Юлия Резник
Если буду нужен, я здесь
Глава 1
Я поставлю на кон все, что ты во мне видишь.
Странные ставки однажды тоже играют.
«Гештальты» Ирина Дубцова
Лала
– Ну? Что скажешь? – развожу по сторонам полы шикарной пляжной накидки. Бахрома на рукавах нервно подпрыгивает. Я и сама на грани истерики. Не знаю даже, что и кому хочу этим доказать. Может быть, себе, что поступаю правильно? Смаргивая выступившие на глазах слезы, выставляю вперед бедро, чтобы эффектней выглядеть. Не то чтобы я была так уж раскрепощена и уверена в себе. Скорее наоборот. Излишняя зажатость – мой бич, за который меня каждый раз ругает хореограф в танцевальной студии. Но на кону ведь моя жизнь, так? Ставки слишком высоки, чтобы стесняться.
Ну же, давай! Отреагируй, Баят. Умоляю. Дай мне хоть немного огня. Этим ведь славятся кавказские мужчины?! Что ж ты у меня такой замороженный? Еще немного, и я поверю, что тебя подбросили.
– Эм-м-м… Ты точно хочешь выйти ко всем в таком виде? – отвлекается от телефона мой благоверный.
Вообще-то нет. Я же скромница, помнишь? Это все для тебя, дурак! Но, похоже, моего жениха не воспламенят даже спички и пара канистр бензина. Вот что бывает, если вы с яслей дружите, а о вашем браке родители договорились, когда «невесте» было восемь, а «жениху» едва исполнилось одиннадцать. Не буду скрывать, мне, восьмилетней, Баят казался отличной партией. Я была от него без ума. А теперь вот стою перед ним в откровенном бикини и холодею от ужаса. Как жить с человеком, которого я не люблю?! Как всю жизнь ложиться в постель к тому, кто меня не любит?
– А если да? – вздергиваю упрямо подбородок.
– На палубе полно левых мужиков. Друзья твоего брата, партнеры, члены команды, официанты… – монотонно перечисляет Баят. А мне заорать хочется: «Вот именно! Давай же, скажи, что ты никуда меня в таком виде не пустишь! Бахни кулаком по столу, в конце-то концов. И я поверю, я правда поверю, что тебе на меня не плевать».
Если бы так вырядилась жена моего брата, он бы даже на порог каюты ее не пустил. Взвалил бы на плечо, бросил на кровать, выпорол, а потом вытрахал бы из нее всю дурь. Но, во-первых, Афине бы и в голову не пришло так провоцировать мужа, а во-вторых… Ладно, не стал бы он ее бить. Марат ее боготворит, обожает, возносит. Он для нее свернет горы и остановит Землю. Наверное, все мои зрелые представления о браке сформировались как раз на примере отношений брата с его второй женой. Они столько всего преодолели, чтобы быть вместе! Марат даже развелся, чтобы жениться на девочке не наших кровей. Выступив против всех. Пойдя наперекор традициям и устоям нашего народа. Будто показывая мне своим примером, что все в этой жизни возможно. Вопрос лишь в цене, которую ты готов заплатить.
– И что? – мой подбородок задирается еще выше, шею неприятно сводит, а в носу пузырятся слезы.
– Да ничего. Хочешь идти так – пожалуйста.
Пожалуйста! Пожалуйста, понимаете? Нет, с детства нас всех, конечно, учили волшебным словам. Спасибо, пожалуйста, будьте здоровы, хорошего дня… Но сейчас я понимаю, что самое волшебное слово на свете – это слово «нет». Оно настолько волшебное, что наберись я смелости произнести его вслух всего полгода назад, ни за что бы не дошла до такого черного, непроглядного совершенно отчаяния. Вот только я не смогла отказать Баяту, когда тот сделал мне предложение прямо на юбилее моего папы. Слишком много глаз за этим наблюдали, слишком много камер было на нас нацелено, хотя на таких мероприятиях отдельным пунктом оговаривают – никой съемки, сториз, а тем более рилзов, некоторые забивают на правила. И вот представьте – за спиной Баята скрипачи, над головой – воздушный шар, из которого нас посыпают розовыми лепестками. Он едва ли не на коленях (на колени все же не встал, это ниже его достоинства), в руках – кольцо. Кем бы я была, если бы «нет» сказала? Последней гадиной, да и только.
