Юлия Шолох
Семейство Тенявцевых
– Прошу, давайте прекратим этот разговор, – попросила Яу.
Нинель вспомнила, что в последнее время действительно слишком много думает о женихах и замужестве и, пока никто этого не заметил, поспешила согласиться.
Остаток ночи они потратили, мечтая о Цирцее.
Следующим днём Нинель вернулась в город к семейству Маяковых, которые бал вынуждены были пропустить по причине того, что их младший сын неожиданно заболел. Чтобы как-то поддержать семью, погрузившуюся в уныние, Нинель отправилась на кухню и испекла бисквитный торт со сливками и шоколадными чипсами. Сама не ожидала, что выйдет с первого раза и так вкусно! Ну, если после стольких усилий туристы откажутся вычищать их будущее кафе дочиста и Нинель не отправиться на курорт, она точно навечно разочаруется в труде!
Реакция семейства Маяковых только подтвердила, что Нинель умница! Господин Маяков прямо заявил, что ранее сомневался в целесообразности вложения капитала в расширение экофермы Тенявцевых, однако сейчас убедился, что дело вполне может оказаться прибыльным, так что стоит рискнуть. Мальчишки, и приболевший, и здоровый съели по одинаковому огромному куску торта, и в процессе поедания нельзя было определить, у кого же температура – настолько довольными и здоровыми они выглядели. Правду говорят – иногда сладости лучше всякого лекарства.
Конечно, на следующее занятие Нинель отправилась, полная осознания собственной исключительности. Она умеет создавать идеальные сладости! Она однозначно заслужила хотя бы недельку отдыха на Цирцее! А лучше – месяц, да, месяц будет как тем сроком, когда успеваешь соскучиться по дому и не успеваешь устать от отдыха. Мастера должна хорошо отдыхать. Да если хорошенько подумать, она может… может открыть свою кондитерскую в городе, ничуть не хуже кондитерских Бослонцева, и составить тому достойную конкуренцию! Он вообще, возможно, сдастся и прогорит, а Нинель, как всегда, мечтала, будет жить в роскоши, ни от кого ни зависеть и не перетруждаться.
Она воспрянула духом. Чем ближе становилась кондитерская и встреча с господином Бослонцевым, тем больше становился мандраж. И робость возвращалась. А так представишь, что он в обносках просит милостыню у её новенького великолепного дома – и самодовольство закрывает собой все остальные непрошеные ощущения.
Так Нинель и вплыла в кафе – с высокомерным видом.
Девиц было, как обычно, навалом. Только какие-то скучные у них нынче физиономии, никакой агрессии с их стороны не видно, одна только апатия. Проверив кухню, Нинель поняла – хозяин тут без неё не появлялся. Так вот почему все дамы такие унылые!
Она осталась на кухне, нетерпеливо постукивая носком балетки по полу. Надо же, снова опаздывает! Мог бы и предупредить!
Может, письмо оставлял?
– Липучка, проверить сообщения от контакта «Эрим Бослонцев».
– Названный контакт в списке отсутствует.
«Как?» – подумала было Нинель в панике, она же совсем недавно ему писала, как тут же вспомнила.
– Проверить сообщение от контакта «Индюк надутый».
– Проверяю. Сообщений нет.
Каков наглец! Мало того что опаздывает, так ещё не предупреждает, хотя это обязан сделать любой мало-мальски воспитанный человек.
Нинель почувствовала злость и нездоровое возбуждение. С ней случилось странное раздвоение – одна часть прекрасно понимала, что стоит держать себя в руках и не совершать необдуманных поступков, о которых потом будешь жалеть, а вторая, обрадованная отсутствием робости, которую надо признать, Нинель уже побаивалась, твердила – покажи этому городскому пижону, какова ты в гневе! Пусть он испугается и перестанет смотреть на тебя так, что мурашки по телу. Пусть раз и навсегда уразумеет – ничего такого к нему Нинель не чувствует!
Ну разве что…
Ничего такого!
Недолго думая, Нинель приняла боевую позу – упёрлась руками в бока и крикнула:
– Липучка, вызов контакта «Индюк надутый».
– Вызываю.
На уровне глаз Нинель мгновенно открылся экран и раздались гудки.
