В иллюминаторе самолёта до самого горизонта город искрится тысячами огней. Несмотря на ранее утро, в феврале ещё темно и россыпь миллионов ярких точек с каждой минутой увеличиваются, превращаясь в отчётливые изображения окон домов и уличных фонарей, а светящийся горизонт при этом от восходящего солнца на высоте, с каждым метром снижения вновь становится темнее и темнее. Самолёт спускается в темноту. Стюардесса, словно собирательный образ из песен, в очередной раз объявляет: «Уважаемые пассажиры, самолёт рейса Санкт-Петербург – Киев совершает посадку в аэропорту Борисполь. Просьба пристегнуть все ремни безопасности и не вставать с мест до полной остановки самолёта».
– Серёжа, хватит спать, уже прилетели. Посадка. Смотри, как красиво.
Молодая девушка не отрываясь смотрит, как под крылом то приближаются, то вновь отдаляются улицы ночного города. Самолёт делает уже третий круг над городом. Среди пассажиров в салоне нагнетается волнение, первые вопросы друг другу шёпотом уже превращаются в общий гул.
– Серёжа, просыпайся, что-то происходит. Кажется, нас не принимает аэропорт, – девушка вновь толкает плечом сидящего рядом с ней спутника. А, мужчина при этом давно уже наблюдет за ситуацией одним глазом, создавая образ спящего.
– Дай посмотрю, – на этот раз, открыв уже оба глаза, он пытается дотянуться до иллюминатора, и тут же, как бы невзначай, закинув девушке руку за шею, нежно целует её в щёку.
– Серёжа, да погоди ты. Посмотри. Что это? Мне кажется там внизу пожар. Горит какое-то здание. И, я обратила внимание, что на дорогах тоже было что-то, похожее на огонь.
– Настенька, вполне вероятно, это костры на баррикадах. В Киеве ведь в эти дни массовые протестные митинги. Народ уже три месяца бунтует. Жгут костры. Если верить новостям, на центральной площади вообще палаточный городок выстроен. Майдан очередной. Может уже и в аэропорту какие-то беспорядки? Не переживай, милая, где-нибудь всё равно приземлимся. Рядом аэропортов много.
– Но, Олег ведь нас здесь встречает.
– Созвонимся. Что-нибудь придумаем.
Яркие и выразительные глаза девушки от волнения становятся ещё крупнее и ещё глубже, что придаёт им особый шарм. Сергей крепко сжимает её руку, и ещё раз нежно целует подругу.
– Всё будет хорошо, – пытается хоть как-то её успокоить.
– Почему именно сейчас Маша с Олегом решили устроить эту вечеринку? И именно в Киеве? Регистрация ведь будет всё равно в Симферополе.
– Потому что, Маша хотела устроить праздник своим друзьям и близким, с которыми вместе училась и работала, для тех, кто не сможет попасть на регистрацию. Так сказать, прощальная церемония, свадьба и отъезд сразу. А если свадьба, то и без свидетелей никак. Поэтому мы будем гулять и отмечать на всех их свадьбах, сколько бы они не устроили посиделок. Они ведь ещё не знают, какой сюрприз мы везём им в подарок.
– Да, понимаю я, Серёжа. Только я смотрю на эти улицы, и с каждым приближением становится всё страшнее. Волнительно как-то очень.
– Не волнуйся. Самый пик уличных волнений, судя по новостям, был уже вчера, власти применили жёсткую силу и должны были разогнать этот Майдан. Так что, сегодня уже должно всё успокоиться. Я не думаю, что их президент поступит, как наш царь в семнадцатом. Он не даст себя свергнуть. Сейчас времена другие. Хотя, всё это очень и очень сильно что-то напоминает. Как под копирку, как по методичке работают заговорщики.
– Ну, если у нас в России получилось, почему у них здесь не получится? Ты ведь сам говоришь, что всё точно также? Что все действия похожи.
– Сейчас 2014-ый, а не 1917-й. Все научены историей. Власти прекрасно знают, как нужно действовать в таких ситуациях. Хотя… В Сербии вон в 2005-ом тоже по этой же методичке действовали. И там тоже получилось.
