Юлия Широкова
Записки русской гейши

Он останавливает машину возле входа в клуб и, суетясь, выбегает из неё, чтобы открыть мне дверь. Хотя я сама его приучила к этому, сейчас его услужливость меня раздражает. Прихватив большой пакет со спортивным костюмом, купальником и кроссовками, я выхожу из автомобиля, игнорирую попытку старой сволочи поцеловать меня в щёку на прощание и захожу в спортклуб. Получаю ключ от шкафчика и поднимаюсь в раздевалку.

В субботу днём народу многовато – женщины, некоторые с детьми… Я всё ещё раздражена – мне не хочется видеть этих людей, и ни к чему быть среди них. Я зачем-то открываю свой шкафчик, поправляю макияж, расчесываю волосы, звоню Косте: ”Я немного опоздаю…” Уже уходя, обращаю внимание на женщину, которая говорит с ребёнком по-русски, почему-то чувствую себя одинокой…

Это всё из-за того, что я не выспалась.

Странно, но чаще всего, я чувствовала себя одинокой именно дома – в Москве (хотя, родилась и выросла я в Мурманске, но квартиру себе купила в столице). Возвращаясь из очередной поездки, я оказывалась будто в вакууме – ни подруг, ни любимого, ни повода, чтобы идти работать (деньги то есть!), учиться я тоже ни чему не хотела… Я никогда не беспокоилась о своём будущем, хотя и понимала, что не смогу ездить в Японию всю жизнь – максимум до тридцати шести лет, если хорошо сохранюсь. Моё легкомыслие многих удивляло – все девчонки уже имели или старались получить какую-нибудь профессию, а я нет. Думаю дело не в легкомыслии, просто я чувствовала, что мне это ни к чему. Это не моя судьба – вставать ни свет, ни заря, давиться в общественном транспорте, целый день торчать на какой-нибудь скучной, рутинной работе… Нет, я чувствовала, что рождена порхать по жизни бабочкой – красивой и беззаботной!

Но для этого мне нужен был мужчина. Вот только откуда его взять женщине, которая почти не выходит из дома? Я начала знакомиться через Интернет, но первое, что спрашивают друг у друга знакомящиеся люди – это чем ты занимаешься?

Я стала ненавидеть этот вопрос, и конечно пыталась врать – говорила, что работаю менеджером. Но кто-нибудь обязательно хотел заехать за мной после работы! Если же я говорила, что пока только ищу работу – кто-нибудь обязательно вызывался устроить меня в приличную фирму! Если я говорила о себе правду, то видела, как у мужчины менялось выражение лица, и читала по глазам о том, что он думает: “Вот я дурак! Повёл себя с ней как с порядочной, а она шлюхой оказалась!”

Я старалась объяснить, что хостес – это не проститутка. В мои обязанности входило только сидеть за столом, с пришедшим в клуб гостем, разговаривать с ним, пить, подливать ему спиртное в стакан, подносить зажигалку к сигарете, когда он прикуривал (многие девчонки, смеясь, рассказывали, что они ни как не могли избавиться от этой привычки, и часто приводили своих русских бой-френдов в замешательство таким знаком внимания), танцевать, если пригласит, что случалось крайне редко – большинство японцев очень стеснительные, не считая конечно не которых эксцентричных чудиков.

Я объясняла это всё – мужчины делали вид, что они мне верят, но я чувствовала – не верят. Это очень обидно, потому что даже сейчас, когда мне уже тридцать лет, если пересчитать всех мужчин, с которыми я занималась сексом, то и дюжины не наберётся (наверное, это раз в десять меньше, чем у любой другой современной женщины!), а ко мне приклеивали насмешливо-презрительный ярлык – гейша.