По экрану пробежала рябь и пропала, раздался щелчок, вызов приняли. Включилась камера, и Нинель неожиданно оказалась лицом к лицу с Эримом. Он был собран, видимо, только выходил из дому. Слегка рассеян, чуть-чуть растрёпан, вернее, из причёски выбилось пару прядей, и удивительно красив.
Руки прямо зачесались, так захотелось потрогать его лицо и волосы.
В горле запершило, так что Нинель проглотила всё, что собиралась сказать. Этой заминкой тут же воспользовался Эрим.
– Нинель! Рад вас видеть. Вы прекрасно выглядите!
Молчать дальше было бы невежливо.
– Благодарю, – сухо ответила она, отодвигаясь, и сложила руки на груди.
– Как ваш отдых? Достаточно ли вы повеселились, чтобы собраться с силами и вернуться к занятиям? – с улыбкой поинтересовался «индюк», чем поставил Нинель в тупик. Разве его не терзает вина за опоздание?
Нет, хватит мяться, словно нежная незабудка какая-нибудь.
– Именно по этой причине я звоню.
– Да? – удивился господин Бослонцев.
– Да. Хотелось бы знать, отчего вы не потрудились сообщить, что…
– Подождите. Да о чём вы? Нет… Конечно, я ничем не собирался вас оскорблять, только не пойму… Вы меня ждёте? Где?
– Как где? – Да он попросту издевается! – Там же, где и прежде, на кухне вашей кондитерской.
– И что вы там делаете?
Это было выше её сил! Нинель прикрыла глаза, призвав на помощь последнее, что имелось в арсенале – мечты о Цирцее.
«Цирцея, – думала она. – Океан. Жёлтый песочек. Белые барашки. Лазурное небо. Карликовые кабанчики. Весёлое похрюкивание. Шезлонг с полосатым матрацем. Дыши глубже, Нинель, крепись».
– Кажется, возникла какая-то путаница? – тем временем говорил Эрим. – Вы сообщили, что будете отсутствовать три дня, я ждал вас завтра.
Бам-с. Идеальная картинка пляжа лопнула, словно мыльный пузырь. Нинель почувствовала, как её гладкое чело разрезает хмурая складка.
– Как три? Не может этого быть! Вы перепутали, я писала – два.
Господин Бослонцев молча отправил ей обратно её письмо. Текст неумолимо сообщил: «В связи с посещением бала буду отсутствовать три дня».
Это было словно пощёчина. Выходило, Эрим на самом деле не виноват, а Нинель так себя вела, будто… будто злая жена. Да, она вела себя непозволительно, просто ужасно!
– Прошу прощения, – выдавила Нинель сквозь зубы. Извинение далось ей так же тяжело, как и признание самой себе, что она невероятная тупица.
Господин Бослонцев кивнул.
– Извинения приняты. К сожалению, сегодня мой день распланирован, однако завтра утром я буду вас ждать на прежнем месте в прежнее время.
– Да, спасибо.
Он замялся, но всё ж спросил:
– И как прошёл бал?
– О, отлично! – бросила Нинель. Хотелось отключиться и спокойно заняться самоистязанием, однако первым должен был отключиться он. – Просто великолепно.
– Виделись с сёстрами?
– Да, все в добром здравии.
– Вы танцевали?
– Каждый танец.
– А новые знакомства? В таких местах всегда встречаешь новых людей.
– Да, знакомств было предостаточно. Отличные молодые люди. Один другого краше. Все из высшего общества, потомки громких фамилий. Мама каждого из них была бы рада видеть своим зятем. Они настолько хороши, что думаю, нечто подобное действительно может произойти.
Неожиданно Эрим замолчал. Нинель не обратила внимания, как сузились его глаза, слишком была занята, переживая и стыдясь своих недавних обвинений.
– Вот как? – наконец, спросил господин Бослонцев.
– Да, да, – рассеяно подтвердила Нинель, даже не вдумываясь, о чём речь. – Великолепный бал, кавалеры выше всяких похвал. Я в восхищении, да.
– Я рад. До завтра!
Миг – и он отключился.
