И цветок во тьме сияет,
руку тянет, заставляет
парня двигаться вперед.
Отпустило. Он идет.
Дым белесый поредел.
Впереди костер горел.
У него сидели люди.
– Побоялся, ну и будет, -
говорит старик седой.
– Посиди-ка ты со мной.
Вон в испарине твой лоб.
Да и бьет тебя озноб.
И старушка подзывала.
– Дам тебе я одеяло.
Отогрейся, отдохни,
свои страхи отгони.
Парень чувствует, устал.
Долго по лесу петлял.
Может, правда, отдохнуть?
А потом продолжить путь.
Да и люди улыбались.
С виду добрыми казались.
Очень манит костерок.
Он за пазуху цветок.
И приблизился, присел.
Дед с прищуром поглядел,
угоститься предложил,
кружку с квасом подносил.
И старушка ворковала,
шалью плечи укрывала.
– Уморился, дорогой.
И дотронулась рукой
до груди. Его кольнуло.
Холодком опять подуло.
Кожу жжет, горит рубашка.
Вот досадная промашка!
Нет ни деда, ни старухи.
И назойливые мухи
лезут в уши, нос и рот.
Все не так, наоборот.
Не старушка, а Яга.
И скрипит ее нога.
Сизый дым глаза съедает.
Черт рогатый наступает.
Знак подал ему цветок.
Не горит уж костерок.
На плечах не шаль, а сеть.
– Недосуг мне тут сидеть!
Пусть развеется туман!
Все неправда, все обман!
Заклинание повторил.
Лунный свет освободил.
Тьму ночную осветил.
Черт дорогу уступил
и от света заслонился.
А Василий торопился.
– Сколько мне еще блуждать?
Где сокровище искать?
Вновь преграда – камень будто.
Снова морок? Скоро утро!
Чуть не плачет. А цветок
наклонился. Лепесток
на валун большой упал.
Место здесь, что он искал!
Он неистово копал.
Ногти все он поломал.
Разодрал и руки в кровь.
Парнем двигала любовь.
Камень сдвинул, откатил.
Клад он все-таки добыл.
Ларчик с виду неприметный,
но тяжелый, верно, медный,
полон золота, монет.
Ну а нежный лунный свет
побледнел, зачах, опал
и с восходом погибал.
Озарило солнце лес.
И туман ночной исчез.
Вася ларчик подхватил
и вернуться поспешил.
*
Дома весть его ждала,
сердцу радость принесла.
Свадьбу то ли отложили,
то ли вовсе отменили.
И от счастья парень пьяный.
Знать, ждала его Ульяна!
Не успел от приключения
отдохнуть, пошел в имение
он к помещику, к Степану.
– В жены я прошу Ульяну!
Тот сначала удивился,
а потом и рассердился.
– У нее жених уж есть.
Не порочь ты нашу честь!
– Так и я теперь богат.
Показал Василий клад.
Призадумался отец.
– С кем идти ей под венец,
пусть сама она решит.
И от радости дрожит,
и надеждой окрыленный,
и счастливый, и влюбленный
Вася к Уле залетел.
– Все ведь так, как я хотел!
Я люблю! И я богат!
И богатство бросить рад
все к ногам твоим, Ульяна!
Только что я от Степана.
Он не против. Ты согласна?
– Ах, Василий, я несчастна.
Ты мне сердце разрываешь.
Ничего же ты не знаешь!
И руки не протянула.
И слезу она смахнула.
– Что случилось? Что такое?
– Происшествие плохое
напугало нас недавно.
– Говоришь ты как-то странно.
Будто я тебе чужой.
– Ты мне, Вася, дорогой
друг по-прежнему, и только.
Не люблю тебя нисколько.
Ты пойми, не огорчайся.
И простить уж постарайся.
Шум в ушах, и меркнет свет.
Это сон, а может, бред?
А девица объясняла:
– Я на лошади скакала.
А она и понесла.
Чуть живая я была.
Испугалась, но в тот час
мой жених меня и спас.
Он коня остановил,
под копыта угодил.
Ему здорово досталось.
И нога вся поломалась.
У врачей под наблюдением
он с тех пор у нас в имении.
Часто я к нему ходила
и за жизнь благодарила.
Мы подолгу говорили,
вместе ели, кофе пили.
Много слов тогда сказали.
И друг друга мы узнали.
Раньше я его стеснялась
и робела, и боялась.
А теперь мы так сдружились,
как-то сблизились, сроднились.
В сердце дверцу я открыла.
Признаюсь, я полюбила.
Вася бел как полотно.
Рухнул с неба он на дно.
Рвется сердце из груди.
– Ах, Ульяна, погоди!
Ты подумай, не решай
сгоряча, не принимай
благодарность за любовь.
А в висках стучала кровь.
– Я же все, все для тебя!
Жизни чуть не загубя,
добывал проклятый клад.
Да не надо мне наград!
И богатство ни к чему
без тебя! Зачем во тьму
снова ты меня толкаешь?
– В чем меня ты упрекаешь?
Раньше думала люблю
я тебя. Теперь молю,
ты пойми и отпусти!
И прошу я, не грусти.
Вижу я твои страдания.
Это мне и наказание.
То был сон, мираж, видение,
жизни юной приключение.
– Приключение?! Даже так!
Что ж, я все-таки дурак.
– Ах, – она ломала руки.
– Ну зачем такие муки
довелось нам испытать?!
Я хочу тебе сказать,
что друзья мы, как и прежде.
Расстаюсь с тобой в надежде,
что поймешь, не обозлишься
и в имение возвратишься
ты на свадьбу, гостем будешь,
и обиды позабудешь.
Не издал в ответ ни звука.
И не слышно сердца стука.
Будто то окаменело
или вовсе омертвело.
Зубы сжал и кулаки.
На прощание руки
не подал. Пустился прочь.
На душе – печаль и ночь.
*
Свадьбу все-таки сыграли.
Честь по чести отгуляли
с позволения докторов,
хоть жених был нездоров.
На костыль он опирался
и хромым так и остался.
А невеста – краше нет.
Изнутри как будто свет
шел и радовал гостей.
Всех прекрасней и милей.
И не сводит с мужа глаз.
Он герой! Ее он спас
от случайности, ошибки,
говорят ее улыбки.
*
Но Василий то не видел.
Не любил, не ненавидел.
Боль утихла, умерла.
Пустота в груди росла.
Он замкнулся, отстранился.
И на свадьбу не явился.
В безысходности, тоске
он отправился к реке.
– Что так долго? – вышла Рана.
– Жертвой стала я обмана,
думать было начала.
И уж сделалась я зла!
– Я имел на то причины.
Не скрывает он кручины.
Все напрасно было, зря.
И к помещику в зятья
не попал, как ни старался.
Нелюбимым оказался.
– Знаю, знаю про печаль.
И тебя мне очень жаль.
Но Ульяна-то – пустышка!
Хороша, но ведь глупышка!
О любви меня просила,
вот ее и получила.
Рана весело смеялась.
А у парня сердце сжалось.
Кровь пульсирует в висках.
– И любви, и жизни крах
ты подстроила?! Зачем?
Возмущен ответом тем.
– Не сердись. Так было надо.
Рыбка мне твоя – услада,
украшение серых дней.
Но мечтала не о ней.
Хороша она, прекрасна.
Дар достойный, это ясно.
Но его для счастья мало.
Вот я парня увидала,