Продержались. В приемнике нас уже ждала целая врачебная бригада. В здоровенном мужике в зеленой стандартной робе не сразу узнала Михаила Ильича. Подошла почему-то прямо к нему, сунула сопроводительный лист. Но тот даже не взглянул на изрядно измявшуюся бумажку, которую я заполнила. Потому что главное он уже знал. Мы сами еще в дороге передали данные, так что…
– Какого хрена? Ты куда влезла, а? Умная сильно выискалась? Спасительница рода человеческого?! Да ты чем вообще думала, дура? А если она у меня сейчас на столе помрет, кто отвечать будет?! А ты, Стас, куда смотрел?!
Его губы, казалось, даже не шевелились. Он не говорил – цедил. Слово за словом. Одно обидней другого. Но почему-то обидно не было. И только ярость, которую Михаил Ильич даже и не пытался скрыть, заполоняла каждый сантиметр небольшой комнатки и просачивалась в оконные щели. Как-то неожиданно для себя, но в то же время, наверное, неизбежно я оказалась в центре внимания всех присутствующих в комнате.
– Я… Вы потом на меня валите, Михаил Ильич.
Тот сплюнул в сторону. Провел плечом по щеке, будто что-то стряхивая, и все тем же морозным голосом коротко бросил:
– Так, давайте в операционную. С этим… этой… потом будем разбираться.
Не прошло и пары секунд, как санитары вывезли громыхающую каталку в коридор.
Дежурившая медсестра смерила меня осуждающим взглядом. Но, слава богу, никак не стала комментировать происходящее.
– Слушай, Стас… А ты не видел – при ней была сумка? Или что… Опись нужно сделать, – опомнилась я, с силой растерев лицо.
– Сиди уж! Я сам. Господи, ну и денек… Опять выбились, к чертям, из графика. Не видать мне в этом месяце премии, как своих ушей. А может, еще и штраф выпишут. Из-за тебя, Арина Германовна.
– Прости…
Так глупо просить прощения за то, что подарил кому-то шанс выжить.
– Да что уж? Сгорел сарай – гори и хата. – Изотов сверился с часами, – начальства уже на работе, поди, и нет. Так что порка откладывается до завтра. Как говорят, дышите…
– Перед смертью не надышишься, – шепнула я.
– Ага. Это точно. Ну, я вроде все. Распишись… Пойдем?
В машину забрались молча. Я отвернулась к окну. Обхватила себя руками чуть повыше локтей. Вся грязная. В кровищи… Вздохнула. Стас мог говорить все, что угодно, но я-то знала, как по его кошельку ударит штраф. Вряд ли бы он пахал на две ставки, если бы ему не нужны были эти деньги. И от того, что невольно его подставила, мне было еще паскуднее.
– Я тебе все возмещу.
– Что? – моргнул, засыпая.
– Говорю, я тебе возмещу, ну… штраф.
– Сиди уж! Тебе деньги, может, больше моего понадобятся. Если уволят.
Да уж… Та еще перспективка. Я тоскливо вздохнула и перевела взгляд на заснеженный, сплошь в огнях, город. А перед глазами все равно стоял Михаил Ильич. Его лицо с тяжелым, выдающим крутой нрав подбородком. И глаза, из которых разве что только искры не сыпались. И это его «дура»… Оно ведь и не обидно даже. В чужих глазах дурой я и была. Кто ж спорит?
– Ты помолись, что ли, чтобы девчонка выжила. Если шанс есть, Орлов его не упустит. Тут даже не сомневайся.
– Орлов? – моргнула.
– Ну, да. Михаил Ильич. Вот уж у кого руки откуда надо растут. Впрочем, и ты не лыком шита, да, Ариша? Где только научилась так лихо – трах-бах! – Стас не смог скрыть своего интереса и развернулся ко мне всем корпусом.
– В Африке, – честно призналась я.
– В Африке? Ты шутишь, что ли?
– Почему шучу? Я там семь лет провела. Чего только ни видела… и ни делала.
Вот уж истинная правда. Делала такое, что о многом бы предпочла забыть…
– Ничего себе! – восхитился Стас. – И как ты там очутилась?
– Замуж вышла.
– За африканца?!
В зеркале заднего вида наши взгляды с водителем встретились. Казалось, его тоже не на шутку заинтриговал мой рассказ.
– Почему сразу за африканца? За нашего. Просто он много лет работал в Африке в составе миссии Красного креста.
– Так ты за ним поехала?