Стискиваю зубы и нервным движением плеч снимаю с себя накидку вовсе. Баят – ноль эмоций. Ладно. Ярость и отчаяние толкают вперед. Пробегаю по отделанному драгоценными породами дерева коридору к лестнице, ведущей наверх. У моего брата – день рождения. Народа и правда много, хотя на яхте вроде бы собрались только самые близкие. У Марата полно друзей. У Марата любовь. Дочь, и сынок на подходе. Я ему ни в коем случае не завидую, нет. Просто чувствую себя еще более одинокой. И ужасно, ужасно запутавшейся!
Выныриваю на палубу, и кажется мне, что все разговоры стихают. Мама в ужасе подхватывается со своего шезлонга. Отец, напротив, застывает с открытым ртом. Надеюсь, его не хватит удар. Это просто бикини. Маленькое черное би-ки-ни. А я давно уже большая.
Мама тычет пальцем мне за спину, безмолвно требуя, чтобы я удалилась. Ни за что! Фокус в том, что когда ты эмоционально взорван, покорности тоже не остается. Натягиваю на нос очки, сделав вид, что от меня ускользает смысл невербальных посылов матери. Выхожу на палубу. Доски недружелюбно касаются ног, обжигая, хотя по идее и не должны. Тяжелый камень в моей груди перемещается из солнечного сплетенья в живот. Хватаю ртом морской воздух в надежде, что хоть он удержится в моих в клочья разорванных легких. И в этот момент ветерок доносит до меня обрывок не предназначенного для моих ушей разговора:
– Тоха, рот закрой! Ты на мою сестру вообще-то пялишься!
– Извини, брат, – выставляет перед собой руки Антон – лучший друг Марата. – Кхе-кхе, она – как бы это сказать… выросла.
Вскидываюсь. Неужели он, наконец, заметил? Пульс просто зашкаливает. Может, с этого и началось мое окончательное падение? Или раньше? Когда я только в него влюбилась? Мне тогда было двенадцать или тринадцать? Не помню. Влюбилась насмерть. Фатально, на старте понимая, что никаких положительных эмоций мне эти чувства не принесут, только боль и слезы. О взаимности, об этих всех «и жили они долго и счастливо» я, даже будучи глупой малолеткой, никогда не мечтала. Понимала прекрасно, что у меня ноль шансов на взаимность. Он намного старше, он опытнее в сто раз, но, главное, он не нашего племени. Светлый, голубоглазый. На солнце его волосы выгорают так, что он за пару недель отпуска в тропиках превращался в платинового блондина. Его кожа светлее моей. Чтобы не обгорать, Антон постоянно мажется кремом и, кажется, несколько смущается этого факта. Но когда его начинают подкалывать на этот счет друзья, называя девчонкой, лишь ржет и тайком тычет факи. Друзья моего брата очень взрослые, да. Но порой ведут себя как сущие дети.
Среди них выбивается лишь Назар Звягинцев. Я его терпеть не могу!
А он ведь тоже стоит, греется на солнышке и чуточку иронично наблюдает за моим дефиле. Под его взглядом к щекам приливает краска. Хорошо, что под загаром ее не видно. Назар просто обожает ставить меня в неловкое положение. И ему это удается с успехом. Даже не знаю, как так получается, что я каждый раз выставляю себя перед ним полной дурой. И лгуньей. Знаете, как он называет меня за глаза? Ла-ла-ла, тем самым как бы намекая, будто я только и могу, что врать. А я Лала!
– Лала, дочка, в таком виде ты выйдешь на палубу только через мой труп.
– Мам, – закатываю глаза под стеклами очков, – это просто купальник.
– Это ужас какой-то, а не купальник! Посмотри, как скромно выглядит Афина. И Марфа. И… и другие женщины.
Да, действительно. Но Афине вот-вот рожать, какое ей бикини? А Марфе, жене еще одного друга Марата, Браги, кажется, вообще глубоко плевать, что на ней надето. Впрочем, если бы мой мужчина смотрел на меня так, как Брагин пялится на Манюню, я бы согласилась и на гидрокостюм. Но в том-то и дело, что мой не смотрит! Кажется, у меня вот-вот случится истерика.
– Ладно. Хорошо… – ломаюсь. – Я переоденусь.
А может, мое падение началось в тот миг, когда я обернулась, перед тем как уйти, и всем своим телом почувствовала так необходимый мне жар. Антон пялился на меня во все глаза, несмотря на угрозы моего братца, в которых шутки и реальной опасности выхватить было примерно поровну. Так, словно он вообще не переживал ни за их дружбу, ни за то, что Марат может ему втащить. Кровь у моего брата горячая. Я – неприкосновенная.
Наверное, стоя перед ним полуголой на раскаленной палубе, я уже без страховки летела в пропасть. Просто не осознавала того. У меня не было какого-то плана, только мучительное и чудовищно запоздалое понимание того, что Антон, о котором я бредила, все-таки разглядел во мне женщину. В тот момент я понятия не имела, что мне с этим делать. Помутнение со мной случилось чуть позже.
С Баятом мы сталкиваемся в том самом коридорчике, по которому я возвращаюсь.
– Я все-таки переоденусь, – поясняю жениху. – Не хочу, чтобы все кому ни попадя пялились на то, что твое.
Решаюсь. Сама зажимаю парня у стенки. Закидываю ему руки на шею. Если бы папа это увидел, наверняка бы впервые в жизни меня отшлепал. Плевать. Вжимаюсь своей грудью в мужской торс. Баят неплохо сложен и симпатичен. Должно же заискрить…
– Что ты делаешь?
– Поцелуй меня… – Целует. – Нет, не так! Холодно… – пытаюсь пошутить, но на самом деле тут не до шуток. Я трусь о жениха, как доступная девка, а у него даже дыхание не сбилось. Весь такой правильный, что аж тошно. Я мне другого хочется. – Я хочу тебя.
Глаза Баята округляются. Да знаю я! Неприлично такое говорить. Я и не говорила этого никому. Никогда. Но ты же мой будущий муж, как так-то?!
– Эм… Ну, до свадьбы всего месяц остался.
Да убейте уже меня кто-нибудь!
– Кхе-кхе.
Я застываю мраморной статуей. И да. Я почти убита. Бетонной плитой стыда.
– Мне бы пройти. Всего лишь, – ровным голосом замечает Назар.
– Да, конечно… – лепечу, шарахаясь в сторону. Мужик он действительно большой. Ни одной тренировки в спортзале не пропускает – как пить дать. Хочется верить, что мышечной массой он пытается компенсировать размер члена, но от этого дядьки веет такой самостью, что я сходу понимаю, как нелепы мои предположения. Он просто фанат качалки, творога и вареной курицы.
– Лала… – начинает Баят, когда Назар скрывается за поворотом. Я прерываю поток его слов взмахом руки. Не хочу ничего слышать. Не хочу снова и снова разочаровываться. Не хочу жить со страшным осознанием того, что вот таким будет каждый мой день с ним. С тоской смотрю на иллюминатор. Может, утопиться, и дело с концом? Не надо будет выходить замуж или, наоборот, отказываться от свадьбы. Что то, что другое – хуже некуда. Могу только представить, каким разочарованием это станет для родителей и брата. Хотя Марат тоже хорош! Почему ему можно жениться на ком захочется, а я непременно должна идти замуж за азербайджанца?! Я не хочу. Наша помолвка с Баятом была ошибкой. Я и согласилась на нее лишь потому, что ничего другого мне не светило. Тогда какая разница?
А тут Антон. И этот его взгляд. Горячий. Такой горячий… что у меня трусики мокрые. От взгляда того, с кем меня ничего не связывает! А не от поцелуев парня, который вот-вот станет моим мужем. И это ненормально. Противоестественно. Так не должно быть. Меня пробирает нервная дрожь.
– Я пойду, – обхватив себя руками, трусливо сбегаю. Понятия не имею, что мне делать! Переодеваюсь в простую футболку и шорты. Внимание привлекает какой-то шум. Прислушиваюсь.
