Утром легче не стало, ведь наступило воскресенье, день семейных посиделок.
Я увижу Пал Сергеича и сохраню непроницаемый вид.
Такая установка у меня планировалась, пока я мучительно перемеряла весь гардероб и раз двадцать заплетала волосы в косу и расплетала.
В итоге, когда приехал Денис, я влезла во все то же платье, в котором была при нашей первой встрече в ресторане. Если честно, в нем я была на каждой встрече, и кажется, маменька Дениса интересовалась у него, почему он не купит мне новое.
– Милая, – заметил он в этот раз, – у тебя ведь много одежды, почему ты опять в этом платье?
Я ласково улыбнулась, притянув, поцеловала со всевозможной страстью.
– Оно мне нравится, – ответила коротко и скромно. Денис только вздохнул.
В ресторан мы пришли после родителей, они ждали нас за круглым столиком в глубине зала. Мы уже подошли, когда у Дениса зазвонил телефон. Бросив взгляд на экран, он, извинившись, отошёл в сторону. Любовь Дмитриевна суетливо предложила мне сесть, а Городецкий, встав, отодвинул стул… рядом с собой.
Почти церемониально поклонившись, я села, а он, придвинув стул, наклонился сзади к моему уху. Постаравшись не одуреть от смеси туалетной воды и запаха его кожи, я замерла.
– Я заказал красного вина, Алена, ты же не против?
Невинный вопрос, а я, как идиотка, сижу истуканом, чувствуя его дыхание на своей шее. Осторожно повернув голову, встретилась с насмешливым взглядом. Как же он близко! Не смотри на его губы, Кулагина, не опускай глаза!
– Не против, Пал Сергеич, – сказала, облизав пересохшие губы. Черт, этот мужчина парализует меня. Истинный дьявол.
– Вот и хорошо, – Городецкий поднялся, словно невзначай проведя пальцами по моим плечам. Хотя почему словно?
Наверняка, невзначай, не думаю же я, что он всерьёз… то есть, я хочу сказать, эти все моменты близости… да какой к черту близости! Соберись, тряпка!
Внутренний рык помог сфокусировать внимание на маменьке, тут и Денис вернулся.
– Сынок, – Любовь Дмитриевна продолжала щебетать, – мы с папой посоветовались и решили, раз уж Аленушке так нравится теннис, почему бы вам вместе не сходить на корт? Скажем, в следующую субботу?
– Тебе нравится теннис? – удивленно посмотрел на меня Денис, я же только часто моргала, осмысливая услышанное.
Кто ж меня за язык-то тянул, спрашивается? Почему в моей жизни всегда так: сначала сделаю, потом подумаю? Или не подумаю…
– Да, – ответила коротко, надеясь, что мы сейчас не начнём обсуждать все кубки мира и выигравших их теннисистов.
– Я был приятно удивлён, – услышала насмешливый голос профессора, повернув голову, снова поймала взгляд, хитрый такой и с усмешкой.
Ой, Кулагина, как пить дать, этот поход на корт я буду долго вспоминать. Но пути обратно нет, а то демонический профессор что-нибудь заподозрит.
Поэтому я скромно улыбнулась. Улыбку эту в своё время отрепетировала до блеска, так что теперь она появлялась почти по инерции. Надеюсь, Городецкому понравится. Скромность и достоинство в одном флаконе.
– Значит, решили? – снова вклинилась Любовь Дмитриевна и деловито продолжила. – На неделе пройдёмся по магазинам, подберем тебе костюм и обувь.
Я продолжала кивать и улыбаться, надеясь, что не выгляжу полной дурой. На Городецкого старалась лишний раз не смотреть, и вообще провела остаток обеда, набивая рот едой.
На обратной дороге Денис недовольно спросил:
– Почему ты мне не говорила, что увлекаешься теннисом?
Вот оно, действие закона во плоти. Врать надо так, чтобы комар носа не подточил, засыпаются обычно на мелочах, вот и я, думая о заднице… то есть измене Городецкого, проштрафилась по полной программе.
– Я не думала, что это вдруг произведёт такой фурор, – ответила все с той же скромностью, лимит которой, если честно, уже подходил к концу. – Я просто смотрю игры, не более того.
