Юлия Пересильд
Это космос, детка!
Чужим здесь не место
В ЦПК нам выделили комнату, где мы вчетвером – я, Клим, Алена Мордовина, Леша Дудин – могли находиться в свободное от занятий время. На этом же этаже находилась комната отдыха для космонавтов. Нам сказали, что мы тоже можем туда заходить, выпить чаю – ведь мы проводим в ЦПК целые дни.
Накануне первого дня занятий я заехала в магазин, купила чай, кофе, молоко, сливки, конфеты: мы же в гостях, а в гости нужно приходить с полными руками. Я абсолютно искренне думала, что мне все будут рады, что я легко завяжу знакомства с космонавтами: у меня никогда не было проблем с вхождением в мужской коллектив. Пропуска на машину в первые дни, как назло, у меня еще не было. И я тащила эти пакеты от первого КПП через весь Звездный городок сама.
Пришла в комнату отдыха, разложила все по полкам в холодильнике. Заходят космонавты. Я говорю:
– Слушайте, может, в обед кофе выпьем, поболтаем, познакомимся?
Мне в ответ, очень спокойно:
– Можно.
Я жду, что кто-то скажет: «Ого, как ты все это дотащила!» Но никто не говорит ни слова. Ну ладно! Может, стесняются.
Я была уверена, что парням будет очень интересно со мной пообщаться, я же актриса! Мне с ними точно интересно – может, и им со мной тоже? Но я ошибалась.
Пришли мои коллеги, сидим, разговариваем с космонавтами. Те спрашивают:
– А зачем вообще нужен этот проект?
Мы:
– Ну как, это же эксперимент, это всегда интересно! Никто до нас такого не делал, это классно!
Нам в ответ:
– Мы не понимаем, что тут классного, да и вообще не факт, что все это состоится.
Окончательно я поняла, что общение не сложится, когда мы заговорили про русское кино. Кто-то из них сказал:
– Я русское кино вообще не очень люблю.
Я говорю:
– Ну, мне следует понимать, что это камень в мой огород, да?
Пожимает в ответ плечами. Как будто с подтекстом: «Мы вообще не знаем, кто ты и что ты тут делаешь». Чтобы это сообразить, слова были не нужны.
Они дали понять, что нам здесь не очень рады. И вообще, на их взгляд, не факт, что у нас что-то получится и мы куда-то полетим.
Говорят мне:
– Мы по десять лет к полету готовимся.
– Понятно, артисты тоже долго учатся, а хорошие артисты учатся всю жизнь.
Мне в ответ, с усмешкой:
– Артисты… А чему вы там учитесь?
Вот это было уже по-настоящему обидно. Но обижаться было бессмысленно. Поэтому мне стало просто грустно.
Кажется, что эти две сферы – космос и кино – никогда не должны были пересечься.
И жалко, что у них было такое представление об артистах – как о трутнях, которые ничего не делают, а только переходят с красной дорожки в бассейн, а из бассейна на красную дорожку. Работать, по их мнению, артисты вообще не умеют. И испытания они никакие пережить не смогут.
Конечно, космонавтов можно понять. Они всю жизнь готовятся к полету в космос и не знают, полетят или нет. А тут пришли мы. Но это же не значит, что надо обесценивать другие профессии.
Таким был наш первый день в ЦПК. Это подстегивало.
Зубрежка
С 24 мая началась подготовка к полету. Эту дату я помню очень хорошо, потому что 24 мая – День святых Кирилла и Мефодия, День славянской письменности и культуры, и именно в этот день каждому из нас в ЦПК выдали гигантскую стопку учебников – 20–30 брошюр формата А4. Комически огромная стопка, как в каком-то мультфильме!
– Это теоретический материал, который надо усвоить. У вас есть две недели.
Как это сделать?
Я начала все зубрить и занималась этим каждый день, с 24 мая по 12 июня – до Дня России. В этот день в ЦПК был выходной. И 12 июня я поняла, что мой мозг взорвался. Я же совсем не технарь, я гуманитарий. Я не знаю, как закончить прямой эфир в соцсетях! Да, я хорошо училась в школе, мне нравилась химия, но физика – не моя сильная сторона! Что-то я очень хорошо помню еще со школы, но после нее я не изучала ни физику, ни другие точные науки! А ведь в ЦПК приходят учиться инженеры, люди с определенной базой знаний!
