Юнь Чжан
Шесть имен кота-демона
I. О котах, что сопровождали повозку с серебром
Есть вещи, правду о которых лучше не знать.
Небо нахмурилось, насупилось и всем своим видом сообщало о том, что вот-вот пойдет снег. Двор опустел. Камни, что голубовато-серой рекой протягивались под ногами идущих, были вычищены до блеска. Гигантское дерево софоры высилось посреди двора, и казалось, будто оно кроной подпирало небосвод. Цветы лотоса в пруду под ним уже давно завяли, и в воде плавали лишь несколько жирных карпов. На насыпи у края пруда стояла древняя каменная статуя, покрытая мхом настолько, что лица и не разглядишь. Она напоминала ребенка, на шее которого повязана красная веревка. Жутковато, но по-своему мило.
В Чанъани этот двор не называли богатым, но вот таких аккуратных и любовно вычищенных было не так много. Точнее, крайне мало. На камнях, коими был вымощен дворик, невозможно было найти хоть один опавший сухой лист. Даже ствол софоры блестел от чистоты.
В тишине раздался голос. Говорившим оказался мужчиной лет сорока. Кожа его была светлая-светлая, словно первый снег. Несмотря на то что на улице было морозно, мужчина сидел на веранде под карнизом крыши в одном лишь белом льняном халате, а ноги и вовсе были босыми. Его совершенно не пугало ледяное дыхание зимы.
Из-под черной шапки, которую обыкновенно носили чиновники, сверкали глаза. Уголки губ растянуты в слабой улыбке. Взгляд был прикован к томику, лежащему в руках.
Книг у мужчины было много. Кроме той, что цепко сжимали пальцы, были и другие. Стопки книг громоздились по всей веранде, а между ними красовалась курильница из красной меди, из которой изящными витками поднимался дым.
Человек был подобен цветку белой камелии, распустившемуся в холодной долине, и каждый, кто бы его увидел, ощутил бы волну счастья, захлестнувшую душу.
– Ой-ой-ой! Я думал о том, что случилось, всю ночь, и чем больше размышлял, тем более странным мне казалось все происходящее. Стоило воротам открыться, я тут же примчался к вам. Ведь всем, кто живет в столице, известно ваше имя, Медный ученый! – Напротив человека в белом сидел высокий улыбающийся мужчина – не кто иной, как Кан Ваньнянь.
В этот момент во двор вбежал крепкий мужчина и, уперев руки в бока, обругал Кан Ваньняня:
– Господин Кан, это вы плюнули на камень у входа? Я встал ни свет ни заря, чтобы все убрать, устал как собака, а вы плюетесь! Никакого уважения!
Мужчине на вид было лет пятьдесят – его отличала крепкая, как у медведя, спина, отчего вид у него был весьма грозный. Одет он был в красивый красный халат и выглядел весьма приметно.
– Ах ты, презренный раб! – Одетый в белое придворный историограф схватил метлу, что была неподалеку, и швырнул ее под ноги слуге.
Здоровяк же поднял метлу и, глубоко вздохнув, сказал:
– Не знаю уж, какой он ученый… Но в двух столицах не сыскать ни одного человека, кто бы не был наслышан о чистоплотности моего господина! Он настолько помешан на чистоте, что не может пропустить ни одной жабы во дворе: окуривает их благовониями, чтобы голова у них закружилась, – так от них проще избавиться. Причем окуривает не обычными благовониями, а амброй наивысшего качества. Если так и будет продолжаться, мы рискуем разориться!
В ответ на его тираду раздался смех.
Внезапно за пределами двора заржали лошади. Не прошло и пары минут, как внутрь ворвался мужчина лет двадцати – краснолицый и белозубый, крепко сложенный, с головы до ног укутанный в красный халат, вооруженный длинным мечом, – весь его вид кричал о серьезности настроя.
– Господин Ди, постойте! Постойте! У вас обувь грязная, сначала отмойте подошву дочиста! – С этими словами здоровяк вцепился в прибывшего гостя.
Молодой человек убрал рукой пот со лба – что-то явно его тревожило. Он задержал дыхание, чтобы немного прийти в себя, после чего проследовал на веранду, вытерев перед этим обувь. Стоило ему сесть, как он тут же повернулся к мужчине в белом и заявил:
– Тут такое стряслось!