– Хочу тебя, – хнычет жена моего брата. Господи, ей же вот-вот рожать, что вообще происходит?!
– Моя… Ты только моя. Афина! – звук шлепка, секса. – Осторожнее… Я ж не каменный.
– Ты идеа-а-альный. Только, пожалуйста, жестче.
Я закрываю уши. Представляю подобный разговор между мной и Баятом и начинаю трястись в приступе беззвучного горького хохота. Кажется, истерика меня все-таки догнала. Аллах! Может, я абсолютно недостойная женщина, но я хочу именно так, чтобы меня любили. Чтобы без меня жить, дышать не могли… Я же вижу, как оно бывает. Я так хочу! Так. Что же делать? Впадаю в какую-то странную фрустрацию. А потом слышу – на палубе суета. У Афины начались роды. Приходится и мне выбираться из своего укрытия. Надо заметить, Марат держится просто отлично. Предельно собранный, он не истерит, отдает ровным голосом какие-то указания, а после преспокойно отправляется вместе с женой на берег. Мы же остаемся на яхте ждать. Уже ночью нам сообщают, что у меня родился племянник, которого назвали в честь отца. На палубе опять праздник. Мама плачет от счастья, отец страшно горд. Вино, шампанское и коньяк рекой льются. Первый бокал я беру скорее для того, чтобы занять руки. Второй – потому что после первого узел в груди будто ослабевает. Да, я напиваюсь в темноте, пока мои родители не видят. Ну и что? Меня уже задолбал их фрик-контроль. Меня все задолбало.
Стараясь не сильно шататься, выбираюсь из своего укрытия, и, как назло, передо мной возникает Антон. Подмигивает мне, что-то говорит, но я его не слышу. Я в голубые глаза смотрю и тону в них, как в омуте. Мой затуманенный Ламбруско мозг кипит. Я знаю, что все в этой жизни возможно. Вопрос лишь в цене, которую ты готов заплатить, да… И сейчас я готова поставить на кон все, что имею.
Ведь существует, да-да, существует один простой и верный способ получить желаемое. Скомпрометировать себя. Упасть так, чтобы уже не отмыться. Пошатываясь, я спускаюсь вниз, толкаю дверь в каюту Антона и забираюсь в его кровать.
Глава 2
Он бежит туда, где горит свет.
Ведь у него внутри пустота и тьма.
«Звонок» Асия
Назар
Рубит так, что я не рискую брать тачку, прилетев на место. Аэропорты – мой дом родной. В каждом городе разные – большие и роскошные, как в Дубае, или маленькие и обшарпанные, как практически везде у нас, если отъехать от столицы чуть в сторону, не суть. Они всего лишь перевалочные пункты на пути… к чему-то. Иногда, устав, вот как сейчас, я не очень понимаю, куда бегу. И на кой мне оно вообще надо. Всего, чего можно, в своем деле я уже достиг. Даже на международный уровень вышел, о чем раньше, оставаясь все-таки реалистом, я и мечтать не смел.
– Господин Звягинцев?
– Да.
– Мне поручено вас доставить на яхту. Позволите ваш багаж?
Торжественно вручаю водителю ручку от чемодана. Я бы, конечно, его и сам без труда докатил, но мне нужно купить кофе в дорогу. Не то вырубит нахрен. Плетусь к кафешке на выходе из аэропорта. Заказываю три эспрессо в одну посуду. Бариста удивленно на меня таращится.
– Мотор остановится, – ненавязчиво замечает он. Как ресторатор, я ценю такую деликатную заботу о клиенте. Но конкретно в этой ситуации все же настаиваю на своем. Помереть от ударной дозы кофеина мне не грозит. В свое время я употреблял и похуже допинги. Убивая себя качественно, чтоб наверняка. И ниче. Вы только посмотрите, какой живучий!
Зеваю так, что трещит челюсть.
– Осторожно. Крышечка неплотно держится.
– Ничего, Юра, – гляжу на бейдж баристы. – Сейчас так у всех.
