Юрий Анатольевич Черчинский
Девушка в крапиве и цветах
Мокрая ладонь прикоснулась к плечу. Санька вздрогнул. Услышал за спиной смех Кати и нахально обернулся. Ведь она же сама подошла… Или, как тогда с полотенцем… Скажу – от неожиданности…
Катя стояла вся в капельках воды, беленькая, голубоглазая, в точности такая, как он представлял! Ярко светило солнце и казалось, что фигуру девушки окутывает розовый туман. Санька восторженно замер и первые секунды не замечал купальника. То ли от того, что купальник был миниатюрным, из розовой ткани, то ли не хотел замечать, мечтая, что вот оно! Как он мечтал! В тысячи раз важнее поцелуя!
– Я купальник нашла, – рассмеялась Катя. – Хотела взять из сумки полотенце, смотрю – под ним купальник. Пошли, искупаемся вместе.
Девушка потянула Саньку за руку. Купались, загорали, купались. Ели помидоры, сваренные в крутую яйца, печёный матерью в русской печи хлеб, запивали холодным молоком из термоса.
Потом лежали на широком полотенце в тени берёзы и разговаривали. Ни о чём. О разных пустяках. Хотелось лежать так целую вечность. Санька насмелился, и как будто это вышло случайно, взял ладонь девушки – мягкую, податливую, в свою ладонь. И замер.
– Спасибо, что привёз меня в такое волшебное место, – сказала Катя.
– Я случайно нашёл, с друзьями, на велосипедах, ещё в девятом классе, – ответил Санька.
– Я всю жизнь в городе прожила. В деревню никогда не ездила.
– А я в городе, ну, когда в университет поступил, – Саньке казалось, что он говорит коряво, а надо такими словами, как в книгах.
– И люди здесь добрые, не такие как в городе. Как волки – каждый вцепится в горло. Убежать хочется. Так, чтобы эти гады не нашли.
– Раньше, когда рудник работал, хорошо жили. Потом рудник закрыли. Кто в город уехал, многие пьют без работы.
– Мои родители в проектном институте работали, потом в бизнес ударились. Совсем другие стали. Отметили в ресторане удачную сделку и на скорости сто двадцать в «Камаз». Забудь. Саша, я так рада, что поехала с тобой. Спасибо.
Катя привстала, повернулась и поцеловала Саньку. В губы! Её грудь прижалась у его груди! Санька замер, растерялся, захлопал ресницами… Но прежде чем успел включить мозги, Катя вскочила на ноги, грациозно натянула платье.
– Скоро вечер, пора ехать, – сказала девушка и посмотрела Саньке в глаза, улыбнулась кончиками пухленьких губ.
«Какой же я идиот!» – обозвал себя Санька.
На обратном пути, когда до посёлка осталось не больше километра, Катя увидела на берегу реки, когда переезжали мост, две иномарки и отдыхающих молодых людей: двух парней и двух девушек.
– Кто они? – поинтересовалась Катя.
– Круглов и Котов. А девушки – мои бывшие одноклассницы… Надя и Вера.
– Жёны?
– Нет… так.
– Понятно. Круглов, наверное, тот – бритоголовый? – улыбнулась Катя. – Чем они занимаются?
– Водкой торговали. Потом купили универмаг и другие магазины в посёлке. Денег море.
– Местные олигархи, – в глазах Кати сверкнули искорки. Санька почувствовал ревность.
– Давай искупаемся, а то дорога была пыльной. Песок на зубах скрепит – предложила девушка.
Саньке очень не хотелось останавливаться рядом с Котовым и Кругловым. Поэтому проехал вдоль берега как можно дальше от них, заглушил мотор «Москвича» в том месте, где росли три берёзы и закрывали от глаз местных бизнесменов.
Санька нахмурил брови: ему показалось, что Катя не просто сняла платье, а сняла его как-то… эротично. И прошла по берегу, словно демонстрируя свою красоту.
«Она же со мной приехала, так ходит, – Санька отвернулся, но голова сама повернулась обратно. – Это она для меня так».
– Ты посмотри, какая бабочка! – восхищённо причмокнул Котов.
– Та, что у берёз с Санькой Тихониным? – уточнил Круглов, хотя видел, куда смотрит Котов. «Ну, чисто мартовский кот» – усмехнулся кончиками губ. – Где Тихоня такую откопал?
