Связь Млечного Пути с представлением о пути умерших в иной мир изредка встречается в тропической Африке, в частности у фьоти133, аквапим и га134 и помянутых уже луба. Этот мотив есть в индо-бирманском пограничье у сема и ренгма нага135 и аборигенов Австралии136, но отсутствует на большей части Азиатского континента и в Океании.
Стоит отметить, что более редкий образ радуги как дороги душ представлен примерно там же, где и соответствующий образ Млечного Пути, с той разницей, что первый зафиксирован в островной Юго-Восточной Азии и на Тайване, а второй – нет. Радуга как дорога душ отмечена у немцев, тибетцев, качин, андамандцев, тораджа, на острове Флорес, у различных групп аборигенов Тайваня, у русских в Тульской, Тамбовской и Владимирской областях и у чувашей137, а в Америке у эскимосов Баффиновой Земли, тлинкитов, ючи, юки, варрау и тупари138.
Третий трансконтинентально распространенный образ Млечного Пути – это представление о гигантском змее или (в Океании, где змей нет) длинной рыбе (рис. 6). Нередко этот образ сближается с образом небесной реки либо с образом радуги. В Африке зафиксирован лишь один случай (малави139), по древним источникам предположительно восстанавливаются переднеазиатские представления, в которых ассоциация с потоком, рекой выражена более явно, чем ассоциация со змеей140. Ведическим обозначением Млечного Пути, как уже говорилось, скорее всего, было Sarasvatī, «со многими водоемами», а в постведической литературе – «Небесная Ганга». Вместе с тем среди многих синонимов для обозначения галактики есть и Nāgavīthī («змеиный путь»)141. Достаточно ли этого для реконструкции образа космического змея, сказать трудно.
Данный образ характерен прежде всего для южной части тихоокеанского мира, хотя и здесь обнаружен не повсеместно. В Австралии отмечено два случая на юго-востоке континента у юалараи и вираджери142, на Новой Гвинее – также два – у меджпрат и ватут143. В Индонезии, Бирме, на Филиппинах и на Тайване мотив есть у ниасцев, минангкабау, бирманцев, мапун и ами144.
Интерпретация Млечного Пути как дракона была знакома китайцам145, а арка в виде двуглавого рогатого змея, возможно, представляющего собой Млечный Путь или по крайней мере служащего символом неба, изображена в контексте какой-то мифологической сцены на стене погребальной камеры ханьского времени в Шаньдуне (рис. 7.4).
В Северной Америке Млечный Путь со змеем не отождествляется. Относительно близкая параллель есть у шошони (конкретная группа не определена): гигантский змей трется о небесный ледяной купол, из-за чего на землю падают снег и дождь146. Однако змей этот ассоциируется не с Млечным Путем, а с радугой, причем в более поздних источниках по культуре шошони данный мотив более не встречается.
Чаще всего Млечный Путь ассоциируется с гигантской рептилией в Центральной и Южной Америке. Здесь этот образ распространен столь же широко, как и образ небесной реки. Для древних майя147 и для культур побережья Перу начиная с V в. н. э.148 имеют значение материалы иконографии (рис. 7). Изображены ли в подобных сценах Млечный Путь или радуга, сказать наверняка невозможно, но, учитывая данные по Амазонии, где оба объекта иногда отождествляются как разные проявления одного149, включить соответствующие традиции в список знакомых с образом Млечного Пути как рептилии допустимо.
В поздних фольклорно-этнографических материалах отождествление Млечного Пути со змеей в Мексике и Центральной Америке документировано для тотонаков, майя Юкатана, кекчи, чорти, киче, науатль Веракруса (возможно) и для костариканских кабекар150, а в Южной Америке – для сикуани, десана, урубу, тенетехара (вероятно), такана, мосетен, чимане, мокови и для неидентифицированных групп на Средней Амазонке151.
