Протопав в ванную, я скинула шмотки, разглядывая свое отражение в маленьком зеркале с трещиной по краю. Мы с Катькой совсем не похожи, ни в жизни не скажешь, что сестры. Мать говорила, я в отца, может и так, его я никогда не видела, разве что на фотографиях, коих сохранилось немного. Отец к своему супружескому долгу относился весьма посредственно. Женился на матери, когда та забеременела Катькой, но потом его и след простыл. Так она и жила, вроде замужем, а вроде и нет. Пару раз в год он появлялся, несколько раз даже возвращался с намерением начать новую жизнь. Мать его принимала, но потом он снова исчезал. В один из таких визитов успел и меня заделать, а почитай их браку было тогда уже двенадцать лет. После этого канул, вскоре мать узнала, что он погиб, попал по-пьяни под электричку в соседней области. Вот и вся история. Мать больше никого не встретила. Думаю, отца она не шибко любила, по крайней мере, после первых пяти лет совместной жизни, и тот факт, что я на него похожа, не доставлял радости. Я всегда была нелюбимым ребенком, мать жила, кажется, принципиально не замечая моего существования. Зато Катьке доставалась вся любовь. Сестра, чувствуя себя из-за этого неловко, старалась восполнить мамин пробел, постоянно со мной возясь. Только легче от этого не было, чем взрослее я становилась, тем больше была пропасть между мной и матерью. Иногда мне казалось, она меня ненавидит, но я давила эти мысли, все-таки она мама.
Катька похожа на нее, очень, темноволосая, высокая, худая. А вот я совсем другая. Невысокая, волосы светлые, глаза голубые, худая, но, в отличие от сестры, не плоская. На отца я, кстати, не особенно похожа, как мне кажется, хотя мать утверждает обратное. Может, она просто не хотела ребенка, вот и придумала отмазку, чтобы меня не любить.
К черту эти мысли, мамы уже нет, а остальное неважно.
Я долго стояла под прохладным душем, слушая шум воды, отключая голову. Вот бы научиться жить совсем без мыслей, чтобы в голове было пусто. Не думать, не чувствовать. Постигать гребанный дзен. Ни хрена в этом не разбираюсь, но что-то подсказывает: не так там все весело. Выбравшись из душа, я вытерлась, завернувшись в полотенце, вышла. И тут же замерла в коридоре, увидев напротив себя Самохина, сидящего в кухне за столом.
Он как раз прикуривал, потому голова была наклонена к зажигалке, и потому меня обозрел снизу вверх. Я стояла столбом и думала о двух вещах: хорошо, что вообще полотенце нацепила, и почему от его взгляда по телу бегут мурашки?
Когда он наконец посмотрел мне в глаза, оцепенение спало, и я почти бросилась в комнату. Закрыв дверь, выдохнула. Вот какого хрена ему тут надо? Зачем пришел? Нагнетать обстановку? Или не терпится трахнуть мою сестрицу? Так увез бы ее к себе, нет же, сидит, глаза мозолит. В нашей квартире одному тесно, а уж втроем и подавно.
Зло выдохнув, я натянула трусики и шорты с майкой, тут, постучав, заглянула Катька. Вид виноватый.
– Я думала, тебя нет, – шепнула, войдя и замерев у прикрытой двери, – свет нигде не горел.
– Я могу уйти.
– Нет, ты что, выходи, чаю выпьем… Слушай, Тима рассказал, что ты не знала правду… Он просто подумал, ты не захочешь ехать, если узнаешь…
– И правильно подумал, – буркнула я, суша волосы полотенцем, Катька не услышала.
– Не держи на него зла, он, правда, хороший, – еще раз неуверенно улыбнувшись, она вышла, добавив, – мы тебя ждем.
Я скривилась, правда, мысленно. У Катьки всегда все просто, агнец наш божий. Хороший, хороший, заладила, как попугай. Да меня от одного вида Самохина воротит. Хороший… Слабо в такое верится.
Я все же вышла к ним. За нашим столом в принципе больше трех человек не поместится, и то одному придется сидеть, загораживая выход. А именно, мне, так как Тимофей и Катька расположились друг напротив друга. Я плюхнулась на табуретку, случайно соприкоснувшись коленями с Самохиным, он бросил быстрый взгляд, я поджала ноги. Катька захлопотала с чаем, вскоре напротив меня стояла чашка с все той же струйкой пара, я уставилась на нее, сдерживая желание разрубить. Царила неловкая тишина, только слышно было, как ставят на стол чашки. Семейная идиллия. Бросила тайком взгляд на Катьку: губы кусает, нервничает. Тут в ее комнате зазвонил телефон.
– Я на секунду, – вскочила она, мне пришлось пройти к раковине, чтобы пропустить ее, стул задвинули под стол. Там ему и место. А мне – в моей комнате. Сунув в рот сигарету, я наклонилась к плите, не обнаружив в пачке зажигалку. Вечно они куда-то теряются, словно живут своей собственной жизнью, которую не хотят ограничивать узким миром сигаретной пачки. Прикурив, выдохнула дым, услышав движение за спиной, обернулась и почти уткнулась носом в грудь Самохина. Подняв на него взгляд, промолчала, ожидая продолжения. Катька трещала с какой-то училкой, стены здесь картонные, все слышно.