Мой жених ничего не ответил, и я посчитала тему закрытой. Вечер мы собирались провести вместе, посмотреть кино, но уже в начале фильма Денис полез с недвусмысленными намеками. И я впервые подумала, что совершенно не хочу с ним целоваться, что уж об остальном говорить.
Правда, пришлось и целоваться, и остальное, и в этот раз я кричала как-то совсем неубедительно, потому как то и дело вспоминала стоны бедной Лизы, обвивающей своими ногами спину Городецкого. А ведь если бы не обстоятельства, я могла обвивать его спину. Категоричность взглядов профессору явно не присуща, а на пересдаче я вела себя и впрямь с намеком на нечто большое…
– Все в порядке, Ален? – Денис уставился в мое лицо, и я поняла, что за думами перестала стонать.
– Да, милый, – и пока он не спросил ещё что-нибудь, притянула к себе и поцеловала.
И уже когда он ушёл, лежала и думала, что все как-то категорически не так. Мы с Денисом уже год вместе, а он до сих пор уезжает ночевать к мамочке, оставаясь у меня несколько раз в неделю. Разве так живут пары, которые планируют свадьбу со дня на день? И разве во время секса думают о других, забывая симулировать неземное блаженство?
Ох, Кулагина, что-то тебя занесло. Нужно просто преодолеть последний рубеж, выйти замуж, а там трава не расти. Будет совсем другая жизнь.
Во вторник мне пришлось поменяться сменами, чтобы в очередной раз засесть в уже знакомых кустах у перекрёстка. Некстати я подумала: выходит, Городецкий подвозил меня с работы после того, как посещал это пристанище разврата? Ехал сытый и довольный, а я, как дура, витала в облаках, пытаясь разглядеть за нашими встречами какой-то подтекст. Дура, как есть дура.
Но тут из-за поворота вырулил знакомый «Мерседес», и я мысленно возликовала! Сегодня мне непременно повезёт!
Туи встретили меня легким колыханием, нырнув в знакомую дыру, я в очередной раз примостилась на корточки под окном. Итак, прошло тридцать минут. Надеюсь, за это время они успели поздороваться, обменяться любезностями, и сейчас занимаются тем самым, ради чего мы все здесь собрались.
Давай, Кулагина, смелее, ты уже видела его голым. Вздохнув, я поднялась и аккуратно заглянула в окно. И тут же отпрянула. Они, действительно, делали это, в этот раз бедная Лиза была сверху, а профессор лежал лицом к окну. Отличные кадры получатся, не отвертится, голубчик. Главное, только не запалиться, пока их делаю. Надеюсь, он пребывает в экстазе и не заметит моего телефона.
Ещё раз глубоко выдохнув, я включила режим камеры и подняв руку к окну, нажала раз двадцать, не меньше. Хорошо, сейчас техника такая, что это заняло у меня всего пять секунд. Опустив руку, быстро просмотрела. Идеально! А теперь бежать, пока меня не застукали с поличным и не посчитали долбанной извращенкой.
– Прощайте, туички, – шепнула, перелезая на улицу, уверенная в том, что больше сюда не вернусь.
Я верила в лучшее и неслась по улице, прижимая к себе сумку. Выдохнула только в маршрутке. Оглядевшись по сторонам, залезла в фото. Вашу мать, этот гад прямо порно-звезда. Профессор и бедная Лиза. Стонала она опять будь здоров, может, ей кто приплачивает за это? Так, стоп. Теперь надо обезопаситься, наделать копий, распихать их по нычкам, как там в фильмах делается?
Не знаю, как в фильмах, но в итоге я раскидала архив по нескольким облакам и успокоилась. Не супер же он агент, чтобы сразу взять и пробраться в мои файлы. Да и вообще, пока Городецкий ничего не знает. Будет себя хорошо вести, может, и вовсе не узнает.
Следующий день я провела на нервах. К тому же, у нас была лекция у Пал Сергеича, и хоть я пряталась на последней парте, меня это не спасло.
– Кулагина, задержитесь, – сказал он, когда после звонка все стали расходиться и я тоже попыталась проскочить мышкой, пока Городецкий отвернулся.
И как он увидел меня, глаза у него на спине, что ли? Вроде нет, если вспомнить… не надо ничего вспоминать, Алена, себе дороже!