Рис. 7 Млечный Путь либо радуга на древних изображениях 1–3 Север побережья Перу: 1) рельеф на стене Уака-эль-Драгон, культура сикан, XII в н. э. 152; 2) рельеф на сосуде культуры касма, X–XII вв н. э. 153; 3) роспись на сосуде культуры мочика, IV–V в н. э. 154; 4) рельеф на стене гробницы ханьского времени в Шаньдуне155 Изображение лунного серпа с мифическим животным на рис 2 – довод в пользу того, что по крайней мере в данном случае двуглавая змея обозначает именно Млечный Путь, а не радугу
Оценивая данные о распространении представлений о Млечном Пути в индо-тихоокеанском мире, будем учитывать два обстоятельства. Первое – это их редкость в Африке южнее Сахары. Все они там известны, но представлены единично, что оставляет неясным вопрос об их появлении до или после выхода сапиенсов из Африки. Второе обстоятельство – наличие соответствующих образов в Новом Свете. Конфигурация ареалов мотивов небесного змея и небесной реки позволяет предполагать их проникновение туда на ранних этапах заселения. Эти образы распространены прежде всего в Центральной и Южной Америке, а вне Америки хорошо известны аборигенам Австралии.
Наименее понятна ситуация с «дорогой душ». Отсутствие мотива как в Сибири и в Центральной Азии, так и в Восточной и Юго-Восточной Азии (кроме нага) есть довод в пользу независимого возникновения соответствующих представлений в Старом и Новом Свете. Другое допустимое (хотя вряд ли доказуемое) предположение – его бóльшая хронологическая глубина в сравнении с возрастом мотива небесной реки. В таком случае мотив дороги душ мог быть вытеснен мотивом небесной реки из Восточной Азии, сохранившись, однако, в Америке, Европе, Австралии и на индийской периферии Юго-Восточной Азии у нага, а также у бхилов. В таком случае представление о Млечном Пути как о «дороге птиц», характерное для финно-угров, балтов, отчасти славян и тюрков, может быть трансформацией мотива «дороги умерших»156. Все это, однако, лишь допущения. Возникновение «дороги птиц» на основе представления о Млечном Пути как о дороге умерших стало бы вероятнее, будь «дорога душ» особенно популярна в Африке южнее Сахары – примерно как у мотивов, объясняющих происхождение смерти157. Но это, как мы видели, вовсе не так.
В любом случае представления о Млечном Пути как о дороге умерших, реке и рептилии, а также (хотя и с меньшей вероятностью) о метеорах как об экскрементах звезд должны были появиться в пределах индо-океанской окраины Азии не позже 15–20 тыс. лет назад, продолжая там сохраняться до современности. Те же древние образы Млечного Пути (мы не знаем, какие именно), которые в эпоху ледникового максимума были характерны для остальной Евразии, оказались перекрыты более поздними, такими как «соломенный путь», «путь перелетных птиц», «лыжный след» и другими, о которых речь пойдет в четвертой главе.
О том, что западно- и североевразийские варианты интерпретации Млечного Пути распространялись относительно поздно, свидетельствует их отсутствие в Южной и Центральной Америке при лишь незначительном проникновении в Северную (гл. 3). В некоторых случаях на это указывает и содержание образов – «соломенный путь», «дорога торговцев солью», «дорога в Рим» (Иерусалим, Киев и пр.) и тем более «дорога святого Якова» к эпохе палеолита отношения, естественно, не имеют.
Еще один мотив, преимущественно распространенный в индо-тихоокеанском мире, связан с представлением о падающих звездах как об экскрементах звезд (рис. 8). Он хорошо известен эскимосам и соседним с ними (но не остальным) аляскинским атапаскам (эскимосы Чукотки и острова Св. Лаврентия, центральные юпик, инупиат Северной Аляски, медные, иглулик, инуит Западной Гренландии, коюкон, кучин158), но популярен и среди америндейских групп. В основном это североамериканские индейцы, жившие к западу от континентального водораздела, в частности сэлиши томпсон, северные шошони, госиюте, юте, южные пайют, кауилья, купеньо, луизеньо, диегеньо, сери159, а также индейцы Мексики и Центральной Америки, в частности отоми, тлапанеки, какчикели и другие народы майя, хикаке160[9]. Кроме того, мотив отмечен у криков на юго-востоке США и в Южной Америке у бари, чиригуано и намбиквара.
