Юлия Вево
Крест непобедимости
– Всадники всё скачут? – вдруг спросил психиатр. Лара осеклась.
– Какие еще всадники? И откуда вы…
– Дорогая моя, ваше положение серьезнее, чем вы думаете. – Он вытер платком бритую голову и встал. – Человек – существо вечное. Вам это известно – он прямо посмотрел ей в лицо, и она вдруг обратила внимание на то, что он не так уж стар, а его манера держать сухое и легкое тело напоминает не о кресле врача, а скорее о горном походе. В лице его было что-то монгольское, а прищуренные глаза были абсолютно черны, так что зрачка нельзя было различить. Он вышел из-за стола и принялся расхаживать по кабинету. Не глядя на пациентку, он заговорил с расстановкой, будто под запись:
– За жалкие хорошо если семьдесят лет жизни бедняга человек успевает только-только присмотреться к миру и ужаснуться тому, что он натворил, будучи почти или полностью без сознания. Заметьте, я говорю лишь о тех людях, кто с хотя бы с натяжкой заслуживает этого названия. А таких минимум, поверьте моему профессиональному опыту. И тут приходит инсульт, деменция, Альцгеймер, или, в хорошем случае, инфаркт. А вечная душа тогда что? Будет вечно сокрушаться о потерянной невинности и гордиться перевыполнением квартального плана? Какой тогда смысл в этой вечности? Или вы, виноват, придерживаетесь веры отцов и надеетесь на райские кущи?
– Подождите, подождите! – Лара шарила в сумке в поисках визитки, нашла, прочитала: Вот! Коган Александр Вениаминович, психиатр! Она тоже встала и подошла к нему вплотную. – Вы – психиатр?
– Что за вопрос. Конечно. – Коган изящно махнул маленькой рукой в сторону дипломов и грамот, покрывавших сплошь одну из стен.
– Так зачем же вы мне здесь все это рассказываете? Это надо рассказывать на семинарах по эзотерике для домохозяек! За пожертвования по триста рублей с носа! А не за такие деньги, какие стоит ваш приём! А главное, – она задохнулась и продолжала шепотом, – откуда знаете про всадников? Кто вам рассказал? Сергей?
– Успокойтесь. Смешно предположить, что ваш супруг стал бы со со мной откровенничать на такие темы. Его интересовала лишь ваша дальнейшая госпитализация. Да и вы не похожи на барышню, которая просит мужа растолковать сон. – Он сверкнул на нее глазами и, отвернувшись к окну, без перехода продолжил: Атака захлебывается, еще бы, ведь пулемет строчит не переставая. Под вами убили уже второго коня…
Лара схватила доктора за рукав, повернула к себе.
– Хватит с меня дешевых фокусов…
– Вы потеряли половину роты, поручик. А станица до сих пор у красных.
Пулемет бил уже, казалось, целую вечность. Измученные бойцы отступали, перестраивались, и вновь надо было кричать: «Оружие к бою! Братцы, в атаку!» И братцы, пригибаясь, разворачивали коней и снова скакали вперед тяжелым галопом. Пули взрывали землю, свистели и тенькали рядом, заставляя скалиться и плеваться сквозь зубы сдавленным матерком. Кони исступленно ржали, сабли рассекали воздух, и все это было словно во сне. Бой шел уже часа два. На рассвете красные было отступили под нашим напором, но откуда-то взялся чертов пулемет, и конные атаки стали захлебываться одна за другой.