– По-моему, после своей диссертации, ты уже помешался на этой революции. Везде уже ищешь аналогии, сравнения. Ну, и кому, по-твоему, здесь запланирована роль Ленина?
– Ленина в феврале семнадцатого, когда всё начиналось, вообще не было в Петрограде. Вообще всё было сделано не его руками. Вот и здесь, думаю, что будущий вождь, сейчас даже и не помышляет о своём лидерстве. Скорее всего, его и фамилии даже никто и нигде не произносит.
– Так значит, ты всё-таки сомневаешься, что всё может закончиться мирным путём? Значит, предполагаешь переворот? Революцию? Ох, не в то время ребята затеяли свою свадьбу. Могли бы и отложить, хотя бы до лета.
– Всё запланировано заранее. Кто же знал, что у них здесь так всё завертится?
Самолёт наконец заходит на посадку, и начинает резкое снижение. В салоне наступает резкое молчание. И при соприкосновении шасси со взлётной полосой, когда каждый чувствует, что «под ногами» уже твёрдая опора, слышится коллективный выдох, а уже через секунду вновь всеобщий беспорядочный гул. Через несколько минут самолёт окончательно останавливается, почти весь народ уже на ногах, желая поскорее покинуть салон. Настя с Сергеем неторопливо пережидают всех нетерпеливых и выходят из лайнера одними из последних.
В аэропорту их радостно встречает молодая пара тех самых новоиспечённых молодожёнов. После крепких объятий с друзьями все четверо спешно идут к автомобильной стоянке. Уже только по дороге в автомобиле Сергей осторожно спрашивает:
– Олег, как у вас тут? Судя по новостям, очень жарко приходится?
– Да, вчера реальные погромы были. Как будто опять на войну попал. Только эти сволочи со свастикой по улицам бегают с палками, прутьями металлическими, всё крушат и громят, а их трогать нельзя. Задушить их хочется, – молодой человек спортивного телосложения от внутреннего напряжения явно взволнован, при последней фразе сильно ударяет по рулю, – только… это противозаконно. Да и я здесь чужой – москаль.
– А ты сам-то давно свою с плеча свёл?..
– До конца жизни мне теперь эти ошибки молодости припоминать будешь?
– Вот видишь. Для тебя это просто ошибки. А ведь, если бы мы тогда не попали в эту передрягу, может и ты сейчас был бы среди них. Не думал? Просто, ты смог пересмотреть свои взгляды. Ситуация заставила. А они нет. К тому же они дома. И их здесь так учат. Вот и получается, что они для тебя – враги, а ты – для них. Всё взаимосвязано. Они здесь себя сейчас чувствуют хозяевами жизни.
– Да, и этим хозяевам жизни всё дозволено. Это глас народа. Что-то происходит вокруг, что-то сильно нагнетается. Не понимаю.
– Вчера же вроде власти успокоили и разогнали толпу?
– В одном месте разгоняют, они в другом опять собираются. Сильно противодействия им не оказывают. Берегут, почему-то? Хотя, я бы расстрелял всех на хрен подчистую, и всё бы точно успокоилось. Это уже не люди. Это враги. Это нечисть. Их уже не переделать, они навсегда такими будут. А власти здесь с ними церемонятся. У Маши отец говорит, что полицейским не разрешают их даже трогать. Они, суки, жгут бутылями с «зажигалкой» пацанов, забрасывают булыжниками, а беркутовцы им ответить не могут. Им даже боевых патронов не выдают, представляешь? – Олег опять со злости сильно ударяет по рулю. – Что за власть? Народ трогать нельзя. Какой народ? Это разве народ? Это ублюдки, которых надо уничтожать.
– Олег, успокойся, веди нормально машину, – вступает в разговор его спутница Маша, которая до этого тихо о чём-то перешёптывалась на заднем сиденье со спутницей Сергея.
