Юлия Николаева
Хочу быть твоей
– Иди уже, – махнула я рукой, поднимаясь, – чтобы духу твоего тут не было через десять минут.
И Катька уехала. Позвонила Самохину, потом в такси, и уехала. А я лежала в своей комнате со странным чувством. С одной стороны, понимала, что поступаю правильно, а с другой… Все казалось: я отворачиваюсь от чего-то очевидного, пытаюсь делать вид, что все по-прежнему, но внутри что-то происходит. Только я не хочу туда, там только боль. Боль и страх, что может стать еще больнее.
Глава 7
Стажировка прошла хорошо. Первые два дня я работала под присмотром, потом отправилась в самостоятельное плаванье. В униформе выглядела, как выпускница института благородных девиц: светло-голубая блузка с коротким рукавом, юбка колокольчик до колена, с поясом на талии, в забранных волосах синяя атласная лента. Ну просто загляденье. Катьке сказала, что устроилась официанткой, но о месте умолчала, чтобы избежать вопросов, на которые нет ответов. Не правду же ей рассказывать? Впрочем, мы с ней эти дни почти не встречались, я была в ресторане, она после школы заходила домой, приготовив поесть, уезжала к Тиме. Наметилось шаткое равновесие, которое пока держалось, вопрос, сколько это продлится? А может, Катька вовсе к нему съедет, будем с ней видеться от случая к случаю, и все само собой уладится? Или просто время пройдет, и мы свыкнемся с тем, что кто-то кого-то недолюбливает. Не знаю, почему, но я в это не верила.
Работа заняла мои мысли и время, позволив сосредоточиться на выполнении ряда задач и перестать загоняться. Две недели пролетели быстро, я навострилась и в этот день даже начала думать, что все налаживается, думала так примерно до обеда, а потом началось. Хотя ничто не предвещало, как обычно.
– Двое за четвертым, – услышала я и потопала к столику, нарисовав на лице улыбку. Самохина узнала сразу, хотя он сидел ко мне спиной, и, мысленно покачав головой, вернула сползающую улыбку на лицо. Ладно, выдержим. С ним был симпатичный блондин лет тридцати пяти.
– Добрый день, – сказала я, кладя меню перед каждым, – готовы что-то заказать сразу или подойти попозже?
Надо было видеть лицо Тимы. Медленно подняв голову, скользнув взглядом по моему телу снизу вверх, он уставился мне в глаза взглядом «какого хрена ты здесь делаешь», но почти тут же отвернулся, вернув обычное выражение. Зато блондин не стал скрывать удивления, разглядывая с интересом.
– Мы точно в тот ресторан попали? – поинтересовался с улыбкой.
– Уверена, что да. А если нет, то в любом случае не пожалеете, – ответила, продолжая улыбаться.
– Я уже не жалею, – откликнулся мужчина, – если Давид всех своих грузиночек поменяет на таких красавиц, я буду столоваться у него круглые сутки. Да простят меня грузиночки, – добавил он тихо, сделав доверительное лицо. Я продолжала улыбаться, а что еще делать?
– Для начала неплохо что-то заказать, – заметила все же. Блондин рассмеялся, не открыв меню, продиктовал заказ, не сводя с меня взгляда.
– Отличный выбор, – ответила я и обратилась к Тиме, – вы определились?
Хотела сохранить то же настроение, но улыбка помимо воли сошла, Самохин, не посмотрев в мою сторону, продиктовал заказ.
– Какой ты бука, Тимофей Никитич, – рассмеялся блондин, – прекрасная Виктория тебя боится.
Больно надо, подумала я, но промолчала, вежливо улыбнувшись. И только оказавшись в кухне, выдохнула. Могли же они сесть не за мой столик хотя бы, вот ведь счастье привалило. Отдав заказ в работу, поспешила обратно в зал – заняли соседний столик. Тут мне опять «повезло»: тот самый мужчина, что приходил к Давиду. Интересно, он меня узнает? Маловероятно, все-таки я выглядела иначе, к тому же вряд ли он вообще меня запомнил. Я невольно рассматривала его, пытаясь понять, что так оттолкнуло в прошлый раз, и не понимала. Однако впечатление осталось, теперь его нужно было как-то перебороть и быть милой и вежливой. Пришел мужчина с дамой около тридцати пяти, вела она себя так, словно все ей в этом мире должны, а я больше всех. Если моя внешность парочку удивила, то они этого не показали, сделав заказ, отложили меню, не обращая на меня внимания, и я удалилась, выдохнув: кажется, мужчина меня не вспомнил. Не то, что я этого факта боялась, просто не хотела, чтобы ползли ненужные слухи, а они и так имеют место быть. Здесь, кажется, всё подмечают и замечают, даже то, чего на самом деле нет. Как например, мой роман с Давидом. Точнее, с Давидом Рубеновичем, никак не могу привыкнуть называть его по имени-отчеству. Ему оно не идет, просто Давид звучит круче.
