bannerbannerbanner
Смертельная схватка нацистских вождей. За кулисами Третьего рейха

Ю. В. Емельянов
Смертельная схватка нацистских вождей. За кулисами Третьего рейха

Полная версия

Рано утром 15 мая Черчилля разбудил телефонный звонок французского премьер-министра Поля Рейно из Парижа. Волнуясь, он сообщил: «Мы побеждены! Мы разбиты!» Черчилль не верил своим ушам. «Не может быть, чтобы великая французская армия исчезла за неделю, – говорил он. Позже он писал: «Я не осознавал последствия революции, осуществленной со времени Первой мировой войны вследствие введения в бой массы быстро движущейся брони».

Развитие событий приняло такой характер, что Гитлер сам испугался небывалых успехов своей армии. 17 мая Гудериан получил приказ остановить наступление. Он писал, что к этому времени им «всецело овладела идея, которую я высказал в марте на докладе у Гитлера, а именно, завершить прорыв и не останавливаться до самого берега Ла-Манша. Я совершенно не мог себе представить, что сам Гитлер, одобривший смелый план наступления Манштейна и не протестовавший против моего замысла осуществить прорыв, может испугаться собственной смелости и остановить наступление. Однако я чудовищно заблуждался».

Хотя приказ об остановке наступления был в тот же день отменен, вскоре Гитлер распорядился еще раз остановить наступление на англо-французские войска, окруженные под Дюнкерком. Через несколько лет после окончания войны, немецкие генералы осуждали это решение Гитлера. Гудериан писал, что 24 мая «произошло вмешательство верховного командования в проведение операции, оказавшее пагубное влияние на весь ход войны. Гитлер остановил левое крыло германской армии на реке Аа… Мы лишились дара речи». Генерал-лейтенант Циммерман так оценивал приказ Гитлера: «Это решение было, безусловно, одной из самых серьезных стратегических ошибок, когда-либо допущенных немецким командованием. Она привела к тому, что основные силы Британского экспедиционного корпуса (пусть даже без материальной части) смогли эвакуироваться в Англию и создать там основу для развертывания английских вооруженных сил. Около 300 тысяч англичан и большое количество французов сумели переправиться через пролив. Взятие немцами Дюнкерка расценивалось тогда немецкой общественностью как большая победа. На самом же деле это была неудача, так как англичане сохранили свои силы. Этот факт впоследствии оказал решающее влияние на весь ход войны».

И все же успех германской армии был грандиозным. Курт Типпельскирх писал: «В результате сокрушительных ударов в Бельгии и Северной Франции перестали существовать, кроме бельгийской армии, 30 французских и 9 английских дивизий. Французы потеряли свыше половины своих кадровых дивизий и большинство подвижных соединений». Попытки французских войск оказать сопротивление были сломлены. 14 июня был без боя сдан Париж. 17 июня Франция капитулировала. Генерал Вестфаль писал: «Теперь всё побережье Атлантического океана от Нарвика до франко-испанской границы было в немецких руках. Империя Гитлера протянулась от Бреста на западе до окраин Брест-Литовска на востоке».

Вскоре Гитлер расширил географию боевых действий вермахта. В феврале 1941 г. на помощь итальянским войскам в Ливию был направлен корпус «Африка» во главе с генерал-лейтенантом Эрвином Роммелем. К апрелю немецкий корпус, с боями продвигаясь по африканской пустыне, вышел к ливийско-египетской границе.

Гитлер решил помочь Италии и в ее неудачной кампании против Греции. Одновременно им было решено напасть на Югославию. Начальник оперативного управления генштаба генерал Альфред Йодль так записал указания Гитлера на совещании военных руководителей 27 марта 1941 года: «Фюрер полон решимости, не ожидая заявлений о лояльности со стороны нового правительства, провести все подготовительные мероприятия для того, чтобы уничтожить Югославию как в военном отношении, так и как национальное единство. Не будет сделано никаких дипломатических запросов и не будет представлено никаких ультиматумов. Будут приняты к сведению заверения, которым нельзя доверять. Нападение начнется, как только будут готовы все необходимые для этого средства и войска. Важно приступить к действию возможно быстрее… В политическом отношении особенно важно, чтобы новый удар против Югославии был нанесен с безжалостной жестокостью и чтобы военные разрушения проводились с быстротой молнии». Аналогичными принципами руководствовались и при разработке планов нападения на Грецию.