Олег же резко сворачивает с основной магистрали и ныряет в переулок, продолжая движение дворами и переулками, делая резкие повороты. Нервное напряжение чувствуется в каждом его движении, в каждом слове:
– Вчера их, конечно поприжали. У ребят из милиции нервишки немного сорвало, погоняли они этих нациков по улицам. Многим хорошенько досталось. Только вот эти гады сегодня ночью Дом Профсоюзов подожгли. Решили провокацию совершить. Своих же жгут, мерзавцы. Говорят, что люди там даже погорели. Хотя, настоящей правды сейчас мало откуда можно узнать. Мы от Александра Михайловича – Машиного отца, хотя бы узнаём. Он тут руководит крымским Антимайданом. Он сам бывший полковник милиции, напрямую общается с местным руководством и властями.
– Бывших полковников не бывает, Олег, тебе ли не знать.
– Ну, да, в отставке он. Сейчас просто активист. Из Крыма большое количество людей на автобусе привозит, чтобы организовать митинги против этой дикой оппозиции. В защиту власти, так сказать. Сегодня эти ублюдки и на их штаб делали попытку напасть, даже пытались поджечь. Бутылками забросали.
– Ребята, мне от ваших разговор уже становится страшно и не по себе. А свадьбу вашу перенести на другое время никак нельзя было? Летом бы отметили, – Настя попыталась перевести разговор на другую тему.
Олег парирует:
– Мы же не думали, когда планировали, что всё вот так получится. Всё уже проплачено.
Его девушка поддерживает будущего мужа:
– Мы предполагаем, а Бог располагает. Думаю, что к лету я уже вряд ли смогу надеть своё шикарное свадебное платье.
– Да ладно!!! – почти в голос восхищённо воскликают Сергей с Настей.
– Поздравляем. Отличная работа, друг. Молодцы! Значит, всё сделаем, как надо. – Сергей утвердительно ставит точку в этой теме. – Новая семья – чета Васильевых будет создана, как и полагается, вовремя и в срок. Всё состоится в назначенное время и по плану.
– Даже не сомневаюсь, товарищ, командир. Кстати, ждём с нетерпением, когда уже будем праздновать регистрацию четы Филатовых.
– Будем-будем. Только, какой я тебе командир? Вспомнил, тоже.
– Такое не забывается… Ну, вот и приехали. Это вполне приличная гостиница. Здесь и наша вся крымская делегация остановилась. Располагайтесь, отдыхайте. Хотя, поспать, наверное, уже вряд ли получится, утром поедем подготавливать помещение к торжеству.
– Так ты теперь тоже крымчанином уже заделался? Или ты всё же питерский парень?
– Какая разница, главное – русский. Хотя, для местных, все четыре года, что здесь живу – вечный москаль.
Вся компания слегка успокаивается и выходит из автомобиля. Ребята берут все сумки и чемоданы, и все дружно входят в здание отеля. Номер для гостей заранее снят не пятизвёздочный, конечно, но, вполне приличного уровня. Настя сразу первым делом начинает разбирать и раскладывать вещи из чемодана. Сергей же не находит себе места, вышагивая по комнате и что-то обдумывая. Через минуту он всё-таки выходит в коридор, предварительно попросив прощения у спутницы, и поцеловав её. Ещё через минуту из своего номера выходит и его друг:
– Ты вообще отдыхать не собираешься?
– Олег, давай не будем пугать наших девчонок. Я вижу, что здесь полная задница. А сегодня и завтра может быть ещё хуже.
– А что мы-то сможем сделать? Не нам решать, как этой стране жить.
– А почему нет? Ты ведь теперь тоже здесь живёшь. Значит и тебе решать тоже. Как бы нам с тобой, Олег, опять не вляпаться в военные действия, только теперь уже в нашем, настоящем времени. И отсюда уже валить некуда будет. Понимаешь?
– Типун тебе… Не дай Бог.
– Кстати, как тут ребята – Тарас и Сирый? Общаетесь?
– С Тарасом видимся иногда. Обещал сегодня подъехать, если сможет. А Сирый в жёсткой оппозиции. Слышал, что спонсирует одну из радикальных группировок. Он у них там в авторитете. Папа крупный олигарх, поэтому возможности беспредельны. Ну, а меж собой вроде, как всё ещё дружат.