Только что подо мной убит был уже второй конь, и я в отчаянии метался по неглубокому оврагу, немного левее главной линии боя, пытаясь поймать гнедую кобылу, потерявшую хозяина и обезумевшую от стрельбы. Наконец мне удалось ее оседлать и тут я заметил, что овраг далее углубляется, изгибается широкой дугой и уходит влево за позиции красных. Пулемет строчил правее и выше. Я решил рискнуть, хлестнул кобылу и направил ее в тыл красным. Почуяв опытного седока, она взяла в галоп с места, я недолго проскакал по дну оврага, выскочил по осыпающейся глине наверх, ориентируясь на звук пулемета и оказался ровно там, где хотел. Два бойца залегли с винтовками за небольшим холмиком, рядом с ними стояла пустая тачанка, тут же за большим камнем устроился пулеметчик. Пулеметный расчет был немного в стороне от главной линии боя и прикрывал с фланга атаку красных, ускакавших вперед. Бойцы с винтовками не опасались за свой тыл и не охраняли пулеметчика, а стреляли по нашим кавалеристам. Я в считанные секунды оказался за их спинами и, коротко взмахнув саблей, зарубил одного из них. Второй, повернувшись, получил сабельный удар прямо в удивлённое конопатое лицо. Чернявый немолодой пулеметчик заматерился и рванул наган из кобуры, понимая, что развернуть ствол пулемета нет времени. Выстрелить, однако, он не успел и рухнул, разрубленный от плеча до пояса. Я спрыгнул на землю, схватил пулемет, потом и ящик с лентами, затащил всё это в тачанку и хлестнул лошадей – двух нервных, застоявшихся вороных. Красные начали понимать, что с пулеметом что-то не так, и два всадника уже скакали к месту расчета. Я нырнул по широкой колее в овраг и промчался до того места, где ловил гнедую. Всё это вместе заняло не более пяти минут. Выбравшись наверх, я увидел двух всадников, скачущих за мной по дну оврага и моего ординарца Василенко, который, что-то крича, бежал ко мне. Я развернул тачанку и мучительных десять секунд устанавливал пулемет. Кони нервничали, подбежавший Василенко схватил их за повод. Всадники стреляли в нас из наганов уже почти в упор, но попасть на полном скаку не могли. Наконец я совладал с пулеметом и с погоней было покончено. Мы с ординарцем рванули в центр линии атаки, нам навстречу скакали однополчане, теснимые красными. Мы вырвались вперед и помчались вдоль фронта, нахлестывая лошадей. Пулемет застрекотал, заплевался огнём в сторону красных, как собака, сбесившись, лает на хозяина. Вокруг что-то закричали, атака возобновилась, выбитые из колеи красные, наконец, отступили. Я кричал со всеми и лупил из пулемета не переставая. Василенко силой вырвал у меня рычаги, я не сразу расслышал, что он кричит:
–Шабаш, ваше благородие, хватит! Краснюки сбежали! Сбежали, говорю, наша станица!
Лариса очнулась в кабинете психиатра. Доктор держал ее за руку и смотрел прямо в глаза.
–Что это было?
– Это был воинский контракт, моя дорогая.
– Что вы несете, какой контракт? – Лара протерла глаза, приходя в себя.
– Перед воплощением мы подписываем контракт, в котором отражены, скажем, основные условия предстоящей жизни: занятия, которые вам дозволены и которых от вас ждут, связи, локации и прочее, разумеется, не в мелочах, а в общем.
– И что? Вы хотите сказать, что в прошлой жизни я была этим самым офицером, про которого вижу сон?
– Совершенно правильно.
– И как мне это поможет не бросаться на людей?
– Тут рецептов нет, но думать вам нужно непременно в этом направлении. Возможно, стоит сосредоточиться именно на событиях, происходящих во сне, чтобы понять, почему вы притащили в эту жизнь агрессию, совершенно в наших условиях лишнюю.
– Как я могу во сне сосредоточиться? И на чём? Что за бред вообще? – Лара встала с кресла, но пошатнулась, и доктор ловко подхватил ее и усадил обратно. Он опять уставился ей в зрачки. Взгляд доктора подавлял сопротивление пациентки, она обмякла и перестала вырываться.
– Если вы не выполнили условия контракта, вы должны их выполнить. Неважно где: во сне, в трансе или наяву. Впрочем, учитывая ваш прошлый опыт, наяву лучше придержать кавалерию. А, поручик? – Он подмигнул, Лариса рассердилась не на шутку и встала. Теперь совершенно без усилий.
– Вы издеваетесь надо мной? Или принимаете меня за дуру? Я не верю в эти ваши бредни про контракт! Не знаю, как вы добились, что я заснула, но эти фокусы, я повторяю, дешево стоят. В детстве я видела в деревне гипнотизера, вот это был мастер! Вы по сравнению с ним просто дитя малое. Уверена, я даже не скакала по кабинету на швабре и не кричала «ура». Где ваш рецепт?
– Пожалуйста, вот он, – доктор протянул Ларе бумагу с печатью. Лицо его выражало профессиональную доброжелательность и умеренное сочувствие.
– До свидания, Александр Вениаминович!
– До свидания, Лариса Николаевна!
Она хлопнула дверью, пулей выскочила на улицу и еще долго шла пешком по самым шумным улицам, успокаиваясь и уговаривая себя, что ничего это все не значит.