– Из города девочка, – скучающее, круглое лицо Котова, покрытое капельками пота, как блин маслом, преобразилось. Проступили черты из семейства кошачьих покрупнее – самодовольного тигра на охоте. Живот подтянулся. – Моя будет.
– Не спугни.
–Такую не спугнёшь. Сразу видно – породистая. Не то, что наши тёлки. – Котов кивнул на Веру и Надю. Девушки-близняшки сидели рядом на мелкой прибрежной гальке. Обе в модных купальниках, длинноногие и стройные, как модели, но пятки в тёмных трещинках, под ногтями, с дорогим красным лаком – тёмные ободки.
Вера и Надя заметили, куда смотрят Котов и Круглов. Зависть хлестнула по лицу как пощёчина. Щёки девушек покраснели, глаза прищурились. Не красоте фигуры позавидовали: у самих не хуже. А позавидовали раскованности, свободе, независимости девушки, которая приехала с Санькой Тихониным.
– Жаль Саньку, – шепнула Вера сестре.
– А чо жаль-то?
– Втюрился дурак, как пескарь в щуку.
– В породистую суку, – усмехнулась Надя. Быстро скосила глаза на Котова – не услышал бы.
Вера придавила зубами кончик длинного ногтя, но вспомнила о маникюре, хотя – наморщила носик – он не помешал ей вчера полоть грядки. Бабка заставила. Мать и отец спились, год назад отравились палёной водкой, до больницы не успели довезти. Осталась бабка, большой запущенный дом, огород, наполовину заросший крапивой, несколько грядок. Год назад окончили школу, учились с Санькой Тихониным в одном классе – Вера посмотрела наТихонина, как он, истекая слюной, пялится на свою городскую стерву – и пусть разобьёт себе морду в кровь, дураков учить надо. Вера вспомнила, как они с сестрой пытались устроиться на работу. Но где её в посёлке найдёшь. Пошли на поклон к Круглову. Устроил продавщицами в киоск на автовокзале. Появились деньги, хоть и небольшие, но их хватало раз в неделю покупать колбасу и по шоколадке. Потом Круглов пригласил их в ресторан, объяснил, что может перевести сестёр в универмаг. Там не придётся летом изнывать от жары, зимой – мёрзнуть. Ночью дрожать от страха. Бегать в туалет под мост – на автовокзале туалет давно закрыли, а тот, что построили на улице, кто-то украл, осталась одна вонючая яма.
В первый раз было жутко стыдно… Но Круглов щедро сорил деньгами. А возвращаться назад – в нищету, нет! Сначала Круглов пользовался один. Потом привёл Котова. Тот ещё жмот. Наглый, сам в деревне родился, а деревенских презирает.
«Встать бы сейчас и уйти! – подумала Вера. – Но куда? Кому мы нужны? Сходить в церковь на исповедь, а потом в город уехать? На первое время накопленных денег хватит». Но тут на волосатой груди Круглова сверкнул золотой массивный крест на золотой цепи, и Вера решила в церковь не ходить.
– Они хоть и кобели, – прошептала Надя, кивнув на Котова и Круглова, которые ушли метров на десять ближе к тому месту, где купалась городская, – но денег у них уйма, накопим – в город мотнём. Учиться поступим, парней стоящих найдём, замуж выйдем, и закончится наш кошмар. А если эта сучка попытается нас отшить, я её вилами к земле пригвозжу, пусть извивается как поганый, раздавленный червяк.
Катя вышла из воды, встряхнула волосами. Легла на большое махровое полотенце, которое расстелил Санька в тени от берёзы.
«Решил, что кожа у меня такая нежная, что обгорю на солнце, – улыбнулась Катя. – Пусть полюбуется мной в награду». Девушка перевернулась на живот, предоставив Саньке – он сидел рядом – любоваться совсем близко её спиной… «И как там в песне: «У меня самая красивая попа», – вспомнила Катя. – Моими очаровательными ножками. Попросить, чтобы натёр меня кремом от загара? И этого пока довольно. Дрессировать надо не спеша. А то надорвётся от счастья. Наверное, думает, что я влюбилась в него. Поэтому приехала с ним на каникулы в деревню. Убежать, спрятаться мне надо было на время. А тут он – застенчивый, с чистыми голубыми глазами, влюблённый. Подарю ему сегодня ночью счастье. А потом к этим – в боксерах – присмотрюсь. Влипла я из-за Вадима по самое не хочу. Объявился гад. Не могли его в тюрьме пришить».