В Азии большинство информации относится к Средней Индии и к индо-бирманскому пограничью, конкретно к байга, мариа, санталам, куки, сема нага, лакхер161162. Близкий мотив в Южной Азии есть у маратхи: метеоры – экскременты Гаруды или другой мифической птицы163. Кроме того, на Лусоне мотив отмечен у канканай164, на Суматре – у ачех165, на верхнем Инде – у калашей166.
Стационарные звезды как класс объектов тоже имеют несколько трансконтинентально распространенных интерпретаций. Самое популярное – представление о звездах как об антропоморфных существах. Это единственный космонимический мотив, который известен практически повсеместно. В нашем каталоге такого рода данные зафиксированы для 330 традиций. Материалов по Новому Свету немного больше, чем по Старому, но различия невелики. Мотив представлен и в Африке южнее Сахары, и в индо-тихоокеанском мире, включая Австралию и обе Америки, и в континентальной Евразии.
Рис. 8 1 Метеоры – экскременты звезд 2 Сходные варианты (немцы: слюна звезд; маратхи: экскременты Гаруды)
Представление о звездах как об отверстиях в небе – один из немногих мотивов, которые характерны для Африки, хотя и не только для нее (рис. 9). Южнее Сахары этот мотив зафиксирован у фьоти, комо, тсвана, коса, каранга, джо и сомалийцев167. Из этого списка видно, что мотив хотя и не общераспространен, но известен в разных частях континента. Другим регионом, для которого мотив характерен, является Малайзия и Западная Индонезия (малайцы, ментавай, клемантан, каян)168. У андамандцев (онге) и тетум Тимора звезды возникают после того, как люди пускают стрелы в небесный свод либо тыкают его спицей169, но речь вряд ли идет об отверстиях, скорее о щербинках, повреждениях гладкой поверхности. Звезды-отверстия есть у мяо, хотя прямо об этом говорит лишь один источник, согласно которому все дневные и ночные светила появились после того, как в «небесной циновке» прокололи отверстия разного размера170. По другому варианту, «бабушка Ю» проколола иголкой отверстия в небе и в каждое поместила звезду171, т. е. сами звезды отверстиями не являются.
Основная зона распространения мотива звезд-отверстий – Северная Евразия, где он есть у немцев, шведов, эстонцев, литовцев (жемайтов), марийцев, коми, различных групп ненцев, нганасан, ханты, кетов, различных групп якутов, байкальских, сымских и, вероятно, прочих эвенков, эвенов, негидальцев, нивхов, юкагиров, ительменов и чукчей172[10]. На юго-западной окраине евразийской зоны распространения мотива с ним знакомы немцы, болгары и армяне. А. А. Плотникова173174 называет представление о звездах-окнах общеславянским, но конкретных примеров, кроме болгарского, не приводит. Хотя этот мотив и встречается175, однако типичным его назвать трудно. Возможно, речь идет о книжном образе, мало характерном для народной культуры.
В Америке мотив звезд-отверстий обычен только у эскимосов и отмечен, в частности, у кадьякцев, центральных юпик, включая обитателей острова Нунивак, инупиат (Северной Аляски?), эскимосов устья Маккензи, карибу, нетсилик и иглулик176. Насколько типичен данный образ для северных атапасков, сказать трудно. Он есть у тутчони, но, возможно, также и у соседних тагиш и каска или даже не только у них[11]. На остальной территории Нового Света мотив звезд-отверстий удалось найти в пяти достаточно далеких друг от друга традициях, а именно у сэлишей томпсон, сери, тотонаков, тикуна и тупари[12].