К психиатру Лара больше не ходила. Видение, которое накрыло ее прямо в кабинете, не то во сне, не то наяву, испугало ее не на шутку. Психиатр явно был со странностями, и довериться ему мешал страх и предубеждение против всякой мистики, впитанное Ларой с детства. Прописанное успокоительное лекарство действовало своеобразно: Лара спала полдня, и сны ее о всадниках со звездами становились все ярче и длиннее. Наяву, кроме раздаражающей вялости, изменений не было: томительный ужас и напряжение не оставляли ее ни на минуту. С большим облегчением она выбросила половину пачки и вновь принялась накручивать пешие круги по Москве. После развода на следующий же день она собрала вещи, оставила ключи соседке и уехала в родной город, ни с кем не прощаясь. Сергей, явившийся домой, никаких следов ее присутствия в тщательно прибранных комнатах не нашел.
В день приезда, проснувшись уже перед закатом в маминой квартире, Лара почувствовала такую нестерпимую душевную боль, какой не могла ожидать, несмотря на все неприятности последнего времени. Она побродила по затхлым комнатам, попыталась проветрить, но июльский вечер дышал в окна нестерпимой жарой, и пришлось их снова закрыть. Кондиционер почему-то не работал, разбираться в поломке не было сил, и Лара внезапно решила поехать к тётке Зинаиде, жившей в деревне поблизости, забрать Жеглова и немного отвлечься от мрачных мыслей.
Дребезжащая маршрутка оставила Лару на широкой и пыльной сельской улице в наступающих сумерках. Кругом не было ни души. В палисадниках увядали чахлые цветы и буйная, серая от пыли лебеда. Пахло разнотравьем и остывающей после жаркого дня землей, этот запах Лара хорошо помнила. Она без труда нашла дорогу к теткиному двору с голубым облупленным забором. Двор зарос вишней и сиренью. Калитка была на крючке, который Лара нащупывала уже в темноте. Тетка варила вишневое варенье в настежь открытой летней кухне, залитой теплым желтым светом. Сладкий запах так мучительно напомнил детство, что на миг Лара подумала, что все ее неприятности и вообще все последние годы были лишь кошмаром, вроде тех всадников. Что она закончила шестой класс, впереди велосипеды, речка, сколько хочешь клубники, черешни и пенок с варенья, и в школу им с двоюродной сестрой не надо, потому что лето не кончится никогда. Она постучала по косяку, тетка обернулась и охнула, увидев заплаканное лицо Лары.
Они долго сидели в обнимку, и говорить ничего не надо было. Лара не рассказывала о своем замужестве, но тётка без слов поняла еще на похоронах, что не все ладно, и не удивилась, когда племянница объявила о возвращении. С благодарностью Лара приняла приглашение погостить пару недель. Она помогала тетке в ее нехитрых, за десятилетия не изменившихся делах: полола огород на рассвете, чтобы успеть до жары, квасила огурцы в пахучем рассоле, вечером поливала иссохшую землю из старого дырявого шланга, днем дремала на прохладных простынях, пила ледяной квас с мятой и слушала рассказы о сестре, уехавшей за границу в поисках любви, богатства и славы. Сестра работала горничной в милом греческом отеле и в свои тридцать лет еще не теряла оптимизма, надеясь обрести все перечисленное.
Как-то Лара нечаянно заснула на диване перед телевизором, без которого в доме не обходился вечерний отдых. Впервые за все время в деревне ей приснился привычный сон. Проснулась она от того, что тетка трепала ее по щекам:
–Ты что, дочка? – озабоченно спрашивала она. – Испугалась?
– Прости, дурной сон, – пробормотала Лара.
Так выяснилось, что она кричит во сне, и стало наконец понятно, что именно. Кричала она «Оружие к бою, господа!», и кричала громко, хрипло, совершенно не своим голосом, чем напугала бедную тетку до полусмерти.
– К Петровне надо! – решительно заявила Зинаида.
– Кто это? – изумилась племянница.
– Знахарка наша местная. Она тебе испуг выльет, и не будет больше бес тебя мучить.
«Не было печали», – подумала Лариса, но спорить не стала. Нрав у Зинаиды был странный – в спокойной обстановке она была тихой и равнодушной, как говорится, воды не замутит. Но стоило ей что-то решить, а такое бывало крайне редко – можно было не пытаться перечить: или ссора навсегда, или полное и беспрекословное подчинение. Пришлось утром чуть свет собирать в курятнике свежие яйца, зачем-то нужные знахарке для приема.
– Зачем ей яйца, давай денег дадим, – ворчала Лариса, отирая перепачканные пометом руки.
– И денег дашь, и яйца пригодятся, – отрезала тётка, и Ларе ничего не оставалось, как послушаться.
Петровна, как и положено настоящей ведьме, жила на краю деревни, у реки, но не в скособоченной старой избе, а в большом исправном доме силикатного кирпича с недавно перекрытой крышей и нарядными жестяными узорами на зелёных воротах. Ворота были открыты, собаки во дворе не было. Приотворена была и крашенная зеленой блестящей краской дверь, за которой виднелась тюлевая занавеска от мух.
