Юлия Заремба
Письмо длиною в десять лет
1 глава
За неделю до празднования Нового года в детском доме началась череда встреч воспитанников со спонсорами и волонтерами.
Детей выстроили в ряды. Первые – малыши, за ними – ребята постарше.
– Линеечка ровная, никто не нарушает ряд. Иванова, подтяни бант. Кречетов, хватит кривляться, – то и дело отпускала замечания старший воспитатель детского дома Нателла Робертовна. – Ждем спонсоров. Ведем себя прилично.
Толчок в спину. Кто-то выталкивает первоклассника Сашу за границы той ровной линеечки, которую определила Нателла.
– Ремезов! Александр! – слышится яростный крик «старшей», а затем ее строгий, с прищуром взгляд «вгрызается» в каждого. – Кому еще не понятно?!
– Нателла Робертовна, я исправлюсь, – не указывая на того, кто его толкнул, робко сказал семилетний мальчик, с трудом выговаривая имя и отчество воспитательницы.
Закон детдомовцев – не «сдавать», не «стучать», не жаловаться – иначе и без того нелегкая жизнь в интернатской среде будет невыносимой.
Все затихают, боятся наказаний. Нателла уходит встречать спонсоров. «Тычки» продолжаются. Каждый боится, что окажется впереди строя и его накажут. Дети стоят молча, ждут подарки и сладости, в ту же минуту опасаясь, чтобы их не тронули «старшаки».
Дверь открывается, и в зал входят спонсоры.
– Улыбаемся! – шепчут воспитатели.
Дети театрально натягивают дежурные улыбки, которые не совместимы со взглядом: безучастным у старших воспитанников, с испугом и волнением у малышей.
Весь декабрь Саша Ремезов готовился к новогоднему празднику. В школе на уроках хора одноклассники разучивали песню «Белые снежинки» и парень должен был солировать, но внезапно заболел. Он пролежал пять дней с высокой температурой и кашлем. Голос охрип и после болезни еще не восстановился, поэтому солистом стал Витька Разгуляев по кличке «Разгуляй».
«Разгуляй» пел неплохо: не сбивался с ритма, не забывал слова, в основном попадал в ноты, но пел каким-то визгливым, нарочито громким голосом, иногда просто кричал. Вите уже исполнилось одиннадцать лет, у парня начиналась мутация, но учительница пока не запрещала ему петь в хоре.
В свои семь лет Саша ничего не знал про мутацию. Он просто сожалел о том, что не может исполнять эту песню. Сожалел настолько, что плакал в подушку после отбоя. Он прекрасно понимал, что температура и кашель не пройдут за два дня. А он так хотел спеть, чтобы его все заметили и сказали, как классно Ремезов поет. Конечно, особенно сильно он хотел понравиться Светке Давыдовой, девочке, появившейся в детском доме совсем недавно, но уже успевшей прослыть первой красавицей в их классе.
Еще он думал – почему у Нателлы Робертовны такое сложное имя и отчество? Даже от упрощенной клички «Роботовна» малышам проще не становилось. Беззубым семилеткам приходилось нелегко обращаться к старшей воспитательнице просто и быстро. Язык то и дело проскальзывал между отсутствующих, сменяющихся на основные, молочных зубов. Зато дети постарше кличкой «Роботовна» были довольны. Она характеризовала Нателлу как нельзя верно и точно.
– Не могли что ли, назвать ее простым именем? – злился и ворчал про себя парень. – Точно, робот!
Он был расстроен, что именно его выкинул из строя пятнадцатилетний негодяй Яшка «Шмель» – гроза детдомовских ребят, который, казалось, обозлился на весь мир и ненавидел всех людей.
– Едут и едут добрые дяденьки и тетеньки, везут подарки, жалеют, кивают головами, обнимаются, фотографируются, а потом уезжают домой к своим детям. А мы тут остаемся, – ворчал во всеуслышание Яшка и опять сделал «толчок» под лопатки Сашкиному соседу Грише.
Мальчик пошатнулся, но удержался. Насупился и затаил обиду.