– Я сейчас на официальном сайте президента посмотрел видеообращение Януковича. Он оправдывается за то, что ещё не сделал, за то, что окружение принуждает его к применении силы, а он призывает воздержаться от радикальных действий. Всю вину за то, что уже произошло, и ещё может произойти, он снимает с себя и перекладывает на лидеров оппозиции. Пытается отстраниться от кровопролитий и говорит о компромиссе. Понимаешь? Он снимает с себя всякую ответственность за происходящее. Он показывает всему миру свою слабость. Он тем самым сейчас упускает ситуацию. Он не решится. Он не сможет остановить бунтовщиков. Наша страна это уже проходила в феврале семнадцатого. Что из этого вышло, все знают. Если он сегодня всё этого не остановит, его судьба может быть точно такой же, как и у нашего царя, а страна свалится в разруху. Всё очень серьёзно. История решается здесь и сегодня.
– И что ты мне предлагаешь?
В этот момент из ближайшей двери выходит невысокого роста коренастый мужчина лет 60-ти.
– Молодые люди, вы так громко и бурно обсуждаете политическую обстановку, что разбудите и перепугаете всю мою делегацию. Давайте лучше выйдем на балкон.
Вся мужская компания спешно покидает коридор.
– Познакомьтесь, это Сергей Филатов, мой друг. Он доцент исторического факультета Петербургского университета. Историк, в общем. А это Александр Михайлович – мой…
Олег на секунду замялся, но мужчина решает сгладить его смущение и сам добавляет:
– …Тесть. Разве не так? Да ты не смущайся. Штамп в паспорте – это не самое главное. Четыре года ведь уже вместе с дочерью живёте.
– Вот, поэтому, Александр Михайлович, я и не могу называть Вас просто тестем, Вы мне уже почти, как отец родной.
– Ну, что же, сынок, тогда рассказывай, что вы тут так бурно обсуждали? – похлопывает зятя по плечу полковник.
– Да вот, Сергея очень беспокоит обстановка, которая здесь складывается. Хочет вершить историю здесь и сейчас.
– Похвально, – офицер протягивает руку, – Бочаров.
Несмотря на преклонный возраст мужчины, Филатов чувствует не только крепкое рукопожатие, но и выправку, и какую-то надёжность и уверенность во взгляде. Полковник же продолжает:
– Вершить, говоришь? Мы её все сейчас здесь вершим. И эти дни действительно войдут в учебники истории. А уж как она будет написана, зависит от того, кто сейчас возьмёт верх.
– И от того, кто её будет писать, – соглашается Сергей. – Приятно познакомиться. Меня действительно сильно волнует вся эта ситуация. Это очень похоже на февральскую революцию семнадцатого в Петрограде. Всё вспыхнуло из ничего, а к чему привело? А, главное, кто этим руководил, и кто потом этим воспользовался? Здесь сейчас тоже самое. И, если, президент не предпримет решающих действий, как в своё время наш император, всё может разом рухнуть. А он, судя по всему, не собирается предпринимать? Что здесь вообще происходит на самом деле? Вы ведь в самом эпицентре. Вы должны знать.
– Ребята, сейчас такая обстановка, что вообще трудно знать с полной уверенностью, что происходит в действительности. В администрации действительно какие-то непонятные и непредсказуемые действия. Невозможно понять планы президента. Складывается впечатление, что разные силы и разные сторонники ему советуют с разных сторон, какие действия предпринять, и он колеблется между ними. И вчерашний день тому яркое подтверждение. Были возможности и силы завершить всё разом. Требовалось только волевое решение. В один момент даже сами мятежники, те, кто называют себя лидерами оппозиции, уже поняли, что их дни сочтены, уже были в панике и почти кинулись в бегство. Всё для этого было предпринято, готовили проходы к своим подготовленным автомобилям для выезда в аэропорт, чтобы сбежать на зафрахтованном частном самолёте. И нам об этом было известно. Другие планировали укрыться в здании американского посольства. И об этом мы тоже знали.
– Что же помешало?
– Ещё утром все эти, якобы, лидеры шли в первых рядах так называемого «мирного шествия». Вели массовую толпу к Верховной Раде. Наша милиция перегородила им Шелковичную грузовиками. Здесь всё и началось. Полетели булыжники и бутылки с зажигательной. А наши ребята в ответ только и могли, что свето-шумовыми, да слезоточивым газом. Им даже поначалу из-за гуманности не разрешали водомёты применять. Камазы начали гореть. Толпа стала проявлять всё больше и больше агрессию. Мы заметили, как появились люди с подготовленными автопокрышками. Везде стало полыхать, улицы заволокло чёрным дымом. Разбушевавшиеся молодчики пошли громить всё вокруг, все первые этажи близлежащих зданий. И весь этот «мирный митинг» превратился в беспорядочные погромы… Мы со своей делегацией столкнулись с майдановцами в Мариинском парке, где у нас разбит палаточный лагерь. Ворвались разъярённые, с дикими от ярости глазами, молодчики в спортивках, подожгли несколько палаток. Завязалась драка. А у нас половина женщин. Естественно, в крик, кинулись бежать… Хорошо, беркутовцы быстро подоспели. Нападавшие тут же исчезли, огонь удалось потушить. Вскоре мне сообщили, что в офисе Партии Регионов на Липской тоже подожгли, здание захватили, а спокойного добродушного старичка, который просто занимался там наладкой оборудования, и решил с ними мирно поговорит, они просто забили на смерть палками и обрезками труб… Досталось не сладко и ребятам из «Беркута». Они пытались оттеснить разъярённую толпу, но в ответ получали град камней и горящих бутылок. Всё точно также, как месяц назад в январе. Тогда вообще морозы двадцатиградусные стояли, а их на Европейской площади забросали бутылками и сожгли автобус, где были все вещи, деньги, документы. Мальчишки тогда под градом камней в такой обстановке десять часов находились на морозе. Обычные киевляне потом помогали им – своим защитникам, чем могли, кто едой, кто водой. Приносили одежду, носки… А медики, сволочи, даже отказывались медицинскую помощь оказывать нашим раненым ребятам…
Чувствовалось, как комок подступает к горлу мужчины. Он с трудом сдерживает слезы. Но, немного помолчав, продолжает:
– И сегодня точно также, видели бы вы, мужики, как эти изверги издевались над нашими ребятами. Они ведь знали и понимали, что им ответить не могут. Это их ещё больше подзадоривало. Били и бросали прицельно. Обидно было, что ребят откровенно забивали и жгли, а они не имели права ответить. Могли только защищаться металлическими щитами. Ждали приказа на «ответку». А его всё не поступало. Ребята уже просто кричали: «Дайте приказ, и через час здесь никого не останется. Мы разгоним весь этот Майдан, раздавим всю эту мразь». Я звонил Царёву, спрашивал, почему молодых ребят отдали на растерзание майданной своры? Но, он был в таком же негодовании. Он уже сам лично съездил к Захарченко за приказом. И спасибо ему за это. Добился своего. Через некоторое время приказ от министра всё же поступил, и ближе к вечеру началась атака.
– Я перед вылетом в наших новостях видел, как начинался разгон демонстрантов, – заполняет паузу Сергей. – Но, больше мне ничего не было известно. Я был в полной уверенности, что началась полномасштабная операция по усмирению, и сегодня уже будет только разбор завалов.
– Боевиков, конечно, быстро оттеснили до границы площади, – продолжает свой рассказ полковник. – Накопилось столько злости, что не жалели уже никого. Ловили на улицах и в подворотнях каждого подонка. Всех грузили в автозаки. За несколько часов зачистили правительственный квартал, Октябрьский дворец, Украинский дом, Европейскую площадь. Подвезли оружие, но боевых так и не дали. Разгоняли резиновыми пулями, водомётами, светошумовыми гранатами. Всю сволочь уже взяли в кольцо, всё было перекрыто со всех сторон, оставалось только зачистить площадь, и тут, бля, вновь поступает приказ об остановке.
