Юрий Батурин
Властелины бесконечности. Космонавт о профессии и судьбе
Сейчас нужно все записать. И осознать, осмыслить. Короткое мое свидание с Землей. Совсем миг, если понять, что человеку вообще очень мало дано «погостить» на Земле. Что мы успеваем на ней? Для чего живем? Какое «сообщение» каждый из нас несет через время и космос? Не «стираем» ли мы его вместо того, чтобы сделать полнее, богаче? Убрать «шум». Словом, «раскрыться» полностью? Есть какое-то смутное ощущение, что подобрался к проблеме «смысла жизни». Конечно, только в личном плане.
Я знаю, что сегодня мне будут сниться ребята, станция и Земля. Земля, с которой мы смотрим друг на друга, разделенные черной пустотой. Потом пробуждение.
Вот и всё. «Свидание» окончено. Удар, называемый «мягкой посадкой», приводит в чувство ненадолго возомнившего о себе «небожителя». Мечта воплотилась в реальность и снова обращается в мечту…
Из полетного дневника, 1998 г.
Часть I
Размышления о профессии
Личная история – 1
Легкие мечтания детства
Мой путь в космос был долгим. Но и самый длинный путь начинается с первого шага. Когда случился тот первотолчок, который направил траекторию моей жизни сквозь космическое пространство? Если быть более конкретным – кто подсказал мне мотив, исподволь начавший работать и заставивший меня незаметно даже для себя думать о космосе?
Первой книжкой, которую я прочитал в своей жизни – а научился я читать рано и прочитал ее в четыре года, – была книга академика Сергея Ивановича Вавилова «Исаак Ньютон», написанная в 1943 г. Впрочем, у отца было издание 1945 г. Я подошел к отцовскому книжному шкафу и, поскольку мог дотянуться только до нижней полки, выбрал, как сейчас предполагаю, просто по внешней привлекательности: красивый серый корешок с орнаментом, тисненым золотом, и имя – «Исаак Ньютон» – на синем фоне. Вытащил книгу и углубился в нее. Читал несколько дней. Мама говорила, что все это время я был абсолютно тихий – не бегал, ничего не ломал, ни к кому не приставал с просьбами поиграть. А мне просто надоело ходить по улицам, где мама учила меня читать по вывескам: «Ап-те-ка», «Бу-лоч-ная»… Я уже все вывески в округе знал. Надо было найти что-то поинтереснее. Так я по буквам сложил весь текст книги Вавилова.
В частности, я прочитал: «Прямая цель телескопа – звездное небо». Загадочная фраза. «Цель» в то время для меня означало только то, во что стреляют. Что такое прямая линия, я уже представлял, потому что от руки мне ее провести никак не удавалось, но если использовать в качестве вспомогательного средства край коробки, то она выходила вполне пристойно. Но как прицелиться в звездное небо? Получается, что прицеливаться можно сразу во все точки неба? Но это не прямая, а много прямых… А небо – везде вокруг шара Земли… Как же выглядит этот загадочный телескоп, из которого можно прицеливаться сразу во все стороны? Голова шла кругом! Я пошел приставать к родителям с вопросами. Они удивились: «Откуда ты это взял?» Я показал. Мама объяснила мне, что телескоп – это большая подзорная труба с увеличительным стеклом, через которое можно смотреть на небо и направлять его на разные звезды. Я все понял. Осталась только одна неясность: почему – «прямая цель»? Эта «прямая цель» мучила меня долгое время и потому запомнилась на всю жизнь.
Что такое «звездное небо», я к тому времени хорошо знал. В памяти навсегда осталось более раннее и самое сильное впечатление детства: мне три года; лежу на сене в санях, укутанный в тулуп, и смотрю на небо, усыпанное звездами. Дедушка везет нас с мамой к себе с поезда. Мороз. Хвойный лес в снегу. Ночная дорога. Точнее, был декабрьский вечер, к двадцати часам уже ночная темь, особенно на ведущей в деревню лесной дороге, где ни огонька. Звездное небо притягивало. Оно было красиво и в то же время хранило какую-то тайну. Свежее детское восприятие фиксирует такие впечатления сразу и навсегда.