Парень открыто улыбается, когда до него доходит смысл шутки, но я уже отворачиваюсь. Первый глоток обжигает, крышка и впрямь не держится толком, и я отпиваю гораздо больше, чем планировал, чтобы не облиться. Все равно кайф. Еще немного, и вообще огурцом буду. Что не помешает, я же на праздник еду! У моего лучшего друга день рождения.
С Маратом мы сошлись довольно давно. Хотя, казалось бы, более разных людей не найти. Я – босяк из подворотни, который сделал себя сам при не самых благоприятных вводных. Он – наследник богатых родителей, которым не иначе как чудом удалось не испортить парня деньгами. Панаев – мой якорь в мире цинизма и пошлости. Эталон того, как можно не скурвиться, не сторчаться, не превратиться в кусок дерьма. Особенно когда чуток приподнялся над другими. Видит бог, в наших реалиях это сложно. Мне нравится, что у него своя философия и четкие установки о том, что хорошо, а что – харам. Панаев мусульманин, я разве не упоминал? Короче, это я к тому, что жизнь – непростая штука. В ней легко потеряться. Зло умело прикидывается добром, а добро порой сущим злом кажется. И все так перемешивается, что уже не разобрать в этом бардаке, где черное, а где белое. А он может. Всегда может отделить зерна от плевел. И так доступно это до тебя донести, что становится непонятно, что ж ты, олень такой, сам до этого не додумался.
В дороге все-таки засыпаю. Может, и к лучшему. Приезжаю помятый, но хоть чуток отдохнувший. На яхте веселье в разгаре.
– Наконец-то! – выходит вперед Марат. – Я уж думал, не выберешься.
Тепло обнимаемся, привычно похлопываем друг друга по спинам.
– Как я пропущу твою днюху?
Братаемся с Тохой и Арсом Брагиным. А следом, чтобы позлить мужиков, сгребаю в объятия Манюню с Афиной. По одному – харам. Но так-то, типа, в шутку, можно же чужих жен потискать?
– Назар! – строго замечает жена Марата Афина. А Марфа, наоборот, смеется. У первой муж мусульманин и свои рамки. У второй рамок нет. Оттого и реакция разная. Афине важно соответствовать, а у Марфы одни шуточки на уме. Она ученый, уже сумевший сделать себе имя в сфере изучения мозга приматов. И чует мое сердце, Брага – ее любимый подопытный. Обожаю я этих девочек. Смотрю на то, какими счастливыми они делают моих друзей, и… нет, не завидую. Зависть означала бы, что я хочу чего-то подобного, а это неправда. Я лучше со стороны потыкаю в свой цинизм палочкой, мол, вот же, вот, бывают хорошие девочки. Не все такие суки, как тебе в свое время попалась.
В теории я согласен. Искать тому подтверждения не хочу. Я очень хорошо помню, во что неподходящая женщина может превратить даже самого стойкого мужчину. Как сильно его уронить. Потому что я сам едва с того дна поднялся.
Иду в отведенную мне каюту, быстрый душ, шорты, майка. Возвращаюсь на палубу. В стакане под видом виски – чай со льдом. Укладываюсь в шезлонг. Впитываю щебет девочек, разговоры мужиков. Вставить свои пять копеек не удается, все силы трачу на то, чтобы не уснуть. Рядом мать Марата Зара Джамильевна листает огромный альбом с репродукциями картин известных мастеров, объясняя внучке:
– Смотри, Марьям, это картина Николая Николаевича Ге. Называется «Христос и Пилат».
– Пилат? Калибского моля, что ли? Не очень-то он похоз, – кривит губки дочь Марата. Зара Джамильевна смеется. Захлопывает книгу. Я тоже тихонько ржу. Мелкая недобро на меня косится.
– Так, понятно. Рано еще.
– Что лано?
– Учить тебя.
– Плавильно. Лучше я иглать буду. Назал, пойдем поплаваем! Хочу, штобы ты меня кинул в бассейн. – А сама на море глядит. Глаз да глаз нужен за этим маленьким чудовищем. Полным отсутствием благоразумия Марьям явно в тетку. Кстати, что-то ее не видно. С женихом она своим, что ли? Девке восемнадцать всего. Разница у них с Маратом огромная. Но она уже замуж собралась. Вынужден признать, что все-таки не все кавказские обычаи я одобряю. В какой-нибудь Америке Лале даже алкоголь бы еще не продали. И ее жениху, кстати, тоже. И эти безмозглые дети женятся. Какая жесть…
Пока я собираюсь с силами, чтобы стащить себя с шезлонга, маленькая зараза без объявления войны начинает обстреливать меня из водного пистолета.