Человек в белом спрятался за книгой, чтобы защититься от капелек слюны, летевших с губ молодого человека. Нахмурившись, он сказал:
– Ты что, чеснок ел? Вонь неимоверная!
– Не обращайте внимания! Не это важно! А то, что случилось нечто странное. Очень странное!
– Господин Ди говорит о случае, что произошел у Восточных ворот храма Цзяньфу? – поинтересовался Кан Ваньнянь.
– И вы слышали об этом? – опешил молодой человек.
– Конечно! Думаю, слухи о таком странном происшествии уже разошлись по всей Чанъани! – Кан Ваньнянь украдкой бросил взгляд на человека в белом. – Придворный историограф, только такой мудрый человек, как вы, может объяснить столь необычную вещь!
Молодой человек удивленно открыл рот, но молча кивнул.
Сейчас во главе страны стоит династия Тан – в Великий Китай стекаются многие представители разных стран, чтобы почтить императорский двор, а героев и талантов в Китае не сосчитать – их так же много, как карпов, заполонивших реки. И тем не менее, если говорить о мудрых сего государства, то на первом месте заслуженно находится великий Ди Жэньцзе. К несчастью, Ди Жэньцзе уже скончался и пребывает в ином мире, и потому на его место претендует человек, к которому обратился Кан Ваньнянь.
Он получил ранг Цзиньши[3] в период правления великого Гао-цзуна. В то время всемирно известный своими литературными трудами канцлер Цянь Вэйдао ознакомился с его экзаменационными работами и, вздохнув, признал, что «они уникальны и не имеют аналогов в мире». Он начал свою карьеру, став военным советником при императорской резиденции, и затем, с блеском сдав экзамены по восьми дисциплинам, добился небывалых высот. В дальнейшем он занял пост сяньвэй[4] в городе Чанъань, а затем его повысили до помощника главы приказа придворного этикета. Тогда же он принял участие в четырех экзаменах и все сдал превосходно, оставив конкурентов далеко позади. Даже мастер литературного творчества, чиновник, заведовавший водными путями, сказал, что сочинения его подобны медным деньгам, отлитым из чистого металла, и что все экзаменаторы без сомнений выбрали его. Вот почему в литературных кругах его и прозвали Медным ученым. Шло время. Медного ученого назначили на должность придворного историографа. Слава его была оглушительна. Знавшие его лично гордились тем, что удостаивались шанса пообщаться с этим человеком. Восхищались им не только в Китае – даже послы из Силла и Японии при каждом визите ко двору расспрашивали, нет ли у него новых сочинений, и, как только узнавали, что есть, тут же приобретали их за баснословные деньги или в обмен на драгоценности, а потом, вернувшись на родину, с наслаждением читали – так слава его растекалась по миру.
Более того, от природы безразличный к людям, он никогда не заводил друзей ради выгодных связей и не нашел себе жены, хоть и минуло ему сорок лет. В его дворе жили журавли и поднимался дым от благовоний, а в руках всегда красовались листы писаний и канонов. Особенно он любил древние труды и классические сюжеты, передающиеся из поколения в поколение, собирал народные рассказы. Именно поэтому он сам себя часто называл сыном покоя. Он досконально знал сокровенное учение «Чжоу и» и в совершенстве владел древними техниками предсказания судьбы. Все вокруг трепетали перед его удивительными способностями, и даже уже почивший император однажды сказал: «Человека, подобного Чжан Вэньчэну, можно назвать совершенным!»
Чжан Чжо, или Чжан Вэньчэн, – именно так звали этого человека.
– Неужели вы и правда считаете, что коты могут петь песни и танцевать, да еще растворяться в воздухе, вцепившись в повозку, нагруженную серебром? – понизив голос, поинтересовался молодой человек.
На лице Чжан Чжо не дрогнул ни один мускул – никак не выказал он своего удивления. Вместо этого губы его растянулись в саркастической усмешке – так улыбаться мог только он. Хмыкнув, он спросил:
– Цяньли, ты примчался сюда рано утром только для того, чтобы задать мне столь идиотский вопрос?