– Вот что, Вика, – сказал Самохин тихо, – давай кое о чем договоримся.
Я только вопросительно вздернула бровь, выдыхая в сторону дым. Вдохнула вместе с воздухом аромат его туалетной воды, подумав мимолетно: приятный запах.
– Катя тебя любит, она себе места не находит, так что возьмись за ум и начинай жить нормально.
– С чего это я должна слушать нравоучения парня, который спит с моей сестрой? Кстати, не так уж и долго, чтобы начать считать тебя членом семьи.
– Ты будешь о семье говорить? Не сильно ты о сестре думала, раздвигая ноги перед своими дружками.
Рука дернулась инстинктивно, хотела дать ему пощечину, но сдержалась.
– Да пошел ты, – прошипела, отталкивая, сделав шаг к выходу, наткнулась на появившуюся Катьку, тревожно на нас глядевшую.
– А чай? – спросила она растерянно.
– Напилась досыта, спасибо.
Хлопнув дверью, рухнула на кровать, успокаиваясь. Да пошел он, тоже мне, моралист выискался. И ведь считает, что имеет право так себя вести. Они с Катькой всего без году неделя вместе. Да я даже в одной квартире находиться с ним не могу и не буду. Пусть сестре проповеди читает. Затушив окурок, я натянула наспех кенгуруху, и как была, в шортах, выскочила в прихожую. Обув кеды, быстро юркнула за дверь, успев избежать встречи с сестрой.
Идея была так себе, это я поняла через два квартала от дома. Волосы почти высохли, но майский вечер был еще прохладным, я шла, накинув на голову капюшон, и пинала попадавшиеся камешки. Может, я просто завидую? Что у Катьки вдруг появился мужчина, что она счастлива. И поэтому злюсь? И поэтому меня так бесит этот Тима…
– Тима, – пробормотала вслух, словно пробуя имя на вкус. Ему действительно подходит, хоть и звучит так странно, мило, мягко. Такое же милое и мягкое, как сама Катька. Идеальная парочка, блин. Да пошли они.
Я пнула еще один камешек, услышав позади рев мотоцикла, остановилась, оборачиваясь. Так и есть, Дэн, кто ж еще. Тормознув возле меня, он снял шлем, поправив рукой светлые волосы, весело спросил:
– Вернулась, Царева?
– Нет, блин, у тебя глюки.
Он рассмеялся.
– Куда топаешь?
– Гуляю.
– Понятно. А я к Дрону. Хочешь со мной?
Немного поколебавшись, я согласилась. Дэн выдал мне шлем, нацепив его, я уселась сзади, и мы тронулись. Вообще-то, он мой бывший одноклассник, Денис Стеклов. Когда-то мы неплохо общались, но потом я умотала в Питер, и общение само собой закончилось. Однако относимся друг к другу хорошо, так что при встрече болтаем без заморочек.
Дрон это Егор Дронов, он нас старше на два года, и помышляет тем, что толкает марихуану. Дрон по натуре чувак безобидный, увлекается философией и религией, много читает, рубится в видеоигры и курит траву. Живет в маленькой однушке, единственная комната которой занята креслом с низким столиком перед ним и огромным монитором, подключенным к ноутбуку. Сбоку диван для гостей, на стене причудливая картина с поганками, в углу ларповое копье и деревянный высокий щит. Периодически Дронов выбирается на ролевухи, где отчаянно сражается с орками и прочей нежитью. Короче, интересный экземпляр. Хотя обычно его почти всегда можно застать дома в кресле с набитой марихуаной трубкой и компанией от одного до пяти человек. Больше туда просто не влезет. Попасть к Дрону могут только люди проверенные, и Дэн как раз из них, а я вроде как за компанию, хотя и меня он отлично знает.
Егор открыл дверь, и сразу повеяло сладковатым запахом. Увидев меня, присвистнул.
– Вика… Неожиданно. Я думал, ты в отъезде.
Ну да, у нас в городе все про всех знают. А Егор, кстати, чуть ли не единственный, кто всегда обращается ко мне по имени. Царева – это уже не фамилия, это состояние души.
– Погуляли, и хватит, – улыбнулась я, он кивнул, разглядывая внимательно. Пожав Дэну руку, пропустил нас внутрь. В комнате никого не было. Мы разместились на диване, Егор, усевшись в кресло, принялся неспешно забивать косяк. В других домах чаем поят, а тут вот как. Чай, впрочем, тоже имелся, стоял на столе в причудливой формы чайнике, какой-то травяной настой. Парни лениво переговаривались, я наблюдала за картинкой на мониторе, беззвучно шел фильм про Бэнкси.
