ухмыльнулся Севастьянов.
Врач-жених Петров тоже подошёл к теперь уже бывшему труднику.
– Алексей Степанович, как ваше здоровье?
– Не жалуюсь, благо вы меня как следует подлатали. С того света вытащили!
– Это моя работа, – смутился Петров. – Мы вот, без преувеличения, с Анечкой обязаны вам. Такой пациент нас сблизил, ну, а ваша подсказка помогла нам сойтись. Сегодня венчаемся в этой церкви. Может останетесь на церемонию? Потом у нас будет праздничная часть с банкетом.
– Эээ, нет! Никаких банкетов, я как раз поехал искать исцеления от алкоголизма…
– Это правильно, но вы всё же про нас не забывайте. Я вам тогда давал наши телефоны, они не поменялись, а вот живем мы теперь по новому адресу.
Он быстро нацарапал на бумажке: «улица Покровская, дом 12, квартира 117».
– Совет вам, да любовь! – попрощался Севастьянов с молодоженами и отправился на железнодорожную станцию.
***
Естественно Алексей не поехал ни в какой реабилитационный центр. Он запил ещё сильней, снова окунулся в атмосферу беспробудного пьянства и скитаний по смрадным притонам. Свою жизнь в монастыре он частенько вспоминал, как ни странно плохим словом. Он отрицал всё что было, пытаясь оправдать своё бегство и недостойный поступок с воровством пожертвований.
– Ещё там был монах-душегуб, – едва ворочая языком рассказывал Севастьянов своим собутыльникам. – Мочканул пять человек, отсидел пятнашку, а теперь грехи замаливает. Зато других нравоучает: не пей, не греши.
Внезапно Алексею стало невыносимо мерзко от своих слов. От того, что он так отвратительно отзывается о человеке, который излил ему свою душу. Севастьянову показалось, что его сейчас разорвёт изнутри. Но ещё мгновение и его просто стошнило под стол.
Наш герой пил беспробудно уже которую неделю. Он легко нашёл себе новую компанию, когда вышел на железнодорожном вокзале маленького города, который был спутником мегаполиса. Бродяги всё время отираются возле вокзалов. Здесь можно сделать грустные глаза и соврать прохожим, что тебе не хватает полтинника на дорогу. Или, если вид у бомжа совсем потрепанный, то можно рассказать совсем душераздирающую историю о том, как обычного работягу ограбили и он вот уже месяц скитается по станциям, пытаясь до ехать к себе домой, куда-нибудь в Лабытнанги.
В ближайшей аптеке Алексей купил пойла, от которого желтеют глаза и угостил им вокзальных бродяг. Деньги, которые отец Тихон дал на дорогу были потрачены в течение трех дней. К тому моменту Севастьянов нашёл себе постоянный притон. Это была квартира в двухэтажном доме. На первом располагался бомжатник, а на втором жили люди поприличней. Разница была лишь в количестве выпитого и наличии работы.
В новой компании нашего героя даже появилась дама. Бомжиха Зина, которая тут же положила глаз на новичка. Пила она хлеще мужиков, что не мешало ей изображать жеманность и манерность. Участковый, который навещал притон, обычно давился со смеху, когда в беседу с ним вступала Зинаида.
– Товарищ старший лейтенант, а у вас есть наручники? – с хриплым придыханием произносила немолодая женщина. – Если я буду сопротивляться, ты меня в них закуешь и накажешь?
– Гражданка, успокойтесь, никто вас арестовывать не собирается, – перебивал её кокетство правоохранитель. – На вас поступила жалоба, что вы съели собаку…
– Ну да, вот там прямо у подъезда заколбалисили на лавочке, потом приготовили на костре. А что не так?! В Корее вон их все жрут! Может я вообще кореянка (Зина растянула в стороны и без того распухшие глаза).
– Давайте договоримся так, собаку вы не ели, кто её убил не знаете, а то загремите за жестокое обращение с животными!
– Да что же тут жестокого?! – игриво возмущалась бомжиха. – Один удар, она даже пискнуть не успела.
– Хватит! – старлей вышел из себя. – Подписывайте объяснительную!
