Юлия Эфф
Марой и хранители
Глава 7. Чёрный Некромант
Я – части часть, которая была
Когда-то всем и свет произвела.
Свет этот – порожденье тьмы ночной
И отнял место у неё самой.
Он с ней не сладит, как бы ни хотел.
Его удел – поверхность твёрдых тел.
Он к ним прикован, связан с их судьбой,
Лишь с помощью их может быть собой,
И есть надежда, что, когда тела
Разрушатся, сгорит и он дотла.
И. Гёте «Фауст» (1ч. )
Перевод Б.Пастернака
Когда один из его подопечных, Вестник, послал зов о помощи (второй раз за последние три года), он бросил всё и помчался наказывать наглеца, собравшегося снова обмануть гаранта сделки, а фактически – его, создателя бездушных сущностей, Чёрного Некроманта.
В памяти был свеж случай с хитроумным люмерянином, сколотившим себе состояние благодаря находчивости. Он загадал заведомо невыполнимое желание в обмен на услугу по договору Вестника, и в результате выторговал себе целых три желания вместо одного. Некромант тогда посмеялся, ибо наглых и умных уважал, но слишком быстро настал похожий случай. Или предыдущий пройдоха слил секрет, или нашёлся второй умный, тогда тем более стоило на него посмотреть.
Но когда вместо прожжённого дельца Некромант увидел восемнадцатилетнюю девчонку, интерес к делу многократно вырос. А во время разговора с ней не просто узнал, а понял: перед ним очередная Матушкина креатура, душа девчонки обновлённая и пахнет другим миром.
Вспомнил, как два года назад, в эту невинную девчонку, призывавшую смерть, залетел виердский шархал, подыскивавший себе тело. Слияние для тёмного оказалось на редкость удачным: мало того, что девчонка была из рода Старшего Основателя, ещё и находилась в Матушкином предопределении, отменить которое было невозможно.
С получением запланированных даров девчонка стала бы представлять угрозу целостности Люмерии, поскольку граница виердов с Лабассом находилась слишком близко. Шархал прицепился к чистой душе мёртвой хваткой, отравляя воспоминания, мысли и заложенное семьёй нравственное наследие. Матушка предприняла попытку, чтобы понять степень опасности, и убедилась: выжечь в девчонке шархалью сущность без ущерба для её ментального здоровья не получится.
Прозорливость и многоходовость Матушкиной мудрости всегда восхищала Некроманта, а тут представился случай воочию увидеть результат. К этому дню Чёрный давно был знаком с госпожой Делоне, виновницей многих событий, а тут увидел, что судьба Мариэль оказалась вплетена в тройную молитву Владычице, и опешил.
Вот эта, худосочная, бледная, ничего не помнящая козявка и лепечущая про вселенскую взаимную любовь – исполнитель? Однако Чёрный увидел след Матушкиного влияния, поэтому пойти против основательницы не мог. Милостиво предложил девчонке три желания, предвкушая её заказы на любовь, а значит, намечались интересные драмы, эмоциями которых Некромант подпитывался.
Но она его удивила. Если первое желание – просьба о помощнике – было логичным, то второе потратилось на прошлую жизнь, о которой смело можно было забыть. Девчонка, чья душа заполнила пустоту в выжженном сознании Мариэль, позаботилась о своей матери, живущей в другом мире.
Третье желание оставалось неисполненным, и Некромант решил, что девчонка забыла о нём.
Времени с первой встречи прошло всего ничего, как вдруг его призвали в свидетели, чего давно не случалось: все, кто знал Некроманта, предпочитал с ним не связываться. Явился на зов и оскалился, увидев старую знакомую – Мариэль, полоснувшую свою руку, чтобы доказать честность. Отдала две трети сильнейшего дара, на который Матушка возлагала надежды, а теперь пыталась убедить нервного парня в искренности своих намерений. Некромант посмеялся, устраиваясь поудобнее.
Служанку Мариэль выпроводили и, судя по решительному лицу юноши, тот собрался то ли вернуть дар (это было бы замечательное зрелище!), то ли заключить взаимовыгодное соглашение.
– Ну, хорошо, давай попробуем начать сначала, – сказал наивный Делоне.
