bannerbannerbanner
полная версияНулевой километр

Юлия Резник
Нулевой километр

Полная версия

Глава 7

Первые полтора школьных месяца пролетели, как один миг. Близилось окончание четверти, которую Семен, стараниями Дуни, завершал вполне себе с неплохими оценками. Он перехватил за ручку потрепанную сумку, болтающуюся на плече, и обвел взглядом пустынный пляж. К середине октября туристы, наконец, начали разъезжаться, и у местных образовался небольшой зазор до начала каникул, когда все опять понаедут, чтобы отдохнуть от нескончаемой отпускной кутерьмы.

В сумке у Семена лежали старое посеревшее от стирок кимоно и защита. Учеба отнимала у него уйму времени, поэтому он посещал далеко не все тренировки по тхэквондо. Но даже так, занимаясь через пень-колоду, Краснов был лучшим бойцом в своей секции. Вот почему его до сих пор не выгнали. Хотя и порывались много раз наказать за отсутствие дисциплины.

Сложись его жизнь хоть немного иначе, Семен бы запросто смог построить на этом карьеру. Ездил бы на соревнования, выступал, тренировался… Но все это требовало денег, которых в его семье отродясь не было. А со спонсорами Семену до обидного не везло.

– Да мое дело маленькое, – донесся до Семена низкий голос Быка. – Вот Женька – это да. Голова. Я даже не представлял, что так можно. В смысле, написать программу для инкубатора. Еще и так быстро. Всего за два дня.

– Да фигня это. Ничего сложного. Это смог бы сделать любой программер, – хмыкнул Кравец, но плечи, конечно, расправил. Ведь похвала и кошке приятна. – К тому же я задал всего один параметр.

– Правда? А какой? – проявила интерес Мариам, глядя на Жеку так, словно тот на ее глазах только что сотворил по крайней мере землю, солнце и небо. Кравец неопределенно взмахнул рукой:

– Промежуток времени, через который яйца следует переворачивать.

Семен бесшумно подошел к друзьям, рассевшимся в кружок на берегу. Опустился возле улыбающейся Дуни. Было и впрямь тепло, поэтому девчонки разделись. Все, кроме Мариам.

– Вот это да! – восхитилась она, поправляя на коленках трикотажное платье. Кравец скосил на девушку взгляд, улыбнулся и отодвинулся чуть подальше. Его маневр не прошел незамеченным. Мариам сникла, отвернулась и что есть силы вцепилась в циновку, на которой они сидели. У Семы сжалось сердце – до того ему было жаль эту девочку.

– На самом деле программа сырая, – повторил Кравец, – но у нее миллион возможностей. Например, все Ромкины инкубаторы можно объединить в локальную сеть.

– Только Ромкины?

– Ну, почему только его? Можно и все на планете, – усмехнулся Женька. – Только в этом нет никакого смысла. А вот если речь идет об одном фермерском хозяйстве – другое дело. Вполне себе необходимая опция. Представляешь, Бык, как было бы круто с одного компа следить за всеми твоими инкубаторами? Собирать и анализировать информацию, просматривать всякие графики…

– Какие графики? – заинтересовалась Караулова.

– Да любые. Что там важно для разведения птиц?

– Температура и влажность, – авторитетно заявил Бык и покраснел, когда их с Юлькой взгляды встретились.

– Ну, вот. Можно собирать информацию по этим параметрам. И задавать нужные алгоритмы.

– Да будь у меня такая возможность, я бы… я бы… – загорелся Бык, но поскольку Караулова сидела совсем уж близко, так и не сумел оформить свою мысль до конца. Семену показалось, что бедный Ромка и дышал через раз. Вот, как проняло парня. Даже завидно.

– Ты бы что? – мягко улыбнулась Караулова, вышибая из Быкова дух.

– Я бы так развернулся, что просто – ух! – просипел он.

– И что бы ты сделал? Птичью фабрику? – заржал непонятно откуда взявшийся Сиваков. Ромка сник. Насупился. Смерил Митю нечитаемым взглядом из-под тяжело опущенных век.