Рис. 9 1 Звезды – отверстия в небосводе и одновременно корни небесных растений 2 Звезды – отверстия (но не корни) 3 Звезды – корни (но не отверстия)
Несмотря на то что древние африканские истоки мотива под вопросом, историческая связь индонезийских и сибирских версий (а также североамериканских, см. гл. 3) достаточно вероятна как потому, что мотивов, объединяющих юг и север Восточной Евразии, достаточно много, так и из-за наличия на севере и на юге дополнительной общей подробности: звезды есть не только отверстия, но еще и корни растущих на небе растений. У клемантан и каян на Борнео, а также у негидальцев и в Америке у сэлишей томпсон отверстия-звезды и есть одновременно с этим корни, они проделаны корнями. Кроме того, мотив «звезды-корни» на юге есть у меланезийцев букавак177178 и отчасти у бидайю («даяков суши» западного Саравака), в тексте которых корни дерева, растущего на небе вершиной к земле, оказываются Плеядами179. В Сибири мотив звезд-корней (но не отверстий) отмечен у северных селькупов180, в нескольких хантыйских и кетских текстах181, а также у орочей182. Бушменская параллель явно случайна: брошенные в небо коренья превращаются в звезды, однако это не корни растущих на небе растений183. Согласно представлениям байга Средней Индии, звезды – это деревья, растущие на облаках184. Но поскольку звезды еще и брильянтовые, речь может идти скорее о цветах, нежели о корнях деревьев (мотив звезд-цветов есть у тайцев Китая185).
Помимо представления о звездах как об отверстиях, в Африке зафиксирован еще один потенциально ранний мотив – представление о звездах как о светлячках. Он известен еще в Меланезии и в Амазонии, однако записи единичны и делать на их основе далеко идущие выводы вряд ли стоит. Конкретно речь идет о лома Либерии186, эгап Камеруна187, папуа е-нан Новой Гвинеи188, сиуаи острова Бугенвиль189 и бразильских кулина190. Сюда можно добавить отмеченные в индийской Керале представления, согласно которым звезды – это оказавшиеся на небе чешуйки двух рыб по имени Шива и Вишну, а те чешуйки, которые упали на землю, сделались светлячками191.
Предположение о сохранении в индо-тихоокеанском мире древних космонимических образов, которые в континентальной Евразии либо исчезли, либо не были представлены вовсе, подтверждается и результатами картографирования вариантов истолкования пятен на луне.
Рис. 10 Дерево на луне 1 Дерево (куст) и человек, пытавшийся за него схватиться, чтобы не оказаться на небе 2 Дерево улетело или было унесено на луну вместе с человеком, который на нем находился или пытался его удержать 3 На луне видны дерево и человек (прочие варианты) 4 Просто дерево (куст, ветка) или дерево вместе с каким-то животным
Самым распространенным является образ дерева и реже группы деревьев, куста, отдельной ветки и т. п. (рис. 10). Более всего такие представления характерны для Китая (Древний Китай, китайцы провинций Гуанси, Гуандун, Чжецзян, Гуанси-чжуанского автономного района, яо, лаху, лису, пуми, различные группы мяо192[13] и Вьетнама (вьеты, мео, тямы, зярай, бру), а также для юга Малаккского полуострова и Индонезии (малайцы, мантра, яванцы, минахаса, тораджа, вана, бангга, буги либо макассары, атони, тетум, Солор, Алор и соседние острова, тернате193194). К этому региону примыкают с северо-востока Корея195, а с юга – Северная Австралия и острова Торресова пролива196. В пределах Филиппин и Тайваня мотив отмечен на острове Себу, у негрито Лусона, багобо Минданао и пайван Южного Тайваня197, в Индии – у пахари, гуджарати, маратхи, бенгальцев-мусульман, ораонов и бхумия198[14], в Микронезии – на Палау, в Полинезии – на Таити, Раиатеа и у маори199200. В Южной Азии, на Филиппинах и на Тайване речь чаще всего идет о лунном дереве как таковом, тогда как в Китае, Вьетнаме и менее выражено в Индонезии, Океании и Австралии дерево мыслится частью более сложной сцены.
Все сибирские варианты (алтайцы, телеуты, шорцы, хакасы, тофалары, различные группы бурят, ханты, южные селькупы, кеты, якуты, забайкальские и, вероятно, дальневосточные эвенки, коряки) повествуют о персонаже, который пошел за водой и был поднят на луну, где виден с ведрами и кустом, за который пытался схватиться. У алтайцев, телеутов, шорцев, хакасов это людоед Челбеген (Джельбеген)201, у тофаларов – некий богатырь202, в остальных случаях, в том числе в еще одном хакасском (качинском) тексте, – девочка-сирота (редко – мальчик)203. Наличие того же варианта с девочкой-сиротой у ваханцев[15] объяснимо связями между югом Сибири и горными районами Средней Азии в эпоху бронзы.
Однако в Сибири мотив должен был появиться задолго до II тыс. до н. э., на что указывают близкие параллели на северо-западном побережье Северной Америки у хайда и цимшиан204205. Разница лишь в том, что у индейцев «лунная водоноша» – это не девочка, а взрослая женщина, которая неуважительно относилась к луне. В более южных районах Северной Америки к западу от континентального водораздела образ дерева на луне встречается у нисенан, вашо, чирикауа и яки206, однако вне связи с определенными повествованиями.
Рассказы о женщине либо мужчине, поднятыми на луну с сосудом (корзиной) и веткой (кустом), за которые те пытались ухватиться, записаны у маори207.
Историческая связь ваханского, сибирских, америндейских (хайда и цимшиан) и маорийских вариантов никаких сомнений не вызывает, независимое возникновение столь сложного образа практически исключено. В Южном Китае и Вьетнаме записаны тексты, которые также могут быть связаны с этой группой повествований, хотя и не столь близко. У вьетов и тямов персонаж хватается за улетающее на луну дерево, пытаясь его задержать208.
В вариантах мяо, зярай и лаху персонаж был поднят вместе с деревом на луну, прилипнув к нему или застряв головой в дупле209.
В Европе образ лунного дерева редок, но все же встречается. На Балканах это болгары и греки210, причем греческий вариант (лунное дерево регулярно рубят, но вырубка каждый раз зарастает) очень близок тем, которые известны по ранним китайским источникам и записаны у китайцев, мяо и мео. На севере Франции и юго-востоке Бельгии в лунных пятнах иногда видят фигуру Иуды, повешенного на бузине или прячущегося за кустом211. Трудно предложить убедительное объяснение для этих европейско-азиатских параллелей, но они есть и для другого важнейшего индо-тихоокеанского варианта – представлений о лунных пятнах как о фигуре персонажа, который что-то ткет, плетет, вяжет и т. п. (рис. 11).
Данный мотив более всего распространен в австронезийском мире, в частности в Индонезии у малайцев, мантра, джакун, кубу, батаков, яванцев, балийцев, минахаса, тораджа, бугов, атони, тобело, лода, на островах Сангихе и Лети212, в Микронезии на островах Гилберта, Банаба и Тувалу213, в Полинезии на Самоа, Тонга, Гавайях, Мангайе, Таити и острове Пасхи214, в Меланезии на юге Соломоновых островов215, на Филиппинах у негрито Лусона216. Эти данные заведомо неполны: скорее всего, в Индонезии, Микронезии и Полинезии мотив был в прошлом представлен почти повсеместно.
Как и в случае с мотивом лунного дерева, никаких данных нет по Борнео. При этом высока вероятность того, что в пределах Нусантары мотив был известен до распространения австронезийских языков. В пользу такого предположения – частные параллели, которые связывают малайцев, темуан (мантра и джакун) и суматранских кубу с филиппинскими негрито (персонаж на луне плетет веревку или силок для того, чтобы кого-то ловить, причем в суматранско-малаккских традициях речь идет о ловле душ людей на земле). Хотя все эти группы давно говорят на австронезийских языках, их культура и гены заставляют видеть в них потомков более раннего населения.
Рис. 11 Лунная пряха 1 На луне виден персонаж, который что-то ткет, прядет, вяжет и т п Когда он закончит работу, наступит конец мира 2 То же, но без эсхатологической концовки 3 На луне виден персонаж, плетущий веревку или силок, чтобы ловить людей (Малайзия и Западная Индонезия), или дух, который вызывает затмения (негрито Лусона)
Образ лунной старухи с веретеном в руках обычен и для индоарийских народов Южной Азии, и есть, в частности, у гуджарати, бахали, панджабцев, бенгальцев-индуистов и, вероятно, у хиндиязычного населения Северной Индии217. У дравидов и мунда его обнаружить не удалось. Среди тибето-бирманцев есть данные для лису, живущих на границе Юньнани и Бирмы218. Насколько широко образ старика, плетущего на луне бамбуковые корзины219, распространен среди китайцев, сказать невозможно: огромный корпус китайского фольклора, записанного за последние 50–70 лет, не только не переведен на европейские языки, но и, по словам покойного Б. Л. Рифтина, практически недоступен зарубежным исследователям.
В Новом Свете образ лунной старухи, которая плетет или ткет, характерен для ирокезов (в том числе сенека) и алгонкинов (потауатоми, делавары, шони) североамериканского северо-востока220. Во всех случаях следует эсхатологическая концовка: если старуха закончит работу, миру придет конец. На Великих Равнинах те же представления зафиксированы у тетон221. На западе США (винту), в Мезоамерике (майя-чонталь) и в Андах (уанка) этиологическая концовка отсутствует, а сам персонаж описывается иначе. У винту это женщина-лягушка, у чонталь и уанка – молодая женщина222.
Несмотря на территориальную разобщенность, американские и азиатские образы лунной пряхи или ткачихи похожи. В частности, в Азии тоже встречается этиологическая концовка либо связь с представлениями о судьбе людей и состоянии мира. У гуджарати рядом со старухой, прядущей шерсть, стоит коза, и если ее помет упадет на землю, мертвые оживут. У атони Тимора рядом с ткачихой привязана свинья, которая пытается вырваться, сотрясая землю. О лунных ловцах душ уже было сказано. Учитывая наши знания о ходе заселения Нового Света, эти параллели вполне могут быть обусловлены культурными контактами между далекими предками современного населения индо-тихоокеанской окраины Азии и предками некоторых групп индейцев. Как и в случае с мотивом лунного дерева, труднее интерпретировать космонимические параллели между Южной и Юго-Восточной Азией и Европой, которых набирается довольно много. При этом каждую параллель в отдельности можно, конечно, объяснить независимым возникновением сходных образов.
В Европе лунная пряха есть у различных славянских народов (сербы, болгары, чехи, поляки, лужичане223), а также у бретонцев, англичан, немцев224. При этом, как и в случае с интерпретацией Млечного Пути, представления о лунных пятнах в Европе испытали сильное влияние христианства, так что древние образы нередко оказывались переосмыслены или вовсе заменены образами Каина и Авеля, Твардовского и т. п.
В отличие от параллелей с Европой параллели в отношении образа лунного дерева (как и параллели относительно звезд-отверстий и звезд-корней) между Юго-Восточной/Восточной Азией и Сибирью хорошо укладываются в предполагаемый исторический сценарий – продвижение населения с юга на север после прохождения ледникового максимума225. Продолжением этого процесса стало проникновение людей в Новый Свет. Космонимические образы – лишь часть корпуса мотивов, общего для мифологии и фольклора северных и южных областей восточной половины Старого Света.
Рис. 12 Лунная лягушка 1 Считается, что на луне находится лягушка или жаба (различимая в силуэте лунных пятен) 2 Лягушка или жаба вызывает лунные затмения 3 Лягушка или жаба вызывает солнечные затмения или глотает солнце после захода
Только что было сказано, что калифорнийские винту видели на луне пряху-лягушку. Образ лунной жабы или лягушки сам по себе тоже характерен для индо-тихоокеанского мира от Меланезии до Южной Америки (рис. 12). По древним источникам известна история Чанъэ, жены стрелка И, которая украла добытый им эликсир бессмертия, улетела на луну и превратилась там в жабу226. На полотнище из ханьской гробницы княгини Дай в Мавандуй (провинция Хунань, 168 г. до н. э.) в левом верхнем углу изображена луна с жабой и зайцем227. Лепешки с изображением Чанъэ и лунного зайца китайцы пекут до сих пор во время праздника середины осени228. Те же заяц и жаба изображены на стене когурёской гробницы VI в. н. э.229. У чуань мяо муж-лягушка превращается после смерти в дерево на луне, но ассоциация лягушки с луной тоже сохраняется230.