О, день начинался безобразно. Надо же было так оплошать! Единственное, что порадовало душеньку Нинель – девицы, которые, стоило мимоходом упомянуть, что завтра утром она встречается тут с Эримом, да, да, именно с Эримом, а не с господином Бослонцевым, они ведь хорошие знакомые, тут же активизировались и засуетились, словно разворошённый улей. Было приятно чувствовать себя особой, вокруг которой всё вертится. Ну а в остальном день прошёл скучно.
Следующим утром, хорошенько выспавшись и решив с утра не спешить, Нинель долго прихорашивалась перед зеркалом, вспоминая наставления Марии. Обычно она пропускала советы мимо ушей, однако сегодня по необъяснимой причине захотелось подобрать наряд, который Мария безоговорочно бы одобрила.
Пришлось остановиться на платье. Да, конечно, по кухне удобнее передвигаться в брюках, ничем не стесняющих движений, однако удачно подобранное платье даже Нинель превратит в прекрасную чаровницу. А одобренное Марией платье не может быть неудачным!
И конечно же, Нинель наряжается не для того, чтобы поразить Эрима, и речь нет! Но всё же приятно было бы посмотреть на его физиономию, явись она во всей красе.
Решено!
Нежно-голубое платье мягко облепило бёдра и спустилось до самых щиколоток. Нинель застегнула поясок и поправила лямочки. Взяла накидку из бежевого кружева и самую маленькую сумочку в виде большого кленового листа.
– Прекрасно выглядишь! – сказала Вера, когда Нинель пробегала мимо, спеша к транспортной платформе. – Только сумкой не размахивай, ещё улетит.
– Спасибо, – засмеялась Нинель, крепко сжала кленовый лист в руке и поспешила на учёбу.
Добравшись до нужной остановки, она приосанилась и плавно поплыла в сторону кафе, которое уже виднелось дальше по улице. Прошла мимо зоолавки, откуда выпорхнула стайка птичек с голубыми грудками. Окружив Нинель, птички воспроизвели короткую приятную мелодию и скрылись в магазине.
Даже настроение повысилось. Понятно, что это рекламный ход, однако, до чего же приятно! Словно настоящие дикие птицы оказались покорены миловидностью Нинель. Словно сама природа не способна перед ней устоять.
Так, вся в мечтах, в облаке радужного настроения, Нинель добралась до кондитерской и вплыла внутрь.
И что же она там увидела?
Господин Эрим Бослонцев восседал за столиком, а вокруг толпились девушки – кто-то успел занять стулья, кто-то стоял так близко, что ещё чуть-чуть – и окажется сидящей на столе, а то и на его коленях. А этот городской пижон довольно улыбался, сверкал белоснежной улыбкой, то и дело потряхивал головой, заставляя белокурые локоны падать на лоб, чем вызывал беспрестанные восторженные вздохи. В общем, красовался как мог.
– А может, вы согласитесь посетить представление северного народа Акуя? Завтра премьера, – тараторила девица в белом, наклонившись и чуть ли не дыша ему в лицо. – Я могу достать билеты.
– С радостью… в следующий раз. – Мило улыбался Эрим.
Нинель показалось, господин Бослонцев сразу заметил её появление, но проигнорировал. Вместо того чтобы встать и заняться делом, то есть обучением, он продолжал сидеть на месте, обласканный вниманием девиц, томно улыбался, отвешивал и принимал комплименты, в общем, никуда не спешил.
В глазах потемнело. Стоячий воротничок накидки врезался в шею. От цитрусового аромата свежих пирожных запершило в носу.
Она вздохнула полной грудью и… схватилась за свой спасательный круг.
«Цирцея, Нинель, думай о пляже. Жёлтый песочек. Белые барашки. Лазурное небо. Кабанчики! Или кто там у них ходит по пляжу?»
Почему-то вместо миниатюрных полосатых кабанчиков с забавными пяточками на пляже представились огромные свиньи в платьях таких же, как на барышнях, окружавших Эрима. Свиньи возлежали на шезлонгах с полосатыми матрацами и совали пятаки в бокалы с экзотическими коктейлями.
Вероятно, Нинель смогла бы взять себя в руки, но тут он её заметил.