Молодой человек, которого звали Цяньли, был внуком великого Ди Жэньцзе. Род Ди пользуется благосклонностью ныне правящей императрицы и является одной из самых знатных семей Китая. Ди Цяньли – выдающийся ученый и мастер боевых искусств, к тому же еще и красивый, словно распустившийся весной цветок. Благодаря этому он стал объектом восхищения всех женщин в городе Чанъань. Известен он под прозвищем Девятый Цветок – потому что прекрасен, словно бутон, и в роду своем девятый по старшинству.
– Эй, обо мне не забывайте! Я еще даже не позавтракал! – воскликнул Кан Ваньнянь, потирая урчащий живот.
Придворный историограф холодно улыбнулся, закатил глаза и снова зарылся в свои писания. Ди Цяньли и Кан Ваньнянь смотрели друг на друга, не зная, что делать. Чжан Чжо на некоторое время погрузился в чтение, а затем поинтересовался:
– Ваньнянь, сон, о котором ты рассказывал, все-таки сбылся или нет?
– Сон? Какой сон? – Ди Цяньли непонимающе уставился на Кан Ваньняня.
– Точно, забыл совсем! – ответил Кан Ваньнянь. – Речь идет о той молодой коровке, что я приобрел. Она здорова и ласкова – я привязался к ней и берегу как зеницу ока. Однако несколько дней тому назад мне приснился странный сон: словно у коровы этой выросло два хвоста. Это было так странно, что я пришел сюда поинтересоваться, к чему такое может присниться.
– Это просто сон, что тут такого? – Ди Цяньли рассмеялся в ответ.
– Все-таки боюсь, что этой коровы у тебя больше не будет, – прервал их разговор Чжан Чжо, перелистывая страницы.
– Говоря, будто ее больше не будет, вы имеете в виду, что она… – испуганно протянул Кан Ваньнянь, потирая голову.
– Она потеряется. – Чжан Чжо вздохнул и наконец закрыл книгу.
– Это невозможно, – усмехнулся Кан Ваньнянь. – Я специально наказал куньлуньскому рабу денно и нощно заботиться о ней и не отходить от нее ни на шаг. Как же она потеряется?
Не успели эти слова сорваться с его губ, как за воротами, ведущими во двор, мелькнула голова с лицом, темным, как уголь, – то был куньлуньский раб. Заглянув во двор, он жалобно протянул:
– Хозяин, беда!
– О, это же мой раб! Что случилось? – спросил Кан Ваньнянь, поднимаясь с места.
– Корова… пропала! – Куньлуньского раба била дрожь.
– Пропала? Как так?! – Ваньнянь повернул голову, чтобы посмотреть на Чжан Чжо, и стукнул себя в грудь. – Говорят, что придворный историограф – ворон, который может накаркать… Что бы он ни сказал, все сбывается! Ох, хорошая корова была! Но как же она могла исчезнуть?!
С этими словами Кан Ваньнянь ушел, только его и видели.
Ди Цяньли посмотрел на удаляющийся силуэт Кан Ваньняня, а затем перевел взгляд на Чжан Чжо и ошарашенно спросил:
– Как вы узнали, что корова пропадет?
– Благодаря тому сну, конечно!
– Сну?
– Да. Помнишь ли ты, как выглядит иероглиф «корова»? 
Вот так, да? А что будет, если к этому иероглифу добавить два хвоста? – усмехнувшись, спросил Чжан Чжо.
– Хм… Иероглиф «корова» с двумя хвостами… Кажется, я понял. Получится иероглиф 
, означающий «потеря»!
– Именно! – широко улыбнулся Чжан Чжо и поднялся со своего места. Ткань белоснежного халата всколыхнулась от резкого порыва ветра – и вышитая красной нитью на манжетах большая красная птица словно взмахнула крыльями.
«Вот это да!» – мысленно восхитился Ди Цяньли.
– К слову… Тот странный случай, о котором я хотел поговорить… – неуверенно начал он.
– В этом мире никогда не бывает ничего странного, а так называемые демоны и монстры не более чем ерунда, выдумки, пустые разговоры, – категорично отрезал Чжан Чжо. По какой-то причине он смотрел в окно и не двигался.
– Но я видел все своими глазами!