В военных действиях против Югославии и Греции, начавшихся 6 апреля 1941 г., были использованы методы блицкрига. Югославская армия совсем не имела танков. Из 1000 самолетов пригодными были лишь 300. Противотанкового и зенитного оружия было мало. К тому же вражда между сербами и хорватами привела к тому, что во время мобилизации лишь 30–40 % призывников явились на призывные пункты. После сокрушительных авиаударов на территорию Югославии устремились танковые и моторизованные дивизии вермахта. 11 апреля Хорватия провозгласила независимость и потребовала отзыва хорватов из югославской армии. 17 апреля Югославия подписала капитуляцию.

Несколько дольше времени занял захват немцами Греции. Полковник Зельмар писал: «Более решительным в бою оказался греческий противник. Первая атака, предпринятая 125-м немецким пехотным полком на Рупельском перевале против линии Метаксаса, захлебнулась под сосредоточенным огнем оборудованных на скалах огневых точек греков. Только после того, как 2-я танковая дивизия немцев, обойдя противника с фланга, прорвала греческую оборону на реке Струме и, обойдя Дойранское озеро, вышла 9 апреля к Салоникам… наступая двумя группами, танки фельдмаршала Листа начали бороздить греческий полуостров». 21 апреля в городе Лариса греческая армия капитулировала.

Правда, еще некоторое время немецкие войска выбивали из материковой части Греции и с греческих островов войска английского экспедиционного корпуса.

Таким образом, чуть более чем за три года после аншлюса Австрии Гитлер сумел не только выполнить свою программу завоеваний, изложенную 5 ноября 1937 г. и так напугавшую ведущих военачальников Германии своим авантюризмом, но многократно перевыполнил ее. Гитлер доказал сомневавшимся генералам огромные возможности молниеносных ударов танковых клиньев, о которых писали Шарль де Голль и Гейнц Гудериан.

Легкие победы и захваты целых стран в 1939–1941 гг. превратили даже бывших фрондеров в сторонников Гитлера. Говоря о позиции многих генералов в это время, участник заговора Ульрих фон Хассель писал в дневнике: «Для большинства из них карьера, в самом пошлом смысле слова, денежные подарки и жезл фельдмаршала были важнее, чем исторические цели и нравственные ценности, поставленные на карту». В отличие от подготовки к нападению на Чехословакию в 1938 г. и развертыванию кампании на Западном фронте в 1940 г., по мере завершения подготовки к нападению на СССР активность заговорщиков становилась минимальной. Один из заговорщиков Гизевиус писал: «С генералами о выступлении против Гитлера говорить невозможно… Нельзя найти такого генерала, который бы считал, что немецкий народ поддержит восстание в обстановке триумфальных побед Гитлера».

Гибель мифа о непобедимости германской армии на советской земле

Еще до нападений на Югославию и Грецию в июле 1940 г. Гитлер дал распоряжение готовиться к агрессии против СССР. После окончания войны ряд генералов уверяли, что они предупреждали Гитлера об опасностях этого похода. Генерал Гюнтер Блюментритт утверждал, что против этой военной кампании выступал фельдмаршал фон Рундштедт, сражавшийся на Восточном фронте в 1914–1917 гг. Возражали против похода в Россию главнокомандующий сухопутных сил фельдмаршал фон Браухич и начальник генерального штаба Гальдер. Особенно активно выступал против нападения на СССР генерал Кёстринг, который долго прожил в нашей стране.