– А если и птичью фабрику? Что в этом плохого? – встала на защиту Быка хрупкая Юлька.

– Эй-эй, Караулова, полегче. Я ж ничего такого.

– Вот и смотри мне, – грозно сощурилась та.

– Да ладно, Юль. Забей, – прогудел Бык. И снова хотел отвернуться, но тут Юлька накрыла его размашистую ладонь своей маленькой ручкой, и бедный Ромка застыл, как окружающие их вековые скалы.

– Ромка, дыши, – шепнул Семен, по-доброму посмеиваясь. Быков кивнул. Но так и не отмер. И только когда Юлька осторожно погладила его тонкими пальцами, зашевелился. Решительно перехватил ее ладонь и больше не отпустил. Семен, как зачарованный, наблюдал за тем, как невротично пульсирует жилка на Ромкином горле, как его большое крепкое тело мелко-мелко вибрирует от эмоций, будто у него внутри запустилась необратимая цепная реакция. Как неверие в его взгляде сменяется робкой надеждой, а та, в свою очередь, таким невозможным счастьем, что даже человеку, абсолютно к нему непричастному, становилось немного теплей.

Семен откашлялся и отвернулся, потому что наблюдать за этим было даже как-то неловко. Словно его глазам по какой-то причине открылось что-то совершенно для них не предназначенное. Нащупав гладкий бок гальки, Семен что есть силы запустил камень в море и… встретился глазами с Дуней. Та полулежала, опираясь на локти, и так же, как он, внимательно следила за происходящим. Худенькая. И все такая же белокожая. Никакое солнце не способно было этого изменить. Скромный лазурного цвета купальник прикрывал несуществующую грудь, перекликаясь по цвету с голубыми реками вен, растекающихся по ее коже. Ноги у Дуни были длинные и по-жеребячьи худые. Скрестив их в щиколотках, она лениво шевелила пальцами. Проведя с ней бок о бок не один час, Семен уже знал, что она частенько так делает. Как знал и то, что всем другим оттенкам лака на круглых ноготках Дуня предпочитает нежно-розовый. Довольно часто, а в особенности тогда, когда втолковываемая Дуней тема была уж слишком нудной, Краснов залипал на ее пальцах. Их движение вгоняло его в необъяснимое медитативное состояние, которое странным образом наполняло покоем душу.

– Осторожней, блин! Куда ты прешься? – послышался недовольный голос Ветки. Семен старался на нее не смотреть. А тут по инерции повернулся. Как раз в тот момент, когда Сиваков закинул руку Вете на плечи:

– К своей девушке, ясен пень. А что?

– А то, что ты мне чуть все ноги не отдавил!

– Чуть не считается, – заржал тот. – Ну, ты чего бесишься? Иди, я тебя пожалею!

Митька дурашливо повалил Сандалову и, забравшись на нее сверху, крепко поцеловал. Семен закусил щеку. Так сильно, что уже очень скоро во рту появился металлический привкус крови. Зажмурился. Но алые всполохи ярости один черт вились перед глазами. Он резко встал. Хрен его знает, зачем. То ли вмазать этому уроду по морде, то ли просто уйти. Потому что Сиваков по большому счету был ни в чем не виноват. И если бы он на него напал, то это не имело бы никакого смысла. И объяснения.

– Семен! Семен, ты меня слышишь?

Краснов резко открыл глаза. Проморгался. И постепенно из калейдоскопа пятен, рандомно кружащихся перед глазами, проступили черты Дуниного лица. В ее леденцовых глазах застыла тревога.

– Да, – прохрипел он.

– В-все нормально?

– Угу.

Дуня кивнула болванчиком. Заправила за ухо выбившуюся из небрежно закрученного на макушке пучка рыжую прядь и быстро-быстро прошлась языком по губам, смачивая те, пересохшие от волнения.