– Люди всегда будут думать, что невероятные вещи, которые они видят и слышат, вызваны духами и монстрами. Неудивительно, что эти коты… Точнее, кот… – Внезапно Чжан Чжо осекся и, вперив взгляд далеко-далеко, усмехнулся. – Кажется, кто-то сегодня ищет неприятностей, да побольше!
– Что? Кто-то нарывается на неприятности? – Ди Цяньли повернул голову, проследив за взглядом Чжан Чжо. У ворот, ведущих во двор, нарисовалось целое войско.
Две роскошные повозки, украшенные золотом и серебром, остановились, и по обе стороны от них застыли как вкопанные слуги и придворные служанки. Спереди и позади виднелись два отряда солдат с блестящими на свету доспехами и мечами наперевес. В каждом их движении читалось могущество.
– Это резиденция придворного историографа Чжана? – Солдат, стоящий во главе войска, спешился и подошел к воротам.
– Что надо? – бесцеремонно поинтересовался Чжан Чжо, не любивший тратить время на формальные приветствия.
Дрогнули шторки – из карет вышли двое. Один из них был облачен в фиолетовые одежды, а на макушке его красовался черный чжэшанцзинь – мягкий головной убор с заломленным верхом. На идеально гладком белом лице не было ни волоска – зато взгляд приковывали к себе высокий нос и изогнутые брови. Второй был облачен в белый костюм для охоты, и голову его также покрывал черный убор – такие носили ученые, что ушли на пенсию. Ноги были обуты в сандалии на деревянной подошве, а за пояс был заткнут длинный меч. На вид ему было около тридцати лет, и одет он был не так, как обычно одеваются люди, проживающие в центре Великой Китайской равнины.
– Чун Эр, разрешите им войти! – Чжан Чжо слегка улыбнулся, завидев их.
– Пусть заходят. А вот военные пусть подождут снаружи! Вы двое, проходите, только сначала промойте обувь и вытрите насухо! – прокричал слуга по имени Чун Эр, злобно брызжа слюной.
Человек в фиолетовых одеждах расплылся в широкой улыбке и сказал:
– Я слышал, будто у придворного историографа есть свои странности, но не думал, что все настолько серьезно.
С этими словами он кивнул человеку в охотничьей одежде. Чужеземец, напротив, сильно нервничал и взволнованно смотрел на Чжан Чжо.
– Кажется, они из дворца, – шепнул Ди Цяньли, склонившись к Чжан Чжо. – Что им от вас надо? Пришли такие важные шишки… Еще и с целым войском заявились… Вы впутались во что-то серьезное?
– Ха-ха! Тоже мне… Важные шишки… – прыснул Чжан Чжо. – Хотя… что-то чиновничье есть… Шангуань как-никак… говорящая фамилия…
– Что? – Ди Цяньли непонимающе поднял брови. Тем временем оба гостя уже почистили обувь и, не торопясь, подошли к крыльцу. Чжан Чжо медленно прошел по коридору и подошел к каменной скульптуре во дворе, взял бамбуковый половник и, зачерпнув воды, полил ее, отчего зеленый мох, въевшийся в камень, стал ярче.
Человек в фиолетовом стоял в стороне и терпеливо ждал, когда на него обратят внимание, но, увидев, что Чжан Чжо продолжает заниматься своими делами, натянуто улыбнулся и сказал:
– Мы пришли с добрыми намерениями. Неужели вот так придворный историограф обращается со своими гостями?
Этот человек не мог никого оставить равнодушным – весь его образ с элегантной одеждой, утонченной манерой речи, выразительными бровями и нежным голосом был преисполнен притягательности. Чжан Чжо медленно подошел к нему, прищурил глаза и заявил:
– Что за маскарад. Я вижу тебя насквозь. Ты ведь красива, но в этих мужских одеждах выглядишь ужасно.
– Ах ты… Как ты посмел?! – Человек в фиолетовом задохнулся от ярости.
– Я как-никак придворный историограф, высокопоставленный чиновник нашего государства, а ты не более чем мелкая придворная чиновница. Хочешь, чтобы я тебе кланялся?
– Придворная чиновница? Вы хотите сказать, что… – Ди Цяньли окинул внимательным взглядом человека в фиолетовом и, не обнаружив у того кадыка, обомлел.