– Эй!
Сатанински смеется. Снимаю майку и, как был в шортах, ныряю в бассейн, утаскивая пакостницу за собой. Выныривает. Хохочет. Мелкие зубки хищно блестят в лучах солнца.
– А у мамы с папой будет еще один лебеночек, – сообщает мне, как будто я не догадался, отчего у Афины такой живот.
– Круто. Хочешь братика?
– Нет. Но меня не сплашивали.
Угораю. Даже если бы мне пришлось не спать еще несколько суток, я бы все равно сюда вырвался. Рядом с этими людьми… не знаю, мои ледники будто тают. Мне хорошо, как, может, бывало только в раннем детстве в гостях у бабушки.
Некоторое время еще бултыхаемся в бассейне. Потом Марьям переключается на близнецов Брагиных, а я обсыхаю на солнышке. Стоим, болтаем расслабленно с мужиками, когда появляется Ла-ла-ла. Купальник, вполне нормальный для дубайских эскортниц, на сестре моего лучшего друга смотрится как на корове седло. Не потому, что он ей не идет. Нет. С формами у девочки все в полном порядке. Лала совершенна, ни один гетеросексуальный самец не стал бы с этим спорить. Но она же из другого теста совсем. И ей к лицу другое. Однако она с бараньим упрямством отрицает свою уникальность, уподобляясь дешевым шлюхам. Вот за это я и не люблю мир, в котором живу. За то, что все навешивают на себя ценники и выставляют на продажу. Мы как в огромном супермаркете – только покупай. Да, еще ж вопрос цены… Ла-ла-ла в деньгах не нуждается. За что ж тогда она с собой так? Только чтобы соответствовать тупой моде?
Врет еще постоянно. Я такой лгуньи в жизни не встречал! Хотя я и могу понять, как на современную девочку давят патриархальные обычаи семьи. Ей и погулять хочется, и в клубы-рестораны с подружками выбраться. Куда ее, конечно, не отпускают. И тогда… О-о-о, как она выкручивается! Родители не успевают снимать лапшу с ушей, с такой скоростью она им ее навешивает. Ты куда, Лалочка? А дальше следует полет фантазии, которому бы позавидовал самый упоротый сказочник.
Я в силу своей работы невольно в курсе многих ее секретиков. Однажды Ла-ла-ла даже принимала участие в весьма специфическом танцевальном конкурсе. Я когда ее в высоких стрипах на шнуровке увидел, не поверил своим глазам. Конкурс проходил в моем клубе, и организаторы в последний момент уломали меня заменить кого-то из заболевших членов жюри. В общем, все шло по плану, пока она со своей командой на паркет не вышла. Никто, конечно, не раздевался, конкурс был не про то, девочки показывали уровень мастерства и только, но я все равно охренел. Предполагалось, что Лала без особого успеха занимается народными танцами. Ну, в принципе, не поспоришь. Народ такое любит, ага. Аж слюни у народа текут. Увидела меня, разнервничалась. А в перерыв первым делом ко мне прибежала.
– Ты че творишь? – сощуриваюсь я.
– Ничего такого! Уж кому как не тебе знать, что это просто спортивный танец!
– Лала, если бы ты сама в это верила, то не стала бы меня просить не рассказывать твоему брату о случившемся, – устало вздыхаю я. – Ты же за этим пришла, не так ли?
– Да! – буквально выплевывает. – Не говори ему. Пожалуйста. – Это уже чуть не плача. Понимает ведь, как ей попадает. И все равно дичь творит.
– Ты хоть представляешь, что будет, если отец узнает, чем ты занимаешься? Трясешь прелестями перед мужиками…
– Это спорт! – кричит она. – И ни перед кем я не трясу. Я для себя занимаюсь. – Сдувается.