Вот тогда он это и выкинул. В два шага преодолел разделяющее их пространство, подтолкнул Дуню к нагретой солнцем деревянной стене раздевалки и впервые коснулся губ. Те оказались удивительно сладкими на вкус. Нежными. Семен прошелся по ним языком, чувствуя, как этого становится мало. Обхватил ее лицо ладонями… Коснулся большим пальцем идеально гладкой щеки, поцеловал самый уголок шокированно приоткрывшегося рта. Провел шершавыми кончиками пальцев по шее, вниз. Снова поцеловал. Наверное, если бы Краснов в тот момент хоть чуть-чуть себя контролировал, он бы действовал совершенно иначе. Более сдержанно и неторопливо, растягивая удовольствие, но… Ведь в том-то и соль, что контроль помахал ему ручкой! Вот он и жадничал, мародёрил буквально. Воровал то, что, может быть, сбитая с толку Дуня и не хотела бы ему дать. Не слыша ни улюлюканий одноклассников, ни их подначек, ни предупреждений.

– Молодой человек! – послышался строгий голос за спиной.

– Отвали, – рыкнул Краснов, целиком и полностью сосредоточившись на горящем лихорадочным огнем лице Дуняши.

– Это мой папа, – прошептала она. И снова, как в тот раз, облизала губы. Семен тряхнул головой. «Это мой папа…» Папа… Папа?!

– Ч-черт. – Краснов медленно опустил руки и сделал шаг назад, уже готовый, в общем-то, к тому, что ему сейчас наваляют. Но удара в спину не последовало. Семен обернулся. Отец Дуни стоял чуть поодаль, поигрывая дребезжащей в кармане мелочью. Возможно, так он занимал руки, чтобы ему не врезать.

– Здравствуйте, Андрей…

– Викторович.

– Привет, пап! Я… не ожидала тебя здесь увидеть.

– Это я понял. – Холодный взгляд леденцовых глаз скользнул от Дуни к Семену. Андрей Викторович был высоким хорошо сложенным мужчиной темной масти. Дуня совершенно не была на него похожа, но вот глаза… Глаза доказывали их родство получше всяких генетических экспертиз.

– Я пришел вас пригласить присоединиться к собранию.

– А вы уже закончили?

– По крайней мере, с официальной частью.

– Будет еще неофициальная? – поинтересовалась Дуня, теребя браслет на руке.

– Будет. Она пройдет в кафе у Рубена. И мы бы хотели, чтобы вы, ребят, приняли в ней участие. – Андрей Викторович обернулся к притихшей толпе. – В конце концов, мы обсуждаем, где и как пройдет ваш выпускной.

– Дожить бы до него, – буркнул Тамерлан. Еще одна жертва Сандаловой. Нет, никаких чувств он, конечно же, к ней не проявлял, понимая всю утопичность этой идеи, но… Семен очень хорошо считывал его интерес. Как любой самец подсознательно чувствует потенциального соперника.

– Мы сейчас придем. Да, ребят? – бодро воскликнула Дуня.

– Ты пойдешь со мной.

– Пап…

– Это не обсуждается, Евдокия.

Видя, что запахло жаренным, на помощь Дуне пришли подруги:

 

– Ну, чего вы расселись? Сказали же – надо идти!

Друзья синхронно потянулись к одежде.

– Вот это поцелуй! – восхитился Бык тихонько. Семен криво улыбнулся. Да, поцелуй вышел что надо. Вон как Ветку перекосило. Да только Дуне теперь, наверное, придется несладко. И осознание того, что он ее по факту подставил, не давало Семену покоя. Он двинулся за ней по пятам. Не в силах оставить наедине с разъяренным отцом, но в то же время опасаясь усугубить своим присутствием ее и без того незавидное положение. Он чувствовал острую вину за случившееся. Но в то же время он ни о чем не жалел. Потому что… Вот это поцелуй! Да… Кто ж знал, что он таким будет?

Когда они вошли в кафе, обсуждение выпускного уже было в разгаре. Рубен считал, что банкет может быть в одном только месте – в его кафе, и обижался каждый раз, когда кто-то из родителей начинал предлагать альтернативные варианты. Мать Женьки Кравца (владелица древнего прогулочного кораблика) настаивала на корабельной вечеринке. Идея была интересной, но…

– Это опасно, – беспокоилась директриса – мать Юльки Карауловой, которую из-за фигуры прозвали Рюмочкой. – Не дай бог, что случится. Вода. Детей много…

– И не стоит забывать о качке! – встряла в разговор мать Тамерлана. – Помню, на одной из таких морских прогулок Иннокентия так укачало, что ему пришлось вызывать скорую к трапу.