В целом все шло не так плохо. Тима меня игнорировал, блондин отвешивал комплименты и шутил, я улыбалась, стараясь отвечать отстраненно. Они что-то обсуждали и задержались дольше соседнего столика. Я принесла счет, передала мужчине, вот тогда он и сказал:
– Униформа вам к лицу, Виктория. Хотя короткие шортики мне тоже понравились.
Я застыла, так и не отдав счет, не зная, что сказать. Самое дурацкое, что и Тима с блондином слышали эти слова, теперь Самохин черт знает что надумает. Мужчина тем временем вытянул счет у меня из рук и, сунув туда несколько купюр, вернул.
– Сдачи не надо, – ответил, улыбнувшись, я кивнула, бормоча:
– Благодарю.
Бросив взгляд на его спутницу, рассматривающую меня с презрением, удалилась. Только вышла в коридор, как меня схватил за руку сам Давид. От неожиданности я вздрогнула, глядя на него с удивлением.
– Все нормально, Вика? – спросил меня.
– Да.
– Не пристают?
– Нет, Давид… Рубенович, все в порядке. Немного удивляются только моей внешности.
Еще поглазев, он кивнул.
– Ну иди, работай, – сказал мне и вышел в зал, отпуская. Я посмотрела ему вслед, на мгновенье поймав в открывшихся дверях взгляд Тимы, демонстративно отвернулась. У нас перемирие, проще сделать вид, что мы незнакомы.
Интересно, с чего это вдруг Давид проявил такую заботу? Из-за того мужчины? То, что мы столкнулись в випке, ему не понравилось, он сразу нахмурился и стал напряженным. Что же это за мужчина такой? Почему Давиду претит то, что я с ним пересекаюсь? Или я выдумываю, и он просто обратил внимание на заигрывания собеседника Тимы, вот и задал вопрос? Ага, спустился лично из кабинета, чтобы посмотреть, не обижают ли новую официантку. Что-то тут не так. Наплевав на условности, я выглянула в круглое окошко на двери, отсюда зал просматривался хорошо. Давид подошел к тому мужику, поздоровавшись, они вместе направились к выходу, о чем-то переговариваясь. Значит, дело все-таки в нем? Давид спустился вниз встретиться с ним и увидел, что тот что-то мне говорит. Я еще некстати застыла соляным столпом, выглядела полной идиоткой. Давид мог это заметить, и… и что? Глупость какая-то, что этот мужик мне сделает? Может, он просто бабник? Ага, а Давид рыцарь, защитник женщин. Нет, тут что-то другое. Знать бы, что… Только мне это явно не светит, спросить не у кого. Так что и заморачиваться не стоит. Сказать это оказалось проще, чем сделать. И остаток дня я провела, то и дело возвращаясь мыслями к тому мужчине. Чаевые он, кстати, оставил шикарные, не поскупился. А мне и в этом виделся теперь тайный умысел. Просто теория заговора в отдельно взятом маленьком городке. Объект уничтожения – официантка ресторана грузинской кухни Виктория Царева. Смешно.
Так я думала, пересчитывая после смены чаевые. Общая сумма была вполне себе, я бы даже сказала, в этом ресторане можно на чаевые жить припеваючи.
– Вика, – позвала одна из официанток, обернувшись, я увидела ее с подругой. Нелли и Роза, всегда вместе, неразлучная парочка. Я посмотрела вопросительно.
– Сознайся, ты же спишь с Давидом? – Нелли прямо сама скромность. Усмехнувшись, я убрала кошелек в сумку и перекинула ее через плечо.
– Завидовать нехорошо, – ответила вполне мирно, складывая на груди руки и опираясь плечом о стену. Девицы фыркнули.
– Больно надо. Знаешь, чего тут все ждут?
– Чего же?
– Появления жены Давида. Странно, что она до сих пор не пришла, если учесть, что слухи гуляют будь здоров.