Я притулилась на первой парте у двери, чтобы держаться ближе к выходу. Когда все ушли, он поинтересовался:
– Почему вчера не вышла на работу?
Потому что снимала, как вы, Пал Сергеич, занимаетесь сексом со своей любовницей. А что там, кстати, с моей свадьбой?
Вот бы так взять и ответить. Но пока не время, может, он и так смилуется, а я приберегу компромат на другой случай.
– Плохо себя чувствовала, критические дни, – бодренько соврала ему.
Прищурившись, профессор так меня рассматривал, словно у него сканер встроен, который определяет уровень искренности в человеке. Мне бы такой не помешал, прикольная штука, наверное. Сразу понятно, с кем дело имеешь. Пришел, глаза сощурил, а в голове сразу информация…
– Кулагина, – позвал Городецкий, и я вернулась из своих фантазий, уставившись на него. Он только бровью дернул, не став комментировать. – Свободна.
Кивнув, я отступила к двери, и бочком-бочком выползла из аудитории. Что ж, ясно одно: моя выходка, кажется, осталась незамеченной. Единственное, что этот порно-профессор приехал встречать после работы, а меня не оказалось… И все-таки, нафига он таскается в мой цветочный, как на работу? Может, спросить его ещё раз? Не пряча глаз. Вообще, наличие ответного удара как-то прибавляло и сил, и отваги, может, даже немного слабоумия. А куда без него в бою?
В общем, когда около десяти вечера звякнул колокольчик и показался Городецкий, я была полна решимости расставить все точки над и. А именно: прекратить вот эти наши встречи, отвозы домой, когда я сижу, пытаясь не рассматривать его сильные руки и точеный профиль и не вдыхать запах туалетной воды, перемешанный неуловимо с личным запахом моего профессора… Я, что, назвала его моим? Ну я не в том смысле, конечно.
– Уже закрыла кассу, – кинула Пал Сергеичу, складывая чеки в кошелек и убирая под прилавок.
Он замер, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Его появление не удивило. Хотя я и не должна была быть сегодня, а только отрабатывала смену за девочку, которая подменяла меня. Но этот же у нас с третьим глазом, так что все видит…
Вскоре мы уже садились в его машину. Интересно, а он с бедной Лизой тут развлекался? Да нет, вряд ли. Все-таки уже большой дяденька наверняка не склонен к экстриму подобного рода.
– О чем задумалась, Алена? – спросил вдруг Городецкий, а я покраснела, словно меня застукали за чем-то непристойным. Ну в данном случае, только за мыслями.
– Да так, – сказала неоднозначно, как обычно проявляя высокий уровень интеллекта при общении с Городецким. Ну и где слабоумие и отвага? Сжав ладони в кулаки и резко разжав, спросила, поворачиваясь к профессору. – Пал Сергеич, скажите честно, зачем вы меня все время встречаете?
И тут же осеклась, поймав его взгляд. Словно я глупость сказала неимоверную.
– Я уж думал, ты больше не спросишь, – заметил, возвращая внимание к дороге.
– И? – протянула я, так как он замолчал. Городецкий пожал плечами.
– Я в эти дни еду мимо твоего магазина.
Ага, я даже знаю, откуда. Фу, какая гадость.
– И? – снова спросила, пусть не думает, что отделается этой ничего не значащей фразой.
– Первый раз было любопытно, потом привык. Почему тебя Денис не забирает?
Я пожала плечами. Еще один вопрос в копилку наших странных отношений. Боженьки, пусть их будет хоть миллион, лишь бы женился. С вопросами я проживу нормально, особенно если закрывать на них глаза крупными купюрами.
– Не спрашивала?
– Нет.
Городецкий снова кивнул, я почувствовала себя неловко. А потом разозлилась. Ну как он опять так все вывернул, что мы не только тему поменяли, но я еще и дурочкой выгляжу? Теперь продолжать разговор было как-то неуместно. Молча мы доехали до моего дома, я уже собиралась привычно выйти, попрощавшись, и в этот раз даже хлопнуть дверью, чтобы ему неповадно было, как вдруг Пал Сергеич сказал:
– Может, пригласишь к себе?