– Ах, это вы, – сказал небрежно. – Ступайте на кухню, я скоро буду.
Ну, всё!
Из последних сил удерживая перед глазами красочную картинку райского пляжа, Нинель сцепила зубы, развернулась и вышла на улицу, а потом пошла по брусчатке, отсчитывая секунды. Досчитает до ста, потом позволит себе немножечко покричать.
Чуть-чуть.
Пять секунд, десять. Зубы скрипели. Ладно уж, тут хотя бы до пятидесяти продержаться!
За спиной раздался звон колокольчиков и быстрые шаги.
– Немедленно вернитесь!
Нинель замедлилась, остановилась. Обернулась, ошеломлённая прозвучавшем в его голосе приказом. Мало того что он прилюдно пытался указать ей место на кухне, подумать только – ей, Нинель! Так ещё теперь позволял себе повышать голос! Он? На неё?!
Господин Бослонцев метал гром и молнии. Подойдя, он снова дёрнул головой, и снова локон живописно опустился ему на лоб.
– Что вы вообще себе позволяете? – воскликнула Нинель, сжимая кулаки. Поняла, что это выглядит не очень красиво, с усилием разжала пальцы, но те мгновенно скрючились назад, стоило представить на миг между ними шею Эрима. – Вы как со мной разговариваете? Что значит – идите на кухню? Я вам что, биот? Как вы смели прилюдно так со мной говорить? Да после такого я и близко к вам больше не подойду!
– Прекратите истерить! Я ничего такого ужасного не сказал. Попросил подождать на кухне.
– Попросил?!
– Именно! И не понимаю, отчего вы выскочили, словно фурия и побежали по улице. Вы всегда себя так ведёте?
– А вы?
– И чем же моё поведение вам не угодило?
– Тем, что вы напрасно тратите моё время?
– Я?!
– Да, вы!
– Потрудитесь объяснить.
– Если вы желаете любезничать с дамами – пожалуйста! Но могли бы предупредить, что очень заняты, и я не тратила бы своё время на дорогу сюда и обратно! Очень нужно мне торчать на кухне, пока вы там воркуете… кудахчете, как петух в окружении куриц!
Кто-то хихикнул.
Эрим оглянулся – на улице уже скапливались люди. У кафе стояли высыпавшие за ним следом девицы, из зоомагазина вышла хозяйка с собакой на поводке, да и прохожие зеваки останавливались в ожидании скандала.
– Прошу, продолжайте! – рукоплескал какой-то неопрятного вида толстяк. – Ну же! У вас потрясающая энергетика, дайте же нам подзарядиться.
Нинель тем временем тоже заметила, что они, мягко говоря, не одни. Поэтому, когда господин Бослонцев схватил её за руку и потащил обратно в кондитерскую, не сопротивлялась. Разве что совсем немного, да и то скорее из вредности.
Оказавшись в кухне, господин Бослонцев приказал Липучке запереть дверь, рывком развернул Нинель и, словно только заметив, отбросил её руку прочь.
– Я обещал вашей матери, что научу вас готовить и сдержу своё слово! А после этого езжайте к себе обратно и подтрунивайте над другими дураками! Найдите себе соседских мальчишек и изводите их своими насмешками! Я вам не по зубам. И ещё я собирался вам сообщить, да как-то руки не дошли. – Эрим вдруг выпрямился, поправил воротник и высокомерно заявил: – Я передумал вас целовать. Отдаю вам ваше слово обратно, можете считать себя свободной от своего обещания.
– Премного благодарна! – ядовито ответила Нинель. – Если что, это сарказм!
– Да неужели? А я-то поразился, что впервые услышал от вас хоть что-то приятное. Хоть какое-то спасибо за то, что учу единственному делу, которое для меня много значит. Хоть что-то!
Нинель снова открыла рот, но вдруг осеклась.
– Хоть что-то приятное? – пробормотала она.
Господин Бослонцев, словно породистый конь, вскинул голову и не потрудился отвечать. Его ноздри трепетали, а на виске билась жилка.
– Но разве я не говорила спасибо? Вы великолепный кулинар и этого даже не нужно доказывать. Думаю, это и так всем вокруг прекрасно известно, – неуверенно ответила она и сморщила лоб. Известно ведь?