– А вы, должно быть, Девятый Цветок из семьи Ди? Последний раз, когда нам довелось видеться, я бывал у вас дома, чтобы почтить семью Ди своим визитом. На тот момент прошло два года с тех пор, как великий Ди Жэньцзе скончался от болезни! – Человек в фиолетовом снисходительно улыбнулся.
Ди Цяньли же запаниковал:
– Прошу прощения, глаза, кажется, мне врут… Не знаю, как мне к вам обращаться… Придворная дама или, быть может, шангуань…
– Ты обращаешься к человеку по фамилии и не знаешь, кто перед тобой. Да уж, такого идиота я давно не встречал! – Чжан Чжо разразился смехом.
– По фамилии?
– А я разве не сказал об этом только что? Шангуань![5]
Наконец Чжан Чжо сел и, ехидно усмехнувшись, заявил:
– Цяньли, перед тобой особа, что больше всех удостаивается милости ныне правящей императрицы, Шангуань Ваньэр собственной персоной, более известная как женщина-канцлер.
– О небо! – воскликнул Цяньли, словно громом пораженный. Долгое время он молча таращился на Шангуань Ваньэр, и наконец к нему вернулся дар речи: – Удивительно, как привлекательны женщины, переодетые в мужчин!
Неприкрытая лесть вовсе не разозлила Шангуань Ваньэр – та лишь улыбнулась в ответ, и на щеках ее, словно цветы, расцвели ямочки.
– Значит, и правда так, раз уж Девятый Цветок заметил это!
– Хватит друг другу зубы заговаривать. Ваньэр, кто это с тобой? – Чжан Чжо перевел взгляд на ее спутника.
Прежде чем Шангуань Ваньэр успела ответить, мужчина шагнул вперед, поклонился и громко сказал с заметным акцентом:
– Я посол страны Нихон, также известной как Япония, при дворе династии Тан… Нет, посол страны Нихон при дворе династии У Чжоу[6]. Меня зовут Авата-но Махито, я прибыл с визитом к Медному ученому!
Он распрямился. На его лице застыло волнение, а губы подергивались в уголках.
– Придворный историограф, Авата-но Махито – ваш поклонник! – кокетливо заметила Шангуань Ваньэр, подняв брови.
– Из Нихон? Не из Ямато?[7] – спросил Чжан Чжо.
– Позавчера я уже общался с императрицей от лица правителя моего государства. Приняли решение называть мою страну Нихон, то есть Японией, – торжественно заявил Авата-но Махито.
– Садитесь, не стесняйтесь, – слегка кивнул Чжан Чжо.
Шангуань Ваньэр и Авата-но Махито сели напротив Чжан Чжо. Четверо людей, разместившихся на веранде, некоторое время молча переглядывались, не зная, как начать разговор.
– Боюсь, случилось что-то совсем плохое, раз вы бросили все обязанности в императорском дворце и примчались в мой ветхий особняк, да еще с японским послом? – мрачно поинтересовался Чжан Чжо.
– Из собачьей пасти не жди слоновой кости! – залилась смехом Шангуань Ваньэр, но тут же осеклась и, помрачнев, кивнула. – Да, случилось. Во дворце.
– Как могло что-то случиться во дворце?! – удивленно воскликнул Ди Цяньли.
– Случилось что-то… крайне странное! – взволнованно протянула Шангуань Ваньэр. Точеные брови ее изогнулись, алые губы слегка приоткрылись, и с них сорвался тихий, грустный вздох. Она устремила полный боли взгляд на Чжан Чжо и Ди Цяньли.
– Если что-то происходит во дворце, с этим должен разбираться император. Если император устал, у него есть целый кабинет министров. На кой черт вы приехали ко мне? – С этими словами Чжан Чжо сошел во двор, чтобы покормить рыб в пруду. Бросив им съедобные крошки, он вернулся, сжимая в руках непонятно откуда взявшуюся розу.
Белая роза в его руках была воплощением нежности – ее легкие лепестки трепетали на холодном ветру.
Стоявший рядом Авата-но Махито оглянулся. Во дворе ничего не росло, не было ни единого цветка.
