Теперь поговорим о другом полюсе зависимости – контрзависимости.
Я много думала о том, почему мы с вами живем в такой реальности, где оказалось слишком много пострадавших от нарциссов, абьюзеров и психопатов. Как так может быть? Ведь в целом таких людей не так уж много, чтобы каждый второй вдруг стал агрессором для невинных жертв. А потом поняла: очень часто речь идет о страданиях созависимых, которых обижают контрзависимые.
А ведь правда! Это же классическая игра: один бегает за другим, надеясь сделать из него идеального человека для себя и своих потребностей. То есть бесконечно догоняет и желает слиться. Причем под знаменем любви. А другой шарахается от этого, как от самой страшной заразы, да еще и грубит в придачу. Ну, во-первых, потому что и вправду мало кому хочется быть надежной «матерью» для другого взрослого. Во-вторых – те, кого догоняют, чаще всего вообще не имеют представления, чего там люди в отношениях делают и зачем вся эта возня нужна. А в-третьих – потому что контрзависимые не умеют по-другому выставлять людей за пределы своих километровых границ. Грубят, отмораживаются и отвергают. Особенно тех, кто липнет к ним со страшной силой.
А созависимому же только это и надо. Помните мысли Селани на эту тему? Отвергающее «Я» одного возбуждает и манит надеющееся «Я» другого. А потом уже вступает в дело полярная динамика друг друга. Там, где контрзависимый готов только подойти и руку протянуть для хоть какого-нибудь знакомства, созависимый, может, на шею еще не уселся, но руку уже по локоток зажал. И если первый еще к тому времени не сбежал, то уже точно испугался такого быстрого и поглощающего приближения.
И это не значит, что кто-то из них двоих лучше или хуже: как я уже писала, это всего лишь две стороны одной и той же медали зависимости. Мы просто очень разные в проявлении того, как на нас сказались разные обстоятельства нашей жизни. Если человек остался в сепарационном статусе Ребенка, но пошел по пути выбора контрзависимых защит от отношений, то он:
• держится отстраненно от других людей;
• избегает близких отношений;
• сохраняет дистанцию и очень тревожится, если люди начинают испытывать интерес или пытаются «придвинуться»;
• кажется неприступным и высокомерным, чтобы люди не приближались к нему слишком быстро/близко;
• ведет себя так, как будто не нуждается в людях;
• предпочитает скрывать свои чувства и переживания;
• предпочитает не включаться в отношения эмоционально, ограничиваясь функциональным присутствием;
• не верит в то, что способен выдержать кого-то долго рядом с собой (и возможно, нападает на себя за это, поскольку считает себя ущербным по сравнению с другими людьми);
• часто вступает в неглубокие, поверхностные или параллельные связи, чтобы не иметь по-настоящему глубоких отношений;
• обесценивает чувства и человеческие контакты, не считая это для себя необходимым.
И много еще чего. Контрзависимый Ребенок боится навязываться людям. А «навязыванием» он считает все: например, любопытство к другим, слова, чуть выходящие из ранга формальных.
Контрзависимый Ребенок может не верить, что люди действительно им интересуются, и подозревать, что их интерес прикрывает желание что-то обязательно получить.
Контрзависимый Ребенок может прервать любые отношения, исходя из только мелькнувшей догадки, что им пренебрегают. В его голове мгновенно и часто неосознаваемо разворачивается драма, по сценарию которой его давно уже отвергли, общение с ним в тягость, а он еще продолжает на что-то надеяться. И мысли эти настолько невыносимы, что Контрзависимый Ребенок обрубает любую связь за секунды. Вот он только что был тут, как его уже нет – а глаза смотрят холодом и ничего не выражают.
Контрзависимый Ребенок может замолкать, когда все вокруг оживленно общаются, – это значит, что внутри включился датчик опасности и одновременно стыда. Ведь, с одной стороны, в этой непринужденной и легкой обстановке есть большая вероятность, что кто-то незаметно подойдет поближе, а расслабившиеся защиты пропустят этот момент – и Контрзависимый Ребенок окажется слишком уязвимым перед кем-то. А с другой стороны, он ощущает себя ущербным по сравнению с теми, кто умеет так просто и легко быть в обычных отношениях с людьми.