Нанайский вариант (лягушка оказалась на луне после того, как пошла за водой; в руках у нее ведра231) находит параллели в Северной Америке у томпсон и арапахо232. Версии, характерные для этих индейцев, в свою очередь вписываются в обширную серию текстов, записанных в пределах Северной Калифорнии, северных районов Большого Бассейна и Колумбийского плато с прилегающей полосой тихоокеанского побережья (лиллуэт, санпуаль, оканагон, кёрдален, флетхед, комокс, твана, сэлиши района Пьюджит-Саунд, пуяллуп, нижние чехалис, коулиц, квинолт, тилламук, нэ персэ, кламат, модок, юрок, карок, хупа, шаста, яна, ачомави, ацугеви, винту, майду, северные пайют, госиюте)233 и севера Великих Равнин (кроу, хидатса, мандан, кровантр)234. Большинство вариантов из ареала Побережья – Плато, а также с Великих Равнин подробные, а более южные, как правило, сопровождаются лишь минимальными объяснениями или сводятся к фиксации образа как такового. Последнее касается и южноамериканских традиций, согласно которым на луне находится жаба или лягушка – так у куна, варрау, камаюра, каража235.
Лягушка ассоциируется с луной не только как персонаж, чей силуэт виден на лунном диске, но и как существо, которое глотает луну (и солнце), вызывая затмения. Ареалы обоих мотивов сходны. В Индокитае и в сопредельных областях Китая и Северо-Восточной Индии мотив «лягушка глотает луну» есть у моклум, коньяк, апатани, ванчо, тайских групп Вьетнама и Лаоса, тайцев Таиланда, шанов, каренов, кхму и лаху236[16]. У кхаси и качин лягушка вызывает затмения солнца, у семангов глотает солнце, когда оно опускается за горизонт237238.
В Новом Свете лягушка считается ответственной за лунные затмения главным образом в штатах Вашингтон, Орегон и на севере Калифорнии у васко, клакамас, тилламук, гэлис, такелма, ацугеви и майду239. Однако этот образ встречается и на юго-востоке США у ючи, чироки, а также и криков и семинолов240. В Центральной Америке мотив отмечен только у панамских куна241, в Южной его нет.
С мотивом лягушки или жабы в качестве небесного монстра, пожирающего светила, интересно сравнить мотив выступающего в той же роли хищного зверя – медведя, ягуара, пумы, волка, собаки, иногда более мелких хищников – лисицы, койота, енота (рис. 13). Для континентальной Сибири, Центральной и Передней Азии примеров такого мотива мало – мехри Южной Аравии, тибетцы, южные селькупы, северные якуты242. У австралийских аборигенов есть, кажется, лишь один вариант (алуриджа Центральной Австралии), причем это скорее рассказ о конкретном приключении Месяца, на которого напала собака, нежели объяснение причин затмений243. В Африке мотив вовсе не зарегистрирован. В немногочисленных африканских текстах, имеющих отношение к этиологии затмений, речь идет о воднохтонических чудовищах (пигмеи Габона, тсвана, суахили, коморцы), птицах (чагга), антропоморфных демонах (арабы Судана и Марокко), но не о хищных животных. Лев, леопард или гиена в этих объяснениях никогда не фигурируют. У одной из групп Северной Ганы, относящихся к семье гур (возможно, касена), луну во время затмения пожирает кот, но в аутентичности столь необычного варианта нет уверенности, а информация крайне скудна244.