– Может, она просто умная женщина и понимает, что не стоит верить всякому бреду, который несут глупые девицы? – отлепившись от стены, я пошла к выходу, услышав в спину:
– Зарывайся, сколько хочешь, но готовься к тому, что скоро вылетишь отсюда.
Очень хотелось показать им средний палец, но я сдержалась, просто сделав ручкой, не оборачиваясь. Хотя сам разговор мне не понравился. Ввиду открывающихся перспектив. Если слухи так быстро разлетаются, скоро полгорода будет знать о моем мифическом романе с владельцем ресторана. Я одного не понимаю: Давид этого не видит? Да не поверю. Однако не очень-то он переживает. Может, и мне не стоит?
Покинув заведение через задний выход, я потопала к остановке, а возле нее увидела знакомую машину, которая при моем приближении сверкнула фарами. Тима, черт бы его побрал.
Оглянувшись по сторонам и никого не приметив, все же юркнула в салон. Ладно, отвечу на его вопросы, а то он еще надумает не пойми чего и Катьке донесет. Тима сразу тронулся с места. Несколько минут ехали молча, я достала сигареты, сунув одну в рот, поняла, что зажигалка осталась на работе. Тима протянул свою, вынув из кармана рубашки. Приоткрыв окно, я прикурила и протянула зажигалку обратно.
– Оставь себе, – бросил он, не поворачиваясь, я усмехнулась, кидая ее в пачку. – Как ты попала в этот ресторан?
Вот же заботливый выискался. Все ему знать надо, и все из лучших побуждений вроде как. Для начала я, пожалуй, узнаю, что ты успел надумать. Впрочем, мнение обо мне у Тимы не высокое, так что ответы лежат на поверхности.
– Попала и попала, как все, – пожала я плечами. Самохин нахмурился. Немного помолчав, спросил:
– Спишь с Салагиадзе?
Я даже усмехнулась, до чего скудна человеческая фантазия. Это он так решил, увидев меня с Давидом в дверях? Читает по лицам? Тоже мне, прорицатель.
– Даже если и сплю, тебе какое дело? – ответила, посмотрев на него, Тима бросил быстрый взгляд.
– Надеюсь, ты понимаешь, что Салагиадзе тебе не по зубам.
Я устало вздохнув, выбросила окурок, выдыхая дым.
– Да не сплю я с ним, – сказала все же, закрыв окно, – мы случайно пересеклись, и Давид взял меня на работу.
Тима на меня не взглянул, но я поняла, что зря сказала Давид, а не Давид Рубенович. Вот как-то даже не подумала. Наверное, звучит фамильярно, раз Тима хмурится. Да и черт с ним, пусть хмурится, негодует, ненавидит, все, что угодно, лишь бы не нагнетал. Но почему-то чувствовалось, сегодняшний день положил конец затишью. А еще казалось, что и затишье было неспроста, а значит, неминуемо приближается буря, только вот я не знаю, какая, и на душе почему-то тревожно.
Тима высадил меня за квартал от дома, я снова усмехнулась.
– Не зайдешь? – спросила его, он качнул головой.
– Не хочу врать, будто встретил тебя случайно. А реальное положение вещей не хочу объяснять. Она ведь не знает, где ты работаешь?
– Нет, – я пытливо посмотрела на него, – может, расскажешь про реальное положение? Чем оно тебе так не понравилось? Ну кроме того, что я внешне не вписываюсь?
Тима вздохнул, немного постучав пальцами по рулю, достал сигареты и начала искать зажигалку. Не удержавшись, я улыбнулась, вытащив зажигалку из пачки, протянула ему.
– Спасибо, – ответил он, держа сигарету губами, а я невольно на них посмотрела и почему-то вспомнила, как мы стояли в Катькиной комнате друг напротив друга и эти губы были так близко от меня… Он закурил, а мне до боли хотелось вытащить у него изо рта сигарету и затянуться ей. Какое-то дикое, абсурдное желание, откуда оно взялось в моей голове, и почему вдруг стало так неуютно и тесно в этой машине, словно из нее весь воздух выкачали? Глубоко выдохнув, я отвернулась. Прошли считанные секунды, а кажется, будто вечность. Тима коснулся моей руки, резко повернувшись, я увидела, что он отдает зажигалку.
– Да ладно, – ответила, – твоя же.