Свидания так же входили в мои обязанности. Не важно, во сколько я встречалась с гостем и что делала с ним, к двадцати тридцати мы должны были вместе прийти в клуб, тогда уходя, он платил немного больше, чем обычно, а я получала три тысячи йен, вместо тысячи, если гость просто приходил в клуб и просил, чтобы за его стол посадили именно меня. Если гостю было всё равно, кто с ним сидит, меня могли посадить за его столик на полчаса и никаких дополнительных денег за это не платили, но если мужчина пришёл специально ко мне, то приходилось сидеть с ним до тех пор, пока он не уйдёт или до тех пор, пока ко мне не придёт ещё один гость, тогда приходилось сидеть с ними по очереди – полчаса с одним, полчаса с другим. Иногда приходило сразу полдюжины поклонников одновременно (как, сговорившись!) сидели, посматривая друг на друга, как бы равнодушно, но на самом деле цепко – пытались определить, кто чего стоит, и в каких я с каждым из них отношениях… Я очень веселилась в такие дни!

Говорили в основном о какой-нибудь ерунде – напивались, флиртовали и шутили. Иногда, не шутя, выясняли отношения. Не сложно найти тему для беседы, если сидишь за столиком с мужчиной всего полчаса, а если он приходит к открытию клуба в 20.00, а уходит, когда клуб закрывается в три часа ночи? А были и такие сумасшедшие!

На свиданиях обычно мужчины показывали местные достопримечательности – Диснейленд там или императорский дворец, или приглашали в ресторан, или в магазин… Иногда в ювелирный приводили и говорили – выбирай, что хочешь! И почти никогда не требовали секса, хотя понятно, что надеялись, но не говорили об этом прямо. Если через какое-то время мужчина понимал, что ты не собираешься с ним спать, претензий не предъявлял и подарков назад не требовал, просто переключался на какую-нибудь другую девочку – вдруг с ней повезёт?

Если у меня за неделю было три свидания, я получала премию – 5000 йен, четыре свидания – 10000, пять – 15000, шесть – 20000 и семь – 25000 йен. Благодаря старой сволочи, который в Японии был “Немцем” (почти всем постоянным гостям придумывались прозвища), у меня было свидание каждый день, но и без него тоже, правда, только во время первых поездок…

Ещё можно было подзаработать на спиртных напитках и фруктах – тысяча йен за бутылку, чего-нибудь не дешёвого или столько же за вазу с фруктами, если удавалось гостя на это раскрутить (как правило – удавалось). Почти все девчонки предпочитали фрукты – здоровье берегли, хотя любительниц выпить, тоже хватало. Мне это всегда казалось очень забавным – получать деньги за то, что ешь и пьёшь!

Ещё, раз в месяц самым популярным девушкам клуба выдавались премии – это очень подстёгивало самолюбие, и многие стремились к популярности не столько ради денег, сколько ради того, чтобы утереть нос конкуренткам и почувствовать себя самой-самой. Мне это удавалось не раз – во время второй поездки, я была самой популярной девушкой клуба в течение всех шести месяцев (столько обычно длится одна поездка).

А зарплата у русских гейш всего 80000 йен в месяц (это что-то около семисот долларов) плюс одна тысяча в день на питание, но благодаря премиям, чаевым (многие гости давали на чай, при чём если уж давали то, как правило, не меньше 10000 йен) и подаркам (один раз из поездки я вернулась домой сразу с тремя норковыми шубами) удавалось заработать намного больше.

Конечно, почти все девчонки рано или поздно заводили себе японского любовника – кто-то из расчёта, чтобы продолжать получать подарки, но большинство влюблялось в своих не молодых, не слишком привлекательных, низкорослых и, как правило, женатых любовников, при чём гораздо сильнее, чем те в них. Из-за них и возвращались в Японию снова и снова, хотя никто никого никогда не ждал. Уже через день после прощальной вечеринки, освободившийся гость приходил в клуб, и начинал ухаживать за новенькой девушкой…

5

Я вижу его из далека – он сидит, забравшись с ногами на скамейку. В руках у него букет роз – ещё не раскрывшиеся красные бутоны. Несколько лет назад я загадала, что выйду замуж за первого мужчину, который догадается подарить мне розы не бордового цвета – он первый… Я подхожу к нему, улыбаясь, а он встаёт и молча протягивает мне цветы – я беру их из его рук.

– Какие красивые! Спасибо. Но ведь ты же знаешь, что я не смогу их забрать?

– Ты можешь сказать, что купила цветы себе сама…

– Это покажется подозрительным… А кстати, по какому поводу такой подарок?