К Петровне со всей области приезжают, – уважительно шепнула Зинаида и деликатно постучалась.
– Заходьте, кто там! – прозвучал из-за занавески зычный женский голос.
Они вошли: Зинаида впереди, Лариса чуть замешкалась, путаясь в занавеске с ведерком яиц.
– Заходь, не стой в калидоре! Их встретила полная чернобровая женщина, наряженная в длинное платье леопардовой расцветки. Поверх платья был завязан передник, испачканный мукой. Седые волосы собраны под черный гребень с крупными стразами.
– Здравствуйте, – мрачно буркнула Лариса, чувствуя себя полной идиоткой.
– Здравствуй, Петровна, вот племянницу привела…– Зинаида интимно понизила тон.
– Здравствуйте, здравствуйте. Вижу, что не племянника, – насмешливо перебила женщина и повела их вглубь дома. Вокруг нее густым облаком стоял запах ванили. Они зашли в какую-то дверь и попали, очевидно, в рабочий кабинет хозяйки. Лариса искала, куда бы поставить ведерко, поставила на пол у дивана, на который сели они с Зинаидой. Комната была по деревенским меркам очень небедная, с блестящими обоями, китайскими красавицами на стенах и шелковыми портьерами ядовитой оранжевой расцветки. В углу переливался золотом внушительный иконостас с зажженной лампадой. Женщина уселась в кресло под иконостасом и спросила Ларису, как бы продолжая начатый разговор:
– Милиционерка?
– Я редактор в издательстве. То есть была, пока не уволилась. – Лариса окончательно расстроилась и разозлилась.
– Иди ты! – Озадаченная почему-то Петровна пошарила на полках сбоку от кресла и достала колоду чёрных карт со странными рисунками. – Ладно. С чем пришли?
– Бесы ее тиранят, Петровна, – Зинаида поспешила ответить, чувствуя настрой племянницы и опасаясь, что та сбежит.
– Ты почем знаешь, что бесы? – сощурилась Петровна с подозрением.
– А кто же? – Зинаида разволновалась. – Вчера уснуло дитё, так криком как закричит, и голосом не своим, а хриплым, мужицким.
– Что кричала?
– Ну, странно сказать даже… Вроде как «Господа», кричит, «оружие к бою». Командует вроде. Уж и не знаю, что к чему, сама разберешься, только без бесов не обошлось, такое мое мнение.
– Посмотрим.. – Петровна раскидывала карты на маленьком столике, поглядывая на бледную от досады Ларису. Вдруг девушку начал одолевать сон, она улеглась на диван с ногами, положила голову Зинаиде на колени и уснула. Петровна проворно сгребла карты в ящик столика, посидела с закрытыми глазами и сказала громко:
– Бесы тут ни при чём. Воевать ей надо. Дивчиною она случайно получилась. Должна была парнем быть и воевать. Я потому и подумала, что она в милиции служит.
– Вот те на! – недоверчиво вскинулась Зинаида. – Да она у нас отличница, все книжки читала. МГУ закончила, не то что моя Ирка. Красавица, Ольга покойница так ей гордилась. От женихов отбоя не было, но держала себя в строгости, училась, работала, матери помогала. Замуж за московского профессора вышла! Правда, не заладилось у них, ну так с кем не бывает. Да хоть бы ты и права была, что теперь делать? Заново не родишься. Или в милицию пойти? Что хорошего сейчас в милиции служить?
– Я скажу, а ты хоть верь, хоть нет. Мое дело сказать. Бумагу подписывала она, людей убивать. Ну что смотришь, я тебе говорю как есть, ты баба не дурная, поймешь. Мы все бумаги подписываем, перед тем, как родиться. Архангелы нам бумаги пишут, а мы соглашаемся, подписываем. Не заставляют нас, мы сами, поняла? Ты вот подписывала огород поливать, да своему пьянице сопли подтирать, пока он не подохнет. Сестра твоя подписывала инженером быть на заводе, мужиками командовать, и жить одной, чтоб мужицкого духу в доме не было. А она – людей убивать, понимаешь? Это нехорошо, грешно, но такие всегда нужны, люди всю дорогу воюют. Пока она не исполнит, что в бумаге прописано, не оставят её. Будет маяться до смерти, и не в радость ей будет ни работа, ни дети, ни мужики. Лариса тем временем проснулась и слушала все это, не веря своим ушам. Она вскочила с дивана и пошарила в кармане джинсовой юбки, вытаскивая кошелек.