– Твою мать, мама! – застонал Тамерлан, пряча лицо в ладонях. Семен ободряюще хлопнул друга по дистрофично худому плечу. Как и Краснова, Тама мать растила одна. Но если матери Семена до сына не было никакого дела, то в случае бедного Кеши Когана все было ровно наоборот. Сара Измайловна зорко следила за каждым Кешиным шагом. Холила его, как всякая еврейская мама, и лелеяла. Там сатанел от такого душного внимания, а Семен… Семен ему даже завидовал.

Когда у Тама кто-то спрашивал, чем занимается его мать, имея в виду, конечно, профессию, он отвечал с присущим ему цинизмом:

– Моя мать портит генофонд.

На самом деле Сара Измайловна возглавляла отделение интенсивной терапии новорожденных. То есть по факту давала шанс на жизнь тем, кого отбраковала природа. И, может, слова Тама звучали несколько пренебрежительно, но Семен готов был поспорить, что тот по-настоящему гордится своей матерью. Много раз Краснов пытался представить, как это? Испытывать вместо стыда за родителей огромную гордость за них.

Семен обвел взглядом зал и уставился на сидящих чуть в стороне ото всех Дуню с отцом и свою мать, кружащую вокруг них коршуном. Уж как та ни старалась привлечь к себе внимание Андрея Викторовича. И скатерть перед ним разгладила, и попить налила, и стряхнула с его пиджака невидимую пылинку. Семен выругался. Не в силах смотреть на нее такую… особенно жалкую на фоне успешного абсолютно не заинтересованного в ней мужика. Проскользнул на кухню.

– О, Семушка…

– Прекрати этот цирк!

– Какой цирк? Ты о чем?

– Прекрати меня позорить! Если у тебя свербит в одном месте, найди себе хахаля по зубам. Неужели ты не понимаешь, как нелепы твои попытки охмурить Степанова? Господи, да на кой ему потасканная пьянчуга вроде тебя? Ты смешна, мама! Ты просто смешна…

Глава 8

Шокированная, Дуня замерла. Потому что в неожиданной тишине, пришедшей на смену громыхающей на набережной музыке, смогла отчетливо расслышать разговор Семена с матерью. И это было ужасно. Происходящее не укладывалось у нее в голове. Не вписывалось в картинку того мира, в котором Дуня жила и мечтала. Нет, конечно, о жизни Краснова по школе ходили сплетни. Порой они даже долетали до нее… Может, поэтому Дуня думала, что все-все о нем знает. И только сейчас вот осознала, как ошиблась. Она понятия не имела, ни как он живет, ни с чем ему приходится сталкиваться ежедневно. Может быть, она вообще ничего не знала о нем, настоящем.

Дуня скосила взгляд на отца, который, конечно, тоже все слышал. Андрей Викторович сидел, не сводя взгляда с Сандалова старшего, который приехал с опозданием (мэру простительно!) и неожиданно для всех решил взять слово.

– Что ты себе позволяешь, щенок! – вновь донеслось из кухни.

– Да пошла ты! Пошла ты… – шторка дернулась, Семен выскочил в зал и пронесся по нему к выходу. Дуня вскочила следом.

– Дуня, сядь! – сквозь шум в ушах донесся голос отца. Дуня по привычке остановилась. Посмотрела на него, и снова в спину удаляющегося Краснова, и все-таки побежала за ним.

– Семен, подожди. Ты куда? Собрание еще не закончилось! – с трудом нагнала того на ступеньках.

– Тогда почему ты здесь? Иди! А то еще пропустишь что-нибудь важное, – бросил Краснов неожиданно зло. Дуня опешила:

– Ну, а со мной ты так за что?

Семен обернулся, но в сгущающихся на улице сумерках она все равно не смогла разглядеть его лица.