– Как же достал этот «Шмель»! – сжав кулаки, гневно прошипел Гришка.
– Гришка молодец! Удержался, а я вот, не смог, – подумал Саша.
Настроение было на нуле. Парень замкнулся, «ушел в себя». Из этого состояния его вывел громкий и визгливый голос воспитательницы.
Она вышла в центр зала и голосом-сиреной разорвала тишину.
– ЗдрААААвствуйте, гости дорогие!
– Что ж так орать – то, – язвительно отреагировал «Шмель».
Дальше действие происходило по сценарию: Баба Яга и пираты крадут подарки у Деда Мороза. Потом волшебным образом Снегурочка их находит. Дети читают стихи, поют песни. Звучат поздравления директора детского дома и спонсоров. И, наконец, дети получают подарки.
Подарки! Подарки!
В письмах Деду Морозу ребята разных возрастов, как правило, указывали похожие пожелания. Мечтали об одном и том же: куклы, машинки, игры, телефоны, планшеты и семью. Обязательно, семью!
Новый Год – семейный праздник. Предпраздничная суета уступает место теплому и радостному, семейному застолью. Поэтому воспитанникам в детских домах особенно грустно бывает в такие дни.
Некоторых детей в эти праздники забирают к себе родственники на «гостевые выходные», за кем-то приезжают волонтеры. Но все – таки, большинство детей остаются в детском доме.
Саша остался. Родственники забрали друзей: Гришу Певцова, Диму Иванова. Свету Давыдову тоже забрала дальняя родственница. От вынужденного одиночества мальчику становилось невыносимо тоскливо.
В детдоме остались несколько дежурных «ночных нянь» и воспитателей.
Вкусная еда, новогодние передачи по телевизору и рассматривание подарков – так прошли первые два дня каникул, а потом наступила страшная тоска.
Те, кто постарше спали до двух, а то и до четырех часов дня, а потом всю ночь «сидели» в телефонах.
Саше тоже достался спонсорский телефон, не крутой, конечно, но и ему мальчик был беззаветно рад. Навороченные смартфоны и планшеты разобрали «старшаки».
Звонить было некому. В телефонном справочнике у парня высвечивались только номера экстренных служб.
Подарки не сильно утешали.
Саше нужна была энергия и поддержка семьи. Он хотел, чтобы кто-то заботился о нем, готовил вкусные завтраки и обеды. Мечтал прижаться к матери и ощутить ее тепло, прикоснуться к сильной, широкой ладони отца. Его душа кричала: «Мам, пап! Посмотрите, как у меня получается», но крикнуть было некому. Он хотел петь, но никто его не слушал. Он хотел плакать, но слезы закончились…
Мать Саши отказалась от него еще в роддоме. Он с самого рождения жил в «Стране детства». Многие детдомовцы, со временем, перестают ждать маму, а вот Саша ждал…
Он знал, что мама жива, не умерла, не погибла в катастрофе. У нее просто много проблем, а когда они закончатся, мать придет за ним.
А еще он мечтал стать известным музыкантом и прославиться. Тогда мама увидит его по телевизору и конечно заберет домой. Как можно отказаться от умного, талантливого и успешного мальчика?!
Сашка прислонился лбом к окну, смотрел куда-то вдаль и представлял себя в телевизоре.
– Светке Давыдовой еще хуже! У нее мама и папа погибли в аварии, на машине. Она точно знает, что родителей нет. А у меня – то, есть! – размышлял мальчик. – Ну и что, что позвонить некому. Скоро мама объявится и у меня будет много родных и знакомых.
– Надо только музыкой серьезно и упорно заниматься, чтобы стать известным! – решил он.
Резкий пинок в дверь заставляет Сашку отвлечься от мечтаний о маме.
В комнату врывается «Шмель». Увидев, что Саша один в комнате, Яшка, казалось, просиял от удовольствия. Подросток начинает проверять тумбочки отсутствующих детей, и, не обнаружив ничего ценного, молча, с угрожающим взглядом подходит к Саше. Яшка резко вырывает телефон из рук мальчика, но в эту минуту в комнату входит дежурная воспитательница Агата Федоровна.