– Это подарок, – усмехнулся он, я тоже, но взяла, чувствуя себя одновременно глупо и… радостно? В голове каша какая-то, пора с этим завязывать.
– Так что там с положением дел? – вернула себя на грешную землю.
Тима выдохнул в окно, думая. Потом повернулся ко мне.
– Сложно сказать, я же не все знаю. Он сам взял тебя в ресторан?
Поколебавшись, я кивнула, добавляя:
– Со знакомым заезжали к Давиду, мы немного поговорили, и он предложил мне работу.
Самохин посверлил меня взглядом, я смотрела по возможности честно. Ну приврала, но хоть часть рассказала, так что имею право на ответ.
– Просто Салагиадзе непростой человек в этом городе, – выдохнул Тима, а у меня на языке крутился вопрос: а что за человек ты, и откуда столько знаешь? – Ресторан рестораном, но он, скажем так, имеет теневой бизнес. Я просто хочу понять, каким боком тут ты. Одно дело, если бы ты с ним спала, тут все понятно, другое, как ты говоришь, случайность.
Ясно, ни на йоту мне не поверил, а вот про бизнес интересно. Только какой? И как это может быть со мной связано?
– А с Жильцовым ты когда успела познакомиться? – задал вопрос Тима, я не сразу поняла, о ком речь, увидев мой взгляд, он добавил. – Тот, что заценил твои ноги в коротких шортиках.
Я закатила глаза. Услышал и это.
– Он тогда с Давидом был, – ответила коротко. Тима, задумчиво кивая, смотрел в окно.
– Так и что у Давида за бизнес? – вернулась к начатому разговору. Об этом Жильцове тоже хотелось спросить, но я чувствовала, это заставит его насторожиться. Тима еще поглазел на меня. – Слушай, я все равно буду об этом думать, так что хуже не будет.
Усмехнувшись, он выбросил окурок в окно, подняв стекло, ответил:
– Иди домой, Вика, и не лезь во всякое дерьмо, его в твоей жизни и так хватает.
Я смотрела на него, не отрывая взгляда, сама не знаю, что пыталась высмотреть. Просто тон, которым были эти слова сказаны, мне не понравился. А еще в Самохине как будто что-то изменилось за эти две недели. По отношению ко мне. Я не видела привычной резкости, злости. И причин таких изменений тоже не видела. Неужели Катька на него так влияет? Тима, бросив взгляд, отвернулся, глазея перед собой, ожидая, пока я насмотрюсь. Весь его вид говорил о том, что больше я от него ни слова не услышу, даже если пытать начну. А на фига тогда начинал? Типа я тебя предупредил. А то, что я буду об этом думать постоянно и искать ответы на вопросы, об этом он подумал? Ладно, надо валить.
– Спасибо, что подвез, – сказала, вылезая из машины. Он не ответил, я потопала в сторону дома, вдыхая прохладный воздух и размышляя над разговором. Вышел он интересным. Тима сомневается, что я оказалась в ресторане просто так, вариант секса с боссом не подтвердился, и он считает, что это может быть связано с теневым бизнесом Давида. Бред какой-то. То есть при чем тут я? Использовать себя не дам, в противозаконные дела не полезу, так что слабо просвечиваются варианты воздействия. И почему именно я? Миллион девчонок вокруг, а Давид берет первую попавшуюся под руку практически в смысле этого слова. То, что я оказалась у Дронова и нас привезли в ресторан, вообще невозможно было предугадать. Так или иначе, я не вижу, как меня можно использовать, но это вовсе не значит, что этого сделать нельзя. Может, уволиться? Я устало потерла лицо руками. Мне надо отдохнуть, вот что, отдохнуть и обдумать все спокойно.
Катька была дома, выползла из своей комнаты в ночнушке, но, видно, еще не спала.
– Как рабочий день? – улыбнулась мне. – Есть хочешь?
– Чаю выпью, – ответила, проходя к себе и переодеваясь. Когда пришла на кухню, сестра уже заварила чай и все-таки сделала бутерброды.
Усевшись за стол, я спросила:
– Почему дома?
– Тима сегодня допоздна занят.