Рис. 13 Затмения луны (и солнца) вызывает нападающий на светила хищник: волк (в Европе также мифический волколак), собака, медведь, тигр, ягуар, пума, в единичных случая лисица, койот, енот
Основными зонами распространения образа хищного зверя, нападающего на луну (или луну и солнце), являются индо-тихоокеанская окраина Азии (калаши, сора, бондо, различные группы нага, бори, мишми, пурум куки, лушеи, лакхер, кабуи, манипури, карены, качин, вьеты, инта, бирманцы, ва, малайцы, кубу, тораджа, тетум, магинданао, китайцы в древности и в более позднее время, корейцы, лису, мяо, лаху, нанайцы, удэгейцы, маньчжуры, нивхи, айну245), Мексика и Центральная Америка (науатль Западной Мексики, текистлатеки, майя Юкатана, чоль, лакандоны, суму, куна246), Южная Америка (кашуяна, колорадо, сиона и секоя, тикуна, омагуа, манао, тупинамба, инки, мохо, чикито, гуараю, чиригуано, гуарасу, машакали, камакан, тоба, матако, ленгуа, вилела, мокови, абипон, офайе, аче, гуарани247) и, наконец, Европа с Кавказом и Малой Азией (древнескандинавская традиция, шведы, эстонцы, галисийцы, французы, немцы, румыны, сербы, украинцы, русские, осетины, турки, калаши248). Что касается Северной Америки, то данный мотив известен либо в Калифорнии и в соседних с ней ареалах (гэлис, кламат, модок, толова, потауатоми, алабама, крики, хупа, юрок, вийот, синкион, чилула, маттол, като, шаста, ачомави, винту, помо, костаньо, западные шошони249), либо на юго-востоке США (алабама, крики250) и в области Великих Озер (потауатоми251). Ни на севере и северо-западе континента, ни на Великих Равнинах образ нападающего на светила хищного зверя не зафиксирован.
Подобное распределение совпадает с ареалами многих мотивов, предположительно возникших в пределах индо-тихоокеанской окраины Азии и проникших оттуда в Новый Свет на раннем этапе его заселения. Параллели с Европой (но не с континентальной Евразией) тоже заслуживают внимания. Это не первый случай, когда мотив, в основном характерный для индо-тихоокеанского мира и для Америки, есть также в Европе, но отсутствует или очень редок в Центральной и Северной Азии.
Представление о хищном животном (преимущественно собаке или койоте) как о существе, различимом среди лунных пятен, характерно для тех районов Нового Света, которые расположены в относительной близости к Тихому океану, особенно в полосе от Британской Колумбии до Оахаки (рис. 14). У кус, вийот, чилула и синкион это собака252, у томпсон, северных пайют, луизеньо, хуаненьо, кауилья, чемеуэви, диегеньо, юма, мохаве, кокопа, пайпай, марикопа, пима, сери, кора, уичоль и текистлатеков – койот253. В Южной Америке образ хищника на луне (лисы, ягуара либо существа, напоминающего одновременно ягуара и собаку либо лису), представлен на побережье Перу в доиспанской иконографии254 и в представлениях, сохранявшихся до ХХ в.255, а также известен в тех районах Боливии, которые примыкают к Андам с востока, конкретно у юракаре и чирикуано256. Вполне вероятно, что данный образ отмечает продвижение на юг определенных групп азиатских мигрантов в Америку – вряд ли самых ранних. Достойно внимания, что на юге Мексики лунный койот зафиксирован только у текистлатеков, чей язык резко отличен от окружающих, но обнаруживает определенные соответствия в языках семьи хока, т. е. в юма, сери и ряде других языков Калифорнии, Аризоны и крайнего северо-запада Мексики257.
Западноевразийские варианты (лунная собака у сербов, лев у греков, преследующий восьминогую косулю волк у башкир258) далеки от американских географически и лишены общих с ними подробностей. Однако азиатские варианты, согласно которым на луне видны человек и собака, с соответствующими эскимосскими и индейскими могут быть исторически связаны, во всяком случае в Мексике и южнее подобный образ не встречается. В Сибири лунный человек с собакой есть у ненцев и нганасан259, на Дальнем Востоке – у нанайцев, удэгейцев, нивхов и айну260, а в Южной и Юго-Восточной Азии – у бенгальцев-мусульман, тямов и тетум261. У лису на луне видна только собака, но в целом их миф близок тямскому: у тямов человек достиг луны вместе со своей собакой, а у лису он в последний момент сорвался и упал на землю и собака осталась одна262. В американской Арктике образ человека с собакой зафиксирован у медных эскимосов и в Западной Гренландии263, а среди североамериканских индейцев – у чипевайян, квилеут, сенека и вичита264.