– Тогда чего ж ты на конкурс поперлась?
– Одна девочка заболела. Я заменила, чтобы не подвести коллектив.
Сидит размалеванная вся. Сама, блядь, невинность. Огромные глаза из-за стрелок еще больше кажутся. Или это из-за слез, что Ла-ла-ла едва сдерживает? Не представляю, как в ней сочетается эта совершенно детская невинность с откровенной пошлостью. Стараюсь не смотреть в глубокий вырез декольте. Эта малышка – сестра моего друга. Девчонка без мозгов. А то, что у нее тело женщины, ровным счетом ничего не значит.
Потому что:
– Какого черта она так вырядилась? – сощуривается Марат, глядя на Лалу. – Тоха, рот закрой! Ты на мою сестру вообще-то пялишься! – Фух, ну, слава богу, не мне его отповедь предназначена. Значит, я, даже погрузившись в воспоминания, сумел сохранить лицо.
– Извини, брат, – выставляет перед собой руки бедный Дубина. – Кхе-кхе, она – как бы это сказать… выросла.
Ага. И расцвела. Марат встает, воинственно весь подобравшись.
– Ей почти девятнадцать. Она через месяц выходит замуж, – осаживает его жена.
– Это не означает, что можно ходить вот так… Только посмотри, как на нее пялятся! Антон, блядь!
То, что Марат употребляет мат, свидетельствует о том, что он действительно в ярости. В обычной жизни братишка почти не ругается.
– Смотрят, потому что она – красавица, – ерзает Афина.
– Лала красавица? – недоверчиво протягивает Марат.
– Ну конечно!
– Все равно. Она еще маленькая.
Маленькая. Ага. Я согласен с другом. И поэтому меня тоже немного напрягает реакция Тохи. Тычу его в бок.
– Возьми себя в руки.
– Да блядь! Ты ее видел?
– Угомонись!
Меня обламывает сама эта тема. От нее какой-то педофилией попахивает. Я Лалу лет с десяти-одиннадцати знаю. И если честно, как-то все равно, сколько лет прошло с тех пор. Она просто ребенок. Младшая сестренка лучшего друга. И… все.
Смотрю на часы. Вспоминаю, что обещал позвонить саудитам, с которыми у меня намечается совместный проект в Дохе. Спускаюсь вниз и натыкаюсь на весьма прелюбопытную сцену.
– Поцелуй меня! Нет, не так! Холодно. Я хочу тебя, – жарко шепчет «просто ребенок» Лала своему недоделанному женишку. Даже у меня от ее сладострастного шепота член к животу подтягивается. А этот идиот блеет что-то про свадьбу, которая аж через месяц будет. Ну, пиздец!
– Кхе-кхе. Мне бы пройти. Всего лишь, – замечаю сухо. Ла-ла-ла бледнеет. Отшатывается в сторону. Не знаю, за каким чертом она решила связать судьбу с этим кретином, но факт – ничего хорошего из этого брака не выйдет. Он ее тупо не вывезет. Впрочем, мое мнение никому не интересно. Да я бы и не стал его никогда озвучивать.
Возвращаюсь к себе. Опять долго стою под душем, с неудовольствием косясь на свой и не думающий опадать член. Ну и чем я в этот момент лучше Тохи? Дерьмо. Мужики – скоты. Вот и все.
Закручиваю краны. Звоню. Разговор затягивается. Выйдя из каюты, узнаю, что Марат с женой отправились на берег рожать. Вместе со всеми жду новостей. Вместе со всеми праздную, когда нам сообщают, что Марат младший родился. Мне так кайфово за друзей. Так радостно, что я позволяю себе два бокала виски вместо привычного одного. Это ошибка, конечно, учитывая то, сколько я не спал, но… Блин, когда еще такой повод будет? От усталости аж шатает. Иду к себе, а у меня в постели Дубина без задних ног дрыхнет. Представляю, как завтра буду его прикалывать. Мол, что ж ты меня не дождался, милая? Посмеиваясь, выхожу. Походу, мне у него ночевать придется. Вот уже пьянь. Толкаю дверь в каюту и укладываюсь в постель.