Эрим тут же перестал обижаться, успокоился и смущённо откашлялся. Взглянул раз, другой, смягчился, после примиряюще сказал:
– Прошу прощения, если чем-то… В общем, предлагаю больше не ругаться из-за пустяков.
– Согласна, – очень быстро ответила Нинель. Ей не вовремя пришло в голову, что она, действительно, ни разу не сказала ему спасибо. Пользуется его знаниями и умениями, будто ей чем-то должны.
Нужно будет обязательно поблагодарить его за труды!
Потом. В конце. Наверное.
Когда будет уже безопасно.
Правда, вместе с тишиной вернулась робость. Нинель отчего-то снова боялась слишком пристально смотреть на него, а стоило забыться и кинуть украдкой взгляд, как она немилосердно краснела.
Урок шёл вкривь и вкось. Оба были словно неуклюжие болванчики – то одновременно хватались за одну и ту же банку или ложку, а после отдёргивали руки, словно обожглись; то замирали, хлопая глазами, словно зависали в пространстве; то и вовсе отходили друг от друга подальше, пытаясь сделать вид, будто ничем не смущены.
В общем, мороженое, на которое Виола возлагала главные надежды в плане летних продаж, не вышло. В текстуре попадались кристаллы льда, а вкус горчил. И самое невероятное – даже господин Бослонцев со всем своим немалым опытом не смог понять, что, как и когда пошло не так. Все продукты были свежими и натуральными, Нинель лично попробовала, а вкус натуральных качественных сливок и масла она не могла спутать ни с чем другим. Значит, дело было не в ингредиентах. Но тогда в чём?
Из-за неудачи урок завершился раньше времени. Оба находились в унылом настроении, а от невозможности смотреть друг на друга и говорить свободно настроение становилось только хуже.
Отправившись домой, Нинель сердито пинала маленькие камешки на дороге и пыталась придумать, что ей делать со всем этим свалившимся на голову безобразием. Голова, однако, начисто отказывалась думать. Вокруг плавал сладкий туман. Губы болели, хотя Нинель каждые утро и вечер смазывала их целебным маслом редкого растения ибруса. Руки дрожали.
Это словно болезнь какая-то, думала Нинель, смотря себе под ноги, потому что даже ногам не доверяла. Вдруг они надумают закрутиться в крендель и уронить её на землю? Она ничуть не удивится!
– Эй, девушка!
Нинель подняла голову, только когда в поле зрения показались щегольские ботинки с белыми носами. Их обладателем оказался лысоватый малый с широкой искусственной улыбкой и подбитым глазом.
– Эй, красавица, – сказал он. – Тут утром, говорят, скандальчик был. С участием кулинарной звезды господина Бослонцева и какой-то неизвестной девицы. Не видела случайно?
У типа на шее висела стилизованная под фотоаппараты прошлого Ф-лаборатория, которая и сейчас вела высококачественную съёмку места с пяти точек.
Журналист. Охотник за жареным. Акула без зубов, судя по глазу.
Нинель вздохнула.
– Нет, я не видела.
И снова побрела дальше, внутренне поражаясь самой себе. В прошлом она бы с радостью воспользовалась возможностью и провела бы с этим типчиком содержательную беседу, из которой наверняка извлекла бы какую-нибудь пользу – хотя бы повеселилась. Сейчас же просто проигнорировала сей чудесный шанс.
– Точно не видела? А может, знаешь, где узнать?
– Спросите в кондитерской, – машинально махнула рукой Нинель. – Там всегда полно девиц. Битком набито.
И повторно вздохнув так грустно, что только крайне чёрствый человек остался бы равнодушным и не прослезился, она поплелась дальше.
И не видела, как в глазах журналюги вследствие её неосторожных слов разгорается безжалостное и всепоглощающее пламя сенсации.
⁂
Остаток дня прошёл в печали. Готовить невкусное мороженое не хотелось, так что семейство Маяковых осталось без десерта. Но лучше видеть разочарование на лицах мальчишек, чем лишиться капиталовложений господина Маякова, а после мороженного подобного качества такое вполне могло произойти.