– Поехала.
– Ничего себе! – повторил Стас. – А потом что? Развелась?
Нет, ну, какая же все-таки непосредственность! Другой бы постеснялся вот так в лоб спрашивать. Но на скорой… Как бы это сказать? Люди столько времени проводили вместе, что привыкли делиться друг с другом всем на свете.
– Нет. Я – вдова.
– Извини, – Стас по-настоящему смутился. – Ты поэтому вернулась?
– Что? А… Нет. Саша умер еще два года назад. Я продолжала работать. Но потом в стране случился военный переворот, и пришлось улепетывать – только пятки сверкали.
– У них там эти военные перевороты в порядке вещей, – подал голос водитель. – И чего им не живется спокойно?
Хороший вопрос. На который у меня не было ответа.
– От чего он умер?
– Кто? – тупила я.
– Твой муж.
– Инфаркт. Все произошло мгновенно.
– Сколько ж ему было лет?
К счастью, мне не пришлось отвечать – мы приехали. Не хотела бы я видеть, как Стас начинает подсчитывать в уме нашу с мужем разницу в возрасте. В свое время мне это здорово надоело. Да, Саша был значительно старше. Но… господи, все, кто его знал, понимали прекрасно, что я в нем нашла. Думаю даже, гораздо больше их волновало другое. Что он нашел во мне? Саша был непостижимым единичным человеком. Который знал об этой жизни, кажется, все. Я столькому у него научилась! Но вряд ли успела постичь хоть сотую долю его вселенной.
До конца смены было еще пахать и пахать. Но вызовов пока не оказалось, и, пользуясь таким редким случаем, мы решили перекусить. Впрочем, зря я это затеяла. Кусок в горло не лез. А вот дурные мысли в голову – это пожалуйста.
– Ну, что ты сидишь? Возьми – позвони. Узнай, что да как, – вздохнул Стас, активно работая челюстями.
– Думаешь?
– Да, конечно! Вон в том журнале номер посмотри…
В горле моментально пересохло. А что, если та девушка умерла? Ну, ведь и впрямь под суд отправят. Это не Африка, где можно все, что угодно, делать – потому что никто не спросит. Только ты. Сама с себя.
Господи… С другой стороны, а какой у меня был выход?
– Добрый день. Я по поводу пострадавшей в аварии звоню узнать. Что? Нет. Я – фельдшер. Ах, еще не закончилась операция… – бросила взгляд на часы, – ну, да. Это и понятно.
Прошло ведь всего ничего. А там работы Орлову… мама дорогая.
Доработала в каком-то тумане. Незаметно мерзкой дрожью на теле подкрался отходняк. Стас сразу понял, что к чему, и, спасибо, подстраховал. Уже в раздевалке небрежно бросил:
– Хотел тебя куда-нибудь пригласить, но, смотрю, тебе не до этого.
Я даже растерялась. Пригласить – это вроде как на свидание? Вот это новости. Впрочем, чему удивляться – на скорой только и разговоров о его похождениях. Они даже до меня дошли, разговоры эти, хотя я мало интересуюсь сплетнями.
– Ты прав.
– Ну, давай хоть домой подвезу.
– Да я еще не домой.
– А куда? – сощурился Стас.
– Загляну в травму.
– Спятила? Тебе сейчас лучше не попадаться на глаза Орлову. Глядишь, если все хорошо, он чуток успокоится и не станет поднимать бурю в стакане. Михаил Ильич – вот такой мужик. – И снова выпяченный вверх палец. – Слушай, а хочешь, я его за тебя попрошу? Мы вроде неплохо общаемся.
– Нет! Не надо… Сама заварила эту кашу – сама и расхлебывать буду.
– Ты что, из этих…
– Феминисток?
– Ага.
– Да как-то за собой не замечала. Просто не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал. Тебе и так прилетит. Ты извини меня, – повторила в который раз. Стас лишь отмахнулся.
По дороге в отделение позвонила своим предупредить, что задержусь. Не то волноваться бы стали. А уж потом с чистой совестью устроилась у входа в оперблок на стульчиках, подложила под голову сложенную в несколько раз куртку и закрыла глаза. Не хотела смотреть на встревоженную пару в сторонке. Наверное, это были родители девушки. Уснула. Открыла глаза, лишь когда лязгнула дверь. Навстречу вышедшему Орлову уже бежали родители. Тот что-то тихо им сказал. Женщина расплакалась. Мужчина бережно ее обнял. Михаил Ильич отвел взгляд и тут-то как раз меня и увидел.