Круглов, проводив взглядом «Москвич» Тихонина, сказал Котову:
– У меня идея проклюнулась. Построим на берегу лесного озера, ну то, помнишь, Хрустальное, базу отдыха с баней, сауной с массажным салоном, девочками. Рекламу толкнём.
– Хорошая идея, – согласился Котов. – Я в доле. Но пока бери на себя. У меня сейчас времени в обрез – в депутаты двигаю, а там – и на главу района. С нужными людьми уже договорился. И таких, как эта, городская, в массажистки наберём. Ну, не я буду, если не попользуюсь. Пойдём, искупаемся, а то закипаю от возбуждения.
Они пошли к воде, Круглов – играя мускулами, Котов – втягивая живот.
Надя толкнула локтём сестру и кивнула в сторону чёрного «БМВ» Котова. Там, на дверце, висел пиджак Котова. Из внутреннего кармана пиджака выпирал портмоне с толстой пачкой денег.
«Что?» – спросила глазами Вера.
– У Кота полный бумажник денег, – шепнула Надя. Давай стырим немного. Он не заметит.
– Ты чо – дура! Это Кот – не заметит?! – возмутилась Вера. – Он нам такое устроит, мало не покажется. Забыла, как вытащила у него из кармана тысячу? Ещё хочешь острых впечатлений?
– А мы чо – бесплатно должны его ублажать? Весь день тут на пляже корячимся. Насмотрится он на эту городскую, насосётся своего хенеси, ночью нам такую камасутру устроит.
– Давай уедем в город.
– А чо там делать? У дороги стоять? Тут хоть нами только два этих козла пользуются. Боюсь, наш Кот на эту городскую запал. Бросит нас, вот тогда запоём без денег и работы.
– Замуж надо выходить.
– Кто ж нас возьмёт? Про нас все в посёлке знают.
– Говорю же, в город поехали. Поступим в училище. Общагу дадут.
– Потом найдём таких вахлаков как СанькаТихонин, – рассмеялась Надя.
– Начнём с чистого листа, – Вера посмотрела в далёкое голубое небо с белыми-белыми облаками. – Помнишь, какая у меня любовь была с Борей Знамовым? В десятом классе.
– Влюбилась в него, как дура, а я ведь предупреждала тебя, – с укором в карих глазах сказала Надя.
– А ты воспользовалась этим, – Вера резко откинула за плечи волнистые каштановые волосы – длинные, густые, сверкающие под лучами солнца.
– Правильно, он переспал с тобой, а потом ему мамочка запретила встречаться с тобой. Она же в райсовете работает, а ты – нищета голожопая. Вот я и пригрозила ему, что если не даст на аборт тридцать тысяч – в полицию заявление напишу.
– Зачем про беременность, аборт выдумала?
– А ты думаешь – он бы денег дал? А так его мамашка сама притащила.
– Как я тогда тебя ненавидела, – на глазах Веры навернулись слезинки.
– Думала – так любит, что жениться вопреки воли родаков? Да он же затюканный. Мать строго посмотрит – он описается от страха.
– Он такой нежный, ласковый… – вздохнула Вера.
– Все они ласковые, когда, как в песне: «Чо те надо, чо ты хошь?» – усмехнулась Надя. – Очнись! Как только его мамашка узнала о тебе, сыночек сразу дорогу к нашему дому забыл. Он же с золотой медалью из школы и прямо в МГУ.
– Я хоть по любви, – рассердилась Вера на сестру и отвернулась.
– Колька Видов мне каждое воскресение по тысяче рублей приносил. Ему мамочка на обед давала, а он для меня копил.
Громко тарахтя, выпуская из перегретого мотора клубы дыма, на берег выехал старенький «Иж» с коляской. Красный мотоцикл с жёлтой коляской. Исцарапанный и мятый, с разбитой фарой.
– Смотри-ка ты, Брагин пожаловал, – презрительно усмехнулась Надя. – Как только Валя с ним живёт. Он же, как напьётся, гоняет её по всей улице и орёт: « Убью проститутка! Опять к Круглову бегала!»
– Какая-то сволочь рассказала ему, что у Вали дочь от Круглова, – Вера сочувственно вздохнула.