Когда позже, промаявшись со скучной книгой ещё с часик в гостиной, Нинель собралась спать, Вера пригласила её выпить перед сном чаю.
Чаю не хотелось, но сидеть в комнате и прокручивать в голове бесконечную вереницу изображений и слов Эрима, было ещё хуже. Когда Нинель успела так забить себе голову? Господин Бослонцев, словно захвативший душу демон не желал изгоняться ни молитвой, ни угрозой, ни приказом. Он плотно занял нишу в мыслях Нинель и это, мягко сказать, угнетало.
– Сегодня больше часа проговорила с Виолой. – Сказала Вера, разливая в миниатюрные чашечки душистый янтарный чай. Запах поплыл умопомрачительный, так что Нинель даже обрадовалась, что согласилась почаёвничать. Оказывается, это то, что нужно, когда все чувства в раздрае.
– Всё расспрашивала про семейство Удониных, особенно про Лирана. Мой Костик с ним иногда сталкивается по роду службы, так что наслышан. И вот что я скажу, Нинель, – Вера очаровательно порозовела и прошептала. – Твоя мать собирается превратить Лирана в своего зятя!
Вероятно, она ждала какой-то значимой реакции, однако Нинель только и хватило на то, чтобы пожать плечами.
– Ничуть не удивлена.
– Вот как. – Вера даже обиделась.
– Не переживайте, просто это давно не секрет. Мама решила, что нас пора выдавать замуж и с упорством, достойным лучшего применения, принялась отбирать лучших представителей мужской половины человечества. Лиран соответствует всем запросам, так что я не удивлена. А она не сказала, кому его собирается… предложить?
– Предложить? – Вера расхохоталась. – Словно презент какой-то или выгодную покупку. Впрочем… кажется, Марии. Но я не уверена, возможно, что-то спутала. Но определённо единственное имя, которое сестра упомянула в разговоре, это Мария.
– Не понимаю, отчего мама вообще втемяшила себе в голову, что нам необходимы мужья, – пробурчала Нинель. – Нам, может, и без них прекрасно жилось.
– Ну, в чём-то ваша мама права, – Вера мечтательно улыбнулась. – Семья приносит много радости. А Виола, как любая женщина, которая счастлива, уверена, что и другие непременно должны быть так же счастливы. И если она хочет для дочерей самого лучшего, то без счастливого замужества никак не обойтись.
– Вроде какая-то логика в этом есть, – нехотя признала Нинель. – Однако насильно мил не будешь!
– Тебе пока не о чем волноваться, – уверила Вера, блеснув глазами. – За тебя Виола вряд ли рискнёт взяться.
– Думаете, пожалеет меня?
– Скорее, твоего будущего мужа.
Комплимент прозвучал сомнительно, но худо-бедно Нинель его переварила. Это намёк на силу её характера, без вариантов!
Допив чай, обе разошлись по комнатам.
Следующим утром неожиданно пришло сообщение от господина Бослонцева, где он в изысканных выражениях просил прощения и отсрочки – не мог сегодня с ней увидеться. Нинель ощутила раздражение, недовольство и какое-то еле уловимое облегчение. Отвечать не стала, только сделала пометку «прочитано».
Целый день проиграла в виртуальную игрушку. Развила на чужой планете колонию инопланетян, потом развела их по обе стороны реки и заставила друг с другом воевать. Однако в конце пожалела, всё-таки её собственное детище – заключила пакт о перемирии и закрыла игру, чтобы больше никогда к ней не возвращаться.
Вспомнила, как Яу однажды посетовала, что, может, они создали разумную расу и бросили, а она там развивается дальше офлайн без своего создателя. И что, возможно, людей тоже кто-то создал от скуки.
Впрочем, такие сложные философские размышления были не в духе Нинель. Всё, к чему сводились её собственные мысли – Цирцея в ближайшем будущем и финансовая независимость в дальнем.
Следующим утром идти никуда не хотелось. Но её ждала кондитерская, урок и… ещё кое-кто.
Нинель почти заставила себя одеться попроще, почти оттянула за шкирку от зеркала и убедила, что нечего наряжаться для… неизвестно для чего.