Накладывая на его голос свои слова, Некромант «постучался» в мысли съёжившейся на кровати девушки:
– Тук-тук. Дай, думаю, посмотрю, кто меня призвал в свидетели такой… гхм… оригинальной клятве. А это моя знакомая! Решил поприветствовать.
– Ну, здравствуйте, – пробормотала девушка. – Давно не виделись.
– Здравствуй, – брови юноши поднялись. – Поговорим серьёзно о том, что произошло? Я хочу, чтобы ты приняла одну вещь.
Некромант успел расположиться на постели так, чтобы созерцать и девушку, и обращённое к ней лицо юноши, сказал одновременно с ним:
– А ты делаешь удивительные успехи, я вижу. Кое-кому жирно перепало от матушкиных подарков за счёт одной глупой девицы.
Мариэль поморщилась:
– Я не глупа. Глупее оставлять себе то, что скоро не пригодится вообще.
Некромант хмыкнул, дождался, когда Арман начнёт говорить, и елейно протянул:
– Рационально, но не интересно. Провести последние дни, исполняя свои самые заветные желания, – что может быть заманчивей? А ты на что их тратишь? Лежишь тут, скрутилась… Ни возлюбленного, ни дара, ни резерва. Не интересно наблюдать за тобой. Так, получила удовольствие на пару минут, подумаешь… Оно хоть того стоило, м?
– Мне жаль, и я хотел бы пощадить твои чувства, но ты сама прекрасно знаешь, что я люблю Люсиль. Она любит меня, и нам хорошо вместе. А ты… ты мне всегда была младшей сестрой, и я ничего с этим поделать не могу. Я приношу извинения за то, что потерял над собой контроль, поддался эмоциям, наверняка подал ложные надежды, – ободрённый готовностью Мари идти на диалог, Арман говорил, не подозревая о третьем собеседнике, перебивающем его реплики.
Девушка зарылась лицом в подушку, рыкнула. Некромант её начинал злить:
– Ничего, я сильная, скоро восстановлюсь. И не ваше дело, стоило оно того или нет!
– Что? – Арман не понял ответа.
– Что-что? – передразнил его Некромант.
Мари вздрогнула от разноголосицы, открыла глаза – на неё насмешливо смотрело лицо, сотканное из клубящегося мрака. Невольно вздрогнула.
– Драма, драма, драма! – пропел Некромант. – Какая драма без обоюдных страстей? Страдать должны оба героя!
Чёрный шутник переместился за спину юноши и подул ему в затылок. Синхронно с этим браслеты на руках Мари щёлкнули. Она подскочила, и от этого инквизиторские приспособления для контроля ментальной магии слетели с рук на покрывало.
– Ой! «Её дар совсем пропал, и я виноват»! – Некромант озвучил изменившееся лицо Армана.
– Мари, – юноша подбирал слова, – я не знаю, что сказать.
Девушка хладнокровно осмотрела запястья, потёрла их и улыбнулась, стараясь не смотреть на тёмную тень позади юноши:
– Хорошо без них, благодарю. Больше не чешется.
– «Благодарю»? – заржал Некромант, – надень на него браслеты, посмотрим, чем всё закончится.
Мари опередила Армана, пока Некромант не надул ему в голову опасных намерений, подобрала браслеты первой:
– Это пока ещё моё! Послушай, я предлагаю закончить этот бессмысленный разговор. Мы сказали друг другу всё, что имело смысл. Мне уже лучше, утром я буду прекрасно себя чувствовать. А сейчас тебе пора, и мне тоже. Всем пора заняться своим делом и не мешать другим, – она слезла с кровати, чувствуя небольшую слабость, однако силы восстанавливались сами собой: достаточно было посмотреть на юношу. Свет Владычицы продолжал существовать в ней по уже знакомым законам, и это было самое главное.
Девчонка оказалась слишком правильной, лишая Некроманта веселья, поэтому он опять надул юноше мысли в голову, и тот попросил продемонстрировать бейлар, чтобы быть уверенным в наличии второго основного дара.
Но как только на маленькой ладошке Мариэль родился огненный шар, Некромант сверху накрыл тьмой, и огонь потух, оставив после себя чадящий дымок. Оторопь Армана можно было понять, но Мари, которую выходка Тёмного насмешила (!), изо всех сил постаралась серьёзно выговорить:
– Я просто устала, огонь во мне есть, я его чувствую. Завтра всё будет отлично.