– А правду, чья? – в глазах Нади вспыхнули искорки.
– Наташка, подружка Вали, за одной партой сидели, говорила, что Круглова. Тоже в Круглова была влюблена. Может, врёт. А Круглов тогда в университете учился, после второго курса приехал на каникулы. На выпускном вечере от Вали не отходил. Не знаю, что там произошло, но когда Круглов обратно в город уехал, Валя долго ходила потерянной, вся в слезах. Тут Брагин из армии пришёл. Валю давно любил, какие письма писал. Валя сторонилась, но мать её настояла, за руку к Брагину притащила. Сыграли свадьбу. Через семь месяцев родилась дочь. Все и зашушукались – как так? Владимир Кондратьевич, добрая душа, справку дал, что родила семимесячного.
– Ну, родила бы Брагину ребёнка. Успокоился бы, – сказала Надя.
– Не получается у него. В армии, говорят, облучился.
– Вот и прижал бы задницу.
Круглов и Котов вышли из воды. Котов бросил взгляд на портмоне, призывно торчащее из кармана пиджака, недовольно наморщил широкий нос. Легли загорать на огромное махровое полотенце. Круглов бросил взгляд на Валентину и улыбнулся.
Сергей Брагин заглушил двигатель мотоцикла. Конечно, можно было отъехать подальше – берег длинный – от компании Круглова, Котова и сестёр-близняшек, но Сергей решил остановиться рядом. Валя посмотрела на злое лицо мужа и сникла. Она поняла, что искупаться, отдохнуть от вечерней духоты у прохладной реки не получится. Брагин опять начнёт унижать её перед Кругловым, демонстрировать свою власть: вот видишь, она моя баба, что хочу, то и делаю.
«Ведь любит меня, пьяный ревнует, изгаляется, а проспится – обнимает ноги, целует, на коленях прощения просит. – Валя вздохнула и решила не снимать платья, искупать только дочку Варю. Но увидела голубые глаза Андрея Круглова. Сбросила платье, швырнула его в пыльную коляску.
Валя сняла с дочки васильковое платье. Девочка побежала к реке, смеясь и размахивая руками. Валя поспешила за дочкой. Сергей Брагин смотрел на красивую, стройную жену, склонив голову вниз, нахмурив широкие брови, в синих глазах темнело.
«Вишь как задом завиляла, увидела своего, – Сергей вытер кулаком потные усы, пнул колесо мотоцикла: «Поймаю, заколю вилами обоих».
Брагин скинул брюки, засученные до колен, рубаху, порванную на локтях, пошёл вслед за женой и дочкой. Но Круглов окликнул его:
– Серёга! Привет! Как поживаешь? Помнишь, как играли в одной футбольной команде, первенство района выиграли. У меня тут коньяк первоклассный.
Брагин сердито посмотрел на Круглова, но подошёл.
– Налей, если не жалко, – Брагин взял полный стакан и выпил залпом: «Пусть эта мразь видит – я здоровый мужик, и Валька теперь моя! Я её муж!»
Круглов кивнул Наде, чтобы она вновь налила полный стакан коньяка Брагину. И пока тот пил, запрокидывая голову назад и крепко вцепившись в стакан, посмотрел на Валю, играющую в брызги с дочерью. Вспомнил выпускной бал в школе, на который девушка пригласила, дерзко, смело посмотрев в глаза. Как танцевали, вдвоём стояли в пустом классе. «Вот и всё, – сказала тогда Валя. – Никогда больше не соберемся мы всем классом за этими партами, не услышим звонок на урок». И такая грусть звучала в её голосе! Он взял девушку за плечи, повернул лицом к себе, поцеловал в губы. Потом все разошлись: кто домой, кто гулять до утра, встречать рассвет, а они на отцовской «Волге» уехали на берег лесного озера с хрустальной чистой водой. Купались, целовались. Валя вся распахнута от счастья. А потом…
«А потом я сказал ей: «Ты же теперь взрослая девушка, сама меня пригласила, а мне не хотелось скучать этой ночью. У вас тут даже приличного кафе нет. Повеселились и разбежались, завтра утром в город уезжаю». – Круглов прикусил губы, но вины не чувствовал. Наоборот, вспомнил, как тогда, наслаждаясь близостью с Валентиной, его распирала гордость от того, что красивая, неприступная девушка смотрит на него большими влажными глазами: «Как ласковая собака на хозяина. Прошло шесть лет, Валя вышла замуж, родила ребёнка…»
«А ведь всё могло сложиться иначе, – подумал Круглов. – Но я не жалею. Кем бы я стал в этой задрыпанной деревне? И не любил я Валентину. Просто хотел, чтобы самая красивая девчонка школы была моей. А ведь она до сих пор любит меня. Почему бы не вспомнить приятное».