– Разве нужен повод, чтобы подарить розы любимой девушке?

– Так, минуточку! Ты ничего вчера ночью не натворил? – спрашиваю я, нахмурившись и изображая подозрение, – Всем известно, что мужчины дарят женщинам подарки без повода только тогда, когда у них совесть не чиста!

– Ты права – совесть у меня не совсем чиста. Я соврал тебе сегодня утром, – отвечает он, изображая раскаивающегося грешника, – я не пошёл вчера в клуб с друзьями… – тут он делает драматическую паузу, а я на всякий случай начинаю нервничать, – Вместо этого, я всю ночь вылизывал…

– Что?! – кричу я, почти с не притворным возмущением. Он не выдерживает, и смеётся над двусмысленностью, которую я придала его словам своим вопросом.

– Вылизывал квартиру, которую снял накануне, потому что надеялся, пригласить тебя туда сегодня, но боюсь, она всё равно выглядит довольно убого… – говорит он, ещё улыбаясь, но уже серьёзно.

Я задумываюсь, что мне сделать вначале – поцеловать его, а потом сказать, что мне не терпится побывать в его новой квартире, какой бы она не была, или сначала сказать, что мне не терпится побывать в его новой квартире, а потом поцеловать?

Я выбираю второй вариант, потому что знаю, что после того, как я его поцелую, в течение нескольких минут мне не захочется ни о чём говорить, только стоять, прижавшись к нему, вдыхая запах его кожи, и думая о том, что всё-таки есть на свете счастье, и как это глупо и странно, что оно зависит от какого-то мальчишки…

– Это немного далековато от сюда, – говорит он, когда я наконец-то отрываюсь от него, – минут сорок на автобусе, но на такси, я думаю, быстрее доедем…

– Постой, поедем на автобусе – я не хочу, чтобы ты из-за меня разорился!

– А я не хочу, чтобы ты считала мои деньги и жалела меня, – отвечает он с внезапно похолодевшим лицом.

Гордец, чёрт побери! Я извиняюсь, он забирает у меня пакет и мы, держась за руки, идём к стоянке такси.

– Просто в автобусе мы могли бы ехать стоя и прижимаясь, друг к другу… – говорю я, чтобы разрядить напряжение, возникшее после моей бестактности. Он бросает на меня взгляд – искоса через плечо и усмехается. Красавец!

Мы садимся в такси, он говорит водителю адрес и обнимает меня одной рукой, я целую его в щёку, он улыбается. Почти всю дорогу мы едем молча – только иногда целуемся, но скорее нежно, чем страстно – стесняемся водителя.

“Интересно, волнуется ли мой мальчик?” – думаю я и глажу его спину под футболкой, украдкой наблюдая за ним. Он чувствует, что я смотрю на него, но делает вид, что не замечает этого, глядит в окно – спокойный и хладнокровный, иногда очень обаятельно морщит лоб, как бы о чём-то задумавшись, а на самом деле потому, что знает, что ему это очень идёт…

Он ещё ни разу не занимался сексом. Я не поверила, когда он мне сказал об этом – красивый двадцати летний парень и девственник, разве такое возможно в наше время? Но он не шутил, я это почувствовала. Он признался мне в этом через неделю, после нашей первой встречи – спокойно и просто, не стесняясь. Объяснил это тем, что все немки – крокодилицы и он их не хочет.

– Обычно, парням свойственно преувеличивать свой сексуальный опыт… Наверное, ты очень уверен в себе, – сказала я ему тогда.

– Да – это мой единственный недостаток, – ответил он, улыбнувшись, и добавил, – Просто я не хочу тебе врать.

Мы выходим из такси – вокруг восточный Берлин, с его панельными многоэтажками, которые можно увидеть в любом городе, уже не существующего союза. Не могу сказать, что меня радует это зрелище – скорее наоборот, расстраивает, но я стараюсь это скрыть.

– Как на исторической родине, правда? – говорит он, усмехаясь.

– Да, я сейчас расплачусь от ностальгии! – и чтобы поскорее сменить тему, спрашиваю, – Надеюсь, ты догадался купить бутылку шампанского?