Настроение было непонятным. То приступ невнятной грусти, то – лихорадочного веселья. То ужасно не хотелось высовывать нос из дому, куда-то идти, с кем-то говорить, а через миг уже хотелось бежать со всех ног по улице и улыбаться всем встречным.
Просто проклятие какое-то!
В особо острый момент Нинель даже подумала, что всё, хватит с неё! Сейчас соберётся и отправится обратно на ферму. Помрачнение было таким стойким, что даже вызванная из памяти картинка солнечной Цирцеи не возымела обычного своего действия. Однако через несколько секунд, за которые из кладовки был вытащен чемодан, всё так же стремительно прошло.
Устав метаться, Нинель резко успокоилась. Всё! Она дойдёт до конца или будь она проклята! Вернее, или будь она нищая и работай круглые сутки без отпуска и выходных! А, нет, не устраивает такой результат? Тогда она доучится и составит меню – пальчики оближешь. Или она не она!
И пошла.
Девицы по-прежнему оккупировали столики в кондитерской. Казалось, они стали ещё милее и краше. Однако Эрима среди них не было, отчего сердце Нинель дёрнулось и плеснулось, как рыба, вытащенная из воды.
Это было ужасающее, страшное ощущение, будто внутри появилось нечто живое, требующее бесконечного ухода и внимания, но она нахмурилась и твёрдой поступью вошла на кухню, где уже ждал господин Бослонцев. Он просматривал какой-то ролик на экране, включённом Липучкой.
– Доброе утро, Нинель. – Отвлёкся всего на секунду, чтобы тепло поздороваться и улыбнуться. – Вот, проверяю, пытаюсь понять, в чём причина позавчерашней неудачи. И не могу вспомнить ничего необычного. В любом случае сегодня вы побудете зрительницей. Садитесь, где вам будет удобно, и следите – я буду готовить. Малиновый шербет и сливочный пломбир.
Нинель даже спорить не стала, забралась на высокий стул, положила руки на коленки и стала наблюдать.
Смотреть на него было очень приятно. Эрим так увлёкся процессом, что то и дело забывал сопровождать свои действия объяснениями. Впрочем, процесс был крайне простой, так что особые объяснения не требовались. Нинель смотрела на него и еле дышала. Смотрела, как двигаются его губы, как дрожат крылья носа и смыкаются ресницы. Как от улыбки смягчаются щёки.
А плечи? Как бугрились мышцы, когда он двигался по кухне. А руки? Как его пальцы уверенно работали с продуктами, как осторожно отмеряли сахарную пудру и как крепко держали работающий блендер.
Наверное, она смотрела бы и сутки, и двое, и даже дольше.
Но вот пломбирная масса была помещена в мороженщицу, а малиновое пюре было очищено от косточек и готово к взбиванию. Впереди было самое интересное – снятие проб. Возник немаловажный вопрос – его губы, испачканные малиной, станут ли ещё более прекрасными?..
И тут идиллия закончилась.
– Эрим!
Раздались дробные шаги, которые быстро приближались к кухне и женский голос требовательно повторил:
– Эрим! Ты здесь? Почему ты мне не отвечаешь?
Девицам из кондитерской было запрещено появляться на кухне, Эрим рассказал, что у него даже установлена система наблюдения – человек без разрешения не может войти в подсобные помещения, иначе сработает сигнализация. Только поэтому их занятия проходили уединённо.
Однако эта женщина спокойно вошла. Раньше, чем Нинель до чего-либо додумалась, господин Бослонцев бросил миску с малиновым пюре и повернулся к входу.
– Мама?
Судя по голосу, такого посетителя он не ждал.
– Да, это я.
Женщина появилась на пороге. Она была в возрасте, вероятно, чуть старше Виолы и выглядела крайне неприветливо. Волевое, суровое лицо, прямая спина, массивная фигура – словно генерал на плацу. При этом, как ни странно было это признавать, казалась очень даже женственной. Вероятно, потому, что была блондинкой в аккуратной шляпке и с умеренно накрашенным лицом.
При виде сына госпожа Бослонцева удовлетворённо улыбнулась.
– Вот ты где. Мы должны поговорить. Немедленно!
