Юлия Викторовна Игольникова
Мороз Морозов
Нас с невестой прославляйте!
Смотрят люди, а Наташа
будто стала даже краше.
Не дрожит и не трясется,
веселится и смеется.
Будто стала крепче станом.
И не мерзнет, и румяна.
– Чудеса! – дивятся люди.
– Что же дальше с нею будет?
*
Накатались, нагулялись,
в замок поздно возвращались.
Хоть Наташа утеплилась,
много двигалась, бодрилась,
холод все-таки проник
в рукава, за воротник.
И под юбку забирался,
и с носками состязался.
И ладошки посинели.
Нежны щечки побелели.
А Мороз уж обнимает
и дыханием кожу ранит.
Долго так не продержаться,
надо как-то согреваться.
– Ты, Мороз, не торопись.
Яством вкусным угостись.
И вина себе налей,
чтобы было веселей.
И наполнила стакан.
Вскоре стал Морозов пьян.
А Наташа не сдается,
подливает и смеется.
– Ну давай еще чуть-чуть,
чтобы лучше отдохнуть!
И Морозов засопел.
Нос у дядьки покраснел.
И икнул, и закачался.
– Что-то я перестарался.
– Ничего, давай, приляг.
И упал он как тюфяк
на кровать и захрапел.
– А чего же ты хотел?
Староват уже, Мороз.
Вот веселья и не снес.
В шубу куталась девица.
– Пусть подольше тебе спится.
А сама пошла бродить.
Замок надо изучить.
Ледяные коридоры.
Из снежинок сшиты шторы.
Под ногами снег хрустит.
Лютый холод тут стоит.
И замки на всех дверях.
За спиной крадется страх.
Долго так не протянуть!
Стражу тут не обмануть!
Полон двор снеговиков.
Нрав, известно, их суров.
Закатают в снежный ком
и покроют сверху льдом.
«С ними не договориться», -
грустно думала девица.
Уголки все обошла
и каморку вдруг нашла.
Дверь от срока покосилась
и задвижка износилась.
И Наташа поднажала.
Деревяшка задрожала.
Дверь открылась, и девица
входит в скромную светлицу.
Все здесь будто по-людски:
стол и лавки из доски.
Занавесочка висит.
Что же там за ней стоит?
Это печка! Вот так чудо!
– Замерзать я здесь не буду!
Спички девушка нашла
и к полену поднесла.
Огонечки заплясали,
и дровишки затрещали.
Сразу сделалось теплей.
– Так-то будет веселей!
Быстро печка разгорелась.
Скоро девушка согрелась.
И вдруг слышит крик и топот,
а потом и стон, и грохот.
Подскочила, побежала
и Мороза увидала.
Тот бранится, все крушит.
Кулаками он грозит.
– Кто тут печку затопил? -
страшно дядька пробасил.
– Так ему несдобровать,
лютой смертью умирать!
И Наташа растерялась,
задрожала, испугалась.
А Морозов покраснел,
а потом позеленел.
За сердечко вдруг схватился,
на ступеньки опустился.
– Ой, Мороз, да что с тобой?
– Дай водички ледяной.
Что-то худо мне, Наташа.
Что случилось в замке нашем?
Кто-то печку затопил,
тем меня и погубил.
И Наташа промолчала,
и про печку не сказала,
и водицы поднесла,
до постели довела.
Без движения он лежит.
Лоб огнем его горит.
Говорит он еле слышно:
– Не пойму, как это вышло.
Что-то слаб я очень стал.
Сильно, видимо, устал.
– Так уж сколько тебе лет?
Ты, Морозов, уже дед! -
говорит ему Наташа
и чуть-чуть жалеет даже.
– Дед?! – Морозов удивился
и как будто разозлился.
Приподнялся, но упал.
– Так когда ж я дедом стал?
– Много зим лютуешь ты.
А невинной красоты
сколько ты уж погубил?
Сколько девок застудил?
Смотрит девушка с укором.
И Мороз под этим взором
хоть немного, да смутился.
– Да я просто веселился.
– Вон веселье за окном!
Вечно в платье ледяном,
взгляд стеклянный, не проснутся,
и домой уж не вернутся!
– Но зато как хороши,
вечно молоды, свежи.
То творение, искусство!
Их сердца не знают чувства.
Их никто не разобьет,
и покой не украдет.
Оправдаться он пытался.
– Я же ими любовался!
– Да в своем ли ты уме?!
Что за чушь несешь ты мне?!
Тут Наташа возмутилась.
– Зря к тебе я возвратилась,
помогла и пожалела.
Пострадал ты, дед, за дело!
Пот на лбу у старика.
И дрожит его рука.
Закривились его губы.
– Не ругайся, дочка, грубо.
Скоро мой настанет час.
Я могу покинуть вас.
– Что же хилый ты такой.
Что же делать мне с тобой?
То ли злиться, то ль ругать,
то ли деда ей спасать,
уж Наташа и не знала.
Жалость ей овладевала.
– Ладно, ты, Мороз, лежи.
Чем помочь тебе, скажи.
– Потуши, девица, печку
да зажги поярче свечку.
Обрести хочу покой.
Я покаюсь пред тобой.
*
– Я весельем забывался,
разлюбить ее старался.
– Ты о ком же? Не пойму.
– Ту, что сердцу моему
есть хозяйка, госпожа.
Та, кто больше всех нужна,
так красива, так нежна!
То жена моя, Весна.
– Ох, – Наташа завздыхала.
– Никогда о том не знала.
– Так давно то дело было.
И молва о том забыла.
Жили мы в любви и дружно.
Что еще для счастья нужно?
Правил миром я зимой,
а жена моя – весной.
Тот закон не нарушался.
И порядок соблюдался.
Коль зима, так все во льдах,
все в сугробах и снегах.
А весной все расцветало.
И тепло всех согревало.
Но зимою мерзли люди
и мечтали все о чуде,
чтоб весна всегда была,
чтоб земля весь год цвела.
И к жене все приходили,
умоляли и просили:
– Ох ты, матушка Весна,
наша любушка красна!
Не пускай ты к власти мужа.
Нам мороз совсем не нужен!
Много раз то повторялось.
И жена не удержалась,
разозлилась, рассердилась.
– Я молчала, не гневилась.
Объясняла, то закон!
Но нарушен будет он.
Я хочу вас проучить,
пониманием наделить.
Уступлю я мужу трон,
и весной пусть правит он!
Напугались очень люди.
– Что ж зима все время будет?!
– Да! Пока не уясните:
невозможного хотите!
Так задумано природой!
И любое время года
надо с миром принимать,
почитать и уважать.
Люди что ж, погоревали
и ко мне стучаться стали.
– Придержи ты холод, стужу!
Снегопад совсем не нужен.
Пусть метели не метут!
Все с прошениями идут.
– Я был зол, и я устал.
И такой ответ им дал:
– Чтоб вы больше не просили,
нас с женою не гневили,
холод вам пошлю такой,
что загонит вас домой,
чтобы в избах вы сидели
и у печки руки грели!
Так и сделал, как решил.
И людей я застудил.
Ну а люди не сдались.
И интриги все плелись.
И задумали схитрить,
и в обход жены женить.
И прощения просили.
Знатный стол они накрыли,
угощали, наливали,
девку ладну подобрали.
Ну а я-то сплоховал
и обман не разгадал.
Сыт и пьян, не удержался
и с девицей той остался.
А потом уж был шантаж.
– Ты теперь, Морозов, наш!