Он останавливается:

– Ты же говорила мне, что терпеть не можешь шампанское, потому что в Японии тебе постоянно приходилось его пить.

– Ах, да – точно…

– Я купил мартини.

– Умничка!

За мартини, почему-то ничего не платили – только за шампанское, от которого у меня пучило живот, и появлялась отрыжка – тысячу йен.

Мы заходим в подъезд, он открывает дверь квартиры на первом этаже и пропускает меня вперёд. Заходя в прихожую, я чувствую, что начинаю нервничать, и злюсь на себя – какого чёрта, ведь это у него будет в первый раз, а не у меня!

Однокомнатная квартирка – не уютная, но я на уют и не рассчитывала. Мы оба сразу засуетились и, избегая, глядеть друг на друга, занялись делом – каждый своим: я ищу, во что бы поставить цветы, он открывает бутылку мартини.

Ох уж это вечное смущение двух людей, которые пришли в отель или в квартиру, чтобы впервые заняться друг с другом сексом! Конечно лучше, когда это происходит неожиданно и спонтанно, но обстоятельства реальной жизни не часто предоставляют такую возможность. Если бы сейчас была ночь, и мы оба были бы пьяны, было б проще – мы вцепились бы друг в друга, изображая или на самом деле испытывая бешеную страсть, повалились бы на пол или в кровать, срывая одежды…

Но сейчас день, мы оба трезвы и нам обоим неловко.

Когда цветы водружены в дешёвую вазочку, а мартини налито в бокалы, я говорю тост:

– За твою первую квартиру!

А про себя думаю: ”И за твою первую женщину…” Наши глаза встречаются, и я понимаю, что он подумал о том же.

Когда я держу бокал в руках, мои руки дрожат – его нет. Мы оба это замечаем, и я улавливаю в его глазах что-то… Может быть чувство превосходства? Мои руки! Я научилась, держать лицо, и владеть голосом, но мои руки всегда выдают меня…

Мы делаем всего один глоток – я ощущаю сладкий вкус мартини, потом он ставит свой бокал на стол, берёт мой из моих дрожащих рук, отпивает из него, улыбаясь: ”Я хочу знать твои мысли…” И притягивает меня к себе…

С того момента, как он признался, что ещё девственник, я всё время играла роль опытной женщины, соблазняющей мальчика, но сейчас что-то изменилось – мы, будто поменялись ролями. Я растерялась – стою, как дура и смотрю на его плечи под чёрной футболкой. Резким движением, он снимает её с себя, я вижу, какое красивое у него тело – мышцы накаченные, но ещё слишком худенький… Я смотрю в его тёмно-карие глаза, и он целует меня в губы, сразу же, как только наши глаза встречаются.

6

Моим первым любовником был японец. Чистенький, скромненький, в сшитом на заказ костюмчике – сейчас он не смог бы произвести на меня впечатление, но тогда… Что видела, восемнадцати летняя девчонка из провинциального городка? Прыщавых одноклассников, отчима в спортивном трико, бритоголовых братков, от которых приходилось, уносить ноги с дискотеки…

Он ухаживал за мной в течение трёх месяцев – возил в Диснейленд и в Киото, водил в очень дорогие рестораны. Я целовалась с ним, но и только. А потом в Японию приехала его бывшая любовница, и я наконец-то дала ему то, чего он хотел, лишь бы он не пошёл за этим к ней. Дело было в отеле “Твенти ван” (позднее я побывала там со всеми своими японскими любовниками, и во всех лав – отелях на Кинсичё тоже, хотя в четыре утра туда ни попасть).

Лав – отель – гениальное изобретение японцев! Удивительно, что оно ещё не распространилось по всему миру! Это не большие отели с номерами без окон, в которых можно в любое время, анонимно снять комнату с большой кроватью, ванной, телевизором с бесплатным порно каналом и прочими удобствами.

А в тот первый раз, я лежала на маленькой кровати в обычном отеле под своим, истекающем потом любовником, зажмурив глаза (потому что боялась, что капли его пота туда попадут), и ничего не чувствовала, кроме удивления – в кино это всё выглядит как-то по-другому. Когда он слез с меня, то в первую очередь посмотрел на полотенце, которое предусмотрительно подложил мне под зад – крови не было. Он ничего не сказал мне об этом – ни тогда, ни потом, я тоже промолчала. Просто не знала, что сказать – до встречи с ним, я даже ни разу ни с кем не целовалась, но крови почему-то не было.

Позднее я рассказала об этом матери, и она призналась мне, что у неё была та же проблема. Вот почему мой папаша спустя тринадцать лет после их развода просил мать честно сказать ему “теперь, когда это уже не имеет значения”, был он у неё первым или нет? Я, случайно подслушав их разговор, подумала тогда: ”Он, что – совсем дурак, не знает, как определить девственница ли девушка, с которой переспал? Даже я это знаю!” А оказывается, вот как бывает… Лет триста назад в какой-нибудь мусульманской стране с нас бы за такое недоразумение, после первой брачной ночи кожу живьём содрали! (Я читала об этом в какой-то книжке.)

Как всё-таки не справедливо устроен этот мир по отношению к женщине! И клитор у нас совсем не там, куда мужики всовывают свой член, поэтому после секса, в большинстве случаев, испытываешь только чувство досады за напрасно потраченное время…

В восемнадцать лет я была такой наивной, что страшно вспомнить! Думала, что раз я переспала с этим мужчиной, то теперь он и будет моим единственным на всю жизнь. А у него оказался живот, как у беременной женщины, который скрывали, его сшитые на заказ костюмчики! Позднее, я множество раз замечала, что внешность редко бывает обманчивой и внешнее уродство часто отражает уродство внутреннее.

Любовник заразил меня трихомонозом, и обвинил в том, что это не он, а я его заразила. “Думаешь, я верю, что ты спала только со мной? Что все эти подарки тебе дарили просто так?” Я вспомнила, какими глазами он смотрел на новые серёжки и колечки, которые у меня появлялись, и поняла, что в этот момент он думал о том, что я переспала с кем-то за этот подарок, но ничего не говорил, и продолжал встречаться со мной, как ни в чём не бывало…

Ему тоже пришлось, делать мне подарки.

“Разве это справедливо, что мужики, которым ты ничего не позволяешь, одевают и обувают тебя? А этот хрен, который имеет тебя, когда у него есть на это свободное время – ещё ни разу ничего тебе не подарил, хотя, он гораздо богаче большинства твоих гостей? – спросила меня одна девчонка, с которой я работала в клубе, – Не будь дурой – раскручивай его! Если бы он был порядочным мужиком, а не хитрожопым гадом, то сам бы давно предложил тебе шопинг, или он не знает, как мало нам платят?”

С тех пор, я каждую неделю водила его в магазин – в восторге от этого он не был, но и отказываться оплачивать мои покупки, тоже не решался.

Только один раз, во время предпоследней поездки у меня был любовник, которого я жалела и не раскручивала – он бросил меня через полтора месяца. Это стало хорошим уроком для меня. Во время последней в своей жизни саёнара-пати (прощальной вечеринки), когда мне дали микрофон, чтобы я сказала последнее спасибо гостям – я его сказала, а потом добавила по-русски, обращаясь к девчонкам: ”Возьмите с них всё, что сможете, и никогда никого не жалейте”.

7

– Что ты нашла во мне? Почему я тебе понравился?

– Ты молод, красив и не испорчен.

– Короче, во мне нет ничего особенного!

– Может быть для кого-то, но не для меня…

Солнечный свет проникает сквозь задвинутые шторы. Мы сидим в кресле и целуемся, никуда не торопясь.

– Я хочу сам раздеть тебя.