– Отдай немедленно, – строго говорит она. – Яков! Отдай!
– Да, возьмите. Больно – то и надо. Телефон – фигня, за него и тысячи рублей не дадут! – ответил Шмелев и удалился.
Позже Саша узнал, что Яшка продавал за небольшие деньги спонсорские телефоны и планшеты бывшему воспитаннику детского дома, отъявленному хулигану и бездельнику Никитосу, фамилию которого Сашка не помнил. Зачем Яшке нужны были деньги, он тоже пока не понимал.
– Ведь, всего хватает, все бесплатно, – думал мальчик, прижимая крепче к себе новенький телефон.
Оказалось, что Яшка побывал с «обыском» не только в Сашиной комнате, но и в других. Дети, обнаружившие пропажу, пожаловались воспитателю, поэтому Агата Федоровна усиленно наблюдала за Шмелевым с самого утра.
Многие детдомовцы в этот день лишились спонсорских гаджетов.
Из Сашиной возрастной группы это были две девочки – близнецы Маша и Ульяна Родионовы. Об этом все узнали на утро следующего дня, после завтрака.
Зайдя в столовую, Нателла Робертовна вдруг объявила, что после приема пищи всем воспитанникам необходимо срочно явиться в игровой зал.
– Роботовна по своим линеечкам соскучилась, – прошептала Маша.
– Что? – не понял Сашка.
– До тебя – как до жирафа насморк, – рассмеялась Ульяна. – Нателла, наверное, рассказать что-то хочет, и опять нас в линеечки выстраивать будет.
– Аааа, – наконец-то понял юмор Саша.
Только на этот раз девчонки ошиблись. Воспитатель никого в линеечки не выстраивала, а коротко и быстро рассказала о проступках Шмелева. Тут же все телефоны и планшеты были возвращены их владельцам. К счастью, Яшка не успел реализовать украденное.
Нателла Робертовна прочитала лекторий о том, что брать чужое – это плохо. Пугала наказанием, полицией или переводом в колонию для малолетних преступников.
Еще одной темой для собрания стал тот факт, что новенькие малыши, боясь голода, таскали хлеб из столовой и прятали их под подушками.
Они никак не могли поверить, что еды в детском доме для них вдоволь, поэтому запасались впрок, а вдруг потом придется голодать.
Нателла не ругала малышей за это. В очередной раз спокойно, но строго объяснила, что еды хватит и на завтра, и на послезавтра, и надолго вперед.
В неподходящий момент у нее зазвонил телефон, и старший воспитатель удалилась на несколько минут, попросив всех подождать.
Дверь за ней закрылась, и детей словно подменили: одни начали бегать, другие отчаянно прыгать со стульев. Два мальчика стали друг друга колотить, показывать языки и кривляться.
За пять минут дети устроили настоящий погром в игровой комнате.
– Шухер! Роботовна идет! – крикнул кто-то.
В страхе все притихли.
От опытного взгляда Нателлы Робертовны ничего не укрылось.
Еще более строгим тоном, чем до этого, она попросила прибрать разбросанные игрушки, стулья и напомнила о том, что хлеб в комнаты забирать нельзя.
***
Маша и Ульяна Родионовы были несказанно рады новеньким гаджетам, хотя в письме Деду Морозу об этом не писали.
Кто ж не рад!
Мечтали сестры только об одном подарке – найти маму. Ту самую, родную, которая пропала два года назад. Ушла после гибели отца и не вернулась.
Родители девчонок нигде не работали, пили, употребляли наркотики. Отец умер ночью. Девочкам сказали, что сердце остановилось.
Потом мама исчезла. Она не отвечала на звонки, не пришла забирать девчонок из детского сада. Не появилась она ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц… Так сестры оказались в детском доме.
Конечно, их не разлучили. И это было счастьем для девчонок!
Маша и Ульяна оказались самыми близкими друг другу людьми. У них совпадало практически все: внешность, характер, привычки.