Вкупе с его взглядом все это прозвучало так… порочно? Хотя все, что из его рта вылетает, звучит если не порочно, то с подтекстом. Но так или иначе, у меня в голове сразу вспыхнули совершенно неприличные сцены. Квартира у меня маленькая, так что сцен было немного, но в разных местах. Чувствуя, как краска заливает лицо, я пролепетала:
– Конечно, – и выскочила из машины.
Конечно? Конечно?! Осознала я это, только оказавшись на воздухе и вдохнув его полной грудью. Не фига не помогло, потому что май выдался теплым и сухим, воздух был тяжелый и не приносил облегчения, а я и так, кажется, взмокла в машине, несмотря на климат-контроль.
Пока топталась, приходя в себя, Городецкий не спеша вылез и поставил машину на сигнализацию. Посмотрел на меня вопросительно, я потопала к подъезду, косясь на гуляющих во дворе. Они ко мне успели привыкнуть, и к Денису тоже. И теперь провожали сокрушительного профессора такими взглядами, что было ясно: кости мне перемоют основательно.
Лифт в подъезде был старый и узкий. А когда рядом оказался Городецкий, мне вообще показалось, что лифт еще сузился и воздух из него выкачали. Я вжалась в стену, наблюдая, как он тянет руку к моему лицу. Что он задумал? Он, что, собирается меня поцеловать?
Пал Сергеич нажал кнопку и отстранился. А я мысленно начала биться головой об эту самую стену лифта. Самое обидное в этом всем, что он целовать и не собирался, а я бы была не против. Какое не против, Кулагина?! Ты за его сына замуж собралась, полгода под оком папаши играешь любовь, каждый день от звонка до звонка. И нате вам, давай загуби все, повиснув у него на шее, томно прося о поцелуе, словно барышня девятнадцатого века! Не дождется. Я выйду замуж за его сына просто ему назло, это уже дело чести!
Пока я об этом думала, мы успели приехать и пройти к двери. Ключ, вставленный в замочную скважину, упорно не хотел поворачиваться. Он и так частенько заедал, а тут я еще торопилась. Ругнулась, попытавшись вытащить его, и тут мне на ладони легла рука Городецкого.
– Давай я, Ален, – сказал он тихим, словно приглушенным голосом и отвел мою руку в сторону, скользнув между пальцев своими.
Сердце колотилось сложно даже сказать где, в висках тоже стучало, дыхания не было от слова совсем. Я собираюсь впустить этого мужчину в квартиру? Кулагина, одумайся.
Нет, не одумайся. Соберись. Он всего лишь человек, хоть и очень привлекательный. Но и я не лыком шита. Прорвемся!
На кухне Пал Сергеич уселся за стол, я замерла у чайника и задала глупый вопрос:
– Что, правда, кофе пить будем?
Он усмехнулся.
– Твои предложения?
Я покраснела, Городецкий вздернул бровь.
– Кофе так кофе, – сказала ему, – только у меня растворимый.
– Я переживу.
Еще десять минут, пока грелся чайник и готовился кофе, стояла тишина, в которую, я почти уверена, меня снова просканировали. Почти – потому что я старалась не поворачиваться к Городецкому лицом. Наконец, поставила перед ним кофе, а он сказал:
– Пойдем в комнату поговорим.
И опять этот взгляд. А в комнате у меня, напомню, только диван, письменный стол и подоконник. Городецкий уселся на диван, я застыла у стола, как и в прошлую нашу встречу. Главное, если он встанет, вовремя отскочить, чтобы он опять меня тут не зажал. Но у Городецкого ничего такого в мыслях не было. Сделав глоток, он сказал:
– Я внимательно за тобой смотрел все эти полгода, Алена, и пришел к выводу, что вам с Денисом все же не стоит связывать себя узами брака.
Я отчаянно заморгала, открывая и закрывая рот. Выглядела, должно быть, нелепо, но профессор вида не подал, сделав еще один глоток.
Надо было ему в кофе яда подложить. Сейчас бы достала противоядие с этакой язвительной улыбочкой, а он бы на коленях молил меня о пощаде…
– Может, объясните, почему? – все же спросила спокойно, стараясь держать себя в руках.
Городецкий пожал плечами.