– Будешь? – спросил Егор, показав косяк. Я, задумчиво посмотрев, кивнула. Передав его и зажигалку, Дронов снова переключился на Дэна. Я прикурила, медленно вдыхая дым, слыша треск внутри сложенной бумаги, чувствуя, как горечь наполняет горло, как пальцы рук начинает покалывать, а в голове словно появился вакуумный шарик. Задержав дыхание, с трудом пытаясь на раскашляться, передала косяк Дэну. Откинув голову на спинку, медленно выдохнула в потолок. И ушла в трип. Сидела, слабо слыша, о чем говорят ребята, пребывая в собственном мире, куда обостренно долетали то звуки, то запахи, то всплески эмоций. Не думала, просто принимала все, оно пролетало через меня, оставляя всполохи мыслей. И было так спокойно. Егор включил какую-то охрененно крутую музыку, в этом он был спец, откуда он только ее брал, но всегда попадал в точку. И я растворилась в ней.
Более-менее в себя пришла минут через сорок, поднявшись, сходила в ванную, умылась, ненадолго залипнув на кране с водой, подставив под струю руки и наблюдая. Мир такой зыбкий, необъятный, и я в нем ничто, очередной всплеск энергии. Как же рвет на части, только вот зачем? Почему не перестану рефлексировать, не заживу нормально? Ответ я и так не нашла, кури – не кури.
Вздохнув, вернулась в комнату, сев на диван, налила себе чай, тут раздался звонок в дверь. Ненавижу по накурке, когда кто-нибудь приходит, меня сразу пробирает на панику. Правда, сейчас уже немного отпустило, так что я отреагировала спокойно. А вот Дронов нахмурился.
– Я сейчас, – отложил недокрученный косяк и вышел. Звонки продолжались, а Дронов не открывал. Переглянувшись с Дэном, нахмурилась и я. Бывший одноклассник явно сел на измену, он-то был куда более накурен.
– Открывай, Дрон, – проорали за дверью, тут уж я, не выдержав, вышла из комнаты в небольшой коридор, где стоял Егор, прижавшись к дверному глазку.
– Придется открыть, – сказал, повернувшись ко мне.
– Это кто?
Дрон не ответил, отодвигая щеколду. Тут же в квартире оказалось два дюжих молодца в кожанках, бритые и очень воинственные. Вот блин, почему именно, когда я здесь? Дэн стоял за моей спиной, глядя на них. Бугай же, недолго думая, ударил Егора под дых, тот согнулся, кашляя, хватаясь за живот.
– Поехали к Давиду, – выдал один из них, перевел взгляд на нас, скользнув по моим ногам весьма похабно, обратился к своему товарищу, – а этих куда?
– С собой возьмем. Давид разберется. Давайте, голубки, без глупостей.
Мы подчинились, спустились вниз, Дронова вел один, второй присматривал за нами, мы с Дэном были далеки от побега, хотя происходящее мне не нравилось. Не знаю, понял ли он куда и к кому мы едем, но я лично нет. Никогда не интересовалась, кто чем живет, а последние годы и вовсе выпала из жизни. Вот Егор точно знал, озадаченным он не выглядел, как впрочем, и испуганным, разве что немного опечаленным. Но это давало надежду.
Нас запихали на заднее сиденье, я оказалась посередине.
– Куда нас везут? – тихо спросила Егора.
– В «Чарку». Не бойся, ничего нам не сделают.
Я кивнула, прикрывая глаза. «Чарка» – ресторан грузинской кухни в центре города. Очень крутое и дорогое заведение, я там ни разу не была. А Давид, видимо, хозяин? Чем-то ему успел Егор насолить…
В ресторане мы были через пятнадцать минут, нас проводили через задний вход в одну из випок. Там сидел мужчина лет сорока, высокий грузин, красивый, с густой темной бородой и блестящими глазами, отличная фигура подчеркнута костюмом, просто сошел со страниц журнала, что он вообще забыл в нашем городке? Хотя какая разница, где делать и тратить деньги? Все везде одинаково, разве что атмосфера окружающая отличается. А это уже дело вкуса.
Мужчина, увидев нашу троицу с конвоем, нахмурился.
– Вы зачем сюда толпу притащили? – бросил своим ребятам низким голосом с легким акцентом.
– Они были на квартире, мы не знали, что с ними делать, – высказалась парочка, разом растеряв боевой задор. Мужчина, поморщившись, взглянул на Дэна, потом на меня. Задержавшись взглядом, задумался, переводя его на Дронова.
– Ты понимаешь, зачем я велел тебя привезти? – спросил его. Тот кивнул.
– Что скажешь?
– А что говорить? Прости, Давид, мой косяк. Я недосмотрел.
– Слушай сюда, Дрон, если еще раз подобное случится, я прикрою твою лавочку, а тебя отправлю на нары. Понял?
Егор снова кивнул.
– Вот и молодец. Теперь топай.
– А ребята? – спросил Егор.
– Забирай с собой. Хотя… – он снова мазнул по мне взглядом. – Подожди в зале, с девчонкой я переговорю.
– Давид, – Дронов неуверенно посмотрел на меня, я нахмурилась, но мужчина продолжил:
– Да ничего я ей не сделаю, успокойся, Дрон.
Тот снова кивнул и потопал к выходу, Дэн за ним, смешно семеня, то и дело оглядываясь на меня. Бойцы тоже удалились, мы остались с мужчиной вдвоем. