Юля Зу
Мне все равно
__________
– Милая, у тебя какой-то странный голос. Что-то случилось? – спрашивает мама, хотя мой голос абсолютно спокоен.
– Нет, мам. Ничего. Просто много работы.
– Жаль, что ты не едешь с нами. Солнце бы вмиг растопило все твои проблемы, – солнце – мамина панацея.
– В праздники больше платят, ты же знаешь. Потом… Как-нибудь потом съездим.
– У тебя всегда все потом. А стоит ли эта работа того?
– Мам, пожалуйста, не начинай. Я просто зарабатываю деньги.
– Да-да, – обреченно бормочет она. – Но, милая, ты же знаешь, что не там твое место.
– Да. И что? – она никак не может смириться, что я не осилила стезю, выбранную мне ею.
– Ты пьешь витамины? – почувствовав агрессию в моем голосе, мама, видимо, решила не продолжать наступление.
– Я хорошо питаюсь. Не беспокойся.
– Сырая рыба – это не еда, – решила зайти с другой стороны.
– Зачем ты снова говоришь об этом?
– Снова?
– Неправильная жизнь. Неправильная еда. Я устала извиняться.
– Милая, тебе не за что извиняться! – но я слышу в ее голосе упрек.
– Напиши мне, как долетите, – я резко обрываю тему.
– Ну зачем ты так?
– Мама, я прошу тебя! Я не могу сейчас говорить об этом. Мне совсем, совсем не до этого, – и я чувствую, как комом в горле встало желание рассказать, поделиться, исповедаться.
– Я же чувствовала, что-то у тебя случилось! Мать не обманешь, – и я уже почти готова выплеснуться… – Деньги не самое главное! Ты же знаешь, мы с папой всегда поможем и поддержим.
– Напиши, как долетите. Привет папе, – и я вешаю трубку. Будет ли когда-нибудь иное окончание у наших разговоров?
От мысли, что я остаюсь в городе совершенно одна, меня начинает колотить озноб. Но я почти тут же беру себя в руки и продолжаю пылесосить пол. Выполнение ежедневных обязанностей успокаивает меня. Я провожу часы в убаюкивающих объятиях рутины. Засыпаю, просыпаюсь, хожу на работу, принимаю заказы, распечатываю чеки, говорю шаблонные фразы, моюсь, чищу зубы, одеваюсь, раздеваюсь, стираю, убираюсь, покупаю продукты, готовлю, ем, вдыхаю, выдыхаю, вдыхаю, выдыхаю… Мне удалось подчинить себе жизнь, превратив ее в набор автоматизированных действий. И только когда я входила в подъезд, моя душа наполнялась, как перед входом в церковь, священным трепетом и страхом.
– Эй, Полина, что нового? – спрашивает Марина.
– У меня в доме живет маньяк.
– Что?
– А? – отрываюсь я от экрана и смотрю на нее. Я забыла, что она спросила всего секунду назад.
– Я не расслышала, что ты сказала.
– Кажется, я ничего и не говорила.
– Полина! Да ты скоро умрешь…
Я смотрю на нее и собираюсь спросить: «Откуда ты знаешь?» А она подходит ко мне, кладет руку на плечо и произносит: «…от скуки». Затем запрокидывает голову и громко хохочет.
– Если бы… – чуть слышно произношу я. Но за своим хохотом она вряд ли способна расслышать мой лепет.
Я одеваю куртку и шапку. Прощаюсь с девочками и выхожу из операторской. В коридоре в меня влетает какой-то парень.
– Ты передавала, чтобы не принимали заказы на тобико?
– Тобико?
– Да-да! У нас закончилась икра летучей рыбы! Я еще час назад позвонил и сказал тебе, чтобы не принимали заказы на тобико.
– Тобико… – снова повторяю я.
– Черт возьми, Полина! Ты еще даже не вышла с работы, а уже отключила мозг! – он отпихивает меня и пробегает в операторскую.
Я стою в нерешительности: ждать мне его возвращения или продолжить свой путь домой? Спустя некоторое время парень выходит и раздраженно сообщает: «Ну, я нашел тобико. Он у Даши в голове, блин!» Он тяжело выдыхает и подходит ближе.