Я кивнула. Ага, занят. Вынюхивает, чем занимается твоя сестрица, Кать, и не вляпалась ли в очередную историю. И тут я подумала: а, может, он ее любит? Она же не просила его за мной присматривать и уж точно не давать лезть, куда не просят. А он это делает, и ей не рассказывает, бережет. Это было так странно, слишком странно. Вся их любовь казалась странной, непонятной. Но ведь это их любовь, напомнила я себе, а ты, Вика, просто забыла, каково это. Может, и забыла, но разве счастливые люди выглядят так? А как они выглядят? У всех счастье разное, из кого-то фонтаном бьет, у кого-то тихое, неприметное. Не стоит мне лезть в их тихое, неприметное со своими советами, меня там точно не ждут. Мы так и просидели молча, пока я пила чай. Катька, кажется, мучилась, хотела что-то сказать, но сдерживалась. Я ей не помогала, догадываясь, о чем пойдет речь. Она, конечно, помнила день, в который моя жизнь разлетелась вдребезги. А завтра… завтра его годовщина.
– У тебя выходные? – начала издалека. Я молча кивнула. Снова тишина и вопрос. – Что будешь делать?
Помимо воли захотелось улыбнуться. Такая забавная, реально считает, что я не понимаю, куда она клонит? Я решила, глупо ходить вокруг да около, потому сказала:
– Все будет хорошо, Кать, – взяла ее за руку, – я никуда не убегу и ничего не отмочу. И с балкона прыгать не буду.
Сестра неуверенно улыбнулась, сжав мою ладонь.
– Время лечит, Вика, – сказала мне. Лечит. Уже два года лечит, да вот пока никак не вылечит. – Тебе просто нужно отпустить прошлое. И перестать винить себя.
Ага, а нобелевскую премию получить не надо? Это куда проще, чем все перечисленное. Ладно, ирония – защитная реакция, и пусть она останется только в моих мыслях. Катька ведь реально помочь хочет. Как будто можно такое вылечить словами… Разговоры по душам мне точно сейчас ни к чему.
– Пойду спать, – я встала, – спасибо за бутерброды.
Сполоснув чашку, ушла к себе, пожелав сестре спокойной ночи. Катька осталась сидеть в кухне.
В кровать я ложилась с готовностью к длительной бессоннице, но неожиданно мне повезло. Видимо, усталость взяла свое. Поворочавшись минут тридцать, я уснула.
А ночью снился все тот же сон, яркие картинки, всплывающие одна за другой: руль, ощущение ветра на лице и в волосах, так бывает, когда быстро едешь с открытым окном. Дорога, резкий поворот, человек, и я несусь на него с сумасшедшей скоростью. Прямо в его небесные бездонные глаза. Врезаюсь в их глубину и оказываюсь в небе, здесь тихо, спокойно, будто замедленно все. Даже заторможено. Нет звуков, словно заложило уши. А я кричу, кричу до хрипа его имя, но из моего рта не вылетает ни одного звука. В голове нарастает звон, и чем он громче, тем больше похож на рев двигателя, и когда этот рев становится невыносимым, я просыпаюсь.
Раньше вскакивала в холодном поту, первые полгода этот сон мне снился часто, потом реже, но перед этим днем неизменно. А сейчас только сердце стучит немного быстрее обычного. Человек такая сволочь, что привыкает ко всему, даже к кошмарам, которые его преследуют.
Глава 8
Открыв глаза, я уставилась в потолок. В комнате светло, взяв телефон, посмотрела на часы: половина десятого. Значит, Катьки нет дома. И хорошо. Наверное, хорошо. Поднявшись, я сходила в душ, потом выпила чай, старательно отгоняя любые мысли. Странно это все: дата в календаре, дата, которая сегодня ничего не значит, которая кроме цифр ничего общего с тем днём не имеет. Все началось и кончилось тогда, но цифры, долбанные цифры в календаре, имеют свою власть. Имеют силу возвращать в тот день, проживать его, а мне хочется только бежать, бежать куда подальше. Но бежать некуда, потому что тот, кто меня преследует, живет в моей голове. Это он ненавидит май, ненавидит последний день весны, машины, высокие скорости и… меня.
Ненавидит так, что заставляет уничтожать саму себя, выкручивая нервы, выжимая эмоции, надавливая на болевые точки. Он, этот преследователь, хочет раздавить меня, уничтожить, потому что понимает: только тогда исчезнет боль, заполнившая его до краев и не желающая исчезать, что бы ты ни делал.
И сегодня я бежала от этого преследователя, борясь с ним изо всех сил, в конце концов, я ведь обещала не прыгать с балкона.