– Извините, я на минутку, – сказал он и пошел прямиком ко мне. Из двери высыпали остальные.
– Ты что здесь забыла?
– Сижу вот… – развела руками.
– Пойдем! – рявкнул Орлов. Ну, как рявкнул? Я-то понимала, что это он пока еще сдерживается, и что настоящий взрыв произойдет там, за дверями, на которые он мне указал резким кивком головы. Сочувствующие взгляды проходящих мимо коллег лишь подтверждали мои догадки.
Я встала. С трудом распрямила плечи. Казалось, на них лежала вся тяжесть мира. Но в том-то и дело, что так только казалось. Орлов шагнул в кабинет первым. Я – следом. В комнате гулял сквозняк, дверь захлопнулась за нами с грохотом. Я вздрогнула. Михаил Ильич не пошевелился. Так и замер посреди кабинета, сунув обе руки в карманы робы.
– Она пока жива. Тебе же это интересно?
– Ну… да… Наверное.
– Наверное, – перекривлял меня. Обернулся. Он постригся. Оказывается. Под шапочкой я не заметила, а вот сейчас почему-то бросилось в глаза. Как и то, что он гораздо младше, чем я подумала. Наверное, даже сорока нет. Только выглядит плохо. Потому что у станка сутками напролет. Фанатик своего дела. Я таких знаю. Видела… Я, может, и сама в какой-то мере такая.
– Где ты этому научилась только?
– В Африке, – во второй раз за день призналась я. – Там то на минах подрываются, то что-то еще… – почему-то не договорила. Сбил с толку огонек интереса, мелькнувший в его глазах, но погасший так быстро, что я не стала бы утверждать, будто он мне не почудился.
– В Африке, выходит…
Пожала плечами.
– Еще раз такое отмочишь – вырву руки. Самолично. Поняла?
Опустила голову. Кивнула. Отчитывал он меня, конечно, как девочку, но что уж теперь. Сама виновата.
– Если выкарабкается – топить тебя не стану. А если нет – на себя не возьму. Это ясно?
– Конечно.
Может, мне стоило его поблагодарить? Кто знает. Почему-то не смогла. Я до сих пор не считала, что поступила неправильно. И если бы время повернулось вспять, я бы повторила этот день с точностью до секунды.
– Ладно… Иди уже. Но это первое и последнее китайское предупреждение.
– До свидания.
– До свидания. Зовут-то тебя как, чудо африканское?
Шовинистический динозавр!
– Арина Германовна. Кучер…
Брови Орлова взлетели едва ли не до кромки роста волос:
– Надо полагать, ты имеешь какое-то отношение к Герману Аристарховичу?
– Первый раз о таком слышу. И на «ты» мы вроде бы не переходили. Извините, мне нужно идти.
В конце концов, отец ясно дал мне понять, что о нашем родстве в медицинских кругах мне лучше не вспоминать. Так что можно сказать – я свято следовала его заветам. А то, что по носу Орлова щелкнула этим «ты» – это ничего. Имею право. Чего это он мне растыкался?
Я вышла из кабинета, сунула руки в рукава куртки и пешком пошлепала вниз. Лестница была ближе, чем лифт. И чем меньше любопытного народа меня видело, тем было лучше.
Словом, окончательно меня накрыло где-то на остановке. Я только тогда поняла, в каком напряжении находилась, не позволяя себе думать о возможном увольнении и суде… Села на скамейку и судорожно, будто задыхаясь, глотнула воздух.
Знаете, бывает такое состояние, когда до того, чтобы сорваться, остается меньше микрона? Вот примерно в таком состоянии я и была. И так мне обидно стало, так больно за свою жизнь, что кричать хотелось. Прямо там. На остановке. Ничего особенного, да… Просто минутка слабости, которая порой случается даже с самыми сильными женщинами вроде меня.
– Милочка, у вас все в порядке?
– Да…
Я подняла взгляд на пожилую приятной наружности женщину, которая остановилась рядом со мной, передохнуть. Сумка у нее была явно тяжелая.
– А мне так не кажется. Вы вся синяя, и слезы на щеках, вон, замерзли…
Ну, надо же! Я даже не заметила, что плачу. Интересно, сколько же я так просидела? На улице стемнело совсем. И холод… Господи, какой холод!
– Ну-ка, пойдемте! Ну, что вы сидите? Пойдемте-пойдемте. Я во-о-он в том доме живу.