– Получается, что это и было самое время, чтобы ликвидировать и арестовать зачинщиков?
– Они уже сами наложили в этот момент, готовы были сбежать.
– А мне кажется, что прежде всего нужно было высылать всех этих иностранных послов, которые открыто призывали к свержению власти и активно занимались подготовкой и финансированием. Отключить все оппозиционные сми, которые призывали к перевороту. Майдан после этого и разгонять бы не пришлось, люди сами бескровно разойдутся по домам.
– Конечно, надо было обезглавить эту гидру. Уже готовы были к захвату штаба этих протестующих, засевших в Доме профсоюзов. Наши «Альфовцы» были уже на крыше, и готовы были приступить к зачистке. И всё было бы решено.
– Что же помешало?
– Президент… Вдруг решил пообщаться с лидерами оппозиции, самолично пригласил их к себе. Настроения лидеров Майдана резко изменились, планы бегства были отложены. Если переговоры, значит и штурма не будет. Я не знаю, какую игру ведут там наверху, но, я считаю, что это самая нелепая ошибка, после которой он сам может горько поплатиться. О чём можно договориться с бунтовщиками? Да, ни о чём они не договорились. Зато те почувствовали свою силу, что с ними считаются, а главное, они взяли себе паузу на передышку, попросив время на перемирие до утра. Но, сами они усмирять своих боевиков и не собираются, а скорее наоборот. Ночные погромы продолжались… И вот в конце концов эта ужасающая своей жестокостью провокация с Домом профсоюзов, где погибли и сгорели несколько человек. Когда он загорелся, наших ребят там уже не было. И если это сделали эти подонки, то это провокация не укладывается у меня в голове. Им нужны жертвы, и они начали жечь своих, чтобы потом обвинить власти и развязать себе руки.
– Им нужны сакральные жертвы? – подтверждает Сергей. – Такое не раз встречается в истории. Это уже стандартная схема. Безусловно, очень жестокая своим цинизмом, но часто используемая провокаторами. Сейчас они должны будут заявить, что власти жестоко нарушили время перемирия, которое они с таким трудом вымолили у президента. Всё так предсказуемо.
– Я только что связывался с представителями спецслужб, говорят, что пожар ещё не потушен. Сколько там жертв, неизвестно. Но то, что там люди горели заживо, это уже точно. Чего ждать сегодня, никто не знает. Как поведёт себя президент – непонятно. Любые уступки – это проигрыш. Это капитуляция перед толпой. Это полный крах. Ох, не вовремя вы затеяли свой праздник, Олег. Ох, не вовремя. Я, конечно, сегодня буду у вас. Дай Бог, всё будет спокойно. Но, надо быть на чеку. Будем действовать по обстоятельствам.
– Кто же знал, Александр Михайлович? – оправдывается будущий зять, – Не отменять же. Уже приглашены все друзья.
– Честно говоря, – опять вступает в разговор Сергей, – мне тоже немного страшно. Не за себя… За себя мы с Олегом можем постоять, не в первой. Но, теперь с нами наши девчонки. Моя Настя и не предполагала, что может попасть в такую заваруху.