– Извини, – с шумом выдохнул он. – Ты права. Знаешь, мне сейчас правда лучше побыть одному.

Семен крутанулся на пятках и помчался вниз по ступенькам к пляжу. Дуня с силой закусила губу. Гордость не позволяла пойти за ним следом. А беспокойство за него не давало уйти. Вжимая пальцы в металлические перила, Дуня взволнованно наблюдала за тем, как Семен размашисто шагает все ближе и ближе к морю. Как садится и замирает, уставившись на дотлевающий на горизонте закат. Напряженный до невозможности. И такой неправильно одинокий. Сейчас Семен напоминал ей маленького потерянного мальчика, которого ей до зуда в пальцах хотелось пожалеть. Но это было неправильно. Уже тогда что-то подсказывало Дуне, что жалости он не только не примет, но и никогда не простит. Вместе с этим потерянным мальчиком в Семене уживался вполне себе взрослый мужчина. Крепкий мужчина, гордый. Сильный и волевой. Который так целовался, что… Дуня отвела ладонь от перил и осторожно потрогала губы. Который целовался так, что у нее и теперь горела кожа. Словно он на ней выжег клеймо. Конечно, в своих мечтах она много раз представляла этот поцелуй, но… её мечты и близко не стояли с реальностью. Не стояли с реальностью, да и не готовили к ней.

Не чувствуя под собой ног, Дуня слетела с лестницы. Наклонилась, чтобы снять обувь, и, стараясь ступать бесшумно, поравнялась с Семеном. А потом так же тихо, не привлекая к себе внимания, опустилась рядышком с ним. Их руки едва не соприкасались мизинцами. И в этой несостоявшейся близости было что-то такое, от чего у нее дыхание замирало, и сердце сбивалось с ритма.

К вечеру стало гораздо прохладней, но, несмотря на охвативший ее озноб, Дуня и не думала уходить. И в какой-то момент ее терпение было вознаграждено. Тяжело вздохнув, Семен закинул руку Дуне на плечи и осторожно прижал к себе. Его большое тело было ненормально горячим. Как печка на старой еще дедовской даче. Дуня уткнулась носом Краснову в подмышку. Вдохнула его терпкий аромат. Неглубоко, чтобы он не догадался, что она, может, только им одним и дышит.

– Зря это все, – шепнул Семен ей в волосы.

– Что именно?

– Все. Ничего ведь у нас не будет, Дунь. Так, только нервы друг другу попортим.

– А не будет-то почему?

– Потому что разные мы. Слишком разные, чтобы у нас с тобой хоть что-нибудь вышло.

– А с Сандаловой вы, выходит, одинаковые? – вспылила Дуня, удивляясь тому, сколько горечи просочилось в её тихий голос. Семен замер. Отстранился, внимательно вглядываясь в Дунино лицо, но все же вряд ли что-то разглядев в темноте.

– Если только в одном.

– И в чем же?

– Ты не поймешь. Да это и не важно.

Дуня затихла, обдумывая его слова. Семен медленно разорвал их объятья и встал. С опозданием Дуня последовала его примеру. Обхватила себя за плечи в безуспешной попытке согреться и, стуча зубами от холода, проговорила:

– Знаешь, думаю, ты мне соврал.

– Когда?

– Когда сказал, что ничего не боишься. Да ты напуган, может, больше нас всех. И все твои слова о том, что ты знаешь, как сложится твое будущее – полная чушь. Ни черта ты не знаешь. Ни черта! Ты в таком ужасе, что боишься даже попробовать…

– Что?

– Что-то стоящее! Мне кажется, ты настолько привык к плохому, что сам избегаешь хорошего. Оно тебя безумно страшит. И ты бежишь от этого хорошего, как от чумы, – выпалила Дуня. – Семен…

– Что?

– Ты думаешь, что недостоин? – затаила дыхание.

Из-за тучи выкатилась круглая, как блин, луна. В ее холодном голубом свете глаза Семена блеснули.