– Боюсь, что никто, кроме вас, не сможет нам помочь. – С этими словами Шангуань Ваньэр взяла цветок из рук Чжан Чжо и поднесла его к носу, чтобы втянуть аромат. Ее брови удивленно взметнулись вверх. Все-таки женщины без ума от цветов.
Чжан Чжо вновь зажег палочку благовоний в курильнице и с улыбкой сказал:
– Я всего лишь шарлатан, бедный и ленивый. Да, выгляжу я получше других, но по большей части бесполезен. И не смогу вам ничем помочь.
Авата-но Махито упал на колени и вскрикнул:
– Ваше превосходительство, прошу вас, помогите!
– Уважаемый посол, я не знаю, какие обычаи в вашей стране. В Китае обращение «ваше превосходительство» нельзя использовать без разбора. Так мы можем обращаться, например, к отцу, – громко рассмеялся в ответ Чжан Чжо.
Авата-но Махито залился краской и тут же торопливо исправился:
– Прошу вашей помощи, господин!
– Уф! Я чересчур добрый и мягкосердечный. Рассказывайте, что стряслось. – Чжан Чжо махнул рукой и повернулся. На его лице наконец-то появился намек на серьезность.
Авата-но Махито бросил взгляд на Шангуань Ваньэр, которая неподвижно стояла, сжимая в руках цветок. Та осторожно кивнула.
– С чего бы начать?.. Дело в коте, – вздохнул Авата-но Махито.
– В коте? – Ди Цяньли невольно вытаращил глаза и впился взглядом в Чжан Чжо.
На белом лице Чжан Чжо не дрогнул ни один мускул – лицо его напоминало глубокий колодец, ледяную воду в котором никогда не трогала рябь.
– Япония всегда восхищалась вашей страной и считала ее государством, достойным подражания. Именно по этой причине моя страна неоднократно отправляла сюда послов. Это честь и почет, но… такую задачу нелегко исполнить. – Авата-но Махито опустил голову и медленно продолжил: – Хоть я и происхожу из семьи государственных чиновников, у меня нет никаких амбиций или достоинств, кроме воспитания и знания этикета, но японский император выбрал именно меня на должность посла Японии при дворе династии Тан или уже У Чжоу. Когда наступила дата отъезда, я надел траурную одежду и попрощался со своей семьей…
– Уважаемый посол, я не понимаю… Раз вас выбрали послом страны, вы должны с радостью выполнять свой долг. Почему же вы надели траурную одежду в день прощания? – удивленно спросил Ди Цяньли.
– Господин Ди, путь от моей страны до Китая составляет более десяти тысяч ли[8] по морю. Каждому послу предстоит пережить бурные волны и штормовые ветра, столкнуться с множеством диковинных морских чудищ и коварных острых коралловых рифов. На девять шансов умереть лишь один остаться в живых. Так было всегда. Только одному из десяти человек суждено добраться до земель династии Тан, – ответил Авата-но Махито.
Ди Цяньли широко открыл рот от удивления, но не проронил ни слова. Авата-но Махито поднял голову и посмотрел на Чжан Чжо.
– Мои родители умерли рано. Я отец трех сыновей и дочери. Дети мои еще маленькие. Именно поэтому в день расставания я не мог найти себе места от волнения, вот и принес кое-что из дома.
– И что же это? – спросил Ди Цяньли.
– Это кот, – ответил Авата-но Махито. – Старый черный кот, ему уже много-много лет.
Все молчали. Чжан Чжо поднял голову, и оттого не было видно выражения его лица. Небо стало хмурым, казалось, что вот-вот пойдет снег.
– Нет нужды рассказывать, насколько трудным было путешествие, поскольку мне удалось спастись от смерти. Как только мои глаза смогли различить вдалеке побережье вашей страны, разразился сильный шторм. Я не знал, суждено ли мне выжить, потому молился о своем спасении всем известным мне богам. Огромная волна накрыла судно и оглушила меня, я потерял сознание. Очнулся уже на суше – волны выбросили меня на песок. Многие из тех, кто плыли вместе со мной, погибли, однако… море не тронуло меня. На моем теле не было ни царапины. Когда я очнулся, то обнаружил моего старого кота, прижавшегося ко мне. Думаю, именно он и спас мне жизнь, ведь в моей стране коты – необыкновенные существа, – сказал Авата-но Махито. История его чудесного спасения заставила всех молча внимать каждому слову.
– На пути к императорскому двору я относился к старому коту со всей заботой и вниманием, что мог ему дать, возносил его, будто кот был настоящим божеством. Когда мы прибыли в Чанъань, нас разместили в монастыре Дасиньшань у квартала Цзиншаньфан, и старый кот стал моим товарищем, что скрашивал время ожидания, пока императорский двор призовет меня. В чужой стране только он составлял мне компанию и напоминал мне о родине, и лишь он был моим единственным утешением, – продолжил свой рассказ посол и, тяжело вздохнув, добавил: – Я думал, дни моих страданий подошли к концу, но не ожидал, что кошмар обрушится на мою голову в седьмой день первого месяца.
– Седьмой день первого месяца? – затаив дыхание, переспросил Ди Цяньли.
– Тем утром я, как обычно, покормил кота и ушел по своим делам. Спустя какое-то время я понял, что он пропал. Я искал его полдня, но кота нигде не было. Служители обыскали весь храм, но тоже не нашли его. Как раз в это время мы получили долгожданную новость: Ее Императорское Величество была согласна на аудиенцию и приглашала на торжественную встречу в главный обрядовый зал дворца Дамингун. Мне пришлось отложить поиски и начать готовиться к поездке во дворец. Когда стемнело, я оделся и в сопровождении своих слуг покинул храм. Торжественной процессией мы медленно направились на север. Но через пару кварталов раздался встревоженный крик слуг.
Как только Авата-но Махито сказал это, Ди Цяньли охнул и хлопнул в ладоши:
– Неужели в ту ночь в повозке были вы?!
Авата-но Махито настороженно уставился на Ди Цяньли и спросил:
– Неужели…
– И я тогда был у Восточных ворот храма Цзяньфу! – воскликнул Ди Цяньли.
– Раз так, то вы видели, что произошло? – спросил Чжан Чжо, опустив голову и исподлобья уставившись на Ди Цяньли и японского посла, а те одновременно ахнули.
– Сначала до моего слуха донеслись удары барабанов и звуки музыки. Я подумал, что где-то был самый разгар пиршества, и не обратил на это внимания. Позже, услышав крики слуг, я поспешно поднял занавес и издалека увидел ужасающую сцену. Никогда бы не подумал, что вживую столкнусь с ночным шествием сотен чудовищ! Но мои глаза мне никогда не врут.
– С ночным шествием сотен чудовищ? – удивленно округлил глаза Ди Цяньли, от волнения вытягиваясь в струну.
Авата-но Махито кивнул:
– Как говорят в моей стране: всякий раз, когда ночь опускается на землю, когда стихают все звуки, а люди погружаются в сладкие объятия сна, чудовища заполоняют городские улицы. Они поют, пляшут, веселятся и наслаждаются миром без людей. Именно это мы называем ночным шествием сотен чудовищ.
Чжан Чжо скептически хмыкнул:
– Пф! С чего бы так говорили в Японии? Уважаемый посол, так называемое ночное шествие сотен чудовищ берет свои истоки в Древнем Китае.
Авата-но Махито удивленно поднял брови в ответ.
Чжан Чжо объяснил:
– В древности император Хуан-ди наказал своей жене Мому отвечать за проведение ритуальных жертвоприношений. Ей надлежало стать заклинателем духов, и потому на ее плечи легла ответственность за изгнание нечистых сил из Поднебесной и предотвращение бедствий. Позже должность заклинателя духов была закреплена на государственном уровне. В трактате «Чжоу ли» в разделе «Ся гуань» говорится, что «заклинатель духов облачается в шкуру медведя, из-под которой виднеется черно-красная церемониальная одежда, и, сверкая четырьмя златыми глазами, что украшают маску, поднимает вверх копье и щит, чтобы изгнать нечистую силу и привнести покой в палаты». Это значит, что каждый раз, когда в Китае отмечался важный праздник, заклинатель духов облачался в ритуальные одежды, надевал маску с четырьмя глазами и, гордо подняв вверх копье и щит, выводил за собой за пределы города бесчисленных демонов и призраков, дабы они перестали терзать землю. Думаю, этот обычай распространен и в вашей стране, но поскольку люди не знают его истинного значения, то считают, что речь идет всего лишь о ночном шествии сотен чудовищ.