Когда я выпускала спектакль «Кроличья нора» в Театре на Малой Бронной, мне нужно было написать на доске уравнение Шредингера. Я замороченный человек, и для меня делом принципа было понять, что это за уравнение, о чем оно, я смотрела про него фильм, читала книги про черные дыры – я не могла написать уравнение Шредингера без понимания того, что оно значит. Теперь – такая же история, только объем материала в несколько раз больше. Мы учили аббревиатуры кораблей, названия приборов. Я ведь до этого даже не знала, как выглядит ракета! А мы изучали строение космического корабля, его особенности, системы жизнеобеспечения.
Мне кажется, первые три дня занятий мне помогало только терпение, потому что с девяти утра до шести вечера я не понимала ни одного слова из того, что говорили на лекциях. Ни одного слова! Дело было не в людях, которые нам преподавали, – они хорошо знают свои предметы. Я слушала их, записывала в тетрадь.
И только через неделю начала задавать вопросы. А до этого и вопросов не было! Я не знала, что спрашивать. Для меня, например, одинаково звучали название партии РСДРП (Российская социал-демократическая рабочая партия) и название ручки РДСП (клапан в скафандре). УКП, СОЖ, СОТР, РУО, РУД, РПВ-1, РПВ-2, СА, БО, ЭПК-РД, ПОВК[1]… Все эти аббревиатуры были для меня как иностранный язык. Потом, спустя неделю, я начала узнавать знакомые слова: «Ручка откачки конденсата…» («О, это с моей стороны в корабле»).
Мне казалось, что мой мозг лопнет, что он уже отказывается все это воспринимать. Он словно говорил мне: «Оставь все это! Иди снимайся в кино, тебя там ждут». Эта фраза звучала в моей голове через день.
Каждый день полтора-два часа я ехала до ЦПК и потом столько же обратно вечером, ежедневно по три-четыре часа проводя в дороге. Дома меня ждали дети, чтобы поговорить со мной хотя бы ночью, просыпались ради этого и рано утром. Около одиннадцати вечера я укладывала детей спать и садилась за учебники, перечитывала свои записи, пытаясь во всем этом разобраться. Очень злилась. Учебник «Конструкция и компоновка транспортного корабля „Союз“»… Сколько раз я бросала его дома об стену и кричала: «Чем ты занимаешься?! Зачем тебе это все надо?!» Сколько раз я так кричала! Начитывала учебник на диктофон, слушала записи, пока ехала в машине… Меня уже просто тошнило от этого! Но я слушала записи снова и снова…
К нам ведь было такое отношение: «Пришла какая-то актриса… Кто она такая? Это же несерьезно. Что она вообще может?» Я понимаю такое отношение, но не принимаю. «Какие-то актеришки, кривляются на сцене, песни поют, любой на это способен!» – так в принципе к актерской профессии относятся многие, кто с ней не знаком. Подумаешь, кино они там снимают. Ну поплакала, ну посмеялась – разве это работа?
Делом принципа для меня было – доказать, что актерская профессия – это тяжелый труд, если ты делаешь его честно. Но доказать, что ты собой представляешь на самом деле, можно только поступками, не словами. Поэтому мне было важно сдать зачеты.
Я, конечно, всегда была отличницей. В какой-то момент я замучила всех преподавателей, требуя объяснять снова и снова то, что оставалось непонятным. Я хорошо справилась с первым зачетом. Но впереди был темный лес! Чем дальше мы продвигались, тем больше информации нужно было усвоить, она росла в геометрической прогрессии. И нужно было изучать новое, не забывая то, что уже прошли.
Лекции у нас начинались в девять утра. Потом, как правило, нам отводили два с половиной часа на спорт. Затем – перерыв на обед. Где-то в шесть-семь вечера мы заканчивали. Помимо занятий нам нужно было находить время для подготовки к фильму – иногда мы посвящали этому вечера, иногда субботы.
Таким был наш первый месяц в ЦПК.
Физрук Шемчук
Отдельно хочется рассказать о нашем физруке Шемчуке, благодаря которому я почувствовала себя героиней фильма Стенли Кубрика «Цельнометаллическая оболочка».
Сегодня пишу об этом уже с улыбкой и юмором, потому что в результате мы остались большими друзьями. Но начало спортивной подготовки проходило под девизом «Вам не выжить».