Часто спрашивают: «Мечтали ли вы в детстве стать космонавтом?», «Любили ли вы фантастику?», «Кто из фантастов сделал для вас космос притягательным?». В какой-то мере, да – мечтал, любил, читал и перечитывал Жюля Верна…
С Жюля Верна началась для меня вся фантастика, примерно в первом классе, то есть в 1956 г., во всяком случае еще до полета первого спутника. Детских книжек в доме было мало. А когда они появлялись, я проглатывал их мгновенно. Так что вполне естественно, что я вновь подобрался к шкафу со взрослыми книгами. Начальный мой выбор был такой: А. П. Чехов (потому что дедушка здорово, с выражением, читал мне с братом его рассказы вместо сказок), «Три мушкетера» А. Дюма (снова по красивому корешку) и собрание сочинений Жюля Верна 50-х годов прошлого века (из-за интересных иллюстраций художника П. И. Луганского – двенадцатитомник до сих пор стоит у меня на полке). Даже «Аэлиту» А. Н. Толстого я прочитал позже, чем роман «С Земли на Луну».
Я начал с первого тома и вскоре после путешествия трех англичан на воздушном шаре добрался до романа «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут». Он предварялся замечательным рисунком, на котором была изображена стартовая площадка (тогда я этого термина не знал) со стоящим на ней огромным снарядом с открытым люком в головной части (и этот термин был мне незнаком – но видно, что люк располагался вверху), к которому была приставлена обыкновенная деревянная лестница. Из люка высовывался некий джентльмен (во всяком случае он держал в руке цилиндр). Вокруг трудился боевой расчет (теперь-то я знаю, как он называется!). Напоминаю, что это издание книги вышло в 1954 г., когда только начала работать специальная комиссия, выбиравшая место строительства будущего полигона для ракет космического назначения (о чем, впрочем, П. И. Луганский не мог знать), откуда через три года будет запущен первый искусственный спутник Земли, а еще через три с половиной года в космос впервые отправится человек.
Я, еще даже не первоклассник, очень заинтересовался тем, что увидел на рисунке. Непонятным казалось и то, что указывалось точное время (97 часов 20 минут) путешествия до Луны. В поисках ответов я погрузился в чтение. Прямо скажу: было трудно. Я не знал, что такое пироксилин, хлористый калий и едкий натр. Что такое «цилиндро-конический»? Чем отличается парабола от гиперболы и что означают слова «кривая второго порядка»? Но зато я узнал, что человек дышит смесью кислорода и азота и выдыхает углекислоту, что пригодный для дыхания воздух можно восстанавливать (теперь это называется системой жизнеобеспечения космического аппарата), что при страшной скорости снаряда от сопротивления атмосферы ему придется испытывать сильный жар (ну, да – баллистический спуск в атмосфере требует использования жаропрочных материалов), и многое другое. Когда роман завершился, я не успел расстроиться, потому что немедленно приступил к путешествию «Вокруг Луны».
Позже я серьезно увлекся фантастикой, перечитал, казалось все, что выходило на русском языке – и советских авторов, и зарубежных. Но фантастика никак не тянула меня к космическим путешествиям. Как правило, все события протекали чрезвычайно далеко – у Проксимы Центавра или где-то в иных галактиках. Герои устанавливали контакт с высокоразвитой цивилизацией, спасали открытые ими миры или в крайнем случае звездные корабли (философские метафоры и аллегории я по молодости лет не понимал). О человеческих делах речь заходила обычно около Луны, где писатели любили расположить космопорт для пересадки со звездолетов на местные рейсы к Земле. Тогда мне было совершенно очевидно, что к тому времени, как я вырасту, летать придется в другие галактики, во всяком случае за пределы Солнечной системы. А далекие миры меня занимали меньше, чем наша планета. Меня больше интересовали дела и взаимоотношения людей, в то время как профессия звездолетчика начиналась за орбитой Луны, не ближе.