И едва ли не силком выпроводила возлюбленного в коридор.
– Не ценишь, девица, заботы! – проворчал Некромант, раздосадованный финалом драмы, а появление служанки, призывающей Владычицу в каждой фразе, напомнило Тёмному о правилах приличия, и он, к радости Мари, исчез.
Уже после того как пришлось оставить парочку, он вспомнил: да ведь это же был отпрыск той сирры, с которой три года назад ему выпало «счастье» составить договор!
И Некромант расхохотался в очередной раз: Матушкины пути воистину оказались неисповедимыми. Помчался искать Элоизу Делоне, чтобы посмотреть на дело своих рук, и увиденный результат, мало сказать, порадовал – восхитил: сирра сполна несла заслуженное наказание.
Тогда он понял, что пропустил первый акт свеженькой драмы, решив в прошлый раз, будто история девчонки, выпросившей три желания, станет долго раскачиваться. Но посмотри-ка – всего октагон прошёл, а страсти в Лабассе кипят нешуточные!
С тех пор, отлучаясь лишь на важные дела в Академии, где нужно было время от времени гонять инквизиторов, Некромант находился здесь, получая удовольствие от наблюдений за отпрысками трёх семей и ожидая удобного случая пошалить без вмешательства в запланированный Матушкой ход событий.
*****
Сиру Вэну Делоне Владычица дала дочь, не осчастливив сыном. Малышке всегда хватало родительских любви и внимания: они готовы были молиться на неё. Лет через восемь, после её рождения, когда пробудилась бытовая магия, сир Вэн смог, наконец, получить ответ на свои молитвы, который его успокоил.
Да, его дочь (он догадывался верно) не смогла бы прославить древний род в силу её характера, мечтательного и изменчивого, как сама вода, которая плескалась в огромных серых глазах. Однако новая местная ведунья успокоила: внуку сира Вэна суждено будет не только возвысить имя деда, но и возродить былую славу рода Речника.
Таким образом, сир Вэн смирился и стал ждать совершеннолетия дочери, чтобы найти ей подходящего жениха. Одна из кандидатур как раз подрастала по соседству: у де Трасси за три года до этого родилась двойня, Аурелий и Аурия. На которых у их родителей, конечно же, были свои планы. Однако Контратат обязывал, и сиру де Трасси пришлось, скрепя сердце, пятнадцать лет периодически наблюдать взаимоотношения между молодняком Лабасса. Периодически, так как де Трасси основную часть времени проводили в своём поместье рядом с Люмосом и бывали здесь наездами.
Сказать по правде, Аурелию больше пришлась по душе Илария, наследница де Венеттов, девчонка с огненным характером, смешливая и живая в дни, наполненные детскими развлечениями. В то время как вечно рассеянная и томная Элоиза раздражала своей медлительностью.
Но даже отношения с Иларией у Аурелия не перешли черту детской дружбы: едва Владычица наградила восемнадцатилетнего «золотого» мальчика ментальным даром интуита, родители познакомили его с «близнецом» – двадцатилетней Камиллой, портальщицей и друидом. Первое слияние прошло успешно, вследствие чего Аурелию интуиция подсказала: внешне похожая на него девчонка сделает его счастливым. Он согласился на обет чистоты, с достоинством оправдал его и через три года сделал Камилле предложение, которое та ждала, не сомневаясь и поэтому отказывая всем прочим кандидатам.
Чуть позже Илария тоже познакомилась в Академии с будущим мужем, сумевшим унять её политические амбиции и перенаправившим энергию активной наследницы де Венеттов на семейные бытовые приятности.
Пока де Венетты полагались на судьбу, сир Вэн не стал ждать дня, когда его дочь окажется в главном рассаднике брачных отношений – в Академии. Дар Элоизы проснулся, когда ей не исполнилось восемнадцати, и сир Вэн придержал поступление сероглазой красавицы на год, потратив его на активные поиски подходящего супруга.
Надо сказать, наличие единственной наследницы рода Старшего Основателя, накладывало на родительскую ответственность важную печать. Не проявись у Элоизы дар, по существующему закону Права Магии, после смерти нынешних хозяев пришлось бы передать замок и всё сопутствующее новому наследнику – первому ближайшему родственнику-магу, а Элоизу выдать замуж за лумера. И если у близкого друга и соседа сира Рэймонда никогда не было сомнений в благополучности будущего, то вера сира Вэна, глядя на бесхребетность дочери, периодически колебалась.