Вижу в своем расписании урок физкультуры и радостно на него иду. Иду в надежде, что спорт наконец ворвется в мою жизнь: меня научат правильно бегать, плавать, я накачаю пресс, стану заметно здоровее и красивее.
Меня встречает очень взрослый мужчина в потрясающей спортивной форме.
– Сегодня мы будем сдавать нормативы! – говорит он командирским тоном.
– Здравствуйте! Как зовут-то вас? – спрашиваю.
– Евгений Петрович.
– Очень приятно, Евгений Петрович, меня Юля зовут.
– Юлия Сергеевна, сегодня мы с вами сдадим все нормативы.
– А что входит в нормативы?
– Тридцать отжиманий, сто приседаний, пробежать на дорожке Гагарина…
Надо сказать, нигде в анкете я не писала, что вхожу в олимпийскую сборную России. Я смеюсь, потому что не знаю, как с ним разговаривать. Он такой серьезный! На отборе мы уже сдавали нормативы, а тут, оказывается, нужно сдать их снова? Я, конечно, никакой не космонавт, но вроде и не студентка первого курса. Что за муштра? Зачем такой жесткий тон?
Начали проходить тренажеры в зале.
Надо пробежать 12 минут на дорожке Гагарина: она состоит из железных валиков (подобная дорожка есть на МКС). Чтобы она двигалась, нужно бежать по ней с усилием, заставляя валики вращаться. Когда я сошла с нее, ноги у меня буквально тряслись.
Дальше – космический велотренажер ВБ-ЗМ, с очень тугой ручкой. Не знаю даже, какие усилия нужно женщине приложить, чтобы ее прокрутить! У меня очень сильные руки, но на второй минуте работы на этом тренажере я только и думала о том, как убью сейчас от злости кого-нибудь и как в моих теперь таких могучих руках будут лопаться бокалы.
Потом – сдача нормативов в зале. Нужно сделать 30 отжиманий. Я отжалась. Вообще-то не все могут отжаться 30 раз! Хоть бы сказал: «Молодец! Как круто! Не все так могут».
А он мне:
– Так, дальше.
Я ему говорю:
– А вы вообще никогда, что ли, не хвалите?
Мне в ответ:
– Идем в бассейн!
Казалось, что мой юмор его пугает – от шуток он становился еще строже.
Приходим в бассейн.
Я говорю:
– А я плавать вообще не умею. Только по-собачьи.
– Как можете, так и плывите! Нужно проплыть километр.
И не сказал при этом, что он засекает, за сколько времени я проплыву. Я плыву себе вольготно – то на животе, то на спине. Проплыла.
Слышу:
– Очень плохие показатели.
Переспрашиваю:
– Так мне на время надо было плыть? А почему вы сразу не сказали? Я думала, вы хотите посмотреть, как я на воде держусь.
– Идем на вышку!
– На какую вышку?
– Три метра.
А я в жизни не прыгала с высоты в воду, ну, разве что бомбочкой, с бортика.
– Встаем на «рыбку», – говорит.
– Не-е-е-ет! «Рыбкой» я точно не буду прыгать.
– Прыгай!
– Нет, не буду. Я разобью себе лицо, а у меня съемки, спектакли. Я не умею этого делать. Научите меня – я прыгну.
Не слышит меня:
– Прыгай.
Внутренне матерю его из последних сил.
Он мне опять:
– Прыгай.
Я прыгнула «солдатиком». Уши сразу заложило от воды. Вылезаю из бассейна, смотрю на него зло:
– У меня уши заложило.
– Поднимаемся на вышку еще раз.
Я поднимаюсь наверх, уже просто трясусь от злости.
– Встаем спиной. Прыгаем.
– Спиной?!
– Да.
– Я не буду.
– Прыгай.
Я прыгнула.
– Сушимся, идем бегать, сдавать круги.
Выходим на улицу.
Я настолько злая, что даже разговаривать с ним не хочу. Начали бегать. Бегаю я хорошо. Пробегаю первый круг, а он мне:
– Работаем, работаем, работаем!
Первый раз я смолчала. Бегу второй круг в своем темпе. Он мне:
– Быстрее, быстрее, быстрее!
Я останавливаюсь:
– Вы можете мне это не говорить? Я вас очень прошу. Можно я сама побегу? Пожалуйста, не говорите мне этого!