– Извини, что наорал. Ты все передала. Просто Даша, видите ли, забыла!
Я совершенно ничего не помню. Ни как он звонил, ни как я что-то передавала. Я даже понятия не имею, кто он вообще такой.
– Слушай, я тоже с минуты на минуту заканчиваю. Может, пройдемся до метро вместе?
Из диалога я понимаю, что Ваня работает у нас сушистом уже три недели.
– Так что если не кормить фугу всей этой дрянью, то яда в ней совершенно никакого не будет.
– А они кормят?
– Нет, конечно! Кому охота подвергать жизнь клиентов опасности? Хотя не знаю, может, кто-то и ратует за традицию. Но это же глупо! Лучше выпить сакэ. Эйфория та же, а риска ноль! Жизнь-то всего одна.
Мы спускаемся в подземный переход. Ваня открывает передо мной стеклянную дверь. Я прохожу. Он идет следом. У турникетов он спрашивает:
– А ты, вообще, кто?
– В смысле?
– Ну, не на оператора же ты училась?
– Я учитель младших классов.
– А почему не работаешь по специальности?
– Мало платят. К тому же крики, драки, сопли. Дети. Сам понимаешь.
– Богатого мужа найти не пробовала? – смеется он.
– Как это избавит меня от детей?
– Извини, я думал, ты пошутила, – тушуется он.
– Почему?
– Ну, я не услышал раздражения в твоих словах.
Видимо, дети уже не кажутся мне такой уж большой проблемой.
__________
Я напилась на новогоднем корпоративе. И вот уже минут 15 сижу на лавочке, болтаю ногами и ловлю ртом снежинки. Мне так хорошо, так тепло и уютно. Я впервые за долгое время ни о чем не думаю. И эта блаженная пустота накрывает меня, как тяжелое ватное одеяло. Я улыбаюсь. Закрываю глаза и откидываюсь на спинку. «Привет, красотка», – раздается где-то слева. Я тут же открываю глаза и вижу высокого парня в огромной вязанной шапке и короткой кожаной куртке. С ним еще один парень. Одет он еще более нелепо: длинная тонкая куртка, спортивные штаны и классические ботинки.
Я надеваю на плечо сумку и встаю произнося: «Привет». Успеваю сделать два шага, как тот, что в шапке, хватает меня за руку. «Эй, ну куда же ты? Посиди с нами немножко», – он широко улыбается, обнажая зубы. «Мне пора, – говорю я. И тут же на всякий случай добавляю: «Меня ждут!» Я выдергиваю руку, поворачиваюсь и только хочу сделать шаг, как парень хватает меня за ворот – и я падаю навзничь. Сильно ударяюсь головой. Из носа течет теплая кровь. Парень в шапке садится на корточки и наклоняется надо мной: «Ну зачем же так резко, крошка?» Он сильно придавливает меня к земле, а его приятель снимает с моего плеча сумку и начинает обшаривать мои карманы.
Из-за удара об лед у меня сильно болит голова, перед глазами все плывет. У меня нет сил сопротивляться. Я усталая и все еще пьяная. Говорят, если ничего не можешь сделать, надо расслабиться. Я смотрю на крутящиеся в небе звезды и жду, когда ребята сделают свое дело и свалят. Потом вдруг надо мной раздается резкое: «Эй, какого черта!?» Слышится какая-то возня, и все вокруг заполняет звук ударяющихся друг о друга кочанов капусты.
– С вами все в порядке? – ко мне приблизилось чье-то лицо.
– Ага… – тяну я. Затем поднимаю руку и начинаю всматриваться в пальцы. На руке – несколько капелек крови. Я облизываю верхнюю губу – она соленая.
– Кровь идет, – говорю я и получается восторженно, почти как про первый снег.
Незнакомец берет мою руку в свою и растирает капельки большим пальцем. Затем крепко сжимает мою ладонь, а другой рукой берет меня за плечо и тянет наверх.