– Хорошо…

Я давно заметила в нём стремление доминировать, и мне это нравится, хотя мне и самой это свойственно, но почему-то я никогда не влюблялась в мужчин, которые позволяли управлять собой…

Я улыбаюсь, а он в это время с серьёзным видом стягивает с меня футболку, снимает бюстгальтер – на несколько секунд останавливается, разглядывая мои груди, берёт их в руки, я слегка приподнимаюсь, чтобы он смог, схватить мой сосок губами. Когда он слегка кусает его, я вдруг чувствую такое сильное возбуждение, что мне становится больно. Я пытаюсь расстегнуть свои джинсы, но он замечает это и останавливает меня – расстегивает их сам, и начинает, не спеша, стягивать с бёдер, но когда я остаюсь в одних трусиках, замирает, не зная на что решиться дальше…

Я даю ему поцеловать ту грудь, которая ещё осталась не поцелованной, а потом не выдерживаю, толкаю его вглубь кресла, встаю на колени, и расстёгиваю ремень на его брюках. Он сидит, держась руками за подлокотники кресла, и не останавливает меня, тогда я снимаю с себя, оставшееся бельё, и залезаю на него – я успеваю сделать всего несколько движений, и кончаю, вскрикнув и очень удивившись. Открыв глаза, я вижу, что он смотрит на меня и улыбается, я улыбаюсь ему в ответ.

– Странно, я кончил, но удовлетворения не испытываю – всё равно хочу тебя, – он продолжает удерживать меня за бёдра. – Давай останемся так?

– Давай… – я обнимаю его, и закрываю глаза.

Через несколько минут я чувствую, как он снова становится твёрдым внутри меня, тогда я несколько раз нежно кусаю его за шею, а он тянется губами к моим губам…

– Какой же ты всё-таки красивый!

Он лежит на спине и курит, а я, оперев голову на согнутую в локте руку, гляжу сверху на его лицо.

– Не говори глупостей – я совсем не красавец.

– Я обожаю твой рот – особенно нижнюю губу, и твой нос. Он такой, какой должен быть у мужчины – не маленький, но и не длинный.

– Он с горбинкой.

– Это почти не заметно… И ещё мне нравится, что ты такой тёмненький!

– Любишь тёмненьких?

– Да. Но не арабов – они женщин за людей не считают, и не азиатов – они не сексуальные какие-то…

– Ты же спала с японцами?

– Ну и что – это не значит, что они мне нравились.

– Ты спала с ними из расчёта?

– Нет – я влюблялась, но и расчёт тоже был. Не хочу о них вспоминать! Тем более, сейчас…

Мы уже успели выпить несколько рюмок мартини, и ещё раз заняться любовью – на этот раз в классической позе…

Поцеловав его в щёку, я смотрю на часы.

– Мне пора.

– Подожди, ещё только три…

– Старая сволочь начнёт психовать, я и так провожу с ним слишком мало времени.

– Нам нужно поговорить.

– Уже? – я смеюсь. – Мы завтра снова встретимся – ведь встретимся? Тогда и поговорим.

– Тогда мы снова бросимся в кровать, прозанимаемся любовью часа полтора, а потом ты опять убежишь к своему старикашке! Меня не устраивают такие отношения.

– Странно, я думала мужчин, только такие отношения и устраивают…

Мы сидим голые напротив друг друга, прикрываясь одной простынёй, он молча смотрит на меня, и я во второй раз за сегодняшний день чувствую, что опять сказала что-то, чего говорить не следовало.

– Не нужно сравнивать меня с теми мужчинами, которых ты знала до меня. Тем более с теми, с которыми ты познакомилась в Японии.

– Русские были не лучше!

– Неужели, глядя на меня, ты не можешь видеть только меня, а не всех этих мужчин?

Я вдруг с ужасом понимаю, что не могу, и теряюсь, не зная, что сказать, но к счастью, он и не ждёт ответа – вопрос риторический.

– Вчера я впервые спал в чужой квартире, один, зная, что за стеной нет родителей – мне было очень одиноко…

– Ты мог позвонить мне.

– Мне ни хотелось ни кому звонить – я чувствовал, что это не поможет. И я знаю, что сегодня ночью мне снова будет так же одиноко.

– Это потому что, ты впервые живёшь не с родителями – все начинающие жить самостоятельно, поначалу так себя чувствуют. Потом привыкнешь.

– Но я не хочу, привыкать к одиночеству. Я снял эту квартиру, чтобы жить здесь с тобой.

– Я думала, ты снял эту квартиру, чтобы было где, заниматься сексом со мной.