Но находиться дома, в этом жутко узком пространстве, не могла. Шаталась по улицам, уйдя подальше от нашего района, в общем-то, шла в никуда, не следя за дорогой. Курила одну за одной, смотрела по сторонам невидящим взглядом. Бывает такое взбудораженное состояние, когда невозможно сидеть на месте. И я шла, шла, шла, пока через два часа не оказалась возле дома Дронова.
Поняв это, усмехнулась. На самом деле, предсказуемо. Посмотрела на его окна, как обычно, завешены тяжёлыми темными шторами. Идти или не идти? Подойдя к домофону, уткнулась лбом в прохладный металл двери, водя пальцем над цифрами. И когда решила, что не пойду, дверь открылась, выпуская наружу парня лет шестнадцати. На меня он посмотрел с удивлением, а я юркнула в подъезд. Значит, всё-таки судьба.
Долго поднималась по ступенькам на пятый этаж, нарочито медленно, потому что понимала: по большому счету эта встреча ничего не даст, может, только хуже сделает. А пальцы уже давили на кнопку звонка. Егор открыл почти сразу, словно ждал. Я криво усмехнулась, разводя руками.
– Можно? – спросила его. – Или у тебя гости?
Немного поглазев, он отодвинулся, пропуская внутрь. Молча разувшись, я прошла за ним в комнату. Егор курил и слушал Нирвану. Наверное, это тоже было предсказуемо. Я выдохнула, закрыв глаза, на мгновенье окунувшись в прошлое.
Это несовременно – слушать Нирвану, когда тебе двадцать. Но эта группа реально вне времени. Мы в квартире его родителей, свет погашен, под потолком крутится дискошар, раскидывая по комнате причудливые огни. Нирвана играет на полную громкость. Курт надрывно поет об одиночестве и жизни. А я кричу вместе с ним, танцуя в мерцающих огнях. Я вижу напротив только силуэт, теряющийся в темноте, но знаю, что он улыбается, глядя на меня, ему нравится все: как я танцую, как пою, как улыбаюсь. Потому что то, что между нами – это стихия, в которой два ветра нашли друг друга. Полное, совершенное соединение. Счастье, которое, казалось, будет вечным.
Я открыла глаза, поймав на себе взгляд Егора, неловко улыбнулась, стирая непрошенные слезы. Он вздохнул, уставившись перед собой, стал крутить в руках зажигалку. Так мы и сидели, молчали и слушали Нирвану. Прошло, наверное, минут сорок, прежде чем я поняла, как все это бессмысленно.
– Я пойду, – сказала, вставая, Егор молча поднялся следом, вышел проводить. Обувшись под пристальным взглядом, кивнула парню и взялась за ручку, когда тот сказал:
– Он бы хотел, чтобы ты была счастлива.
Хорошо, что я стояла к нему спиной. Может, Дронов поэтому и сказал эти слова, поймав такой момент, чтобы самому было легче. Я не стала отвечать, просто вышла, прикрыв дверь. Спускалась, слыша, как закрываются за спиной замки. Теперь казалось невыносимым находиться в этом подъезде, я поскакала вниз, выбежав на улицу, глубоко вдохнула. Что ж это за сила, что так кроет, и невозможно убежать? Закурив, пошла быстрым шагом прочь. На проспекте поймала машину, а через сорок минут входила на кладбище.
Я давала себе слово, что не буду сюда ходить, но второй год это слово нарушаю. Мертвым живые не нужны, а живым мертвые не помогут. Но я все равно прихожу на могилу и сижу напротив надгробия, глядя в небесные глаза. Я не верю в то, что души умерших следят за нами с небес или могут с нами общаться, я вообще не верю во всю эту потустороннюю хрень. Но когда смотрю в его глаза, мне порой кажется, что ему там хорошо. Не знаю, где там, но хорошо. И в конце концов, становится спокойно. Ну и что, что я осталась тут подыхать в одиночестве, главное, что ему хорошо. Наверное, это самовнушение, но даже оно порой необходимо для того, чтобы просто выжить.
На надгробие упала тень, рядом со мной сел Егор.
– Знал, что найду тебя здесь, – сказал, грустно усмехаясь. Дронов в небесные глаза смотреть не любил, словно боялся взгляда своего брата, потому уставился на траву под ногами. Я молчала.
– Вика, – все-таки Егор собрался с силами, – ты должна отпустить его.
– Я его убила.
– Ты знаешь, что это не так.