– Да собственно, ты уже все слышала. Ты хочешь выйти замуж за богатого паренька и жить в своё удовольствие. Только за это удовольствие платить придётся мне. Прости, но твой образ пай-девочки меня не убедил. Наоборот, посмотрев на тебя эти полгода, я понял, что как только ты доберёшься до денег, тебя будет уже не остановить.
Он взглянул, как бы предлагая обдумать сказанное, а я поняла, что придется использовать козыри. Нет уж, так просто я не сдамся. Давай, Аленка, собери всю силу воли и дай ему отпор.
– Денис любит меня, а я его, – поймав скептический взгляд, быстро продолжила, – говорите, что хотите, но это только ваши домыслы. Я ему верна, – стала загибать пальцы, – я о нем забочусь, я делаю его счастливым. И планирую делать на протяжении всей жизни. Понимаете?
– Я все сказал.
– Подумайте, как будет ему больно. Вот вашей жене было бы больно узнать, что вы ей изменяете?
Городецкий замер, не донеся кружку до рта, и уставился на меня долгим взглядом.
– Что за предъявы? – поинтересовался спокойно, но не сводя взгляда. Я развела руками.
– Просто вопрос. Представьте, если бы ей, так сильно вас любящей и живущей с вами счастливо, кто-то бы представил неоспоримые доказательства вашей измены? Измены неоднократной, а регулярно повторяющейся? Как бы она себя чувствовала, поняв, что ее обманывают? Обманывали все это время? И не лучше было бы ей вовсе не знать об этом и оставаться счастливой? – патетично вышло, а, мне хоть сейчас в суд речь толкать. Доколе, товарищи?! И все такое прочее.
Городецкий сощурился.
– Покороче, Кулагина.
– А если короче, профессор, – тут, видимо, включилось слабоумие, потому что я приблизилась к нему и склонилась, чтобы быть лицом к лицу, – не надо ломать счастье своей жены и сына. Пусть они оба живут в неведении.
Мы поглазели друг на друга.
– Ты блефуешь, – сказал он наконец.
– Серьезно? Может, мы попросим Лизу рассказать, какой теннис вы посещаете по будням?
Ну и взгляд, странно, что ещё вместо меня кучки пепла не осталось. Кажется, я только что разозлила самого дьявола. Так, Кулагина, стой, плевать, что поза неудобная и спина затекла. Сейчас решается твоя судьба.
– Не ожидал, – Городецкий вдруг усмехнулся, качнув головой, чуть подумав, добавил, – что ж, твоя взяла, выходи за Дениса.
Я даже растерялась. То есть, конечно, ждала, что он согласится, но чтобы вот так сразу… даже делать вид не стал, что ему плевать, и он вообще такой крутой, что не боится разоблачения. Неужели реально не хочет жену огорчать? Ну это как-то уже ни в какие ворота. Может, он ещё скажет, что любит ее?
Я так увлеклась своими мыслями, что очнулась только когда Городецкий щелкнул пальцами у меня перед глазами. Вздрогнув, выпрямилась.
– Значит, договорились? – задала вопрос.
– Доказательства измены?
– Имеются.
– Должны быть уничтожены, – он говорил спокойно и по-деловому.
– После свадьбы, – влезла я, поймав очередной взгляд.
– Поди сюда, – поманил Пал Сергеич пальцем.
– Зачем это? – может, я многого не понимаю, но по собственному согласию приблизиться к Городецкому… я ещё от этого нашего лицо в лицо не отошла.
– На ушко скажу кое-что. Или хочешь, я сам подойду?
Он насмешливо покосился на стол позади меня, я, вспомнив прошлую встречу, все же двинула вперед.
– Смелее, я не кусаюсь, – улыбнулся он на мой шаг. Не кусается он, как же, проглатывает полностью.
– А могли бы, – съязвила в ответ и тут же прикусила язык.
Но было поздно. Во-первых, уже сказала, а во-вторых, профессор, схватив меня за руку, дёрнул на себя, и я оказалась у него на коленях.
– Хочешь, чтобы я тебя укусил? – спросил на ухо.
Божечки мои, если он продолжит, я умру. Даже не знаю, от чего: от ужаса происходящего или от наслаждения.
– Вы меня неправильно поняли, – сказала, уперев руки ему в грудь, чтобы отстраниться.
Ох, какая она у него наверняка посещает спортзал. Когда он только все успевает?