– Мне домой надо, – шмыгнула носом.
– Вот оттаете немного, чайку выпьете и пойдете!
Возражать почему-то я не посмела.
Господи, хорошо-то как!
Я поднес ко рту рюмку коньяка и опрокинул в рот. Приятное тепло прокатилось по пищеводу и наполнило пустой желудок.
– А тост? Что ж ты как воду?
– Святую, заметь…
Ринат улыбнулся. Встряхнул бутылку и налил еще. Тонкие лучики морщинок собрались вокруг его льдистых холодных глаз.
– Мама права. Ты слишком много работаешь.
– А сам? – усмехнулся я. – Со мной-то как раз все просто. Вы хоть всегда знаете, где меня искать, если вдруг понадоблюсь.
Ринат промолчал. А я покрутил в руках рюмку, вспоминая, как еще несколько лет назад мы порой месяцами не знали, чем он занимается и где пропадает. Иногда тот как ни в чем не бывало звонил, смеялся, расспрашивал о том, как мы. Но никогда не рассказывал, как он сам. Единственное, что нам было известно, что он как-то связан то ли с армией, то ли с разведкой. Или это одно и то же? К счастью, те дни позади. Ринат вроде бы осел. На какой-то важной государственной должности, названия которой нам по традиции не сообщили.
– Жрать охота, – заявил он, почесав живот.
– Ничем не могу помочь. У меня в холодильнике мышь повесилась. Если хочешь, можем к маме спуститься. Будет ей сюрприз.
– Да-да, все забываю, как хорошо ты устроился, – засмеялся Ринат, намекая на то, что в свое время я купил квартиру в одном подъезде с матерью. Вышло и впрямь удобно.
– Завидуй молча, – фыркнул я и зажмурился, с наслаждением отмечая, как капля по капле тело покидает сковавшее его напряжение.
– Интересно, она хотя бы понимает, какой стратегический просчет совершила?
– Ты это о чем? – я лениво приоткрыл один глаз.
– О ее маниакальном желании устроить твою личную жизнь, конечно же. Какой тебе смысл жениться? Ты и без того обласкан женским вниманием и всегда сытно накормлен.
– Да не сказал бы, – возразил я, кряхтя и устраиваясь поудобнее.
– Что? А как же молоденькие красивые медсестрички, которых ты оприходовал без разбору? – засмеялся Ринат.
Ну, вот еще. Те славные времена давно канули в Лету. Я как-то быстро понял, что от симпатичных медсестричек в операционной толку ноль. И когда стал заведующим отделения, под шумок разогнал их всех до единой.
– А нету у меня молодых и симпатичных. Зато все с таким опытом, что с ними хоть на войну.
– Ну, а пациентки? – не сдавался Ринат.
– А пациентки мои обычно в таком состоянии, что им не до меня, – от души засмеялся. – Я поэтому в травму и пошел. Лежат все чинно-благородно, загипсованные, и никого не кантуют. Где ты еще такую красоту увидишь?
Штуки шутками, но воспоминания о прошедшем дне, от которых я надеялся хоть ненадолго отгородиться, вернулись. Девочка эта тяжелая. Без шансов почти. И Арина, будь она неладна, Германовна, которая этот шанс ей всё же подарила. Перед глазами установилась картинка. Как это обычно происходит… Люди же думают, что спасение людей – это что-то возвышенное. А на деле… грязь, кровища, кости, чуть ли не в фарш. Тесная скорая, которую трясет на обледеневшей, раскатанной в хлам дороге. И да, манипуляция довольно простая, но для обычного фельдшера, и в таких необычных условиях… Как вообще она справилась? Откуда храбрость взялась? Я такой бабы хладнокровной за всю жизнь не встречал. Ну, или такой непроходимой дуры. Слабоумие и отвага. Так, кажется, говорят…
А нрав какой? Как лихо она мне дала отпор.
Пока я витал в облаках, в дверь позвонили.
– Кого-нибудь ждешь?
– Не-а.
Тяжело опираясь на подлокотники кресла, поднялся. Пошел открывать.
– Мам?
– Привет, дорогой. Ты как будто мне и не рад.
– Почему не рад? Просто – как бы это сказать? Я за тобой не успеваю соскучиться.
За спиной хохотнул Ринат.
– О, и ты здесь! Привет, сынок. Не хочу прерывать ваши мужские посиделки, – мама затрясла рукой перед носом, явно давая понять, что поняла, чем мы тут занимались, – но мне нужна твоя помощь, Миша.