– Вот как? Значит, ты думаешь, что всё, что мне нужно от тебя – это только время от времени заниматься сексом? Ты будешь приезжать ко мне несколько раз в неделю на часок – другой, а потом уезжать, оставляя одного. Одного спать, одного гулять, одного ходить в клубы и в кино, рано или поздно мне это надоест и у меня появится другая… Это то, чего ты хочешь?

– Мы не объяснялись друг другу в любви.

– По-моему, есть вещи, которые очевидны без слов, но если тебе необходимы такие условности то, пожалуйста – я люблю тебя, – он говорит это спокойно и просто, без надрыва.

– Откуда ты можешь это знать? Я много раз говорила эти слова разным мужчинам, и в большинстве случаев мне казалось, что я говорю правду, а сейчас мне и вспоминать об этих людях не хочется, даже не интересно – живы они до сих пор или нет.

– Я не верю сейчас, что ты когда-нибудь станешь чужой мне…

– Это одна из иллюзий влюблённости – абсолютно чужой человек начинает казаться самым родным и близким, но это пройдёт – чувства не вечны, я поняла это, после третьей любви в кавычках.

– Вот видишь, ты говоришь – в кавычках, значит, понимаешь, что твои чувства не были настоящими.

– А как узнать, когда они настоящие?

– Не знаю… Может быть со временем?

– Ага! Все люди так и живут – от одного романа к другому. Каждый раз, надеясь, что вот наконец-то они встретили свою половинку, но с каждым днём, с каждым годом чувства ослабевают то, что раньше умиляло, начинает раздражать… Мы так устроены – наши жизни слишком длинные для одной любви.

– Кажется, я уже слышал эту цитату…

Это замечание разозлило меня:

– Я не могу себе этого позволить! – говорю я резко.

– Не можешь позволить себе любить и надеяться?

Я чувствую, что дрожу. Мне хочется одеться, но вместо этого я прошу его, дать мне тёплое одеяло. Он встаёт с кровати, чтобы достать его из шкафа, а я специально смотрю на него – голые мужчины так смешны и нелепы, но не он – он прекрасен.

Меня охватывает уныние. Я ложусь на бок, и подтягиваю колени к груди. Он накрывает меня одеялом и ложится рядом, обняв. Я ощущаю почти физически, как он делится со мной своей силой и теплотой, передавая их через свою кожу… “Наверное, я энергетический вампир…” – думаю я, улыбаясь.

– Чего ты боишься? – спрашивает он.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я.

– Я уже сказал тебе – я хочу быть с тобой.

– Ты хочешь жениться на мне? – Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза.

Он растерялся – не столько из-за моего вопроса, сколько из-за яда, которым был пропитан мой голос, когда я его задавала.

Я встаю и начинаю одеваться, он сидит на кровати.

– Подожди…

– Ты готов, взять на содержание тридцатилетнюю женщину, у которой нет никакой профессии? Твоей зарплаты хватит, чтобы прокормить нас обоих? А если я залечу, что тогда – уговоришь меня сделать аборт или уговоришь родить? А если я рожу, сможешь нас всех прокормить? А если родятся двойняшки или тройняшки, что тогда?

– Кстати, мы не предохранялись, – замечает он, натягивая брюки. Его красивое лицо становится холодным и злым.

– Не волнуйся – у меня месячные, только два дня назад закончились. Теоретически – я не могу залететь.

Он усмехается. Я, уже одетая, сажусь в кресло напротив него.

– Я понимаю тебя, – говорит он, – оставить особняк и мужа миллионера, переехать сюда в эту жалкую квартирку… Я слишком размечтался!

– Дело не в этом… – выражение его лица пугает меня, поэтому я стараюсь говорить ласково и примирительно, – Посмотри на меня – неужели ты не видишь? Я старше тебя на десять лет, но я инфантильна и избалована. Что ты будешь делать со мной? Я даже готовить не умею! А ещё, я боюсь – просто боюсь, что ты разлюбишь меня, что однажды тебе самому надоест эта жалкая квартира и ты захочешь вернуться домой к маме и к папе… А с чем останусь я?

– По-твоему, я тоже инфантильный?