– Ты спятила, – усмехнулся он, после чего развернулся и ушел, ни разу не оглянувшись. Возможно, будь Дуня чуть более уверена в себе, она бы побежала за ним. И ведь дожала бы! Но вот как раз уверенности ей и недоставало. Уже спустя минуту собственные слова и нелепые вопросы Дуне показались такими самонадеянными, что ей стало до невозможного стыдно. С чего она вообще решила заняться этим глупым психоанализом? В конце концов, у происходящего было гораздо более простое объяснение. Она ему просто не нравилась. И вся обходительность Краснова объяснялась лишь тем, что он хотел поступить с ней, влюбленной дурочкой, по-джентльменски. Отсюда и его нелепые «мы слишком разные»…

Какая, к черту, разница, какие они – разные или одинаковые? Все это лишь шелуха. Не имеющая значения, когда любишь. А он не любил. Не любил – и все тут. Выкуси, Дуняша.

Звонок телефона застал Дуню, когда она, окончательно расклеившись, тащилась вверх по ступенькам.

– Да? – шмыгнула носом.

– Дунь, ты где?! Цыплята вылупляются! Мы все мчим к Ромке, ты с нами?

– Ага. Скоро буду.

Но скоро не получилось. К моменту, когда Дуня добрела до дома Быкова, вылупились двадцать семь из тридцати цыплят. И теперь они, страшные и несуразные, копошились в заранее приготовленной коробке в окружении склонившихся над ними ребят.

– Ну, вот! Двадцать восьмой пошел. А ты, Ром, говорил, что все ни за что не выживут, – заметила Мариам, в восхищении разглядывая птичье потомство.

– Ага. Так обычно и бывает. Выживает хорошо если процентов восемьдесят пять. А у нас, считай, сто.

– У тебя талант, Ром, – улыбнулась Караулова. А Ромка (о чудо!) вполне уверенно ей ответил:

– Да ладно тебе. Просто повезло.

– Нет-нет, я настаиваю. Никакое это не везение. Я уверена, что и с оставшимися яйцами будет все хорошо.

– Было бы круто. Мариам…

– М-м-м? – промычала та, ласково почесывая пальцем еще влажное птичье брюшко.

– А что ты с ними будешь делать?

– С кем?

– Ну, с цесарками.

Мариам открыла рот, но далеко не сразу нашлась с ответом. Дуня решила, что у неё его в принципе не было, и Мариам придумывала, что сказать на ходу.

– Эм… Вообще-то я надеялась, что ими займешься ты.

– Я?! – удивился Бык.

– А что? Ты же у нас лучше всех в этом всем разбираешься, – вмешалась в разговор Юля.

– Ну… – Ромка почесал в макушке. – Не знаю. Цесарок у нас не было никогда. Да и куда их? Тридцать штук. Шутка ли? У нас и корма нет.

– Мы купим! – уверенно кивнула Мариам. – Правда, ребят? Скинемся и купим!

– А дальше что прикажете с ними делать? Если только пустить на убой.

– Ну, раз другого выхода нет… – Мариам пожала плечами и впялилась в пол.

– Чего? – сощурился Женька. – А гуманизм, что? Все? Отменяется? – Пять пар глаз уставились на Мариам.

– Мы сделали все, что могли! Дали птенчикам жизнь, – защищалась та.

– Чтобы потом их самим же и укокошить?

– Все мы смертны, – философски заметила Мариам, вцепившись в деревянную балку белыми от напряжения пальцами. – Зато они поживут! И я уверена, их жизнь будет счастливой. Под нашим-то попечительством.

– Сомнительно, – буркнул Кравец.

Из глубины сарая, где в стороне ото всех в сене валялся Тамерлан, раздался смешок. К нему присоседился другой, третий, а вскорости захохотали все. И только Мариам, которая восприняла происходящее на свой счет, было не до шуток. Ей казалось, что друзья смеются над ней. Это было ужасно. Она себя ненавидела. Не-нави-де-ла.

– Я пойду. Завтра рано вставать, – прошелестела Мариам.

– Я с тобой. Мой отец наверняка волнуется, – заметила Дуня.

– Я тоже пойду. – Вскочила со своего места Юлька.

– Вы охренели?! А за этими кто будет приглядывать? – возмутился Женя, тыча пальцем в коробку.