– Какие мы злые… – надув губы фыркнула Зинаида и не глядя расписалась на помятой бумажке.
– Вы тоже в этом участвовали? – спросил участковый Алексея.
– Нет, он новенький, – женщина не дала ответить Севастьянову.
– Ладно, пёс с вами, – выругался полицейский. – Если закусываете какой-то животиной, то делайте своё грязное дело ночью, а не средь бела дня, когда мимо приличные люди и дети ходят.
– До свидания, товарищ старший лейтенант! Дай вам Бог здоровья!
***
– А что передавать за проезд желания нет? – суровый голос водителя маршрутки разбудил Алексея, задремавшего в маршрутке. – Заднюю дверь не открою!
Пьяная Зинаида схватила Севастьянова за руку и потащила к передней площадке.
– Извини, нет денег на проезд! – пролепетала она.
– А на водку есть?
– Тоже нет…
– Плохо!
– Когда нет денег на водку, это не плохо, это песец! – выпалила Зинаида.
Водитель с досадой махнул рукой, мол оставайтесь.
– Если вырастут цены на всё… Останется только снять твой крест и продать. Я сегодня с тебя его сниму, прости Господи! (женщина перекрестилась).
Ничего не значащие слова неожиданно тронули Севастьянова. Выйдя из автобуса он решительно произнёс:
– Зина, нам с тобой не по-пути! Я наверное вернусь в монастырь, чувствую то пойло, которое мы тут пьем погубит меня. И так пару раз блевал с кровью. В деревне я хоть самогонку пил, а не эту непонятную бормотуху.
– Иди к черту, урод! – психанула бомжиха, и развернувшись побрела в сторону притона.
Алексей пошёл в сторону вокзала, мысленно представляя, как он будет просить отца Тихона принять его обратно. Почему-то вспомнилась картина «Возвращение блудного сына» из школьного учебника. То ли воспоминания, то ли не выветрившийся хмель заставили его улыбнуться. С таким выражением на лице он прошёл не один квартал, ловя на себе взгляды прохожих. До вокзала предстояло пересечь несколько улиц частного сектора. На дворе стояла ранняя осень, поэтому темнело довольно быстро. Уже ближе к полуночи Севастьянов подошёл к вокзалу. Оставалось 10 минут до последней электрички и он прибавил шаг. Однако, когда до заветного здания оставалось двести метров Алексей обернулся назад. Над крайним домом показался дым и языки пламени. Бомж замешкался.
«Опоздаю на электричку… а если там люди… эх, что тут думать, переночую на вокзале и утром поеду».
Севастьянов быстро нащупал защелку на калитке и подбежал к дому. Дверь была заперта. Он заглянул в окно и увидел двух спящих женщин, одна лежала на диване, вторая сидела в потрепанном кресле. На столе возле лежала бывшая закуска: завявший салат, соленые огурцы, заветренная колбаса. На полу валялись пустые бутылки. Алексей постучал в окно, но никто не откликнулся. Тогда он пошёл ко второй половине дома, где уже полыхало посерьезней. Огонь охватил крышу и чердак над этой комнатой. В окне не было ничего видно. Алексей зацепился за подоконник и пытался вглядеться в белую пелену за стеклом. Внезапно изнутри по стеклу стукнула детская ручка и из дыма появилась девочка лет шести-восьми. Севастьянов услышал крик и детский плач. В растерянности он отпрыгнул в сторону, но быстро сообразил что надо делать. Схватил попавшуюся под руку тяпку и замахнулся.
– Отойди!!! – что было мочи заорал бродяга. Ещё секунду и раздался звон стекла. В раме остались обломки, торчащие к верху словно шипы. Не было времени их выковыривать и Алексей бросил сверху куртку. С трудом он взобрался в проём и нащупал в темноте девочку. Легким движением он высунул её из окна и аккуратно отпустил на землю.
– Там Даша, Аня, Антон и Никита! – крикнула девочка.