Г. Блюментритт отмечал, что Гитлер, который провел Первую мировую войну на Западном фронте, не имел такого опыта. По словам генерала, в планах восточной кампании Гитлера не учитывались «бесконечные равнины, плохие или не существующие дороги, огромные болота и леса, бедные, разбросанные по местности деревни и, прежде всего, стойкий и упорный русский солдат». Вспоминая Первую мировую войну, Блюментритт писал, что «русский солдат проявлял исключительное искусство в ночных операциях и тех, что проходили в лесистой местности. Он предпочитал рукопашную схватку. Его физические требования были не велики, а его способность выстоять наперекор силы – феноменальна. Таков был солдат, которого мы знали и уважали четверть века назад. С тех пор большевики систематически переучивали молодежь этой страны. Было логично предположить, что Красная Армия окажется еще более крепким орешком, чем ее имперская предшественница».

Блюментритт указывал и на нехватку сведений о стратегическом потенциале СССР: «Самая большая нехватка разведывательных данных была в области русских танков. Мы не имели представления относительно того, сколько танков производится ежемесячно».

В ночь с 21 на 22 июня 1941 года передовые отряды трех групп германских войск («Север», которой командовал фельдмаршал Вильгельм фон Лееб, «Центр» под командованием фельдмаршала Федора фон Бока и «Юг» под начальством фельдмаршала Герда фон Рундштедта) были приведены в состояние боевой готовности. Гитлер говорил: «Когда поднимется «Барбаросса», мир затаит дыхание и замрет».

Участник Великой Отечественной войне, генерал-полковник А. Н. Ширинкин говорил о том, что гитлеровская Германия подготовилась нанести «удар неимоверной силы, невиданной в истории армий вторжения». На советской границе было сосредоточено «190 дивизий – пять с половиной миллионов человек, свыше четырех тысяч танков, около пяти тысяч самолетов, до двухсот кораблей, 48 тысяч орудий и минометов. Промышленность почти всех стран Европы работала на Гитлера… Гитлеровская армия, сосредоточившая в себе потенциал почти всей Европы, к началу войны была полностью отмобилизована. Такое в истории войн бывало редко, даже не было никогда».

Перечисляя схожие данные о военной мощи Германии и ее союзников, автор трехтомной биограф Гитлера, И. Фест обращал внимание также на «600 000 моторизованных единиц» германской армии. Он писал: «Это была самая огромная сосредоточенная на одном театре военных действий вооруженная мощь, которую когда-либо знала история. Наряду с немецкими соединениями стояли двенадцать дивизий и десять бригад Румынии, восемнадцать финских дивизий, три венгерские бригады и две с половиной словацкие бригады, позднее к ним присоединились три итальянские дивизии и испанская «Голубая дивизия»».

 

Казалось, что прибегая к тем же методам «молниеносной войны», которые принесли вермахту победы в Западной Европе, немцы добились на первых порах схожих результатов. Характеризуя наступление германских войск на центральном направлении, немецкий генерал и историк Курт фон Типпельскирх писал: «Противник был застигнут врасплох и совершенно ошеломлен. На южном фланге все переправы через Буг остались не разрушенными и попали в руки немцев». Быстрое продвижение немецко-фашистских войск вызвало смятение среди многих советских людей, включая и тех, кто защищал страну с оружием в руках. Уже 22 июня первый секретарь Компартии Белоруссии П. К. Пономаренко докладывал И. В. Сталину по телефону, что командующий Белорусским военным округом генерал армии Д. Г. Павлов, «под давлением тяжелой обстановки, особенно из-за утери связи со штабами фронтовых войск… потерял возможность правильно оценивать обстановку и руководить сражающимися частями, проявляет некоторую растерянность… не сосредотачивается на главных проблемах руководства».

Многие советские военные оказались не готовыми к германскому блицкригу. Секретарь Брестского обкома М. Н. Тупицын сообщал И. В. Сталину и П. К. Пономаренко 25 июня: «Руководство 4-й Армии оказалось неподготовленным организовать и руководить военными действиями… Вторжение немецких войск на нашу территорию произошло так легко, потому что ни одна часть и соединение не были готовы принять боя, поэтому вынуждены были или в беспорядке отступать или погибнуть».