– Прямо сейчас?
– Угу. Можешь спуститься на несколько минут? Посмотреть одну девочку.
– Какую девочку? – насторожился я.
– Хорошую. Мы на остановке познакомились. У нее какое-то горе случилось. Но она ничего толком не успела рассказать. Я только чай ей налила, вышла ненадолго из комнаты, чтобы принести варенье, помнишь, я варила такое вкусное? Сливовое. Ты мне еще помогал косточки лущить. Так вот… Я когда вернулась – она уже уснула. Ну, я что? Думаю, пусть девочка поспит. Измучалась, устала. Но прошло уже почти два часа, а она и не думает просыпаться. И мне кажется, у нее поднялась температура.
– Постой. Ты привела в дом какую-то незнакомую девицу, а теперь оставила ее одну в квартире? Мама! Ну, ты как ребенок совсем. Я сколько раз тебе говорил – не водить в дом кого попало!
Я схватил куртку, сунул босые ноги в ботинки, достал свой чемоданчик, который всегда стоял наготове на вот такой случай, и первый вылетел из квартиры.
– Почему сразу – кого попало? И что, по-твоему, мне нужно было – бросить человека замерзать? – летело в спину. Мама спускалась медленно и догнала меня, когда уже разулся в ее квартире, которую она даже не удосужилась закрыть.
– Где она?
– На диване. В гостиной. Может быть, у нее переохлаждение? Скорее всего. Я когда ее заприметила, она уже посинела вся. Бр-р-р. От переохлаждения может подняться температура, а, Миш?
– Сейчас посмотрим, если она не сбежала, прихватив твою пенсию.
К счастью или огорчению, девица никуда не делась. Я подошел к дивану. Потрогал лоб и вот тогда понял…
– Та-а-ак, – протянул я, – где ты, говоришь, встретила это чудо?
– Так ведь на остановке. У дома!
– Мам, тут тебе звонят, – подал голос Ринат, бесстрастно наблюдающий за происходящим.
– Ой, а это не мне. Это, наверное, Арише. Может, взять трубку, как думаете? Ее, наверное, родня потеряла. Надо бы им сообщить…
Мама выскочила в коридор, откуда доносились звуки вызова.
– Ну, чудо! Африканское… – фыркнул я. – Эй, вставай! Давай, просыпайся.
– Ты б с ней поосторожнее, – заметил брат.
– Ничего с ней не будет. Такую и лопатой не убьешь.
– Ты что, ее знаешь? – изумился Ринат.
– Ага. Представляешь, совпаденьице? Да вставай же ты!
Арина пошевелилась, повела плечом. Совершенно по-детски, будто вот-вот готовясь заплакать, скривила губы. И открыла глаза. Синие-синие.
– Изыди, – велела она и снова зажмурилась, – и не смей мне сниться.
Ринат за спиной хохотнул:
– Похоже, тебя, старший брат, не очень-то рады видеть.
– Отвали.
– А она хорошенькая. Познакомишь?
Я нахмурился и с еще большей силой затряс фельдшерицу.
– Вы мне не снитесь, правда? – ну, слава богу. Похоже, она начала что-то понимать.
– Нет. Не снюсь.
– И почему я вас опять вижу?
– Это я должен вас спросить, как вы оказались в квартире моей матери. И почему, ради всего святого, решили выспаться именно здесь.
– Выспаться? В квартире вашей матери?
Арина, наконец, открыла глаза и резко села. От такого стремительного движения у нее, видимо, закружилась голова, и она опять ненадолго зажмурилась.
– Ой, Аришенька! Вы очнулись. Какое счастье. Признаться, вы меня напугали.
– Извините… Я… Кажется, я и впрямь уснула. – Будто не в силах поверить, что это действительно произошло, Арина обвела мутным взглядом комнату, сделав вид, что меня не замечает вовсе, остановилась взглядом на Ринате. – Извините, ради бога. Не представляю, как такое получилось. Эй, вы что делаете? – это уже мне, когда я сжал свои пальцы на ее запястье, чтобы проверить пульс.
– Проверяю пульс, конечно же. Мама говорит, имело место переохлаждение?
– Нет-нет. Ничего серьезного. Я просто отвыкла от холода. Еще раз извините. Я сейчас же уйду…
И эта дурочка спустила ноги на пол.
– Куда же вы пойдете в таком состоянии? – вмешалась мама. – Об этом не может идти и речи. Ведь вы вся горите!