Так все же мечтал ли я с детства о космосе? Детские мечты очень хрупкие: они легко приходят, легко уходят, поэтому их сравнивать с юношескими или взрослыми мечтами трудно. Да, исторический полет Юрия Гагарина меня, конечно, восхитил, и я мечтал стать космонавтом, но само слово «мечта» к детским идеям не совсем подходит именно из-за легкости: сегодня хочется стать летчиком, завтра – космонавтом, потом дипломатом, а то и писателем… Все очень быстро меняется. Но эти легкие, чистые мечты формируют стержень будущих стремлений человека и даже движитель его во взрослой жизни. Они создают неясный еще образ будущего, который, наполняясь важными деталями, становится ориентиром в настоящем и не только подсказывает путь, но и манит, притягивает к себе…
Сказочная глава
«Звезды и небо!»
Звездное небо – существует ли что-то более гармоничное?
Звездное небо заставляет человека искать гармонию в мире и в себе. И завидовать совершенной красоте Вселенной. Михаил Юрьевич Лермонтов лучше многих выразил это чувство:
«Чем ты несчастлив?» –
Скажут мне люди.
Тем я несчастлив,
Добрые люди, что звезды и небо –
Звезды и небо! – а я человек!..
«Небо и звезды», 1831 г.
Звездное небо – как же оно манит к себе! Вот бы полететь в эту звездную даль! Сказка, мечта… Возможно ли такое?
Прекрасно помню, как теплой ночью я лежал на спине в горах Тянь-Шаня и смотрел в бездонное черное-черное небо с яркими немигающими звездами и думал о том, как я к ним полечу. Забираться в палатку не хотелось. Небо без городской засветки было загадочно и необычайно красиво! Как черно-белая фотография – звездная светопись в чистом виде. Как черный бархат со звездами-алмазами на нем. Неужели это и есть знаменитое небо в алмазах? (Соня, персонаж пьесы А. П. Чехова «Дядя Ваня», говорила эти слова, имея в виду «лучший мир», но в молодости не думаешь о том, что когда-то придется уйти, и я представлял себе пусть и иной, космический мир, но вполне человеческий. И в мыслях у меня не было, что небо в алмазах – мечта несбыточная, эфемерная, хотя, конечно, это было именно так.) Я мечтал не только видеть черное небо, но прикоснуться к нему, погрузиться в него, оказаться там, в вышине, в космосе. В горах, где пространство раздвигалось до широчайших пределов, масштаб времени тоже начинал отличаться от привычного для человека. В пространстве я лежал неподвижно (если, конечно, не считать движения Земли по орбите вокруг Солнца и вращения ее вокруг своей оси). Казалось, любое мое движение разрушит возникшее удивительное ощущение единения с необъятной природой, где я был – что может быть выше? – «изнанкой неба». Но ничто не мешало мне перемещаться во времени, и я путешествовал с поистине историческим размахом. Сначала я удалился в прошлое не далее чем на век. Может быть, мои дед или прадед, лежа ночью где-то на деревенском сеновале, так же мечтали о небе? Постепенно я забрался очень далеко, и получалось, что человека всегда волновал космос, что простейшая мысль о полете в черное небо оставалась неизменной в своем словесном или мысленном выражении, как некий инвариант смены поколений, настолько она была убедительна в своей простоте. Но как же сложно было претворить мысль в материальный объект космического назначения!
Звездное небо манит к себе! Вот бы полететь в эту звездную даль! Сказка, мечта… Возможно ли такое?
Нужна «безумная идея»
В VII в. до н. э. ассирийский царь Ашшурбанипал приказал создать в своей столице Ниневии, расположенной на берегу реки Тигр, библиотеку, которая объединила бы все накопленные человечеством знания. Коллекция имевшихся в ней текстов стала одной из крупнейших в Древнем мире. Они были написаны на ассирийском, вавилонском, шумерском и аккадском языках. Из них мы узнали, например, законы Хаммурапи, которые изучают на первом курсе студенты всех юридических факультетов. Значительная часть библиотеки состояла из глиняных табличек с клинописью. На одной из них на аккадском языке была записана поэма о полете шумерского царя Этаны выше неба за 3000 лет до нашей эры. Поднялся он туда с помощью орла. Мы не знаем высоты, которой достиг Этана, но Земля ему показалась не больше «борозды», а море – «миской с похлебкой». Судя по тому, что для подъема использовались крылья орла, существенными были аэродинамические характеристики системы «орел – пилот». Поэтому эксперимент Этаны можно считать первым из известных проектов суборбитальных полетов.