– Понимаю вас, ребята. Понимаю. У меня ведь тоже здесь и дочь, за которую я, как вроде бы должен быть спокоен, потому что Олег – это настоящий мужчина, за такой спиной ей должно быть надёжно. Но, здесь у меня ещё и младший сын, который сейчас вместе со всеми в составе «Беркута» в самом пекле. Здесь со мной ещё и сотни простых активистов, которые оружия в руках не держали, а просто приехали вместе со мной из Крыма поддержать законную власть, просто постоять на площади с транспарантами. А это и женщины, и молодёжь, и люди пожилого возраста. Все неравнодушные. Нам сам Бог велел объединяться против этой чёрной сволочи, которые пропагандируют здесь фашистскую идеологию. Они возводят себе в кумиры негодяев и фашистских прихвостней. Разве мы можем допустить такое? Разве мы можем предать свою память? Разве мы можем спокойно смотреть на это, когда в каждой второй семье отцы и деды отдали свои жизни на этой земле, чтобы теперь эти твари и отморозки пропагандировали здесь фашистскую символику? Это кощунство. Не за это боролись наши славные деды. Не за это…
И вновь у полковника подступает к горлу. Никто даже не пытается вставить и слово в эту эмоциональную речь. Сглотнув, Александр Михайлович продолжает:
– Мы организованно автобусами приезжаем сюда на площадь с нашими активистами из Крыма. У нас здесь свой палаточный лагерь Антимайдана. Среди моих знакомых многие детки служат здесь в подразделениях «Беркута». Мы часто привозим им и посылки с едой и вещами от родителей, и просто гуманитарку от неравнодушных. За это время протестов мы уже неоднократно так делали. И всё, что здесь происходит, видим своими глазами. И я, как командир народного ополчения Крыма, несу за всех их полную ответственность. И если начнётся что-то серьёзное, я должен буду вывезти всех людей отсюда целыми и невредимыми, чтобы избежать жертв. И, вчера, когда толпа молодчиков ворвалась в наш лагерь, стали забрасывать бутылки с зажигательной смесью в палатки, мне стало страшно за людей. Я понял, что столкновения можно не избежать. Нас целенаправленно будут выгонять отсюда, и, скорее всего, захотят это сделать силой. И, поэтому, я тоже боюсь. За моей спиной сотни действительно мирных людей.
– Александр Михайлович, я всегда готов буду вас поддержать. Рассчитывайте на меня, – Сергей протягивает руку полковнику.
– Спасибо, конечно, – полковник в ответ пожимает руку историка, – ещё одна умная голова никогда не помешает, только вот, я считаю, что вам бы лучше после празднования сразу уехать в Симферополь. Там вас ждут, там ваши спутницы будут в безопасности. А мы тут разберёмся. Мы, пока ещё, под защитой нашей милиции… Отдыхайте пока, мужики, будем на связи. Увидимся на вечеринке. Не упущу момента, чтобы передать руку своей дочери в надёжные мускулистые настоящего мужчины и заступника.
– Спасибо… за доверие, – Олег, инстинктивно и гордо выпрямляет спину после таких лестных слов в свой адрес, крепко сжимая руку будущего тестя.
Мужская компания расходится по номерам.
Тихо присев на край большой кровати, Сергей ещё долго смотрит, как длинные тёмные вьющиеся волосы его мило спящей девушки улеглись веером на подушке. Ему очень хочется поправить локоны, которые свисают на её лице, и поцеловать, но, боясь разбудить сладко спящего любимого человека, просто наслаждается её улыбкой, раз от раза проявляющаяся на её лице. Быстро двигающиеся глаза под закрытыми веками, дают ему понять, что сейчас она в другом мире, в другом измерении, в мире снов, и ей, скорее всего там сейчас очень хорошо и приятно. Нарушать такое состояние ни в коем случае нельзя. Все четыре года, что они вместе, Сергей, словно ребёнка, словно самое дорогое существо на земле, оберегал свою любимую всегда и от всего. Поэтому оберегать сон Сергей умел, и делал это всегда с большим наслаждением, с трепетной любовью. И сейчас он понимает, что такой тишины и такого спокойствия, возможно, в ближайшие дни может и не быть. Понимает он и ту ответственность, которая сейчас ложилась тяжким грузом на его плечи.
А за плотными шторами закрытого окна номера гостиницы город встречает рассвет нового февральского дня.
***
Через несколько часов друзья, спешно собрав сумки, двигаются по улицам города в сторону ресторана, в котором должно будет состояться торжественное мероприятие. Всё необходимое для праздничной вечеринки уже на месте, поэтому идут налегке. Решают пройти пешком, потому что всё рядом, а ребятам хочется вдохнуть чистого свежего утреннего воздуха. Хотя, скорее всего, мужской половине хочется своими глазами увидеть последствия происходящего, т.к. понимают, что идти придётся по центральным улицам, где и происходили все эти основные события. Александр Михайлович вызывается проводить молодёжь, т.к. ему тоже по пути к своему лагерю.