Женщина окинула взглядом кухню и задержалась на Нинель. Та, подумав, слезла со стула и присела в коротком реверансе. Тогда госпожа Бослонцева величественно кивнула в ответ и снова обратилась к сыну:
– Я займу тебя ненадолго. Прошу, проводи меня в кабинет.
– Конечно.
Что испытывает Эрим от неожиданной встречи с матерью, Нинель не поняла. Она стояла у стола, не зная, как поступить.
– Нинель, прошу прощения, но мы вынуждены прерваться. Дайте мне несколько минут. Мама, пойдём.
Когда все скрылись с глаз, стало очень тихо. И скучно. И непонятно.
А ещё – сильно жалило любопытство.
Вот продукты, остались лежать на столе. Ведь можно попробовать доделать мороженое самой? Или хотя бы ознакомиться с учебными пособиями и в который раз повторить этапы приготовления. Так или иначе, можно поработать. Поработать? Или…
Нинель не сдержалась. Конечно, она понимала, что поступает плохо и что так поступать ни в коем случае нельзя. Это просто безобразие и полное отсутствие воспитания – так поступать! И так далее и тому подобное.
В общем, она прокралась в коридор, прижалась к двери кабинета и стала подслушивать. Стыдно ей, если уж совсем откровенно, ни разу не было, а было ужасно любопытно.
– Это немыслимо. – Спокойно, без лишних эмоций, но очень твёрдо говорила госпожа Бослонцева. – Я всё могу понять, но собирать вокруг себя целый цветник… Эрим, я тебя не узнаю. Я тебя не так воспитывала.
– Даже не верится, что это ты мне говоришь, – пробормотал он. Нинель представила, что при этих словах господин Бослонцев прижал руку ко лбу в жесте отчаяния.
– Сын! Эта статья прямо говорит – вокруг тебя собралось множество девушек, а ты и рад стараться, морочить их хорошенькие глупенькие головки! Скажешь, тут написана неправда?
Раздался звук, будто сильно трясли газетой, хотя по приходу в руках у госпожи Бослонцевой ничего такого не было.
– Я никого не собирал. Это скопление произошло без моего участия, – упрямился сын.
– Разве это имеет значение? Не теперь, когда все сливки общества ознакомились с твоим рабочим распорядком, который начинается за чашечкой кофе в толпе поклонниц! Послушай, что пишет журналист. «Хороводы»! Ты с видом разомлевшего котяры водишь тут с девицами «хороводы»! Такого позора я давно не испытывала.
– Бред какой-то.
Нинель была полностью согласна. Какие там хороводы, в голове не укладывается. Стоило попытаться представить Эрима танцующим, в этом своём наряде удачливого бизнесмена, в рубашке и блестящих туфлях, прыгающим в хороводе за какой-то румяной девицей, как Нинель чуть не разразилась смехом, но вовремя опомнилась. Пожалуй, не стоит себя выдавать.
– Эрим, это недопустимо!
– Ты же не предлагаешь мне выгонять прочь клиенток? Вот это будет недопустимо. А всякие сплетни, они забудутся.
– Да, но вспомни, что сплетни могут подорвать твою деловую репутацию.
– Думаю, они, в смысле сплетни, не настолько страшны.
– Будешь утверждать, что всё это неправда?
– Конечно. Скажи мне такую белиберду кто-нибудь другой, я даже не посчитал бы нужным оправдываться. Только тебе, матери, я должен объяснение. Даже не представляю, кто это только выдумал?
Кто выдумал? Нинель даже гадать не пришлось. Тот журналюга с хитрыми глазками выдумал, причём по мановению её лёгкой руки. Пусть и не специально, но она ведь указала ему на кондитерскую и упомянула толпу восторженных девиц. Она! Вот до чего доводит апатия! Науськала волка жёлтой прессы на беззащитную овечку и даже не заметила.
– Конечно, я не предлагаю тебе выгонять прочь покупательниц! И даже работниц не требую заменить, потому что прекрасно понимаю, что молодые красивые девушки так же необходимы кондитерским, как и вкусные сладости. Кто из взрослых и состоятельных женщин станет тратить время на такую бессмысленную работу? Да и самый современный биот всё же далеко не идеально походит на человека. Нет, этого требовать я не стану.