Как и в других странах-жертвах блицкрига, на советской земле были также налицо проявления паники и трусости. Секретарь Лунинецкого райкома Пинской области В. И. Анисимов сообщал: «В Пинске сами в панике подорвали артсклады и нефтебазы и объявили, что их бомбами подорвали, а начальник гарнизона и обком партии сбежали к нам в Лунинец, а потом, разобравшись, что это просто паника, вернулись в Пинск, но боеприпасы, горючее пропали, – и дискредитировали себя в глазах населения».

Быстрый прорыв танковых и механизированных частей немцев на восток позволил им уже 27 июня выйти на южную окраину Минска и соединиться с другой группой танковых войск, которые шли через Вильнюс. Несколько советских армий были окружены.

В начале июля гитлеровское руководство подвело итоги первого периода военных действий на советско-германском фронте. За первые три недели войны немецко-фашистским захватчикам удалось оккупировать Литву, Латвию, часть Молдавии, почти всю Белоруссию, часть Эстонии, значительную часть правобережной Украины. 8 июля в своем приказе командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок писал: «Сражение в районе Белосток – Минск завершено. Войска группы армий сражались с четырьмя русскими армиями, в состав которых входило около 32 стрелковых, 8 танковых дивизий, 6 мотомеханизированных бригад и 3 кавалерийские дивизии. Из них разгромлено 22 стрелковых дивизии, 7 танковых дивизий, 6 мотомеханизированных бригад, 3 кавалерийские дивизии. Боевая мощь остальных соединений, которым удалось избежать окружения, также значительно ослаблена. Потери противника в живой силе очень велики. Подсчет пленных и трофеев к сегодняшнему дню выявил: 287 704 пленных, в том числе несколько командиров корпусов и дивизий, 2585 захваченных или уничтоженных танков, 1449 орудий, 246 самолетов, множество ручного оружия, боеприпасов, транспортных средств, склады продовольствия и горючего. Наши потери не выше, чем те, какие готовы понести мужественные войска».

Перехват инициативы позволил Гитлеру заявить 29 июня 1941 года: «Через четыре недели мы будем в Москве, и она будет перепахана». Гиммлер считал, что Москва будет взята 4 августа, Гальдер назначал день падения советской столицы на 25 августа. Позже Гитлер говорил бывшему германскому послу в СССР графу Курту фон Шуленбургу, что Москва будет взята 15 августа, а вся война на Востоке закончится 1 октября.

Однако руководители Германии и ее вооруженных сил не учитывали того обстоятельства, что, вторгнувшись в СССР, вермахт имел против себя иного противника, чем армии западноевропейских стран. Несмотря на растущий натиск войск Германии и её союзников, несмотря на поддержку, оказанную им вооруженными пособниками в Прибалтике и на Западной Украине, несмотря на проявления паники и неразберихи в первые дни войны, советские люди оказывали все возраставшее, активное сопротивление агрессору. Гальдер записал уже 22 июня: «После первоначального «столбняка», вызванного внезапностью нападения, противник перешел к боевым действиям. Без сомнения, на стороне противника имел место факт тактического отхода… Признаков же оперативного отхода не было и следа».

Описывая события первого дня войны, Гудериан признавал: «Вскоре противник оправился от первоначальной растерянности и начал оказывать упорное сопротивление. Особенно ожесточенно оборонялся гарнизон имеющей важное значение крепости Брест, который держался несколько дней, преградив железнодорожный путь и шоссейные дороги, ведущие через Западный Буг в Мухавец».

24 июня Гудериан неожиданно натолкнулся на «русскую пехоту, державшую под огнем шоссе, по которому должно идти наступление… Я вынужден был вмешаться и огнем пулемета из командирского танка заставил противника покинуть свои позиции». Однако в тот же день генерал опять попал под огонь красноармейцев. «Русские танки, – писал Гудериан, – обнаружили нас; в нескольких шагах от места нашего нахождения разорвалось несколько снарядов; мы лишились возможности видеть и слышать. Будучи опытными солдатами, мы тотчас бросились на землю, и только не привыкший в войне бедняга полковник Феллер, присланный к нам командующим резервной армией, сделал это недостаточно быстро и получил весьма неприятное ранение. Командир противотанкового дивизиона подполковник Дальмер-Цербе получил тяжелое ранение и через несколько дней умер».