Алексей уже успел надышаться дымом и кашлял словно туберкулезник. В какой-то момент ему пришло осознание, что возможно это то место и время где и когда ему суждено умереть. Вместо того, чтобы рвануть из окна на свежий воздух и попытаться спастись, он развернулся и побрел в темноту на детский плач. Инстинктивно он присел и передвигался на четвереньках. Ещё секунда и он ткнулся в что-то мягкое, что отозвалось писком. Он одной рукой подтянул ребенка к себе. Это была девочка лет пяти, которая держала в руках куклу-пупса. Он схватил её на руки и стремительно побежал к окну. Лишь передавая малышку уже спасенной девочке Севастьянов увидел, что она держала в руках не игрушку, а видимо своего младшего брата. Алексей собрался вернуться назад, когда к нему из мглы кто-то протянул руку. Это был мальчик, тоже в возрасте около пяти лет.
– Там Аня с Машкой! – сквозь кашель произнёс ребенок.
– Машкой? Там ещё две девочки? – спросил бродяга.
– Это кошка, она побежала её искать на кухню, откуда и начался пожар, – пояснила, пришедшая в себя старшая девочка.
Севастьянов послушно двинулся во тьму с трудом представляя где искать кухню. Он шарил по стенам, пока не нашёл дверь. С трудом открыв её он было шагнул внутрь, но обо что-то запнулся. Присев он нащупал тело девочки. Он пытался найти её руки, но оказалась что она мертвой хваткой прижала их к себе, держа в руках кошку, которая также не подавала признаки жизни. Он подхватил обоих и выбрался на улицу.
На улице его встречали подоспевшие соседи – две бабушки и женщина в домашнем халате, которая кинулась делать искусственное дыхание девочке.
Бомжа покинули силы, он сел на землю, в готовности отключиться, когда его привёл в чувство плач девочки:
– Там мама! Мама! – кричала она.
– Алкоголичка, чуть детей не угробила, – ворчала одна из старушек. – Пусть сама выбирается!
Алексей открыл глаза и посмотрел на охваченный пламенем дом.
– Мама! Мама!
– Пропади всё пропадом! – шатаясь он пошёл к окну, где ранее видел двух женщин.
Локтём он выбил окно и перевалился через подоконник. Здесь было меньше дыма, и Севастьянов сразу нашел горе-мамаш. Он буквально выкинул во двор обеих женщин, которых тут же облепили дети. Сил выбраться наружу у него уже не было. Алексей повис на оконной раме, вытянув руку на улицу. Теряя сознание он почувствовал, как кто-то схватил его и потянул наружу. Это была старшая девочка. Сил не хватало, но малышка не отпускала бродягу. Сверху посыпались горящие головешки и Севастьянов попытался оттолкнуть ребёнка.
– Дяденька, ты только не умирай!
Алексей сделал рывок и выпал из окна.
***
То что произошло, местные газеты назовут настоящим чудом. Выжили все пятеро детей, две женщины и даже кошка. Как потом выяснилось, к многодетной матери пришла в гости подруга со своими детишками. Пока дамочки выпивали в одной из комнат ребятишки играли в детской, выход из который был только через кухню, где и произошло возгорание. Сам пожар начался от газовой конфорки. Мамаши к тому времени спали беспробудным сном. Дети оказались отрезаны от выхода и не могли выбраться. Самая старшая девочка Маша закрыла дверь на кухню и заткнула щель снизу покрывалом. Однако уже через пару минут и детская наполнилась дымом. Неизвестно чем бы всё закончилось, если бы Алексей побежал на последнюю электричку. Но он оказался в нужное время в нужном месте.
Когда всё худшее было позади его вместе с пострадавшими приютили соседи. А под утро на пепелище приехали журналисты местных телеканалов и газет.
– Я пыталась успокоить брата и сестру, а потом нас спас дядя Лёша, – рассказывала Маша корреспондентам.
– Какой дядя Лёша? – нахмурился один из репортёров.
Представители СМИ сильно расстроились, что героем их сюжета может стать мужик с пропитой небритой рожей. Поэтому журналисты ограничились рассказом о том, как мужественно себя повела старшая девочка Даша, а про спасение ограничились дежурной фразой «выбраться из окна помогли соседи». Так написали все корреспонденты, кроме одного.