Авата-но Махито завороженно кивнул:
– Видимо, все так и есть.
– Ладно, не буду больше разглагольствовать. Уважаемый посол, продолжайте свой рассказ! – равнодушным тоном сказал Чжан Чжо.
Авата-но Махито вздрогнул, и длинный меч, заткнутый за пояс, с грохотом упал на землю.
– Я был поражен до глубины души, увидев котов в человеческих одеяниях, поющих, танцующих и толкающих вперед повозку, которая, казалось, была полна серебряных монет. Я попросил кучера подогнать мою повозку поближе, чтобы внимательно ее рассмотреть. Но не успели мы нагнать их, как коты и наполненная серебром повозка испарились в воздухе! – прошептал Авата-но Махито. Лицо его от страха стало пепельным.
– Думаю, это никак не связано с тем, что могло произойти во дворце, – резко ответил Чжан Чжо.
– И мне тогда казалось, что эти события никак не связаны, но… то, что случилось дальше… – нервно пробормотал Авата-но Махито. – Когда это произошло, я растерялся и приказал слугам поспешить. После того как мы миновали квартал Кайхуафан и достигли улицы, что тянется с востока на запад прямо перед Императорским городом, завернув за угол, вдалеке мы увидели человека. В обычное время я бы не обратил на него внимания: днем улицы заполнены толпами людей, беспорядочно снующих туда-сюда. Однако тот человек находился на улице вопреки комендантскому часу… и… у него не было тени… Я не мог отвести от него взгляд и потому приказал остановить повозку.
Ди Цяньли не удержался и спросил:
– Уважаемый посол, вы знали того человека?
Авата-но Махито лишь покачал головой в ответ.
– Тогда почему… – начал свой вопрос Ди Цяньли.
– Все очень просто, – сказал Авата-но Махито, глубоко вздохнув. – На руках у него был черный кот, которого я как раз потерял!
– Это невозможно! – нервно хихикнув, ответил Ди Цяньли. – Как вы могли издалека разглядеть, что он нес именно вашего кота? В мире же столько черных кошек – не сосчитать!..
– Я уверен! Мои глаза мне не врут! – со всей серьезностью заявил Авата-но Махито. – Тот кот был моим верным другом многие, многие годы. Я узнаю его из тысячи. Ошибки быть не может.
– И что же было потом? – спросил Ди Цяньли.
– Я приказал остановить повозку. Человек тот был полностью облачен в черные одежды, скрывающие его худощавую фигуру. За поясом висел длинный меч. Со стороны человек выглядел как благородный воин, и внешность его была красива – как говорится, кровь с молоком. Я спросил путника, откуда у него мой кот. Он оказался достаточно вежливым. Сказал, что раз у этого черного кота есть хозяин, значит, его следует вернуть законному владельцу. Сперва я было решил, что он вор, но когда увидел, насколько элегантны его манеры, когда почувствовал, как благоухает его одежда, то не стал больше задавать вопросов. Я был так рад вернуть себе кота, мое потерянное сокровище, что наградил мужчину, отсыпав из своего кармана серебра. – С этими словами Авата-но Махито почтительно поклонился и продолжил свой рассказ: – Затем я направился во дворец вместе с котом.
– Я не ослышался? Вы действительно решили взять кота во дворец? – на лице Чжан Чжо наконец-то появился намек на удивление.
– Что в этом запретного? – ответил вопросом на вопрос посол.
Чжан Чжо ничего не сказал, лишь стрельнул взглядом на Шангуань Ваньэр. На их лицах застыло смешанное выражение.
Заметив, что Чжан Чжо и Шангуань Ваньэр странно переглядываются, Авата-но Махито поспешно проговорил:
– Кажется… не стоило мне приносить кота во дворец. Однако после воссоединения с моим пушистым спутником я пребывал в прекрасном расположении духа и совершенно не подумал об этом. Более того, когда я жил в храме Дасиньшань у квартала Цзиншаньфан, слышал, что Ее Императорское Величество любит кошек, и подумал, что можно взять кота с собой к императорскому двору.