Итак, дар у Элоизы проявился, сильный водный, в сопровождении второго воздушного, как и полагалось предкам Белого Речника. Сир Вэн выдохнул с облегчением, а затем поступил подобно всем беспокойным родителям-магам – заказал каталог со списком новобранцев за последние пять лет. Отметил несколько кандидатур и посвятил бы знакомству с ними и тщательному отбору год, если бы не политические события, призвавшие сира Вэна в военный Совет.
На юге было неспокойно, у арауканцев сменился правитель, а значит, Люмерии приходилось заново выстраивать деловые отношения с пошатнувшейся политикой соседней страны. На Совете сир Вэн познакомился с Марсием, молодым выпускником Академии и подающем надежды менталистом-стратегом.
Услышав имя расторопного секретаря одного из министров по внешним политическим связям, сир Вэн вспомнил, что имя Марсия стояло пятым в списке тех, с кем он планировал познакомиться. Через министра уточнил, не составлял ли младший Мастер брачный договор, – коллега рассмеялся: карьерные амбиции его помощника шли дальше представлений о необходимости брачных уз.
Сир Вэн, однако, для успокоения своей совести решил довести дело до конца. Пригласил Марсия на обед и, правильно угадав суть натуры молодого человека, без обиняков предложил тому познакомиться со своей дочерью.
– Какого цвета глаза вашей дочери? – было первое, что неожиданно спросил Марсий и, получив ответ, только тогда поинтересовался особенностями дара, чем первый раз удивил озабоченного отца, а затем незамедлительно дал согласие побывать в гостях у Делоне.
Перед отправкой на юг как раз выдавался день на подготовку, и сир Вэн вернулся домой с гостем. Что происходило в первый день знакомства между Марсием и Элоизой, нарочно оставленными наедине, Делоне не могли сказать наверняка. Но, очевидно, молодой стратег сумел найти подход к застенчивой девушке, потому что через неделю, он, заехавший в Лабасс передать гостинцы от сира Вэна, который остался на Сурье, был встречен благосклонно.
Не прошло и месяца, сир Вэн узнал об идеальном слиянии магий Элоизы и Марсия. Роман, по-мнению Делоне, развивался слишком быстро, но поведение молодого Мастера и обоюдные томные взгляды обоих влюблённых, не единожды пойманных на поцелуях в укромных уголках большого замка, доказывали искренность их отношений. Поэтому Элоиза поступила в Академию с отчётливой руной на левом виске, и Марсию даже не пришлось отбивать любопытных свободных магов от девушки, которая расцвела благодаря взаимным чувствам и стала более привлекательной.
Три года обучения в Академии благополучно завершились без любовных измен между будущими супругами. Едва закончился последний курс, под Лабасским Ирминсулем провели церемонию бракосочетания сирры Элоизы и сира Марсия. Последний по брачному договору отказался от своего родового имени и принял имя предков жены, а вместе с этим – обязательства хозяина замка в будущем.
Не откладывая дело в долгий ящик, молодые порадовали сира Вэна зачатием напророченного внука. Но растить его Владычица не благословила: через год сир Вэн погиб на Сурьянском руднике, отправившись туда с комиссией в качестве магистра водной магии. С ним должен был поехать и сир Марсий, но Делоне-старший как чувствовал – уговорил зятя продолжить семейный отпуск и хотя бы в этот раз остаться с женой и сыном. Так муж Элоизы стал нынешней главой древнего рода и до настоящего времени справлялся с этой должностью честно и достойно.
К сожалению, смерть сира Вэна не стала последней в роду Белого Речника. Вскоре тело его жены и бабушки Армана нашли в семейном склепе, женщина не вынесла скорби и предпочла умереть там, где покоился прах её любимого. Смерть обоих родителей подкосила Элоизу, это горе отвлекало её от сына и, более того, стало причиной гибели второго ребёнка.