Зато древнегреческий писатель Лукиан в середине II в. н. э. в сочинении «Икароменипп, или Заоблачный полет» отправил своего героя на Луну с единственной целью – взглянуть на земные дела «с высоты». Этот важный мотив с лихвой оправдывает не слишком совершенные средства доставки – крылья, как и у царя Этаны, но с серьезной модификацией: правое орлиное, а левое – ястребиное. В следующем своем произведении «Правдивая история» Лукиан описывает путешествие в космос морского корабля с экипажем, достигшим Луны и даже оказавшимся вовлеченным в первую в истории фантастики «звездную войну» за планету Венера.
Впервые способ отправки на орбиту полезного груза (космонавт тоже относится к этой категории), который используется и поныне, опробовал китаец Ван Ху в XVI в. (хотя некоторые легенды относят это событие даже за 2000 лет до нашей эры!), решивший совершить полет на небеса с помощью 47 ракет. Однако, когда стартовая команда подожгла ракеты, аппарат взорвался. Аналогичное средство доставки – 36 ракет, срабатывающих ступенчато, – описал в романе-утопии «Иной свет, или Государства и империи Луны» в 1656 г. известнейший автор французского Возрождения Сирано де Бержерак. Правда, такой «пакетный» старт тоже оказался неудачным, но пилот все же летел ввысь некоторое время. Сила предвидения удивительная: первые запуски будущих космических ракет тоже поначалу не удавались.
В 1687 г. великий Исаак Ньютон в научной (не беллетристической!) работе вычислил скорость, необходимую для выхода на земную орбиту (8 км/с) и для покидания орбиты Земли (11 км/с), и в качестве иллюстрации законов механики рассмотрел артиллерийское орудие как способ доставки.
Проблема достижения определенной скорости, необходимой для того, чтобы покинуть Землю, не сразу, но была осознана писателями, и в 1845 г. русский автор Демокрит Терпинович написал рассказ «Путешествие по Солнцу». Побывав на Солнце, герой рассказа совершил весьма оригинальное действие – забрался в нос к местному астроному-великану, предварительно сориентировав его в направлении Меркурия, и пощекотал. Великан чихнул, и космический путешественник вылетел из ноздри с огромной скоростью, достигающей 0,12 км/с. К сожалению, этой весьма высокой скорости все же не хватает, чтобы преодолеть притяжение Земли и тем более – Солнца (437 км/с).
В 1865 г. французский писатель Ахилл Эро написал книгу «Путешествие на Венеру», где предложил для запуска корабля ни много ни мало – реактивный двигатель! Вот только с рабочим телом двигателя Эро ошибся: у него реактивная тяга создавалась выбрасываемой наружу водой. В том же 1865 г. другой французский писатель, Жюль Верн, работавший над своими произведениями весьма основательно – изучая достижения науки и проделывая инженерные расчеты, – в своем романе «С Земли на Луну» отправил экипаж в космос из гигантской пушки со скоростью 11 км/с.
Через 14 лет в другом своем романе – «Пятьсот миллионов бегумы» – Жюль Верн снова воспользовался пушкой; выпущенный из нее снаряд из-за ошибки в баллистических расчетах полетел не на Франсевилль (вымышленный город, построенный на западном побережье Соединенных Штатов), хотя его скорость оказалась близка к первой космической.
Заметим, что огромные перегрузки, возникающие при выстреле из такой пушки, не позволили бы человеческому организму благополучно пережить их. Что же касается самого снаряда, то, хотя Жюль Верн и пишет, что он «никогда не упадет», все же он немного не достиг нужной скорости, не смог совершить даже один виток[3], и снаряд в конце траектории должен был поразить стартовую позицию, а именно Штальштадт. Между тем в эпилоге ничего нет о разрушениях в Штальштадте, наоборот, город процветал.