– Влад, отвези близняшек домой, – попросил Круглов Котова.
– А этот? – кивнул Котов на Брагина, который сильно опьянел, и седел на песке, сам себе наливая коньяк.
– Ноу проблем, – рассмеялся Круглов и подвинул ногой бутылку ближе к Брагину. Тот быстро выпил. Рыгнул. Заплетающимся языком стал мямлить:
– Приду домой, Валька сапоги мне снимет. А потом в кровать её завалю, понял, да! Она жена моя! Что хочу – сделаю. Ноги вытирать буду! Понял, да!
Брагин с утра ничего не ел. Поругался с женой, отказался от обеда. К вечеру, чтобы сгладить вину повёз жену и дочь купаться. Брагин закрыл глаза, повалился на песок и захрапел.
Валя видела, что Круглов спаивает её мужа, видела, как Сергей безобразно себя ведёт, было за него очень стыдно, но боялась подойти: пьяный Брагин мог унизить её, ударить при Андрее.
Круглов подошёл к Вале, перешагнув через Брагина.
– Здравствуй, Валентина, – поздоровался Круглов, глядя в глаза.
– Здравствуй, Андрей, – ответила Валя и отвела взгляд.
– Дочка на тебя походит.
– Походит, – как эхо ответила Валентина, стараясь не смотреть на Круглова, что не встретиться взглядами.
– Привет, – Круглов наклонился к дочке Валентины, погладил по густым каштановым волосам, которые мокрыми колечками падали на узенькие, беленькие плечи. – Держи шоколадку. Хочешь поиграть в машине, музыку послушать?
– Хочу! – радостно ответила девочка, восхищённо глядя на большую, сверкающую в лучах солнца машину.
Вале хотелось подхватить дочку на руки и убежать, убежать… но руки словно онемели, а ноги приросли к земле.
Круглов подвёл девочку к своей машине, открыл дверцу «Вольво» и посадил Варю на сиденье водителя.
– Вот тебе целая гора дисков, или нажимай вот на эти кнопки. Сможешь?
– Мама говорит, что я очень умная. И читать я умею, – рассмеялась девочка и включила магнитолу.
Круглов вернулся к Валентине. Она ругала себя, что позволила увести дочь в машину, а сама сидит на полотенце, в купальнике. «Надо встать, забрать Варю и уйти… – Валентина крепко сжала колени руками, пальцы побелели, обручальное кольцо больно впилось в кожу.
– Пошли, посидим в тени берёз, у воды жарко, – предложил Круглов и протянул руку. Валентина взялась за руку и встала. Круглов поднял полотенце.
Сели на траву среди берёз, но так, чтобы видеть «Вольво», в которой играла с магнитолой дочка. Так спокойнее и звонкий голосок Вари, подпевающий песенкам, напоминает, что она мать, и всё то, что случилось, давно прошло и не надо делать новых глупостей. Но та – первая любовь, подпёрла изнутри сердце волной кружащего голову счастья. Словно и не пролетело шесть мерзких лет, когда хотелось выть от отчаянья, и спасала только дочка. «А ведь я люблю его! Он сломал мою жизнь, а я люблю его!» – Валентина в отчаянье стиснула кулаки, но не отбросила руку Круглова, когда он обнял её за плечи.
– А ведь ты меня любишь, – прошептал он Вале на ухо, тронул губами серёжку в мгновенно вспыхнувшем огнём ухе. – До сих пор любишь.
«Хоть на миг, но вернусь к счастью. Так хочется любить!» – Валентина обняла Андрея и отдалась во власть его сильных рук.
Круглов по глазам, ласке рук видел, чувствовал, что Валентина любит его, и сам удивлялся – за что? Или так памятна, сильна и безрассудна первая любовь? И когда женщина любит, это совсем другое. Те же близняшки, они продают себя за хорошую работу, деньги. Но с ними … как сахар лизать через стекло. Какая пропасть между фальшивым и настоящим! На миг Круглов почувствовал себя мерзко – рвёт, комкает любовь ради эгоистического наслаждения: на несколько минут вернуться туда, куда нет обратного пути – в юность. Но ведь тогда не любил и сейчас не любит, но… зачем сомнения – надо брать всё, что хочешь. Так поступают сильные люди!
Круглов предложил отвести Валентину и Варю домой на своей машине. Но Валентина отказалась. Завела мотоцикл, посадила дочку в коляску и быстро уехала. На берегу остался только серый дым от мотоцикла. Валентина гнала старенький «Иж» по асфальтовой дороге, объезжая ямы, рытвины. Свернула на Первомайскую. Мотоцикл подпрыгнул, Валентина прикусила язык.
«Дура! Какая я дура!» – сердилась она на себя. С тревогой вспомнила, что там, на берегу, когда она была с Андреем, почувствовала из-за деревьев чей-то ненавидящий взгляд. Могло показаться…
Круглов подошёл к пьяному Брагину. Тот крепко спал, уткнувшись лицом в песок и пуская слюни. Презрительно двинул ногой.
– Хозяин жизни, – Круглов презрительно плюнул. Почувствовал на спине чей-то ненавидящий взгляд, быстро обернулся, но заметил только тень, скрывшуюся за берёзами.
День 2
Оливия, учительница литературы, дочитывала томик стихов Байрона. В кремовом платье до пят, с кружевным воротом, длинными рукавами с оборками, в свете настольной лампы Оливия походила на девушку-барышню времён Пушкина. Оливия сама не знала почему, но всегда надевала самое красивое платье, когда садилась читать стихи Байрона, Ахматовой, Гумилёва, других своих любимых поэтов. Уютно сидела в большом бархатном кресле, левой щекой чувствовала приятное тепло настольной лампы. Хорошо бы камин… но в двухкомнатной квартире на первом этаже было тесно от полок с книгами.
Оливия закрыла томик стихов и долгим взглядом посмотрела на вершину горы Крапивиха. Большие камни на её вершине напоминали средневековый замок.
В прихожей прозвенел звонок. Оливия с грустью отвела взгляд от горы, отложила книгу и пошла к двери.
– Добрый вечер, Оливия Марковна, – на пороге стоял Андрей Круглов с букетом цветов.
Оливия вздрогнула: в полумраке коридора Круглов так походил на Байрона, зачем только подстригся наголо.
– Спасибо за книгу, – поблагодарил Круглов и протянул букет цветов. – С большим удовольствием прочитал.
– Никогда не думала, что ты любишь поэзию, – улыбнулась Оливия и приняла цветы. – Ох, и намучилась я с тобой в одиннадцатом классе.
– Глупым был, считал, что литература – это так себе, ненужный предмет. Теперь благодаря вам навёрстываю упущенное. Вот Гумилёв. – Протянул книгу, завёрнутую в красный пакет.
– Что тебе дать почитать?
– Предложите сами. Вы замечательный учитель. Открою секрет, все парни в школе были влюблены в вас. Вы тогда первый год после института работали в школе. Юная, прекрасная фея литературы!
Оливия смутилась, щёки покраснели, большие васильковые глаза спрятались за длинные ресницы. Тихо сказала:
– Проходи к столу. Сегодня у меня маленький праздник – купила свой любимый кофе. Чайник скоро закипит.
Круглов наклонился и поднял пакет с коробкой конфет и бутылкой итальянского красного вина.
– Мои любимые конфеты, – Оливия захлопала ресницами, как бабочка крыльями. – А вино – лишнее.
– Лёгкое, такое Байрон любил. Прочитал биографию вашего любимого поэта
– С учениками…
– Оливия Марковна, – улыбнулся Круглов, – я давно не ученик.
– Тогда мне надо переодеться. Пить вино надо в другом платье.
Вернулась в комнату в вечернем бардовом платье, с золотой цепочкой. Круглов с радостью отметил, что Оливия подвела помадой губы, подкрасила ресницы.
– Вы прекрасны! Именно таких девушек поэты называют музами, – Круглов прижал ладони к сердцу. Открою ещё один секрет: из всех влюблённых в вас учеников я был самый влюблённый.
– Андрей! – вздохнула Оливия, но Круглов видел – ей очень приятно принимать комплементы. Можно сказать – она тоскует по комплементам в этой серой, скучной для такой девушки как она, жизни.