– Опять? – усмехнулся Городецкий. – Что-то мы с тобой часто не понимаем друг друга.
Зато я понимаю, что сижу верхом на сексуальном мужике, и это нифига неправильно, как бы сладко не ныло сейчас внизу живота.
– Отпустите меня.
Городецкий вместо этого сжал сильнее, говоря на ухо:
– Не играй в игры со взрослыми дяденьками, Аленка. Пожалеешь.
И встал, отставляя меня в сторону.
– Встретимся в субботу, на теннисе. Не провожай, – кинул напоследок и удалился.
Что, все? Что это сейчас было вообще? Я стояла, пялясь в пустоту, пытаясь одновременно осмыслить все сказанное. Я выхожу замуж? Сбылось? Не поверю, пока штамп в паспорте не увижу. Но что ещё за игры? Это он про мой шантаж? Ему значит можно по бабам шарахаться, а чуть прижали… и чего это я пожалею? Ничего я не пожалею.
Только вот, оказался, конечно, прав профессор.
Суббота наступила и принесла с собой очередную нервозность. Ещё одна встреча с Городецким. Как он будет себя вести? Как мне себя вести? А главное, что я буду делать на корте? Всю неделю я штудировала книги про теннис, смотрела важные чемпионаты, читала о жизни известных спортсменов. В общем, к субботе я их всех ненавидела. Чувствую, если спросят о Марате Сафине, то меня малость перекосит.
Денис заехал за мной на машине, и вскоре мы уже были на месте. Я переоделась в форму, почувствовав себя чуть ли не порно-звездой. Юбка короткая, футболка в облипку, два хвостика… До чего ты дожила, Кулагина.
На корте мы встретились с Городецким, окинув нас взглядом, он заметил:
– Денис, вы с Алёной, посмотрим для начала уровень.
Какой уровень? Я и так вам его назову: корова с ракеткой в полёте.
– Правила знаешь, Кулагина? – хмыкнул он напоследок. Я одарила его пронзительным взглядом.
– Обижаете, Пал Сергеич, – и гордо направилась на свою сторону.
Надо признать, это оказалось интересно. Но у меня, конечно, ни черта не выходило. Может, надо кричать, как теннисистки, в этом весь секрет? Ладно, буду просто получать удовольствие.
Минут через двадцать, когда Денис, держа ракетку, пытался мне объяснить замах, Городецкий вдруг позвал нас к себе. Так, решил надо мной посмеяться?
– Мне нравится, Кулагина, – заметил он неожиданно, я уставилась недоверчиво, – для первого раза более чем отлично. Только ты очень напряжена. Иди сюда.
Два слова, от которых мои ноги врастают в землю, корнями проходят сквозь экватор и выползают где-то на другой стороне земного шара.
Так, Алена, собраться! Как там в кино было? От бедраааа! Нет, бедра лучше не трогать, дело такое… интимное.
Короче, я подошла бочком, вцепившись руками в ракетку.
– Я не кусаюсь, – усмехнулся он, притягивая и разворачивая спиной к себе. Обхватил мои руки своими, прижавшись твёрдой грудью, и шепнул:
– Но я помню, что тебе бы этого хотелось.
– Пал Сергеич… – пробормотала я, глядя на Дениса, тот интереса не проявлял, усевшись неподалёку и созерцая покрытие площадки. Оно, конечно, понятно, где ещё такое увидишь.
– Расслабься, Кулагина, – продолжал нашептывать этот змей, – теннис это почти как секс. Нужно чувствовать партнера, не зажиматься и двигаться вместе.
Божечки мои, кажется, я прямо сейчас умру.
– В нашем случае твой партнёр это ракетка и мяч, – продолжал он, пока я покрывалась мурашками с ног до головы раз в десятый за последнюю минуту, – держи ракетку крепко, но не напрягай лишние мышцы, она должна быть продолжением твоей руки. – Обняв меня и сжав ладонь, держащую ракетку, Городецкий слегка потряс руками, расслабляя мои мышцы. – Силу вкладываешь только в удар, в остальном доверься своему телу, оно не подведёт.