Череда несчастий заставила поверить её в семейное проклятие и, наверное, Армана ждала бы печальная судьба, если бы не своевременное появление Вернера. Его забота о малыше не могла не растопить сердце сира Марсия. Слабый ментальный дар Вернера, лумера по рождению, помогал не только успокаивать маленького Армана, но и благотворно повлиял со временем на Элоизу, опомнившуюся от горя и наблюдавшую за тем, как седой некрасивый слуга ночью меняет пелёнки её сыну, кормит и укачивает, пока мать горюет об ушедших.
Вернер, чьи заслуги были оценены, отказался становиться приёмным членом семьи – разделять за одним столом с ними пищу и присутствовать на разных торжествах в качестве компаньона.
В обмен на свою скромность попросил о праве обедать в одиночестве и распоряжаться своим свободным временем по желанию. На оба условия Марсий дал согласие. И, хотя не об Вернере сейчас речь, спустя восемь лет сирра Элоиза возблагодарила Владычицу за этого молчаливого, сдержанного и напоминающего чем-то отца мужчину.
Время текло неумолимо. Боль от смерти родителей и нерождённого дитя заставила её переключиться на единственного сына, ради которого она бы и свою жизнь отдала не задумываясь. Случай у де Венеттов, когда трое детей были застигнуты за «созданием» семьи, дал понять: пора подстраховать будущее Армана.
Элоиза уговорила супруга на поездку к королевскому Ирминсулю за пророчеством. Если де Венетты по своим упрямым соображениям не собирались этого делать вообще, то Элоиза хотела знать всё. Бессмысленная смерть матери, которой, дочь считала, можно было не допустить, как и потеря второго ребёнка, укрепила веру: знать о будущем – значит быть к нему готовым. Иначе зачем нужны вещие слова?
В ирминсулиуме Хранитель записал Делоне в очередность посетителей и порекомендовал перед визитом очиститься – принять горячие источники, провести дни в благости. Те последовали совету, и второй раз в жизни, как в день своего бракосочетания, Элоиза чувствовала замершую в сердце торжественность и радость от ожидаемой благости Владычицы.
Беды ничто не предвещало. Белоглазый Хранитель оставил чету под деревом, а сам вышел, посоветовав прислушаться к своему сердцу и Матушкиным голосам. Некоторое время ничего не происходило. Сын стоял смирно и восторженно разглядывал крону дерева, исчезающего далеко в небе.
Марсий вдруг нахмурился и сказал, что с него достаточно – собрался последовать примеру Хранители, забрав Армана, но Элоиза грозно посмотрела на супруга, и тот ретировался в одиночку.
– Какая настырная семья… – услышала вдруг тоненький голос Элоиза и побледнела.
– Ходят и ходят… Всё им надо знать… – сказал второй.
– Не доверяют… – пропел третий.
Элоиза взмолилась мысленно:
– Умоляю, Владычица! Не ведаю, о чём ты говоришь! Прошу об одном – о сыне, дороже которого для меня никого нет! Разве материнская любовь – грех? Прошу! Поделись пророчеством, помоги уберечь моёго сына от беды! Не хочу, чтобы с ним случилось то же, что и с моим отцом, матерью и моей неродившейся малышкой!..
– О, сир Вэн хороший! Помним, помним! – сказал один из десятка звеневших голосов.
– Смотри, смотри на его мальчика! – умильно сказал другой.
– Просил, уже дедушка просил за него! Всё хорошо будет… – отчётливо послышалось сирре Элоизе, будто на ухо сказали, и она вздохнула с облегчением, осознав смысл фразы: «Ходят и ходят». Значит, отец тоже узнавал о дочери и её потомстве…
– Благодарю, Матушка! – со слезами благодарности прошептала она. И готова была взять за руку, Армана, наклонившегося за упавшим листом, как голоса захихикали.
– … если не погубит его женщина…
– Красивая женщина…
– И полного совершеннолетия не перешагнёт, как погубит…
Элоиза схватилась за грудь, в которой тот час разбилось сердце матери.
– Холодная!..
– Нет! Любящая!..
– Да-да, самая любящая… и холодная!
– Хи-хи, но это же смешно!
– Смешно!..
– Доверять надо!..
– Бедный милый мальчик!.. Достанётся ему!
Последние реплики Матушкиных голосов Элоиза слушала, находясь в тумане и не видя ничего перед собой из-за слёз. Схватила сына за руку и потащила к выходу, а за пределами ирминсулиума рыдала, пока не потеряла сознание.