Тем не менее роман Жюля Верна стоит отметить особо. Автор предусмотрел предварительные проверки, испытания с животными, наземные испытания с человеком, герметичность капсулы, амортизаторы для компенсации перегрузок, систему жизнеобеспечения в полете, тормозные импульсы для маневров в космосе, предвидел международные экипажи и почти точно расположил место выстрела из пушки близ будущего американского космодрома во Флориде. Более того, вследствие нештатной ситуации капсула не приземлилась на Луну, как планировалось («Вокруг Луны»), но благодаря умелым действиям экипажа благополучно вернулась на Землю, на 100 лет предвосхитив драматичную историю «Аполлона-13».
Идею Ахилла Эро о реактивном принципе движения подхватил русский писатель и ученый Александр Богданов, да еще как подхватил! В его романе «Красная звезда», вышедшем в 1908 г., путешествие к Марсу осуществляется на корабле с атомным (!) двигателем, причем частицы излучающего вещества, отбрасываемые в сторону, противоположную направлению полета, создавали реактивную тягу. Но опять, как и у Эро, все это лишь намек, не получивший развития.
Почти 5000 лет – а это только срок, подтвержденный письменно зафиксированным эпосом, – люди сочиняли сказки, легенды и фантастические произведения о полетах в космос. Сначала даже не в космос, о котором ясных представлений не было, а просто за пределы Земли. Первыми «космонавтами» были боги, полубоги, затем всемогущие императоры, ангелы и духи, и лишь много позже ими стали обычные люди. Мечта была давней и усиливалась (судя по увеличивающейся частоте появления таких работ) по мере приближения дня реального проникновения человека в космическое пространство.
Фантасты ухватили главное: надо найти способ преодоления земной гравитации и доставки полезного груза на орбиту планеты и в иные звездные миры. Но при этом они упустили научную теорию гравитации Ньютона, а затем и прямо сформулированный К. Э. Циолковским в 1883 г. в научной работе «Свободное пространство» принцип перемещения в космосе – реактивное движение. Затем в 1903 г. последовала и в равной степени была не замечена литераторами (таких как Жюль Верн мало!) знаменитая его работа «Исследование мировых пространств реактивными приборами», где уже была развита теория реактивного движения на жидком топливе и опубликована ныне широко известная формула движения ракеты – «формула Циолковского». И эта публикация тоже никак не сказалась на трудах фантастов. Пришлось К. Э. Циолковскому самому выступить в роли писателя и опубликовать в 1916 г. научно-фантастическую повесть «Вне Земли» – сначала лишь около половины (в которой ракета уже была описана), поскольку печатавший ее журнал «Природа и люди» перестал выходить, а в 1920 г. полностью весь текст. Только тогда ракетный способ выхода в космос был освоен писателями, особенно успешно – в Советском Союзе.
Второй по важности для космических полетов темой, безусловно, оказываются системы жизнеобеспечения. Они вошли в фантастическую литературу лишь в XIX в. Хорошо описал их Жюль Верн, а затем русский писатель Леонид Богоявленский, чье произведение «В новом мире» появилось в самом начале ХХ в., в 1901 г.
Реальные опасности космического полета стали обсуждаться в фантастической литературе народовольцем Николаем Морозовым, который, оказавшись в заключении в Шлиссельбургской крепости, писал в 1882 г. повесть «Путешествие в космическом пространстве», где впервые говорится об опасности разгерметизации корабля вследствие попадания в него метеорита, о проблеме метеоритных потоков, которые в космических странствиях желательно обходить.
Затем пришло время обратить внимание на отбор и подготовку путешественников в космос. Один из самых знаменитых в мире писателей-фантастов американец Роберт Хайнлайн в 1948 г. в романе «Космический патруль» весьма достоверно обрисовал ощущение проходящих отбор кандидатов от испытаний на перегрузки и невесомость, от психологических тестов и т. д. Назовем также роман Александра Беляева «Прыжок в ничто», где описывается отбор космонавтов, а первые 20 отобранных кандидатов (ровно как в 1960 г. при первом наборе космонавтов!) проходят тренировки на невесомость, перегрузки, вестибулярные воздействия.