Оно уже не подводит, Пал Сергеич. Ох, как не подводит. Или, скорее, наоборот, если судить по тому, как сбилось дыхание и потяжелело в висках. Про низ живота я вообще молчу, то, что там происходит, лучше не анализировать.
– Теперь мяч, – вернул меня в реальность голос Городецкого. Куда же без мячей!
Он вытащил из кармана желтый мячик и выставил его на ладони передо мной. Интересно, а ему обязательно стоять за моей спиной, прижимаясь грудью? Или без этого никак не постичь азов большого тенниса? Мяч Городецкий вложил мне в ладонь, как в чашечку.
– Почувствуй его, сожми, но не сильно.
Он издевается, вот провалиться мне на этом самом месте! Или это я настолько испорченная, что все, что слышу из его уст, воспринимаю с сексуальным подтекстом?
– Так нормально? – поинтересовалась язвительно, сжав мяч.
– Ты его лопнешь, Кулагина, убавь темперамент, – услышала на ухо. Сомкнуть руки на его шее и душить-душить, пока это красивое лицо не замрёт маской. – Легко бросаешь, – продолжил он, – и бьешь, тут очень простое и плавное движение тела, – внезапно Пал Сергеич положил руку мне на живот, и не успела я среагировать, как мужчина сделал движение, имитируя удар, при этом надавив на мой многострадальный низ живота, прижал к себе.
Инстинкты сработали быстрее меня, учитывая, что я и так была на пределе, и я прогнулась в пояснице, тяжело выдохнув. Городецкий же наоборот, на мгновенье затаил дыхание, сжав меня ещё сильнее, и я с ужасом почувствовала, как мне в спину упирается… Нет, серьезно, это оно?!?! Такой размер вообще бывает? Может, он что подложил, чтобы пустить пыль в глаза?
Я бросила отчаянный взгляд на Дениса, но тот стоял в стороне и болтал с каким-то парнем. Дорогой, я почти сексом тут занимаюсь прямо на корте! Спаси же меня от этого сексуального маньяка! А иначе я на него нападу!
Городецкий успел вернуть себе невозмутимость, отпуская меня, шепнул:
– Ну как тебе большой теннис, Аленка?
Он отошёл, а я уставилась на него. Невозмутимый стоит, насмешливо крутит ракетку. А я никак не отдышусь, щеки горят, возбуждение несётся по телу волнами. Не соображаю ничего. Мне бы холодный душ, чтобы освежиться, а ещё лучше кровать, а в ней… нет, не дождётся! Я даже представлять этого не буду, пусть идёт куда подальше и свою красивую задницу заберёт.
Положение спас Денис, подойдя-таки к нам. Соизволил!
– Ну как тебе Аленка? – задал вопрос. Городецкий кинул быстрый взгляд, дёрнув бровью.
– Потенциал на лицо, надо больше заниматься, и большой теннис будет ее.
И снова я все перевернула в пошлом смысле. Нет, он же это и имел в виду?
– Может, вы тут вдвоём поиграете, раз вам так нравится?
Мои глаза расширились до неприличия, не знаю, как я в ужасе не крикнула протяжное: неееееееет!
Но я не крикнула, а профессор ответил:
– Почему бы и нет, да, Аленка? – и подмигнул мне. Спокойно, Кулагина, не бей его ракетой по голове, хотя тебя почти наверняка оправдают.
– А ты куда собрался? – задала вопрос Денису. Он пожал плечами.
– Посижу в кафе вон в том домике, там на втором этаже веранда с выходом на крышу.
А сброситься с неё можно?
– Иди, Дэн, – кивнул папенька, и тот умчал быстрее ветра.
– Он с детства теннис терпеть не может, – пояснил вдруг Пал Сергеич, – может, потому что я хотел ему своей судьбы, которой у меня не случилось. Навязывал, заставлял.
В эту минуту с Городецкого словно слетела маска, и он предстал передо мной отцом взрослого сына, который хоть и фигово, но пытается заботиться о своём отпрыске.
Такого Пал Сергеича я еще не знала.
Я вообще его как отца не знала. От Дениса мало что можно было услышать об их отношениях, да и какие отношения, когда отец целыми днями пропадает. И обида у Дениса на лицо, тут к гадалке не ходи, комплекс какой-нибудь психологический. У меня в Минске подружка есть, психологиня Юля, вот она бы могла сказать точно. Может, обратиться к ней? Заодно меня от навязчивых идей избавит… Нет, такое я не смогу поведать никому.