– Вы! Те, кто дал им жизнь.

– Нет, я, конечно, знал о птицах-кукушках, но что они выглядят так, – Кравец обвел рукой их троицу, – даже не представлял.

– Мы можем установить посменное дежурство, – пошла на компромисс Караулова.

– Ага. Посменное. Как же! Уже и дураку ясно, что это все тебе, Бык, разгребать.

Быков переступил с ноги на ногу. Бросил взгляд на свою обожаемую Юльку. И, конечно, растаял.

– Ну, может, это и к лучшему. Замучу какой-нибудь бизнес.

– На цесарках? – хмыкнул Кравец.

– Почему нет?

– А что? Отличный план. У тебя, Ром, все получится, – улыбнулась Юлька. Бык откашлялся:

 

– Ты правда так думаешь?

– Угу. Ну, мы пойдем, да, девочки?

– Я бы тебя проводил. Но у меня тут…

– Дети. Я понимаю, – улыбка Юльки растянулась до ушей.

– Ну, точно. Они над нами издеваются, – пробубнил Кравец.

– Нормально все, Жек. Не ной.

– Не ной?! Да нас с тобой использовали! Обвели вокруг пальца! Кукушки-и-и! – заорал Кравец вдогонку девчонкам. – Я расскажу вашим детям об этой позорной истории, слышите?! Вы ни за что не отмоетесь!

– По-моему, Женя не на шутку расстроился, – фыркнула Юлька, ускоряя шаг и даже не пытаясь скрыть наползающую на лицо улыбку.

– Не то слово. Может, нам стоит вернуться? – забеспокоилась Мариам.

– Ты шутишь? Я ни черта не знаю о птицах. А ты, Дунь?

– Аналогично. Но, думаю, если у вас с Ромкой все срастется, ты узнаешь о них много нового.

– Не начинай, – погрустнела Караулова.

– Эй, ты чего? Я что-то не то сказала?

– Да нет. Просто я будто свою мать услышала. – Юлька резко остановилась и со всей дури пнула выступающий бордюр. – Она тут недавно узнала, что мы… В общем, встречаемся, и…

– И?

– Осталась, мягко скажем, не в восторге от этой новости.

– Почему? – удивилась Мариам. – Мне казалось, Рюмочка хорошо относится к Быкову.

– Ага. Безотносительно ко мне – так просто великолепно. Но со мной она его не видит. Это цитата, если что.

– Понятно.

– Мать с какого-то перепуга решила, что мы – долбаная интеллигенция. А Ромка, цитирую: «Звезд с неба не хватает. Так всю жизнь и будет пасти коров». И все потому, что он не собирается поступать в универ. Как будто на этом чертовом универе свет клином сошелся! Каждый раз повторяет, что мы с ним слишком…

– Разные, – прошептала Дуня.

– Вот-вот! А почему мы разные? Потому что я пойду учиться, а он – сразу работать? Так что в этом плохого? Он же не на печке будет сидеть! Да я большего работягу, чем Ромка, в жизни не видела. Ты обратила внимание, как он с этими инкубаторами возится? Одно загляденье смотреть!

– Ромка – герой, – согласилась Дуня.

– И отец из него выйдет хороший, – добавила Мариам.

– А вот об этом вообще не напоминай. Мама боится, что я непременно залечу, если продолжу с ним встречаться.

– Ты шутишь?

– Какой там?

– А вы что, уже… Вы… – Мариам осеклась и до того покраснела, что ее румянец стал виден даже в тусклом свете уличных фонарей.

– Да нет! Господи, Мариам, ты как скажешь!

– Прости. Просто это так прозвучало, будто…

– Это реальность, а не больные фантазии моей матери?

– Ага.

– Нет. Нет… Ничего такого у нас пока не было.

– Пока? – уточнила Дуня. Юлька смутилась. Пожала плечами, поправила очки на носу:

– Ну, да. Я… знаете, я просто чувствую, что он тот самый.

Дуня с Мариам переглянулись и синхронно кивнули. Это ощущение было им и впрямь знакомо.

Рейтинг@Mail.ru