Небо затянуто кучевыми облаками. Не смотря на то, что день выдался не морозным, на тротуарах ни слякоти, ни грязи. Улицы практически пусты, в воздухе нависло гнетущее спокойствие и умиротворение. Невозможно даже представить, что ещё несколько часов назад здесь проходили настоящие военные действия. Полковник решает вести молодёжь от Арсенальной к Мариинскому парку, где формировалась главная база «Беркута». Вниз по Институтской пройти не получается, там уже стоит милицейское оцепление. Но, офицер из оцепления предлагает Александру Михайлович проводить знакомых по Крепостному переулку. Там тоже перекрыто, но их пропускают.
Институтская предстаёт взору молодых людей, как пейзаж после настоящей битвы. На выезде на Шелковичную стоят два полностью выгоревших грузовых Камаза. Стены домов покрыты чёрной копотью. На пустынной дороге работают коммунальщики, которые собирают многочисленный мусор и разбросанные везде булыжники и плитку от мостовой. Дойдя до главной площади, ребята ужасаются ещё больше. В этот момент Сергей, чувствуя, как Настя очень крепко сжимает его руку и прижимается к плечу, испытывая внутренний страх от этого ужасающего зрелища, уже жалеет о том, что повёл её этой дорогой. Всё разворочено и разбито, в воздухе устойчивый запах гари. И, первое, что бросается в глаза – клубни чёрно дыма с крыши одного из центровых высотных зданий. На молчаливые вопросительный взгляды, полковник отвечает:
– Да, да… Видимо пожар в Доме профсоюзов ещё не потушили.
Пожар действительно ещё полыхает. Видны даже языки пламени из окон верхних этажей. Полностью в дыму вышка со световыми экранами, возвышавшаяся на крыше.
Площадь предстаёт перед гостями сплошным пепелищем. Обугленные знаменитая Стелла независимости и памятник основателям Киева, вспученный взрывами Торговый центр. Всюду тлеющие и догорающие баррикады и остатки шин, обгоревшие автомобили, груды брусчатки и камней. Приходится постоянно перешагивать многочисленные размазанные по асфальту целые бурые лужи крови. Проходя мимо стоящей тут же скорой помощи, невольно обращают внимание через открытую дверь, как медики оказывали помощь мужчине с пробитой головой, лицо которого полностью залито кровью. Остальные медики в жёлтых жилетах ходят среди присевших у стен людей и оказывают помощь нуждающимся. Некоторые из числа самых стойких демонстрантов, собравшихся на площади, до сих пор ещё спят здесь же, устроившись как смогли, прислонившись к стенам и друг к другу, Укрыты чем попало – пледами, куртками, даже деревянными щитами. Вокруг догорающих шин присели греющиеся от огня.
Другие же, видимо хорошо выспавшиеся и переодетые, небольшими группами вновь подходят на площадь. Хорошо видно, как они несут с собой новые обломки различных металлических конструкций, деревянные доски и всё, что попадало под руку. Вот бравые молодчики откуда-то издалека несут, закинув на плечи длинную, жердь, нанизав на неё сразу несколько автомобильных шин. Другие кувалдой выбивают из мостовой брусчатку и разбивают на мелкие куски, собирая булыжники в большую кучу. Чувствуется, что всё подготавливается к сооружению новых баррикад и новой битве.
Полковник подводит своих друзей к многочисленному милицейскому экипированному составу, сам отойдя общаться с офицером. За стёклами шлемов видно, как лица совсем ещё молодых милиционеров очень напряжены, взгляды очень тяжёлые. Отработанным строем большими группами человек по двести или триста слаженно и эффектно они выполняют манёвры, передвигаясь в разные стороны. Одни идут в сторону, покидая площадь, другие двигаются в обратную.
В центре Майдана вокруг основы ещё от новогодней ёлки, оклеенной призывными плакатами, всё усеяно палатками, откуда доносятся крики, и в сторону милиции периодически летят различные предметы.