– Ну что, Аленка, – вернул меня из мыслей Городецкий, весело подмигнув и крутанув в руке ракетку, – попробуем поиграть?
– Давайте, – обреченно вздохнула я.
– Что-то не очень ты похожа на фанатку большого тенниса.
– Я предпочитаю смотреть.
– Я так и понял, – хмыкнул он, а я покраснела.
Это он сейчас намекает на тот факт, что я выследила его измену и подглядывала, как он сексом занимается? Или я просто схожу с ума?
Но надо сказать, остаток времени прошел спокойно. То есть спокойно в моральном плане, потому что в физическом я оказалась выжата, как лимон. Пал Сергеич, по ходу, во всем любит добиваться совершенства, ибо спуску мне не давал, и я носилась по корту, как электровеник. И тоже кричала, как спортсменки, только в моих криках воплотились все известные проклятья, которые я посылала на голову несносного профессора.
В общем, когда наше время закончилось, я растянулась прямо на корте в форме звезды и закрыла глаза, тяжело дыша. Так и лежала, пока не услышала над собой:
– Впечатляет.
– Сознайтесь, профессор, – сказала, не открывая глаз, – вы хотели сделать из меня отбивную?
Он молчал, и из любопытства пришлось открыть один глаз. Городецкий возвышался надо мной, беззастенчиво пялясь на мое тело. Этот его взгляд прогнал усталость вмиг, и ее место заняло дотошное возбуждение. Дотошное, потому что у меня уже сил не было ходить с вечно дрожащими коленками.
Пал Сергеич посмотрел мне в глаза, протянув руку. Я ее приняла и встала, не разрывая зрительного контакта. Правда, в конце он дернул меня на себя, так что я оказалась в его объятьях. Даже вспотевший после игры, он был привлекательным до чертиков, а вот я вряд ли, немного облагораживали мой внешний вид, разве что, короткая юбка и обтягивающая футболка.
Рука Городецкого тем временем легла мне на поясницу, ненавязчиво надавливая, вжимая в мощное тело, и я уперлась руками в его грудь, не переставая тонуть в голубом омуте глаз.
– Я выхожу замуж за вашего сына, – выговорила еле слышно на выдохе.
– Это ты меня или себя убеждаешь? – спросил он, пронзая взглядом. Я нервно сглотнула, а Пал Сергеич склонился к моему уху.
– Что бы я с тобой сделал, если бы ты попала в мою постель… – прошептал многообещающе, продолжая прижимать, а я вцепилась пальцами в его футболку, готовясь грохнуться в обморок от смеси нереального возбуждения, восторга и ужаса.
Не сдавайся, Аленка, ответь ему достойно. Залепи пощечину, крикни «как вы смеете?!» и уйди.
Ну хотя бы скажи что-нибудь саркастичное.
Хотя бы что-нибудь скажи, пока кожа на шее не оплавилась от его дыхания.
Кашлянув, я ляпнула первое, что пришло в голову:
– Отбивную?
Пал Сергеич на мгновение замер, а потом рассмеялся, уткнувшись мне в плечо. Вот я дура, такой момент испортила!
Объятия ослабли, и Городецкий отстранился, продолжая посмеиваться и смотреть на меня… как-то по-другому. С интересом что ли, но не таким, как раньше. Ой, нет, остановись, идиотка несчастная.
Подумаешь, про постель он сказал. Ну сказал, а про то, что после секса выставил бы за дверь, тактично промолчал. Так что не стоит особо обольщаться.
– Пойдем, Аленка, – сказал Городецкий, и я последовала за ним, думая о том, что мне нравится, как он произносит мое имя. Есть в этом что-то дерзкое и милое одновременно. И жутко сексуальное.
Кажется, все, что связано с ним, для меня теперь сексуально. Это уже болезнь, а не случай психолога.
Прежде чем подняться в кафе, мы разошлись по душевым, и как ни странно, встретились снова на выходе. Случайно. А может, он меня ждал? Вот я его точно не ждала. Целых семь с половиной минут за углом не ждала.
– Форма теннисистки тебе больше к лицу, – заметил Пал Сергеич.