Лишь после войны немецкие генералы признали, что даже в ходе успешных для них приграничных сражений не все задачи, поставленные перед тремя группами войск, были выполнены. Генерал Бутлар писал: «Хотя группа армий «Центр» в результате двух сражений за Белосток и Минск добились решающей победы, приведшей к уничтожению основной массы противника, однако две другие группы армий попросту гнали противника перед собой, не имея возможности навязать ему решающее сражение. Ведя тяжелые кровопролитные бои, войска группы армий «Юг» могли наносить противнику лишь фронтальные удары и теснить его на восток. Моторизованным немецким соединениям ни разу не удалось выйти на оперативный простор или обойти противника, не говоря уже об окружении сколько-нибудь значительных сил русских… Группе «Север» нигде не удалось окружить и уничтожить какие-либо крупные силы противника».

Даже там, где немцы окружали советские части, последние не сдавались врагу. Блюментритт признавал: «Окружения редко были полностью успешными, и большие группы окруженного противника часто выскальзывали из кольца на восток».

Успехи немцев были достигнуты ими немалой ценой. Бутлар писал: «В результате упорного сопротивления русских уже в первые дни боев немецкие войска понесли такие потери в людях и технике, которые были значительно выше потерь, известных им по опыту кампаний в Польше и на Западе». За это время вермахт потерял 92 тысячи убитыми и ранеными, до половины своих танков и около 1300 самолетов. Бутлар констатировал: «Стало совершенно очевидно, что способ ведения боевых действий и боевой дух противника, равно как и географические условия данной страны, были совсем непохожими на те, с которыми немцы встретились в предыдущих «молниеносных войнах», приведших к успехам, изумившим мир».

Первые дни войны дали примеры героизма многих советских людей. Гальдер писал: «Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен». Мужественно сражались защитники Брестской крепости, Перемышля, Лиепаи. Хотя советская военно-морская база Лиепая (Либава) пала 28 июня, немецкий историк Пауль Карелл признавал: «Оборона была организована блестяще. Солдаты хорошо вооружены и фанатически храбры… Они показали в Либаве наилучшие элементы советского военного искусства. Но эта победа была горьким уроком: в Либаве впервые выяснилось, на что способен красноармеец при обороне укрепленного пункта, когда им руководят решительно и хладнокровно». Немецко-фашистские и румынские захватчики долго не могли занять всю территорию Молдавии. На Крайнем Севере противник не сумел продвинуться далеко от границы. В Историческом музее Мурманска находится пограничный знак заставы Рестикент, которая так и не была сдана врагу за все годы войны.

Упорное сопротивление советских войск сорвало расчеты на быстрый разгром Советского Союза. Явное отставание немецких войск от намеченного Гитлером графика вызвало у него раздражение. Типпельскирх писал: «Когда в июле группы немецких армий еще успешно вели наступление и войска, хотя и с непривычным напряжением, но с чувством уверенности в своем превосходстве сражались с упорным противником, с такой необычной, прямо-таки допотопной страной и с ее коварным климатом, между Гитлером и Браухичем, а также начальником генерального штаба Гальдером возникли разногласия относительно дальнейшего ведения операций. По мере того, как три группы приближались к своим первоначально намеченным целям, эти разногласия все более обострялись».

Вопреки мнению Гальдера и Браухича, считавших необходимым сосредоточить все силы для захвата Москвы, Гитлер приказал направить главный удар на захват Ленинграда, Крыма, Донбасса и подступов к Кавказу. Типпельскирх писал: «Главнокомандующий сухопутными силами после того, как он исчерпал все возможности доказать правильность своих соображений, подчинился данным ему приказам. Но между ним и Гитлером лежала теперь целая пропасть, и, хотя внешние противоречия и были на какое-то время преодолены, это глубокое расхождение готово было проявиться по любому серьезному поводу».

Следствием решения Гитлера была долгая битва за Киев. Хотя она была выиграна немцами, потери в живой силе и технике в ходе боев за столицу Украины, а также утрата времени, были невосполнимыми. И все же Гитлер пытался одержать решающую победу до конца года. К началу октября 1941 г., по свидетельству Гудериана, «три четверти всей германской армии были предназначены для… наступления на Москву». Опять немецким войскам удалось окружить значительное число советских войск, а танкам оказаться в предместьях Москвы. Однако наступление, достигнутое дорогой ценой, захлебнулось.

Став командующим 2-й танковой армией 5 октября 1941 г., Гудериан вспоминал, что «в этот день я получил довольно внушительное представление об активности русской авиации. Сразу же после моего приземления на аэродроме в Севске произошел налет русской авиации на этот аэродром, где находилось до 20 немецких истребителей». На другой день 6 октября «южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить».

В эти дни, вспоминал Гудериан, поступали «особенно неутешительные донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике. Наши противотанковые средства того времени могли успешно действовать против танков Т-34 только при особо благоприятных условиях. Например, наш танк Т-IV со своей короткоствольной 75-мм пушкой имел возможность уничтожить танк Т-34 только с тыльной стороны, поражая его мотор через жалюзи. Для этого требовалось большое искусство. Русская пехота наступала с фронта, а танки наносили массированные удары по нашим флангам. Они кое-чему уже научились… Потери русских были значительно меньше наших потерь».

После боев 11 октября Гудериан признавал: «В бой было брошено большое количество русских танков Т-34, причинивших большие потери нашим танкам. Превосходство материальной части наших танковых сил, имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех».

28 октября, как вспоминал Гудериан, «нам было передано пожелание Гитлера «захватить нашими подвижными батальонами» мосты через Оку восточнее Серпухова». Однако, как признавал Гудериан, «подвижных батальонов» уже не было. Гитлер жил в мире иллюзий».

Г. Блюментритт писал: «С изумлением и разочарованием мы открыли в октябре и начале ноября, что разбитые русские кажется не подозревают о том, что они перестали существовать как военная сила. Сопротивление противника усилилось и сражения стали все более жестокими каждый день».

 

6 ноября 1941 г. Гудериан написал письмо, в котором говорилось: «Наши войска испытывают мучения, и наше дело находится в бедственном состоянии, ибо противник выигрывает время, а мы со своими планами находимся перед неизбежностью ведения боевых действий в зимних условиях. Поэтому настроение у меня очень грустное… Единственная в своем роде возможность нанести противнику мощный удар улетучивается все быстрее и быстрее, и я не уверен, что она может когда-либо возвратиться».

После окончания войны из одной книги немецких авторов в другую кочевали обвинения русских морозов в срыве наступления немцев на Москву. Карелл говорил о том, что морозы якобы достигли 54 градусов, а Гудериан писал даже о 68 градусов. О том, что такие морозы превратили бы Москву и Подмосковье в тундру, эти авторы не задумывались. На самом деле, как указывал немецкий военный историк К. Рейнгард, температура воздуха в ноябре под Москвой была на уровне –5 градусов. Ее наибольшее понижение до –20 градусов произошло между 13 и 18 ноября.

Главным фактором, приведшим к разгрому наступавших гитлеровских войск, стала Красная Армия. Маршал Жуков писал: «Нет! Не дождь и снег остановили фашистские войска под Москвой. Более чем миллионная группировка отборных гитлеровских войск разбилась о железную стойкость, мужество и героизм советских войск, за спиной которых был их народ, столица, Родина». Эти качества советские бойцы проявляли в условиях, когда на стороне противника было явное преимущество в численности войск и качестве вооружения.

В то же время очевидно, что германская армия была не подготовлена к зимней кампании и это лишний раз свидетельствовало об авантюризме Гитлера и его военачальников. Генерал Блюментритт признавал, что немецким солдатам «суждено было провести свою первую зиму в России в тяжелых боях, располагая только летним обмундированием, шинелями и одеялами». В то же время, замечал генерал, «личный состав большинства русских частей был обеспечен меховыми полушубками, телогрейками, валенками и меховыми шапками-ушанками. У русских были перчатки, рукавицы и теплое нижнее белье». 14 ноября Гудериан констатировал: «Снабжение войск было плохим… Значительная часть солдат были одеты в брюки из хлопчатобумажной ткани, и это – при 22-градусном морозе! Острая необходимость ощущалась также в сапогах и чулках».