Круглов наполнил бокалы вином.
– За поэзию и любовь! И за девушек, которые вдохновляют поэтов! – Андрей посмотрел на Оливию, хрустальные бокалы зазвенели.
Было чуточку стыдно, но приятно от слов Круглова, от его взглядов на декольте с золотой цепочкой и кулоном виде сердечка. От смелого выреза на платье от пола до бедра. И ожидания – как оценит её стройную фигуру с тонкой талией, длинные ноги… Оливия гордилась, что в свои двадцать восемь сохранила красоту своей юности, когда после окончания института приехала работать в школу. Внешность осталась… Только вот ничего не осталось от наивности и романтики юной учительницы. Несколько раз, когда становилось уж слишком горько и одиноко, Оливия хотела бросить всё и уехать в город. Но кому она там нужна? А здесь – любимая работа, двухкомнатная квартира.
Три раза Оливия знакомилась с молодыми людьми. Но один любил выпить сильнее, чем стихи, хотя «творил» стихи и публиковался в газетах, второй, кроме «Букваря» не прочитал не одной книги, но ухаживал романтично, третий… у него до тошноты пахли ноги, хотя работал он замом главы района и были перспективы.
Оливия из-под ресниц посмотрела на Андрея и дерзкая, почти безумная мысль мелькнула в голове.
«Он мой ученик, я учила его в одиннадцатом классе… Он младше меня! – заволновалась Оливия, чувствуя, как возбуждений охватывает тело. – Это всё вино. Мне хочется верить, что он влюблён в меня. Дарит мне цветы… Нет, нет! Я не могу! Сколько будет сплетен, разговоров. А что – остаться старой девой, ожидая принца на белом коне? Как хочется быть любимой и любить!»
– Оливия Марковна, – как будто из далека послышался голом Андрея.
– Да, Андрей?
– У вас завтра день рождения…
– Я никого не приглашала, хотела посидеть одна, почитать стихи…
– Я купил вам подарок. Разрешите зайти на одну минуту? – Круглов посмотрел в глаза Оливии и понял, что она не откажет.
– В семь часов вечера…
– Спасибо! Я бы с огромным удовольствием просидел с такой красивой девушкой весь вечер, но, к сожалению, надо идти – работа.
– Да-да… – Оливия встала из кресла, пошатнулась – какое крепкое вино, голова так и кружится. И когда дверь за Андреем закрылась, поняла, что завтра… завтра она не сможет ему отказать, если он, завтра, захочет поцеловать её: «Надо постелить на кровать новое бельё – белое-белое…» Одновременно стыд и счастье захватили, закружили…
Оливия наполнила бокал вином, расплескав несколько красных капель на белую скатерть, выпила. Посмотрела на вершину горы, озолоченную лучами закатного солнца, и улыбнулась. Кончики губ подрагивали, смеялись.
День 2
Вечером Катя попросила Саньку отвести её на дискотеку. Дискотеки проводились в здании Дома культуры, ещё с перестроечных времён местами лишившегося штукатурки, с большими окнами, заклеенными по трещинам лентами прозрачного скотча. Фонтан давно не работал, завалился, обрушился и походил на воронку от взрыва. Когда подходили к местному центру культуры, Кате вспомнились кадры из фильма о войне.
– Впечатляет! – усмехнулась она. – Особенно неоновая надпись на разрухе: «Ночной клуб «Клеопатра»».
У входа толпились парни и девушки, одеждой, манерой поведения желающие показать, что они самая современная крутизна. Глядя на них, Катя рассмеялась и сказала Саньке:
– Впечатляет!
Зал для танцев сразу же вызвал у Кати нетерпимое отторжение.
– Как в коровью лепёшку вляпалась, – девушка демонстративно закатила глаза. – Полный отстой!
Раньше, когда он учился в старших классах, и, желая показать всем и доказать самому себе, что он взрослый парень, Санька ходил на дискотеки, но только сейчас посмотрел глазами Кати. Действительно: отвратительная музыка, пыль до потолка от деревянного пола с облезшей краской, пустые бутылки из-под пива и водки во всех углах и даже катаются под ногами, а парни и девушки их со смехом пинают, катая как мячи по полу.
– Прогуляемся лучше по парку, – предложила Катя, взяла Саньку за руку и потянула за собой.