Были затронуты такие темы, как нештатные ситуации и героизм в космических полетах. Собственно, нештатные ситуации (конечно, они еще не имели такого названия, мы его используем исключительно для привязки к нашим описаниям в поcледующих разделах книги), а говоря простым языком – неожиданности, катастрофы, которые создают для космических путешественников трудности, и их приходится героически преодолевать – обязательно требуются для увлекательности сюжета. Тема героики в космическом полете – особая, так что многие писатели посвящали свои произведения не способам передвижения в космическом пространстве, а всестороннему осмыслению этого феномена. В рассказе 1947 г. Роберта Хайнлайна «Зеленые холмы Земли» ослепший оператор двигательной установки, которого подсаживают иногда из жалости на косморейсы, в одном из них спасает корабль и команду, пожертвовав собой. Аналогично спасает людей на корабле герой повести Георгия Бовина «Дети Земли» 1958 г. – один из членов экипажа. Заложив будущую традицию, повесть оптимистично заканчивается присвоением каждому космонавту звания Героя Советского Союза. В 1960 г. советская писательница Валентина Журавлева в рассказе «Астронавт» иначе раскрыла тему подвига – через образ принимающего трудное решение капитана. Но героизм вовсе не всегда связан с риском для жизни или здоровья космонавта, спасением корабля и экипажа. Иногда решение принимает не разум, а совесть космонавта, иногда приходится решать проблемы эмпатии, как в рассказе 1958 г. американского фантаста Роберта Силверберга «Вторжение с Земли».
Фантасты сумели предвидеть даже полет журналиста в космос (советский прозаик Георгий Мартынов, роман «220 дней на звездолете», 1955 г.) и реально появившиеся в наши дни космические династии (английский писатель Джон Уиндем, роман «Зов пространства», 1958 г.).
Но мысль сказочников неслась столь быстро, что после установления консенсуса в отношении ракетных средств вывода кораблей в космос главными для них стали философские и моральные проблемы контакта и отношений между цивилизациями. К сожалению, мировоззренческие, ценностные взгляды космонавтов оставались за пределами их внимания. К исключениям можно отнести работы Роберта Хайнлайна, исследовавшего влияние космоса на личность и ее проявления в космическом полете, и, разумеется, польского писателя Станислава Лема. В 1954 г. в своем научно-фантастическом романе «Магелланово облако» он описывает звездолет «Гея» как созданную людьми модель Земли и, соответственно, моделирует человеческие отношения в космическом полете, размышляет об изменениях психического состояния астронавтов. Ну и, конечно, лучший из его романов «Солярис», 1961 г., законченный как раз накануне полета Юрия Гагарина, очень своевременно поставил множество актуальных вопросов, которые мы начали осмысливать с запозданием. «Солярис» посвящен не столько контакту с иной цивилизацией (сюжетная форма), сколько поиску человеком правильного взгляда на самого себя, проникновению в глубины своего подсознания, пониманию себя (смысловая авторефлексия). Один из героев романа, кибернетик доктор Снаут, сформулировал проблему так: «Мы отправляемся в космос, готовые ко всему, то есть к одиночеству, к борьбе, к страданиям и смерти. Из скромности мы вслух не говорим, но порою думаем о своем величии. А на самом деле – на самом деле это не все, и наша готовность – только поза. Мы совсем не хотим завоевывать космос, мы просто хотим расширить Землю до ее пределов… Мы не ищем никого, кроме человека. Нам не нужны другие миры. Нам нужно наше отражение. Мы не знаем, что делать с другими мирами. С нас довольно и одного, мы и так в нем задыхаемся. Мы хотим найти свой собственный, идеализированный образ…» А вывод психолога доктора Кельвина был столь краток, сколь и афористичен: «Человек отправился навстречу иным мирам, новым цивилизациям, до конца не познав собственной души: ее закоулков, тупиков, бездонных колодцев, плотно заколоченных дверей».
Весь корпус мифов, легенд, сказок, фантастических, а затем и научно-фантастических произведений о путешествиях в космос в огромных масштабах времени (тысячелетия!) и богатейшего по структуре и разнообразию пространства мысли представляет собой сложную траекторию поиска пути, который выведет человечество из замкнутого земного мира. Он очень важен для научно-технического прогресса. Потому что все на самом деле начинается со сказочника.