Кирилл Жданов никогда не сочинял и не приукрашивал новости. Он был твердо уверен, что реальная жизнь намного интересней вымысла.
Когда репортёр увидел «дядю Лёшу» он на автомате потянулся за фотоаппаратом и сделал единственный снимок, который в итоге и стал иллюстрацией к статье. Севастьянов в ободранной кожзамовской куртке сидел на сохранившемся крыльце сгоревшего дома и задумчиво смолил папиросу. Вся его одежда была в золе и саже. Из под воротника рубашки выправилась верёвочка с серебряным крестиком. Тем самым, который Зинаида хотела снять и продать. Щёлкнув фотоаппаратом Кирилл подошёл к Алексею и присел рядом. Они разговаривали до позднего вечера и лишь когда стемнело прошли в соседский дом, где продолжилось незапланированное интервью. Севастьянов с упоением рассказывал о своей жизни, о том, как незаметно для себя стал алкоголиком, пил бормотуху в притонах и скитался по вокзалам и теплотрассам.
– Я спешил на электричку, чтобы вернуться в монастырь, – заканчивал своё повествование Алексей, – и увидел как загорелся дом. Ну, а дальше вы всё знаете.
– И что теперь? Вы вернётесь в монастырь? – спросил журналист.
– Пока не знаю, возможно… – задумался наш герой.
– А хотите, оставайтесь в нашем городе! – воскликнул Кирилл. – У меня есть хороший знакомый, я про него статью писал. Сыровар, ему сейчас требуются работники. Вы, как я понял, не боитесь любой работы, а тут как раз ваш профиль.
– Да кто же возьмёт к себе бомжа на работу? – удивился Севастьянов. – Таких как я и в монастырь берут только Христа ради.
– Через пару дней, когда выйдет в печать газета с моей статьей Вы будете не просто бомжем, а героем нашего времени! Я Вам это обещаю!
***
Журналист Жданов сдержал своё обещание. Материал вышел на двух полосах с чёрно-белой фотографией нашего героя. «Алексей Севастьянов собирался уйти в монастырь и по пути спас из пожара двух женщин, пятерых детей и кошку» – под громким заголовком стоял ещё один снимок – счастливые ребятишки со своими родителями возле деревянного дома на две семьи. Местные власти выделили жильё для погорельцев.
После статьи в газете Алексея стали узнавать на улицах и здороваться. Сам он пошёл работать к другу Кирилла – сыровару Евгению Сироткину. Тот был коренным москвичом, который бросил шумную столицу ради своей мечты. После того, как страны Запада объявили России бойкот и в страну перестали ввозить пармезан и хамам, будущий бизнесмен загорелся целью сделать наш «ответ Чемберлену» и запустить производство знаменитого сыра. И всё у него получилось, в том числе и благодаря знакомству с Кириллом Ждановым, который написал специальный репортаж про его сыроварню.
«Через год мы будем есть подмосковный пармезан и запивать его крымским мерло» – дерзкий прогноз журналиста в заголовке исполнился почти в срок. Статья Жданова разлетелась по всей России и у сыровара Сироткина появились сотни сторонников. Развить бизнес помог «краудфайдинг». Модное заморское словечко по факту означало «складчину». Неравнодушные люди скинулись Евгению на первую партию сыра, а он в благодарность отослал каждому по головке пармезана. А потом была победа, сначала на всероссийских гастрономических фестивалях, а затем и на международных. Это был настоящий успех! Знаменитый пармезан попробовали даже самые высокопоставленые люди в нашей стране, они оценили патриотическое устремления сыровара и оказали поддержку его проекту в рамках «Импортозамещения».
Когда Кирилл попросил пристроить на работу нового героя его публикаций Сироткин не раздумывая согласился. Впрочем он об этом в дальнейшем не пожалел – Алексей всё же был профи в вопросах животноводства.
Потянулась размеренная жизнь. Севастьянов был счастлив, что нашёл себе новое место в этом мире. Правда периодически у него происходили алкогольные срывы, но его новый шеф каждый раз отвозил непутевого работника в клинику, где его «прокапывали» и кодировали. Алексей стал частым гостем семей, которых он спас на пожаре. Девочка Маша даже подарила дяде Лёше трогательный подарок – плюшевого зайца. Бывал Севастьянов и в редакции газеты, где работал Кирилл Жданов. Здесь они болтали о жизни и о политике.