23 ноября Гудериан доложил командующему группой «Центр» фельдмаршалу фон Боку «о том, что 2-я танковая армия находится в весьма тяжелом состоянии и что ее войска, особенно пехотные части, чрезвычайно утомлены; я указал на отсутствие зимнего обмундирования, на плохую работу службы тыла, незначительное количество танков и орудий, а также на угрозу сильно вытянутому восточному флангу со стороны свежих сил противника, прибывающих с Дальнего Востока в район Рязань, Коломна».

Предложение Гудериана о переходе к обороне было отвергнуто. Генерал пришел к выводу, что Браухич, Кейтель и Гитлер являются «сторонниками продолжения наступления».

5-6 декабря началось контрнаступление Красной Армии под Москвой. До этого Красная Армия перешла в контрнаступление в районе Тихвина и Ростова-на-Дону. Попытка повторить молниеносную военную кампанию, подобную тем, что до сих пор с успехом проводились в Западной Европе, окончилась неудачей. Гудериан с горечью писал: «Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными». Не желая признавать собственных ошибок, генерал писал: «Мы потерпели серьезное поражение, которое из-за упрямства верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям».

8 декабря Гитлер подписал директиву № 39 о переходе к обороне на всем советско-германском фронте. Директива предписывала удерживать в руках районы, имеющие оперативно-стратегическое и военно-хозяйственное значение. Однако приказ было невозможно выполнить. Германские войска отступали на запад.

16 декабря Гитлер, вызвав Гудериана к телефону, «потребовал стойко держаться, запретив отходить, пообещал перебросить по воздуху пополнение». Однако отступление армии Гудериана продолжалось.

Отступали и другие армии.

Гитлер винил в отступлении генералов. Он вызвал Гудериана к себе и в течение пяти часов вел с ним спор, убеждая генерала в возможности удержать позиции под Москвой. Гудериан возражал, а потому 26 декабря он был отправлен в отставку.

В течение зимы 1941–1942 гг. были смещены со своих постов командующие всех трех групп германских войск («Север», «Центр» и «Юг») – фельдмаршал фон Лееб, фельдмаршал фон Бок и фельдмаршала фон Рундштедт. В отставку были отправлены генералы Гёпнер, Гейер, Гот, Ферстер, Кюблер. При этом генерал Гёпнер был лишен права носить мундир и ордена, утратил права на пенсию и служебную квартиру. Генерал-полковник Штраус объявил себя больным. Генерал фон Шпонек, командовавший войсками на Керченском полуострове, был уволен за отступление своих войск, затем лишен звания, арестован и расстрелян. В отставку был отправлен главнокомандующий сухопутными войсками фон Браухич. Его место занял сам Гитлер.

Нацистская пропаганда позже уверяла, что лишь твердые действия Гитлера зимой 1941–1942 гг. спасли вермахт от разгрома, а рейх – от поражения. 31 марта 1945 г. Геббельс писал в дневнике: «Генералы сухопутных войск тогда совсем потеряли голову: они впервые оказались перед лицом такого кризиса, а до этого знавали только победы. Вот они и решили отступать вплоть до границ рейха… Если бы мы это сделали, то война закончилась бы, вероятно, еще зимой 1941/42 года».

Хотя Гитлер винил своих военачальников в провале планов «молниеносной войны» на советской земле, на самом деле разгром немецко-фашистских войск под Москвой и их отступление по всему фронту означал крах политики агрессии, за проведение которой были ответственны как Гитлер, так и его генералы. Как и Гитлер, они были виновны не только в развязывании кровопролитной войны против народов СССР, но и в бесчеловечных преступлениях на советской земле.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43 
Рейтинг@Mail.ru