Жить в страхе каждый день, десять лет подряд, она не хотела и не могла. Позволить какой-то женщине погубить её сына? Да ни за что! И Элоиза начала действовать. Заменила в замке всю прислугу женского пола, включая свою любимую служанку, тем более имеющую шанс повлиять на растущего Армана, пока мать не рядом.
Её подозрительность распространилась и на прочих особей, включая Мариэль и всю женскую прислугу де Венеттов и де Трасси.
Но время шло, явно опасных женщин не наблюдалось, юная де Венетт пока, кажется, угрозу не представляла, и Элоиза не то чтобы успокоилась – привыкла к приобретённому контролю над сыном.
Супруг, слава Владычице, не возражал, потому что под Ирминсулем тоже кое-что услышал и, вероятно, Матушкины голоса совпали с прозвучавшими для Элоизы. Единственно, Марсий делал исключение для Мариэль, которую любил как дочь, хотя и скрывал надежды от супруги, надеясь, что та не догадывается.
Арман рос, хорошел, превращаясь из милого мальчугана в статного мужчину, и Элоиза с умилением не могла насмотреться на него, радуясь его чистоте и сдержанности.
Появившаяся в Лабассе Люсиль понравилась осторожной матери. Дети, кажется, тоже симпатизировали друг другу, но, помня о своём детском опыте, Элоиза всё-таки накрутила себя и решилась на страшное – обряд материнского влияния.
Кто ей подсказал эту мысль, она бы и сказать с уверенностью не смогла, только желание это стало неотступно преследовать её. Чем больше она любовалась сыном, тем сильнее жаждала обряда, замешанного на чёрной магии.
Лесная ведунья Изель, с которой Элоиза давно, со времени смерти своей матери, поддерживала хорошие отношения и каждую неделю отправляла в лес корзину с наисвежайшими продуктами, услышав о просьбе сирры Делоне, испугалась. Отказалась наотрез помогать в этом деле, говоря, будто плата за обряд настигнет обеих. Тогда Элоиза попросила Изель разузнать о том, кто мог бы сделать подобное. Ведунья, скрепя сердце, согласилась и, попросив время на раздумье, взяла обещание с Элоизы взвесить решение стократно.
Обряд материнского влияния только внешне казался безобидным: милое чадо не может полюбить кого-либо без материнского благословения. Но Элоизу, помнившую о том, что её сына непременно погубит красивая влюблённая женщина, суть обряда устраивала.
Некоторые пункты закона невмешательства, грозящие суровым откатом, должны была заставить задуматься любого, кто собирался стать своему ребёнку заменой Владычицы. Элоиза изучила вопрос и стала чаще проводить время в молитве, вознамерившись добиться своего.
Ежедневные молитвы под Ирминсулем и у Логова пугали Марсия, догадывающегося о какой-то новой просьбе супруги перед Владычицей. Но даже богатая фантазия менталиста-стратега не подсказала бы ему, о чём думала жёнушка. Если бы он узнал, наверное, нашёл бы способ переубедить Элоизу, однако слишком сильно любил и доверял, чтобы начать сомневаться в адекватности супруги.
Спустя месяц молитвенной атаки на Владычицу госпоже Делоне пришёл ответ в лице Изель, предупредившей заранее о своём визите. Ведунью, явившуюся в поздний час, Вернер провёл в комнату, где ждала Элоиза, и остался бдить за дверью, чтобы отвезти Изель обратно.
– Твоё желание, Эла, было услышано. Но то, что велели передать, тебе может не понравиться, – предупредила Изель, на лице которой в этот момент ничего, кроме сожаления, не было.
– Говори! – властно потребовала Элоиза.
– Обет может принять и исполнить только одна креатура Владычицы…
– Не томи! Говори, кто это?!
– Чёрный Некромант дал согласие.
Первое, что последовало – мороз прошёлся по коже госпожи Делоне. И даже сомнения появились. Но всё-таки она допустила укоренившуюся мысль, спросила, что требует самый непредсказуемый Матушкин Основатель.
– Я не знаю, Эла, – Изель покачала головой. – Но ты должна помнить: наше будущее неотвратимо и находится только в руках нашей Матушки. Ей одно ведомо, пойдёт ли на пользу исполнение того или иного желания.