– Но как же? Меня уже, наверное, потеряли, да и вас не хочется стеснять.
– Ну, что вы такое говорите? Никаких проблем. Сейчас вас Мишенька осмотрит. Мишенька – это мой старший сын. Он врач. От бога. Так что все будет хорошо, даже не переживайте. И по поводу вас потерявших, кстати, тоже. Я только что разговаривала с вашей тётушкой. Они уже едут сюда.
– О господи, – пробормотали мы с Ариной синхронно и встретились взглядами.
– Спасибо, конечно, Лидия Сергеевна, но я и сама медик.
И тут меня почему-то заело. То, что она отказывается от моих услуг. Глупо и совершенно иррационально, знаю. Но ведь от этого не легче вообще. Я нахмурился, достал стетоскоп. Я, конечно, не терапевт, но хрипы, если они есть, услышу. Вдел в уши, сжал в руке головку, чтобы немного согреть.
– Выметайся, – велел я брату, который с нескрываемым интересом наблюдал за происходящим.
– Эй! А я что?
– Ты смущаешь мою пациентку.
– Послушайте, я правда в порядке и не нуждаюсь…
– Арина Германовна!
– Да?
– Заткнитесь, пожалуйста. И не мешайте мне делать свою работу.
Ну, ладно. Не совсем свою. Но почему-то мысль о предстоящем осмотре наполнила меня нетерпением. Пока Арина возмущенно открывала и закрывала рот, я задрал ее свитер и принялся вдумчиво «слушать» и… изучать. А посмотреть там было на что. Так что банальная процедура как-то незаметно для меня переросла во что-то странное. И волнующее.
– Дышите… – грудная клетка поднялась. – Не дышите.
– Не очень-то и хочется дышать вашим перегаром, – буркнула Ариша.
– Ну, простите. У меня законный выходной. Я уж никого спасать не планировал. Думал с братом посидеть в кои веки по-человечески, а тут вы. – Я разозлился, резко отстранился и одернул ее толстый свитер. – Жить будете, – пробурчал. – Если сами себя не угробите. Это ж надо… На остановке она сидела. Здесь тебе не Африка!
– Да, это точно, – как-то неожиданно быстро скисла Ариша и понурила голову. А я ведь уже привык к ее дерзости, и её ответ мне показался таким… неправильным, что ли.
Я вернул стетоскоп на место в чемоданчик. Достал электронный градусник.
– На. Померяй температуру. Если что – уколю. А там и сама справишься. И сними ты, ради Христа, этот свитер. Как будто не знаешь, что нужно делать при температуре!
Думал, она меня пошлет. Но нет. Ариша только так посмотрела на меня странно, а потом послушно разделась. Прижала свитер к груди. Отвела взгляд и пробормотала:
– Спасибо вам.
– За что? – вскинул брови.
– За все. За то, что не стали жаловаться. Меня ведь с трудом приняли. А мне очень нужна эта работа. Я… – она покусала запекшиеся шершавые губы. – Она все, что у меня осталось. Понимаете?
Нет. Хоть я и был конченным трудоголиком, такого я не понимал. Потому что кроме работы у меня была семья. Мама, братья… Впрочем, мне не хотелось вникать в её проблемы. Это было совершенно лишнее. Мне своих хватало – выше головы. К тому же каждый вроде самой Ариши норовил мне этих проблем добавить.
– Что ж ты, если так дорожишь работой, такие фокусы вытворяешь?
– Не знаю, – совсем сникла она. – Наверное, просто не могу иначе. А вы бы смогли?
Наши взгляды в который раз встретились. И столько я увидел в тех глазах, что холодок пошел по коже. Но я все смотрел. И смотрел.
– Не знаю, – проворчал, откашлявшись. Термометр пропищал, и я сам достал его у неё из подмышки. Присвистнул. – За тридцать девять перевалило, Арина Германовна. Ну-ка ложись…
– Зачем?
– Уколю тебя. Зачем же еще? И в следующий раз, если решите замерзнуть насмерть, делайте это на другой остановке, я вас умоляю.
– Да я просто задумалась. И забыла о времени…
Её веки отяжелели, а еще буквально через пару секунд Ариша опять уснула. И спала она так крепко, что ее даже не разбудил звонок в дверь. Приехали ее тетушка с дядюшкой. Шумные и обеспокоенные, они сначала по очереди на цыпочках проверили Аришу, а после засели в кухне с матерью узнать, что же такого случилось с «их девочкой».