В отношениях Контрзависимому Ребенку становится слишком душно и тесно. И тогда раз за разом он изобретает все новые и новые способы побега из них. Трудоголизм, изнуряющий спорт, алкоголь, игры и другие зависимости. Вечная занятость. Бесконечная смена занятий. Но только не зависимость от отношений. Бутылка спиртного или «Танчики» в интернете, новый учебный курс или новый этап триатлона – всегда можно что-нибудь себе организовать. Можно получить тот результат, который хочется. Не то что с этими непредсказуемыми и неподконтрольными людьми вокруг.
Но одновременно с этим Контрзависимый Ребенок не может смириться со своим одиночеством и постоянной изоляцией от людей. Потому что это служит напоминанием о его «базовом» дефекте, который он ощущает всегда: с ним «что-то не так», раз он не умеет быть с людьми. И именно это отличает его от Избегающего Младенца, которому искренне не нужны люди, а основное чувство в контакте – страх. У Контрзависимого Ребенка его отстраненность от близости – это замаскированная потребность быть принятым людьми и стыд.
В результате детского опыта Контрзависимый Ребенок усвоил, что привязываться к людям – небезопасно: потом будет слишком больно.
Потому что «глубокая доверительная привязанность делает нас уязвимыми: человек, к которому мы больше всего привязаны и которому доверительно раскрыли наше сердце, именно по этой причине обладает силой глубже всего ранить нас»[13]. Контрзависимые знают это не понаслышке. Именно поэтому их внутренние защитники выставили по всему периметру сердца пулеметы – они готовы стрелять по любому, кто хочет добраться до уязвимых частей. А безусловной опасностью воспринимается все, что сокращает дистанцию и способно вызвать привязанность. С этим трудно спорить: любые отношения делают нас зависимыми. От чувств, от страданий, от разочарований, от желаний, надежд и прочего. «Нет уж. Лучше без этого», – отзывается внутри Контрзависимого Ребенка, и потому он чутко защищает свою уязвимость теми способами, которые есть у него в распоряжении.
Кстати, именно за это чаще всего такие люди на себя нападают: если им не удалось вовремя отстраниться, и кто-то сумел затронуть их за живое, задеть их чувства. Это вызывает сильнейшую злость на себя: Контрзависимый Ребенок сразу чувствует, что контроль над ситуацией теряется, он ощущает себя слишком зависимым от другого. От того, что начинает нуждаться в ком-то, он утопает в стыде. А если учесть, что он постоянно рисует себе картинки, в которых никому на самом деле нет до него никакого дела и все кругом просто притворяются, что он им интересен, то он ломится на выход из любых отношений еще до того, как что-то серьезное может развернуться.
Из всего этого со стороны кажется, что Контрзависимый Ребенок не хочет близости. Но это не так. Наверное, это та страшная и часто запретная для него самого правда, от которой он бегает долгое время. Не случайно почти всегда для отношений он выбирает себе в партнеры Созависимого Ребенка, умеющего сливаться, а значит, быть слишком близко. Помимо эмоциональных качелей и постоянного саспенса, у каждого из участников есть свои скрытые желания.
Какая-то из самых детских, очень маленьких внутренних частей Контрзависимого Ребенка надеется, что другой человек, умеющий быть в близости, сможет его расколдовать – и тогда он станет нормальным, таким, как все люди, которые умеют любить и привязываться[14]. А Созависимый Ребенок в такой паре втайне пытается получить разгадку: как живут эти самодостаточные, независящие и ненуждающиеся в ком-то люди? Получается, тогда он сможет стать нормальным, таким, как все люди, которые умеют жить самостоятельно и быть всегда зрелыми и устойчивыми?
Как вы понимаете, чаще всего это остается их взаимными несбыточными мечтами, потому что каждый играет свою партию зависимости, которой нельзя поделиться с другим. Так они и бегают по миру. Одни считают себя ненормальными оттого, что слишком привязываются и нуждаются в людях, а должны уметь обходиться своими силами. А другие уверены, что с ними совсем все плохо, потому что ощущают у себя ампутированную душу, неспособную любить, привязываться и чувствовать что-то теплое.
Катя пришла ко мне в терапию с сильной ревностью в адрес мужа.
Оказалось, что когда-то в молодости, когда у них только завязывались отношения, он изменил ей с подругой. После чего Катя с ним рассталась, а впоследствии они вновь сошлись. Сейчас уже больше 15 лет у них хорошая жизнь, двое детей. Но каждая задержка мужа на работе вызывает у нее самую настоящую боль и тревогу – и Катя начинает вести себя с ним отстраненно и отчужденно. А внутри у нее в такие моменты всегда звучит голос: «Я не нужна. Есть кто-то, кто важнее и нужнее, чем я».
После нашей терапевтической работы внутренний Ребенок Кати поделился давно забытым опытом, который она восстановила только по рассказу мамы. Оказалось, что младший брат Кати однажды тяжело заболел. И родители все силы и внимание устремили на борьбу за его здоровье. Тогда психика маленькой девочки просто вытеснила всю боль ненужности и покинутости, а также страх за то, как поменялась жизнь и отношения в семье. И только сейчас стало понятно, почему же ее все время преследовали слова о том, что есть кто-то важнее и нужнее.
Ее внутренний Ребенок все время пытался убедиться, что он все-таки важен и ценен для значимого взрослого, но любая ситуация, в которой близкий человек отходил от него чуть подальше, активировала психологические защиты. Внутренний Ребенок включал в Кате свои способы изоляции и дистанцирования в контакте – так он пытался защитить ее от того, чтобы снова не почувствовать невыносимую боль, когда близкий человек вдруг отстраняется, ничего с этим поделать нельзя и приходится лишь в бессилии наблюдать, как всем становится не до нее.
Задача: отойти от родителей и сверстников, оставшись для себя хорошим.
Основная цель нашей психики в период пубертата – обрести независимость. «Я не такой, как вы» – это девиз и в отношении родительской семьи, и в отношении окружающих. И если на предыдущих этапах сепарации невооруженным взглядом было видно, что основное движение ребенка было направлено навстречу родителям (а отделение его лишь дополняло, чтобы тренировать отделение себя из среды), то в пубертате главным вектором является разотождествление с кем бы то ни было. И для этих процессов – завершения слияния и борьбы за то, чтобы нас перестали видеть маленькими и похожими на себя, – природа дала нам несколько лет.
Чтобы не углубляться дальше в скучные теории развития, я лучше расскажу вам одну показательную историю. Однажды, снова совершенно случайно, я посмотрела пиксаровский мультфильм «Храбрая сердцем». «Случайно» – потому что когда он вышел, дочь уже выросла, а сын по каким-то неведомым мне причинам отказывался смотреть мультфильмы пусть про отважных, но «девчонок». Так бы он и прошел мимо меня, если бы я не увидела рекомендацию где-то на форуме, почитала отзывы и снова не вскрикнула: «Бинго! Надо срочно смотреть. Это точно про сепарацию! Не может не быть про нее». А все почему?
Где-то там было написано, что девочка превратила маму в медведицу. А это же прямо классическая метафора того, как в подростковом возрасте нам просто необходимо (пусть символически, но все же) сделать из своих родителей «монстров» и «диких зверей», чтобы иметь возможность от них отделиться. Кто же в здоровом варианте захочет уходить от хорошей матери? Никто. С ней тепло, хорошо, сплошное понимание и ми-ми-ми.
В какой-то момент нам обязательно нужно превратить родителей в плохих, чтобы не испытывать столько вины, сопротивляясь их предписаниям, воле и власти.
В подростковом возрасте в нас смешивается адский коктейль из агрессии и упрямства – они нужны нам, чтобы отвоевать себе свои права, свой голос и свои ценности. Мы движемся прочь из слияния с родителями, иногда совсем не понимая, за что конкретно сейчас идет локальная «войнушка», но она нам нужна, как волшебный заговор ведьмы, гарантирующий свободу.
Диалоги с родителями в это время поразительно похожи на разговоры «храброй сердцем» Мериды со своей матерью:
– Я многое должна, обязана… От меня многое ждут! Ты командуешь мной каждый день…
– Принцессе не стоит класть свое оружие на стол! Принцессе вообще не пристало иметь оружие.
– А принцесса всегда делает то, что от нее хотят?! Нет! Ты не заставишь меня!
– Мерида, столько труда и столько времени потрачено на твою подготовку и обучение! Мы дали тебе столько того, что сами никогда не имели… Ну что же мы, по-твоему, должны сейчас сделать?
– Я хочу свободы!
– А ты готова заплатить цену за эту свободу? Попытайся понять: все, что я делаю, я делаю любя.
– Но это моя жизнь! Я думаю, ты смогла бы меня понять, если бы только слышала.
– И ты смогла бы меня понять, если бы только слышала.
Но нет. Это не время понимания и гармоничного взаимодействия. Оно не для того, чтобы стороны увидели и услышали друг друга. Ну, точнее, в идеале мы, конечно, ждем и надеемся. Но в жизни так бывает редко. Но это и не плохая борьба, поскольку подросток в ней добывает независимость и право жить свою жизнь по своим правилам. Плохо бывает только тогда, когда у него по каким-то причинам не получается выйти из сопротивления – и он зависает на этой стадии войны со всеми и против всех на длительное время. Но об этом попозже. А пока давайте вернемся к диалогам и сути сепарации от родителей в это время.
Итак, подросток ощущает принуждение и необходимость быть таким, каким его видят взрослые. Он бунтует и сопротивляется. Он отстаивает свое право самому решать, каким ему быть и как проявляться.
В мультфильме мать говорит Мериде, наряжая ее на торжественный ужин:
– Ты выглядишь просто превосходно!
– Я задыхаюсь! Платье слишком тесное! Я не могу двигаться.
– Идеально!
Очень наглядно: подростку становится тесно в нормах, правилах и всем остальном, что для родителей кажется «просто превосходно!». Он ждет понимания, но часто не находит его. И совсем не хочет испытывать чувство вины за то, что «мы же в тебя так много вложили и дали тебе то, чего не было у нас самих». В нормальном варианте подросток отвечает: «Могли бы и не давать». И это не то чтобы хамство – эта фраза говорит о том, что он не сдерживает себя в естественном движении идти по дороге к самому себе.
И вот в мультфильме слишком тесное платье (как метафора узких родительских рамок) расходится по швам. Мерида берет в руки лук и стрелы, готовая к борьбе за себя:
– За свои руку и сердце я буду сражаться сама.
– Не смей больше стрелять! Я королева. А ты слушай меня!
– Так нечестно. Ты думаешь о себе! А ты спросила, чего хочу я? Нет! Ты все время указываешь мне, что делать, чего не делать… Ты хочешь, чтобы я стала такой, как ты! Но я такой, как ты, не стану!
– Ты ведешь себя как ребенок.
– А ты – зверь! Вот ты кто. Я никогда не буду такой, как ты. Лучше умереть…
Все закономерно. Подростку лучше умереть, чем представить себя похожим на «предков». Он выделяется из их представлений и фантазий о нем, из того, чему он должен соответствовать. Не случайно в начале Мерида говорит о том, что «многое должна и обязана».
Подросток в это время сражается за право не давать другим то, чего от него ждут. Он сопротивляется ожиданиям, чтобы на их месте обнаружить то, кем он на самом деле является.
Ему важно отринуть то, что ему «пристало» и «не пристало» для того, чтобы быть хорошим. И рискнуть стать самим собой.