В один из вечеров журналист сильно разоткровенничался и начал рассказывать о том над какими темами сейчас работает. Это были и проблемы в коммуналке, и разбитые дорогие, и многое другое. Но главной целью своей работы он видел разоблачение коррупции.
– Понимаешь какое дело. Вот в России, казалось бы, существует вертикаль власти. В каждой захолустной администрации сидит свой князёк. На стене у него висит выцветавшая фотография президента, а над сель(рай)советом висит триколор. Только многие из этих людей по факту не имеют никакого отношения к российской власти. Они чувствуют себя помещиками, для которых жители вверенной территории – это крепостные крестьяне. Зачем таким чиновникам ремонтировать садик или сельский клуб? Лучше купить дорогой автомобиль. Для главы сельского поселения подойдет «дастер», а вот начиная с районки руководителю «по статусу» нужна как минимум «камри». Да и это, на самом деле всё мелочи, можно закрыть глаза на покупку иномарок, списать всё на то, что такое авто проживёт в наших условиях дольше, а пешком или на личном транспорте добираться на работу не комильфо. Главное – это преступные схемы на госзакупках, манипуляции с муниципальными предприятиями и классические взятки от подрядчиков. Вот смотри, есть глава Октябрьского района Сергей Куприн. Всю коммуналку в районе обслуживает МУП «Коммунальщик». На нём всякие теплосети, котельные и прочее. Предприятие в стадии банкротства и там копятся колоссальные расходы. Но ведь у МУПа по идее должны быть какие-никакие доходы от платежей населения. Они есть, но все уходят в частную контору по договорам субподряда. Угадай, кто владелец этой организации? Нет, конечно же, не сам Куприн. А его супруга Надежда Куприна. Кстати, директор МУПа тоже его родственник, через десятое колено, но всё же. И они там крутят, вертят бюджетными деньгами как хотят. При этом обманывают обычных работяг. Не платят зарплаты по несколько месяцев, увольняют без выплаты положенных денег. И всё им сходит с рук. Потому что руководитель службы судебных приставов хорошая приятельница жены главы района. Все доходы МУПа должны были быть арестованы и идти на зарплаты и налоги, но приставы умышленно затягивают все положенные процедуры и деньги уходят в карман семьи Куприных. Конфликт интересов на лицо, и один принципиальный прокурор Александр Тихомиров даже инициировал проверку, но пока нет результата. Ему палки в колёса ставит ещё один друг этого змеиного клубка – помощник областного прокурора, у которого жена пристроена на работу в один из сельсоветов Октябрьского района. Но ничего, скоро выйдет моё расследование и им всем придётся худо! Они пытаются меня запугать, давят на учредителей газеты, бьют стёкла моей квартиры, протыкают колёса автомобиля. Но я должен довести это дело до конца, даже если придётся пострадать за него.
– Неужели никого кроме тебя не волнует то, что кругом все проворовались? – Севастьянов вставил реплику в монолог.
– На самом деле всё меняется. Борьба с коррупцией набирает обороты. Силовики не щадят никого, ни министров, ни губернаторов, ни мэров, ни даже своих коллег! За преступлением должно следовать наказание! К счастью наверху это понимают. И я надеюсь, что они осознают и другое. Все эти князья на местах – это готовые «старосты» и полицаи для оккупационных правительств. Случись чего, они предадут интересы страны, потому что никак себя с ней не ассоциируют. Для них главное – своё тёплое местечко и власть в отдельно взятом районе, и неважно кто у руля страны. Такие приспособленцы будут работать на кого угодно, хоть на фашистов, хоть на натовцев.
***
После того разговора Севастьянов не заходил в редакцию почти две недели – навалилась работа на ферме. Когда же он в очередной раз перешагнул порог газеты, то впал в ступор. Прямо в вестибюле на столе стояла фотография Кирилла Жданова с чёрной ленточкой, а рядом лежали красные гвоздики.