Немного пообщавшись, едва уловимые отличия в сестрах, все-таки, можно было найти: Маша носила очки, и это помогало различить девочек при первой встрече, а Ульяна, в свою очередь, была обладательницей маленькой родинки на левой щеке.
И улыбка…Улыбались сестры по-разному: Маша скромно, уголками губ, а Ульяна широко, с прищуром глаз.
Увлечение музыкой пришло к сестрам Родионовым тоже одновременно: в шесть лет они захотели учиться играть на гитаре.
Сначала разучивали отдельные песенки, делили одну гитару на двоих. Потом в детском доме появился второй инструмент, начали играть вместе – дуэтом. А еще через полгода было решено отдать Ульяне все вокальные партии, так как голос у нее был чистым и высоким. Маша с удовольствием взялась аккомпанировать сестре, и это у нее хорошо получалось.
В их тандеме не чувствовалось соперничества – девочки помогали друг другу во всем и выглядели как единое целое.
Однажды воспитательница привела в музыкальный класс Сашу Ремезова и сказала, что к празднику под названием «Золотая осень» они будут разучивать песню на два голоса.
– Саша и Ульяна будут петь, а Маша аккомпанировать на гитаре, – пояснила женщина.
– Теперь мы будем тройкой? – спросила Ульяна у педагога.
– Не тройкой, а трио, – смеясь, ответила учительница.
Сашу сестры обожали. Он был самым справедливым и честным парнем из круга общения сестер. А еще – он классно пел.
Гришка, по их мнению, тоже хороший мальчик, но иногда он мог позволить себе дергать сестер за косички, а потом смеяться над их визгом. А вот Саша этого никогда не делал, наоборот, защищал их от Гришки.
В детском доме Маше с сестрой досталась комната на троих, только жили они в ней вдвоем.
Это был их семейный уголок, где нет чужих. Все в комнате было только их – Родионовское. Девочки думали, что так будет всегда. Все у них было хорошо.
Однажды в их группе появилась новенькая девочка – Светка Давыдова. Сестры невзлюбили ее с первого взгляда. Они были еще больше удивлены и огорчены, когда узнали, что новенькую подселяют к ним в комнату.
Домашняя девочка Света резко отличалась от детдомовских детей одеждой и манерой поведения.
Горделивая и капризная новенькая не хотела ни с кем общаться, держалась особняком. Она перекидывалась парой слов только с Сашей, может потому, что была его соседкой по парте, а может просто почувствовала в нем дружескую поддержку.
От того, что Сашка уделял Давыдовой много внимания, сестры Родионовы, не сговариваясь, начали дружить «против» этой гордячки Светки.
Сашка же, давал Давыдовой много советов и «инструкций» по выживанию в детском доме. В общем, взял над новенькой шефство.
– Уж я – то знаю, что говорю. Я тут, с самого рождения, – серьезно и по-мужски говорил он девочке. – Самое главное не попадаться лишний раз на глаза Яшке Шмелеву, а если малышня будут обижать – сразу говори мне. Поняла?
– Поняла! – подчиняясь ему, коротко отвечала Света.
Держалась девочка стойко. Только никто не знал, что каждый день до поздней ночи, свернувшись калачиком в своей постели, она тосковала о родителях, о былой счастливой семейной жизни.
В полудреме ей чудились сильные и крепкие руки отца, гладившие ее по голове перед сном, звучала неизменная отцовская фраза: «спи, родная!»
Потом снилась мама, ее чуткий взгляд, мягкий тон и ласковый голос.
Жуткая, изнуряющая тоска, сухие слезы и безысходность…
– Почему? – задавала она самой себе вопрос, зная, что не найдет на него ответа.
Поэтому, каждое утро, с заплаканным лицом и припухшими веками, она вставала раньше, чем Маша и Уля, умывалась холодной водой и уходила в коридор. Сидела там, на подоконнике, равнодушно кивала головой на приветствия детей и воспитателей, ждала Сашку…
– Ну, наконец – то, – увидев его и внешне не выдавая радости от встречи, сказала девочка.
– Скоро этот кошмар закончится. Меня заберет на каникулы тетя Карина в город Екатеринбург, – продолжала она.