– Я не знаю…

– Ты не уверена во мне?

– Да. Я всё-таки слишком не долго с тобой знакома… И я не уверена, что могу судить о тебе объективно, потому что я кажется, тоже в тебя влюблена…

– Кажется? – спрашивает он, чуть удивлённый.

– Ты ещё слишком молод – ты и сам себя ещё не знаешь! Тебе рано брать на себя такую ответственность. Ты же это понимаешь?

– Я знаю, что в наше время не модно жениться, когда тебе двадцать… Но буду ли я любить кого-нибудь так же сильно, как тебя сейчас, когда мне будет тридцать? И если нет, то какой смысл тогда жениться?

– Но будешь ли ты, когда тебе будет тридцать, а мне сорок, всё ещё любить меня так же, как сейчас?

– Но будешь ли ты, когда тебе будет сорок, всё так же жить со своим старикашкой – без секса, без любви, без детей? Жизнь обеспеченная, но пустая – это то, чего ты хочешь?

– Я надеюсь, что может быть, он скоро умрёт – через год, через два, через три…

– Он чем-то болен?

– Нет, но ведь он уже стар.

– Я видел вас неделю назад.

– Что?!

– Я следил за тобой – утром, во время прогулки. Мне хотелось посмотреть на него, попытаться понять, что он за человек – такой ли, как ты его описываешь или нет. А ещё, я надеялся что, наблюдая за вами, смогу почувствовать – правда ли, что ты не спишь с ним…

– Ну и как, почувствовал?

– Да – ты не солгала мне. И его ты описала довольно точно – он ничтожество. Но он из тех, кто не отдаёт отчёта в собственной ничтожности – он не думает об этом, не рефлексирует и очень цепко держится за жизнь. – Костя закуривает сигарету и продолжает. – Вместе со своей собакой он выглядел таким энергичным и довольным! А ты… Я был шокирован – ты была так не похожа на себя. Ты выглядела так, будто тебе всё равно кто ты, где и зачем. Ты вся была погружена в свои мысли, лицо отсутствующее, а когда он вынуждал тебя, что-то отвечать ему, оно становилось раздосадованным и злым. А ему было всё равно – он будто и не замечал этого! Ты счастлива?

– Зачем спрашиваешь? Ответ очевиден. Но я вообще в счастье не очень то верю…

– Ты планируешь убить его?

– Нет, что ты! Я не настолько умна, чтобы убить его без последствий для себя. К тому же, я хоть и не очень верующая, но всё же боюсь попасть в ад.

– Замечательно! – говорит он скептически. – Почему ты вообще вышла за него?

– Я уже рассказывала тебе – у меня не было причин для отказа. С Японией пришло время завязать, а других мужчин, жаждущих на мне жениться, на горизонте не было.

– Ты хочешь родить ребёнка?

– Одно время хотела, так сильно, что даже рекламу подгузников по телевизору смотреть не могла – у меня истерика начиналась… Но мужики от меня в это время бегали, как чёрт от ладана – будто чуяли что-то, сукины сыны! Поэтому залететь ни от кого не довелось. А потом это прошло… И сейчас я уже не уверена, что мне нужен ребёнок. Зачем? Быть свободной, заботиться только о себе намного легче, легче и лучше.

– Всё-таки не случайно твои коллеги по работе тебя эгоисткой обзывали…

– Все люди эгоисты!

– Не все. Ты будешь удивлена, но большинство людей живут не только для самих себя и в этом их счастье. Они верят и в дружбу, и в любовь, и в то, что нужно работать даже тогда, когда у тебя есть деньги, потому что работают они не только ради денег.

– Ради того, чтобы помочь ближнему? – спрашиваю я, ехидничая.

– Ради того, чтобы реализовать себя, чтобы чувствовать себя личностью – человеком, который не зря живёт на свете.

– Женщины веками жили, не работая, и прекрасно себя чувствовали!

– Ты не можешь знать, как эти женщины себя чувствовали.

– Знаю, потому что я, не работающая женщина и, тем не менее, чувствую себя личностью!

– Если ты чувствуешь себя личностью, то почему не веришь, что кто-то может любить тебя всю жизнь?