Бегу дальше. Он опять:
– Работаем, работаем, работаем!
Я не выдержала:
– Значит, так. Вы даете мне все ваши нормативы, которые надо сдать. Я иду в фитнес-клуб. Беру там себе накачанного, классного, молодого мужика. Тренируюсь с ним весь этот месяц. Он мне все время говорит, какая я невероятная, потрясающая, как я все классно делаю! И я сдаю ваши гребаные нормативы с лучшими результатами!
Молчит. Смотрит на меня оценивающе, с прищуром. Потом, спокойно:
– Можно вернуться в бассейн.
– Нет!
– Ну, если вы хотите, чтобы я вас научил плавать…
– Чтобы научили – хочу! Научите! Но заниматься проверкой меня непонятно на что – не хочу.
– Ну, хорошо, тогда мы можем вернуться в бассейн.
Пришли в бассейн. Он дал мне досочку, за которую держатся новички на воде, начал объяснять… После его уроков я научилась хорошо плавать.
По прошествии времени я вспоминаю об этих тренировках без обиды, без злости, со смехом: Евгений Петрович стал для меня яркой частью воспоминаний про космос.
Второй месяц – оттепель
С конца июня начались тренировки на выживание, первые практические занятия – в спускаемом аппарате, бытовом отсеке, на станции… Параллельно с этим каждую пятницу у нас шли зачеты – по физкультуре, по МКС, по конструкции и компоновке «Союза», по фото- и видеоаппаратуре.
Звездный городок, ЦПК – это огромное пространство. Нам заранее присылали расписание занятий на неделю. Но из-за того, что сложно разобраться в этой территории, непонятно было, куда идти. Приходилось долго блуждать по огромному пространству ЦПК в поисках аудиторий.
Аленка и Леша жили в Звездном городке. Мы с Климом разъезжались по домам. В дороге я либо спала, либо разговаривала по телефону – давала интервью, решала домашние проблемы – они ведь никуда не делись. Вне «космоса» я продолжала оставаться мамой, актрисой, занималась театром, вводила артисток на свои роли в спектаклях. Готовилась к съемкам «Вызова» – я ведь играла женщину-хирурга. Приходилось читать медицинскую литературу, я вела бесконечные телефонные переговоры с Олегом Ростиславовичем Куйбидой, хирургом и нашим консультантом по фильму. Мы ходили к Главному хирургу Министерства обороны РФ – Александру Петровичу Чуприне, присутствовали на операции. Нужно было и по-актерски работать над ролью – а получалось это только урывками.
А еще нужно было обсудить и нарисовать эмблему экипажа, выбрать цвет комбинезона, определиться с комплектом одежды для космоса, найти и купить косметику, которую пропустят на МКС…
Дополнительный стресс был в том, что нас постоянно снимал Первый канал для документального фильма о проекте «Вызов». Тебе проверяют зрение – снимает камера. Плывешь в бассейне – снимает камера. Выбираешь себе трусы в космос – снимает камера. Невозможно расслабиться, ты все время должен быть выше, сильнее, быстрее. А я не самый соревновательный человек вообще.
А еще нас все время фотографировал Саша Гусов, что приносило не только колоссальную радость, но и напряжение: надо было следить, как ты сидишь на лекции, чтобы не выйти на фото с тройным подбородком. Пытаешься усвоить материал, который тебе начитывают, а сама думаешь, что нужно хотя бы в этом десятиминутном перерыве успеть пофотографироваться с Сашей – ведь потом подготовка закончится, и если сейчас времени нет, то потом его точно не будет. Хотелось все успеть.
С Сашей Гусовым мы познакомились еще в Лондоне, где в центре «Барбикан» проходили гастроли Театра Наций с «Рассказами Шукшина». Он много работал с Андреем Кончаловским, дружит с Юлией Высоцкой, Хелен Миррен и другими театральными звездами, его обожают артисты. У него такая пышная шевелюра, горящие глаза… Он фотографировал меня с детьми в Лондоне. Вдруг летом, в июне, Саша написал мне: «Юля, я хочу пофотографировать процесс подготовки к полету». В итоге он запечатлел такие моменты, которые, не отсними он их, сгинули бы бесследно. По его фотографиям можно вспоминать, что мы пережили.