– Пошли, – согласился Санька. Все дискотеки заканчивались драками подвыпивших пацанов: «Чо, не уважаешь! Зачем с моей танцевал? В морду хочешь? Ну, давай выйдем!»
А на Катю сразу обратили внимание.
Тёплый ветерок колыхал подол лёгкого платья. Катя легко ступала в босоножках на высоких шпильках. Незагорелая кожа светилась белизной. «Белое платье, белые босоножки… – Санька слышал громкое, восторженное биение своего сердца. – «Как гений чистой красоты!» Вспомнились слова поэта, какого? Совершенно вылетело из головы! Если бы сейчас Саньку спросили, как его собственное имя – он бы забыл его. Все эти фильмы о любви – ерунда. Любовь… она вот такая!
– Ой! – воскликнула Катя. – Меня кто-то в ногу укусил.
Тут только Санька заметил, что они подошли к калитке его дома и стоят под фонарём, что ярко светит в кроне берёзы, отчего по земле колышутся причудливые тени.
– Посмотри, вдруг пчела, – попросила Катя. – У меня аллергия на пчёл.
Девушка потянула вверх подол платья и ткнула пальцем в бедро. И рассмеялась внутри себя: «Даже ночью видно, как вспыхнул. Не сгорел бы. Ну, давай, давай, для тебя же разминка перед началом главного. Люблю благодарить красивых мальчиков. А ты сам не знаешь, как помог мне».
Санька растерялся. «Покраснел, как дурак, как идиот! – рассердился он сам на себя. – Она же попросила! Сейчас рассмеётся надо мной и уйдёт в дом».
Санька решительно наклонился и решительно притронулся указательным пальцем к маленькому красному пятнышку на ноге Кати.
– Комар укусил, – сдерживая дрожь в пальцах, сказал он. – Скоро пройдёт. Только не чеши.
«Идиот! – ругал себя Санька. – Комар! Не чеши! Она меня любит! Она хочет, чтобы я обнял её, поцеловал! А укус – это намёк, что она… хочет… я хочу… поцеловать. А я – комар, не чешись!»
– Слушай, ты рассказывал мне в городе о сеновале, как там здорово смотреть на звёзды, спать! – сказала Катя, взяв инициативу в свои руки.
«Обожаю, когда мужчины влюблены в меня, – подумала девушка. – Но так, как Саша, меня ещё никто не любил. Застенчиво, робко – страдания юного Вертера! Глоток свежего воздуха в душном кошмаре жизни. И надо дышать, дышать этим счастьем, полной грудью. Наслаждаться, радоваться, пока есть чему радоваться. Спасибо, Саша».
Санька приставил лестницу, поднялся на сеновал и протянул Кате руку. Девушка улыбнулась: «Другой бы пропустил меня первой подняться, а Саша…». И сердце громко забилось, и сладкое, как горячий чай с малиновым вареньем, разлилось по телу.
Санька вытащил из угла сарая одеяло, расстелил на сено. Катя легла и посмотрела на звёзды.
– От такой близости звёзд голова кружится, – прошептала девушка и потянула Саньку к себе. Положила голову ему на плечо. На пальце девушки в звёздном свете сверкнуло колечко с бриллиантом. Расстегнула пуговицы на рубашке Саньки. Он замер, почувствовав на своей груди тёплую, желанную ладонь Кати. Девушка поцеловала в щёку, зашептала что-то нежное, ласковое, касаясь губами, языком мочки уха. Санька не мог разобрать слов: всё вокруг взорвалось, как ядерная бомба, разметав каждую клеточку его тела по всей вселенной, до самых дальних звёзд.
Исчезли робость, стыд, скрылись в самых дальних пределах мозга. Санька положил ладонь девушки на бедро, рванулся выше, но запутался в подоле платья. Катя приподнялась, выгнула спину, и платье, словно само, соскользнуло с девушки.
«Он даже целоваться не умеет, – улыбнулась Катя.
Санька не мог уснуть. Голова кружилась от пережитого счастья. Всё тело страстно стонало от наслаждения. «Я люблю!!!» – хотелось кричать на всю вселенную. Рядом с ним в ворохе свежего сена спала самая красивая, самая желанная девушка! Её белое, обнажённое тело, раскинувшееся в наслаждении, светилось в зелени травы, пахло свежестью утра, цветами. Травинки и цветы прилипли к белой коже…