– Но ведь ответ дан, значит, Владычица знает? – возразила Элоиза и подумала, что, возможно, основательница Люмерии не хочет сама связываться с сомнительными обетами, поэтому прислала одного из своих Старших, наделённых сверхсилой, пусть и с подмоченной репутацией.
– Мне то не ведомо, – ведунья сотворила руками охраняющий знак. – У тебя есть время подумать, Эла. И ещё. Единственное, что мне разрешено тебе сказать от имени Чёрного: «Этим обетом ты только поможешь той, которая станет твоему сыну супругой».
Госпожа Делоне рассмеялась:
– Материнское влияние поможет выбрать лучшую, а значит мой сын будет счастлив с ней, а я – за них.
Присутствуй при этом разговоре, сир Марсий точно сказал бы:
– А что, если к тебе в доверие вотрётся та, которая не станет лучшей кандидатурой?
Но его рядом не было, и Элоиза не предусмотрела коварный вариант.
Прошла неделя, данная ведуньей, но госпожа Делоне всё же отправила Вернера к Изель. В привезённом свёртке от ведуньи находилась толстая чёрная свеча, которую надлежало зажечь в нежилом помещении. Сир Марсий в этот день отбыл в Люмос по делам, Арман с Вернером находились у де Трасси в гостях, и Элоиза спокойно спустилась в семейный склеп.
Дым от свечи недолго стелился – перед госпожой Элоизой возникла смутная тень.
– Всё-таки решилась, глупая мамашенька? – насмешливо спросил глухой многоголосый бас.
Разумеется, она испугалась, но вспомнила о сыне, и сразу почувствовала уверенность:
– Да. Что попросишь взамен за услугу?
– Вон то простенькое колечко, что у тебя на безымянном пальце, – тень покачивалась, не двигаясь с места.
Цена была неожиданной, Элоиза до этого дня успела перебрать все её возможные варианты и морально подготовиться к любому из них. Но от такого условия госпожа Делоне растерялась:
– Это подарок моего отца и моё обручальное кольцо. Почему оно?
Некромант хмыкнул:
– Глупая женщина, ты не знаешь цены обету, который просишь дать. Не знаешь цены подарку отца и не посоветовалась с мужем. Зачем тебе этот предмет, напоминающий о том, что для тебя не имеет значение? Скажешь супругу, что потеряла, делов-то…
Предчувствуя подвох, Элоиза раздумывала некоторое время. Некромант успел соткать из тьмы кресло, уселся в него и терпеливо ждал, поигрывая пальцами, сложенными домиком, как это любил делать Марсий. Свеча уменьшилась наполовину.
– Кто выступает гарантом сделки? – дрожащим голосом, наконец, спросила Элоиза.
– Матушка разрешила, – Некромант разглядывал свои ногти чересчур внимательно.
– Я … не верю… – пролепетала Элоиза. Слишком незначительной показалась ей цена.
Кольцо Белого Речника было почитаемым артефактом в семье, но никогда себя не проявляло и виделось простым символом предков. Между прочим, славу которых она хотела приумножить. И разве не это сделал бы каждый из предков, если бы знал, в какой опасности находится его ребёнок?
Некромант выпрямился, наклонился над свечой, приближая лицо к отпрянувшей госпоже Делоне, рявкнул глухо:
– Женщина! Ты месяц молилась Матушке, а теперь испытываешь моё терпение? Гаси свечу или отдай кольцо! – так же внезапно сменил гнев на игривость. – Хочу заполучить на память что-нибудь от светлого, ещё не догадалась, глупая найла?
Элоиза испуганно сняла кольцо, не без труда:
– Я… согласна. Что мне надо сделать?
– Бросай!
Кольцо растворилось в дымке.
– Получай, что хотела! – Некромант хлопнул в ладоши. От внезапного порыва ветра свеча погасла. А когда госпожа Делоне зажгла на ладони бытовой огонёк, чтобы разогнать тьму в склепе, тёмной сущности уже не было.
Странное ощущение уверенности поселилось в ней. Элоиза улыбнулась, убрала свечу в угол за одной из могил предков и пошла на выход.
Она и подумать не могла, что той женщиной, красивой и любящей (не влюблённой, как она запомнила), была она сама.