– Давайте, поднимайтесь. У вас кровь из носа идет.
Он помогает мне встать и усаживает на лавочку.
– Наклонитесь вперед. Минутку… – он выпускает мою ладонь из своей, и она тут же замерзает. – Вот снег. Держите у переносицы, – он прикладывает горсть снега к моему носу, берет мою левую руку и кладет сверху. Я откидываюсь на спинку лавочки.
– Наклонитесь вперед, – резко говорит он и сам наклоняет меня. – Салфетки у вас есть?
– Вроде, да.
– Где? В сумочке?
– Ща… – я достаю свободной рукой бумажные платочки из кармана куртки и протягиваю ему.
Он достает один платочек, наклоняется и начинает вытирать кровь с моего лица. Так нежно и аккуратно, как будто всю жизнь только этим и занимался. Мир перестает водить хороводы, и предметы обретают четкость. Я вижу его зеленые глаза, небрежно свисающую на лоб челку, курносый аккуратный нос…
– О, боже! – отшатываюсь я.
– Что? Больно? – встревоженно говорит он.
Вот это да! Маньяк спас мне жизнь! Ну, то есть не жизнь, а мои вещи. И так заботливо ухаживает! Про себя я отмечаю, что в этот самый момент я не испытываю страха. Да и когда эти поганцы грабили меня, я совсем не испугалась. То ли до сих пор гуляющий в крови алкоголь делает меня безразличной, то ли от удара отключились все мои защитные механизмы, но я просто никак не могу почувствовать страх. Я собираю остатки сил и зажмуриваюсь. Страх, а ну выходи! Ничего. Тогда я открываю глаза и смотрю на него. Ни-че-го!
– Нет-нет. Извините. Просто кольнуло что-то.
– Где?
– Ну тут… под носом, – неуверенно произношу я.
– Как вы себя чувствуете? Видите хорошо? Головокружение или тошнота есть?
– Эээээ… Мир немного пляшет. Вернее, плясал. Но, вроде, не тошнит.
– Обязательно сходите к неврологу. И 3-4 дня надо отлежаться. Это ясно? – отдает он распоряжения.
– Зачем?
– Затем, что у вас, скорее всего, легкое сотрясение мозга.
Я смотрю на него в недоумении. И даже открываю рот. И, наконец, мне становится страшно.
– Ну это же излечимо? – чуть слышно произношу я.
– Сначала сходите ко врачу. Может, ничего и нет. Вы потеряли сознание после того как упали?
– Нет… Вроде, нет.
– Это хорошо. Скорее всего, обойдетесь парой дней больничного. А там уже как врач скажет. Вы не замерзли?
– Не знаю, – на самом деле от волнения мне даже стало жарко.
– Вы далеко отсюда живете?
Я снова смотрю на него в недоумении. Он что, притворяется, что не узнал меня?
– В этом доме, – и я показываю рукой.
– О, значит, мы соседи! – он улыбается. – Вставайте, я вас провожу.
Я встаю, беру сумку. Левой рукой я все еще держу у переносицы снег. Он обхватывает меня за талию – я отшатываюсь.
– Простите. Если можете, идите сами. И снег уже можно убрать: кровотечение остановилось.
Я выкидываю снег, стираю с лица влагу, и мы идем к дому. Как ловко он притворяется чутким и заботливым! Конечно, ему необходимо создавать репутацию. А как же еще? Никому и в голову не придет, что такой милый и добрый человек может всаживать нож в тела молодых девушек. Не понимаю только, зачем он сделал вид, что не узнал меня?
– На каком этаже вы живете? – спрашивает он, когда мы входим в лифт.
Ну уж нет! Ты меня не одурачишь! Так я и сказала тебе мой этаж!
– На 13, – бодро говорю я и хочу тыкнуть в кнопку, но внезапно пошатываюсь и со всей силы попадаю пальцем в стенку лифта. – Ой, – вырывается у меня от боли.
– Вы в порядке?
– Палец, – выдыхаю я, зажимая руку с саднящим пальцем между ног.
– Вы одна живете? Дома есть кто? – выпаливает он.