Подросток формирует отношение к себе даже ценой отношений с родителями. И он хочет, чтобы они изменились. Для этого, например, Мерида отправилась к ведьме, попросив заколдовать мать, которая не дает ей делать то, что нравится подрастающей принцессе. И происходит магия. Мать превращается в медведицу, неспособную больше указывать и командовать. Но…
Есть шанс навсегда потерять маму из-за заклятья, которое необратимо сделает из королевы зверя. И тогда девушка вдруг вспоминает о самых хороших моментах близости и о материнской заботе. Именно так разворачивается процесс нормальной сепарации. Желание обесценить все и уйти от родителей – нормально и естественно. Попытки сделать родителей плохими – закономерны. Но есть время бунтовать и заколдовывать, а есть время совершать обратную магию: опереться на ту любовь, которая все-таки была, и вернуться в отношения по-новому. Иначе есть риск совсем потерять родителей – если отойти настолько далеко, что и не подойти обратно: потому что в психике вместо родителей будут продолжать жить «дикие звери».
Это снова движение «назад-вперед», как и всегда в сепарации. Казалось бы, подростковость – это время отходить подальше от родителей, чтобы обрести автономность и независимость в том объеме, на какой еще ребенок никогда не замахивался. Но не менее важно вернуться.
Так, Мерида, рискуя потерять мать навсегда, соглашается выполнить второй наказ ведьмы, который позволит вернуть заклятье вспять:
Судьбу измени. В себя загляни.
Гордыню смири. Полотно почини.
Подростку придется заглянуть в себя и найти там любовь. Рано или поздно он должен будет смирить свою подростковую гордыню, которая слепит глаза и шепчет о несправедливости мира, где взрослые имеют право командовать и обладают властью. Он вернется в контакт, согласившись на эту иерархию, когда поймет, что ему можно уходить и его никто не держит – но пока он еще слишком нуждается в любви и безопасности семьи. И ради этого стоит идти на компромисс, договариваться и на что-то добровольно соглашаться.
Мерида, начиная войну за саму себя, разрубила полотно, на котором была вышита картина ее семьи, – как бы отделив себя от родителей. Но потом починила полотно, чтобы вернуть их себе. Это и есть классический сюжет: уйти из слияния в отдельность, а потом – вернуться в контакт в новом психологическом статусе и на новых условиях.
На этапе Пубертата к вертикальной сепарации от родителей в процесс вмешивается еще и горизонтальная – со сверстниками: это значит, что в этот период огромную значимость обретает возможность пережить слияние со своими сверстниками, а потом уйти из него.
Опыт показывает, что на то, как будет проходить горизонтальная сепарация, очень влияет успешность протекания вертикальной. И если человек остался на предыдущих этапах и обладает сепарационным статусом Младенца или Ребенка, то ему будет сложнее освоить горизонтальную сепарацию, потому что то, как он будет приближаться к ровесникам и вести себя в их среде, уже будет определено усвоенными созависимыми или контрзависимыми стратегиями.
Например, если не был успешно пройдет этап Детства, то в отношениях со сверстниками подросток будет пытаться скомпенсировать то, что недополучил внутри семьи. На успешность слияния со сверстниками сильно влияет и качество самооценки, которую Подросток унес из отношений с родителями.
А в остальном в горизонтальной сепарации многое зависит от случая. Удастся ли подростку приблизиться и отойти от ровесников – будет зависеть от того, в каком пространстве он оказался в этот период жизни, какие люди рядом с ним на этой территории и с кем из них он совпадет. Это часто происходит независимо от подростка: какой-то друг или подруга, какой-то круг, куда он попал… Все вроде бы само по себе сложилось, но чувство принадлежности к тем, кто находится с Подростком на одном уровне, – его важное психическое обретение на этапе Пубертата. Как и независимость от своей «стаи», которую он обретет чуть позже, когда начнет замечать свою непохожесть не только на родителей, но и на других людей вообще.
За счет слияния со сверстниками и ощущения принятости мы обретаем уверенность в собственной нормальности наряду с другими. А отделение от них дает нам понимание своей уникальности среди них.
«Я один из вас, но я особенный», – вот убежденность, которая утверждается в психике при благополучном прохождении этого этапа.
Вы прошли этот этап, если можете присвоить себе убеждения:
• Я имею право быть с вами, но оставаться собой.
• Я имею право на свое тело, мысли, ценности, убеждения.
• Я имею право вам не нравиться.
• Я нормальный на фоне других.
• Я не похож на других.