– Хорошо, по моей вине его убили, кому от этого легче, Егор?
Он немного помолчал.
– Артем сам сделал свой выбор, он мог не ввязываться. Твоей вины тут точно нет.
Я промолчала, мы немного посидели в тишине.
– Знаешь, – вздохнула, не отрывая взгляда от фотографии, – мне постоянно снится, будто я еду в той машине, будто я сбиваю его.
– Это чувство вины. Никто не знал, что все так обернется, Вика. И сам Артем не знал. Он просто оказался в ненужное время в ненужном месте.
– Это ты меня успокаиваешь или себя? – усмехнулась я грустно.
Мы снова замолкли. Слова, слова, мы с Егором даже ни разу не обсуждали произошедшее, отделываясь общими фразами. Только один раз я услышала историю случившегося, когда ворвалась в квартиру, где он жил с родителями. Тогда уже было поздно, только и оставалось, что слушать. Если бы я только слушала раньше, слушала то, что говорил Артем… Может, и догадалась бы, что он влез туда, где ему было не место.
– Артем тебя любил, он хотел, чтобы ты была счастлива.
Я поморщилась. Дрон эти слова как мантру что ли, читает?
– Ты повторяешься, – заметила ему.
– Потому и повторяюсь, что ты должна это понять. Я знаю, ты не веришь в жизнь после смерти, но думаю, если она есть, Артему сейчас очень больно.
Чушь, конечно, но говорить это Дронову я не стала, в конце концов, он имеет право на свою спасительную таблетку. Вряд ли Егор мечтал о такой жизни, когда был мальчишкой, и я не удивлюсь, если его своеобразное затворничество – то же самое бегство от реальности, что в моем случае вылилось в саморазрушение.
– Ладно, Дронов, уговорил, – пошутила я, – начинаю новую жизнь.
Он усмехнулся, мы вместе поднялись и молча пошли к выходу. Егор поинтересовался, хотя больше походило на констатацию факта:
– Пошла к Давиду в ресторан работать?
Кивнув, я спросила:
– Правильно сделала?
Дронов пожал плечами.
– Давид нормальный, не обидит, раз сказал. Но ведь можно и без него во что-то вляпаться.
Я рассмеялась, вот уж правда, так правда.
– За что он на тебя осерчал?
Егор досадливо махнул рукой.
– Дочка у него… Молодая, да ранняя. Шестнадцать ей, ума нет, тусовщица. Он ее воспитывать пытается, но в таком возрасте не особенно родители авторитетны… Короче, болтается, с кем ни попадя. Ну и ко мне попала. У меня вообще-то негласное правило: продаю только совершеннолетним, но она вроде как не при делах была, с парнем пришла, мы раскурились, как обычно, и она тоже. А Давид ее дома спалил, она сдала парня, тот меня. С Давидом особенно не поюлишь… В общем, мой косяк, спору нет, вот он и сделал выговор.
– Давид реально может тебя прикрыть? – спросила я, закуривая. Дронова мой вопрос повеселил.
– Да меня кто угодно закрыть может, даже местный участковый, если придет. Только он не приходит. Все схвачено, Вика, но сама понимаешь, реальность зыбка и может рассыпаться в любой момент.
Я кивнула, выдыхая дым, мы вышли к остановке, вдалеке, пыля, показалась маршрутка.
– Как мама? – спросила, не сразу поняв, как назвала его мать. Когда-то она и впрямь была мне ближе моей родной, и я звала ее мамой. Сейчас она, слыша мое имя, скорее всего, сразу переходит на другую тему. Для нее я тот же катализатор, взаимодействуя с которым, память начинает вытаскивать наружу боль, так тщательно задавленную.
– Нормально, – ответил Егор односложно, – работает, собачится с отцом, все, как обычно.
Маршрутка, фыркнув, остановилась, открывая двери.
– Я пройдусь, – сказала парню.
– Тут километров… До хрена до центра, – заметил Дронов, впрочем, скорее, для галочки, – несколько часов топать будешь.
– А они у меня есть, – улыбнулась я, Егор, кивнув, полез в маршрутку. Усевшись, махнул мне рукой, я кивнула в ответ. Проводив взглядом до поворота, не спеша пошла по дороге в ту же сторону. Нужно было побыть одной, воспоминания лезли, душили, но я хотела снова пережить их, потому что несмотря на количество боли, счастья было не меньше.