– Везет тебе! – грустно отозвался мальчик.
– Быстро слезай с подоконника, Роботовна идет. Ругаться будет, что мы тут сидим. Опять скажет: «Для кого диваны существуют?»
Конечно, Нателла Робертовна замечала нелегкую адаптацию Светы в детдомовской среде. Она знала, что каждый второй ребенок трудно вживается в здешнюю атмосферу, особенно дети из благополучных семей. Они потеряны, иногда озлоблены и не общительны.
– Для кого существуют диваны и стулья? – строго заявила она, увидев сидящих на подоконнике детей.
Про себя воспитатель тут – же отметила: «Слава Богу! Новенькая нашла друга, хорошего парнишку».
А дети, услышав замечание, заговорщически улыбнулись, спрыгнули с подоконника и, еле сдерживаясь, чтобы громко не рассмеяться, вприпрыжку побежали в столовую.
2 глава
О выборе профессии старший воспитатель Нателла Робертовна не жалела абсолютно. Сама была выпускницей этого детского дома, а после учебы в педагогическом институте, не раздумывая пришла работать именно сюда, в родные стены.
Нателла, до десяти лет жила в полной семье, в которой росло трое детей. Она была вторым ребенком.
Отец работал на шахте. Ходил на работу посменно. Отца дети любили и ждали окончания его смен с нетерпением.
Маму Ната помнит смутно. Женщина нигде не работала, часто отлучалась из дома, почти не занималась детьми и домашним хозяйством. Выпивала, пропадала на несколько дней, потом приходила, спала… И все опять начиналось сначала.
Старшая сестра училась в городе в педагогическом училище на воспитателя детского сада. В выходные она приезжала и занималась младшими детьми, стирала, мыла, наводила порядок в доме. В ее отсутствие, пятилетней Нате приходилось ухаживать за малышом.
Даже в ранних воспоминаниях девочка помнит себя гуляющей по поселку с коляской, в которой лежит братишка. А один сентябрьский день запомнился Нателле особенно. Как всегда, они с братом пошли встречать отца с работы. Шли дольше обычного, но отец все не появлялся на горизонте. Они перебрались через железнодорожные рельсы, выходящие из огороженной высоким забором шахтерской территории. Ох! Как же эти рельсы мешали катить коляску! Тяжело, но девочка справилась, мастерски приподнимала сначала один ряд колес, потом другой. Братишку сильно качало из стороны в сторону, но он спал.
– Скоро колеса совсем отвалятся, разболтались, – переживала девочка. – Надо сказать отцу, чтобы починил.
Дети почти добрались до забора шахтерской проходной. Только подойти ближе они не смогли. Проходу мешали выстроившиеся машины милиции и скорой помощи. Возле проходной скопилось много людей. Был слышен жуткий, грудной женский крик, разрывавший тревожную тишину. Такого крика девочка никогда не слышала раньше. Дома родители, конечно, ругались, кричали, мать переходила на истеричный визг, но такого…
Что было дальше, Натка помнит плохо. Детскую душу потрясло страшное слово «обвал». Это слово она слышала много раз, но не могла себе представить, что трагедия произойдет на передовой, образцовой шахте, где работал ее обожаемый отец.
И вдруг! Папы больше нет?!
Дальше потянулась череда неприятных событий: похороны отца, лишение матери прав на несовершеннолетних детей, переезд в детский дом.
С братом и сестрой пришлось расстаться. Мальчика забрали в дом малютки, а сестра продолжала учиться в городе и жила в общежитии.
***
Тяжелая, массивная входная дверь детдома закрыта изнутри.
Одна из двух женщин сопровождавших Натку, начинает сильно тарабанить маленьким, худеньким кулачком в створку двери, на которой красуется надпись: «Детский дом «Страна детства». А затем, назвавшись каким-то представителем отдела народного образования, протягивает большой, грузной даме, открывшей дверь, много бумаг и уходит оформлять документы.
– Сбегу! Все равно сбегу! – бубнила себе под нос девчонка, когда в первый раз переступала порог детского дома.
Молоденькая лейтенант из детской комнаты милиции, оставшись с Нателлой, нервно гладит девочку по голове и твердит одну и ту же фразу: «Не переживай, все будет хорошо». Только фраза, вместо ободрения и успокоения действует на ребенка с точностью до наоборот.
Нателла сначала замкнулась, а потом неожиданно громко и пронзительно зарыдала. Девочка впала в жуткую истерику, плакала и кричала, что она не хочет тут находиться, что хочет домой, обратно к брату и сестре. Какие-то люди вокруг ее успокаивали, давали попить водички, приносили незамысловатые сладости, показывали комнату, в которой девочка будет жить, но истерика продолжалась еще долгое время.
Тоска раздирала в клочья ее душу, голова страшно болела, тошнота подступала к горлу.
Когда девочка немного успокоилась, рядом уже не было ни представителя отдела народного образования, ни лейтенанта из детской комнаты милиции, а рядом находились незнакомые женщины, и как тогда казалось Нателле, все на одно лицо. Эти лица тогда очень не понравились Нателле. Опухшие от слез глаза видели перед собой злодеев и тиранов.
Ее привычная жизнь оборвалась и виноваты в ней были чужие дяди и тети, приехавшие в их родной дом на казенной машине.
– Не мама! Нет! Злые дядьки и тетьки с папочками бумаг. Только они виноваты! – злилась Нателла и вынашивала наивный план побега. – Убегу и найду братика!
***
Много детдомовских детей с разными характерами, судьбами повидала за многолетнюю педагогическую деятельность старший воспитатель Нателла Робертовна. Годы пребывания в детском доме в качестве воспитанницы наложили отпечаток на ее характер: деловитая, чересчур строгая, без эмоций, без проявления нежностей и жалости. Внешне она представлялась всем сухарем, бесчувственной и озлобленной старой девой.
– Хватит их жалеть! Они, совсем в этом не нуждаются, – говорила она коллегам. – Отключите эмоции, иначе вы не сможете здесь работать.
– Эти дети не должны почувствовать нашу слабость и жалость, – продолжала она. – Даже самые маленькие из них – морально сильнее многих взрослых. И если мы покажем слабину, то сразу потеряем авторитет.
Детей Нателла любила по-своему. Она, как никто другой понимала, что каждый из них пережил нечто такое, что может быть непосильно и взрослому.
С тех пор как в детском доме появилась новенькая девочка Света Давыдова, Нателла стала замечать за собой непривычное состояние: железный характер старшей воспитательницы смягчался, сердце сжималось от жалости, когда она видела Светочку. Каждую свою смену, с самого утра, она шла в столовую, где высматривала Свету Давыдову и увидев ее, внутренне улыбалась и успокаивалась.
В течение дня Нателла многократно заходила в классные аудитории для того, чтобы убедиться – пришла ли Света на занятия, все ли у нее в порядке? А вечером обязательно заглядывала в комнату девочек, желая увидеть тот «калачик» на постели, и только потом уходила домой.
– Что это со мной? – задавала себе вопрос Нателла.
– Наверное, отслеживаю адаптацию новенького ребенка в коллективе, – нашла оправдание своим действиям старший воспитатель.
До сего времени у Нателлы никогда не было желания забрать к себе, хотя бы одного ребенка из детского дома.
После того, как в детстве их разлучили с братом, она стала похожа на заколдованную Снежной королевой девочку Герду.
Но, сейчас! Когда она видела Свету – чары колдовства разбивались на мелкие, ледяные осколки.
В этой девочке Нателла узнавала себя – беззащитную, несчастную, которую много – много лет назад привели к двери этого детского дома.
– Хотела бы я такой судьбы для Светы? – не переставала спрашивать себя Нателла. Но вопрос пока оставался без ответа.
***
В этом году Нателла ждала конца новогодних каникул с нетерпением.
Света приедет десятого января, и ждать оставалось совсем недолго.
Ждал этого дня и Саша Ремезов.
Мальчишка с тоской смотрел в окно, мечтая увидеть желтый автобус с надписью «Дети», который привезет ребят, разъехавшихся на каникулы. Тогда жизнь в детском доме приобретет прежний характер и все встанет на свои места.
Дата десятое января была важна для Саши еще по одной важной причине: на этот день было назначено прослушивание музыкальных номеров для участия в отборочном туре городского конкурса «Звонкие голоса». И если они с Родионовыми этот отборочный тур пройдут, то получат от Мэра города крупные призы и возможность участия в краевом конкурсе.
– Эх, жаль, что Светка с нами не выступает. А могла бы. Тогда у нас, квартет получится, – огорченно сказал Саша Ульяне. – Но, она не хочет учиться ни на каком инструменте, кроме скрипки. Вот упрямая! Нет у нас учителя по скрипке.
– Еще чего! – воскликнула Ульяна. – Только ее и не хватало. Будет нюни свои тут распускать. Нам она в комнате надоела. Задавака и гордячка!
– Не правда, Света хорошая, – не унимался защитник. – Вы ее плохо знаете.
Они, может, еще продолжали бы свой спор, но в этот момент из комнаты для занятий творчеством выскочил довольный Шмель, а за ним заплаканная и разъяренная Маша Родионова. Она, размахивая руками, бежала по коридору и грозно кричала: «Отдай!»
Яшка в это время ехидно улыбался и громко «гыгыкал». В руках у него красовался Машкин рисунок. Хулиган остановился, поднял на вытянутую руку альбомный листок и дразнил девчонку. Смелая Маша начала колотить Яшку, то в спину, то в бок, конечно, безрезультатно. Силы были не равны.
– Отдай рисунок! – вступился за девочку Саша.
– Не понял. Это, кто тут вякает? – пробасил Шмель. – А ну, брысь отсюда, малявка.
Шмелев в один момент подскочил к Саше и нанес удар, сила которого унесла маленького защитника прямо к ногам вовремя подоспевшей Роботовны.
Если бы не Нателла, Сашке бы здорово досталось. Казалась, что все обошлось. Но это было только началом их войны с Яшкой Шмелевым…
3 глава
Светлый, залитый майским солнцем кабинет класса гитары Детской школы искусств напоминал палубу корабля. Окрашенные в бежевый цвет стены были оклеены афишами известных исполнителей – гитаристов, рядом располагалась морская навигационная карта, фотографии с изображением морских пейзажей и корабельной техники Черноморского флота. Мальчишки – ученики всегда с интересом разглядывали фрегаты, корветы, эсминцы, корабли.
В шкафу, где обычно лежали нотные сборники, уместились бинокль, компас и «Справочник моряка». На следующей полочке – бескозырка, капитанская фуражка. Стол учителя был заставлен моделями миниатюрных парусников и субмарин. Даже на ежедневнике преподавателя Безгодова Анатолия Ивановича красовались штурвал и якорь. В кабинете не хватало только капитанского мостика.
Страсть своего учителя к морскому делу ученики заметили давно. Сначала это было неожиданно для них. Сочетание музыкальной атмосферы, царившей в школе, и морская тематика не укладывались в их мировоззрении. Затем все как-то свыклись с его увлечением и даже вместо привычных букетов цветов на традиционный праздник «День учителя» стали дарить Безгодову книги о моряках и навигациях. Анатолий Иванович даже называл своих учеников юнгами.
– Юнга, какое произведение сегодня выучил наизусть?
– В пьесе надо отработать гитарный прием, юнга.
И юнги – ученики добросовестно учили произведения, старательно отрабатывали приемы, штрихи, гаммы, не имея права подвести своего капитана корабля.
Двадцать четвертого декабря школу искусств лихорадило – сдавали экзамены – академические концерты.
– Юнги, – обратился Анатолий Иванович к ученикам. – Не волнуемся. На сцену выходим уверенно. Зачем беспокоиться, если все выучено, отшлифовано? Главное, собраться с духом и своей игрой на инструменте убедить комиссию. Настоящие артисты – они как моряки: смелые, сильные, целеустремленные, – напутствовал перед выступлением учеников Безгодов. – Идем в открытое море.
Открытое море, в понимании Анатолия Ивановича, означали концертный зал и экзаменационный процесс.
Сам же Безгодов всегда волновался перед выступлением своих учеников. Но, стараясь, чтобы его волнение не передалось «юнгам», держался с ними непринужденно, подзадоривая ребят.
– Итак, я надеюсь, что все сегодня получите штурвалы! – пошутил Безгодов.
Юнги прекрасно понимали, что имел в виду преподаватель. Якорь – сыграл неуверенно, неубедительно. В оценочном эквиваленте – четверка. Штурвал символизировал движение вперед, отличное исполнение программы. Это означало: молодец, пять!
После экзамена все собрались в классе – каюте.
– Юнга Полевых – оценка пять, штурвал! Юнга Муромцев – тоже штурвал, молодец пятерка, юнга Макаров – пять! – называл оценки Безгодов.
– Штурвал, – подсказал кто-то из ребят.
Оказалось, что из одиннадцати учеников класса, только второклассник Ефремов получил оценку четыре.
– Якорь, – мрачно вздохнул тот, и грустно посмотрел на капитана. – В следующий раз не подведу.
– Я верю в тебя, юнга Ефремов, – поддержал ученика Безгодов.
– Отличный результат! – похвалил Анатолий Иванович учеников. – Идем правильным курсом. Корабль – вперед!
***
Безгодов заочно приготовился к баталиям экзаменационной комиссии. Он предвидел, что некоторые недоброжелатели будут препятствовать хорошим отметкам его учеников, однако, этого не произошло. Все преподаватели отметили качественную подготовку гитаристов его класса. Мнение членов комиссии сводились к одному – ребята заслужили пятерки. Преподаватель остался доволен таким решением экзаменационной комиссии.
– Молодцы парни, – похвалил безгодовских учеников директор музыкальной школы. – Показали класс! Блестящие виртуозные выступления! Будем ждать отчетного концерта. Нужно больше привлекать мальчишек в класс гитары. Это отвлечет их от плохого влияния улицы.
Директор мог еще долго продолжать свою речь о пользе музыкального искусства и о его влиянии на становление подрастающего поколения, но его отвлек телефонный звонок.
– Через полчаса в администрации? Но? Почему? – сопротивлялся директор своему телефонному начальству. – Что за срочность? Какова повестка внеочередного заседания?
Он понял, что спорить с невидимым голосом бесполезно и быстро вышел из концертного зала.
Члены комиссии недоумевали.
– Что – то случилась? – задал вопрос старенький завуч. – Таким я давно его не видел.
– Подождем, увидим, – хмыкнул противный заведующий отделением.
Его ухмылку отметили многие преподаватели. Все прекрасно знали, что заведующий отделением с благозвучной фамилией Соловейчик давно претендует на место директора школы и ждет не дождется, когда тот уйдет на пенсию.
Соловейчика недолюбливали многие, в том числе и Безгодов. Все прекрасно знали его ревностное и завистливое отношение к успехам коллег. Получить пятерку у Соловейчика – равносильно уложить противника на обе лопатки.
Безгодов приготовился дать отпор заведующему, но тот, вопреки всем ожиданиям, вдруг залился в похвалах.
– Отличное, яркое выступление учеников класса! Ребята молодцы – подготовились к экзамену, показали высокую культуру исполнения! – разглагольствовал Соловейчик.
Но, в своей речи он почему – то не отметил работу преподавателя Безгодова. Можно подумать, что ученики самостоятельно научились играть на гитаре.
Анатолий Иванович решил не зацикливаться на игнорировании его педагогических заслуг. Он понимал, что спорить с заведующим отделом бесполезно, и пока тот красноречиво воспевал достоинства других гитаристов, преподаватель отрешенно смотрел в окно. Мысли его были далеко. Что-то царапало и сверлило Безгодова изнутри. Эту тревогу Анатолий стал ощущать недавно, с того момента, как к ним в музыкальную школу привели на прослушивание двух мальчишек – близнецов. Безгодов прослушал ребят, отметил в них незаурядные музыкальные способности и пригласил их на обучение в класс гитары.
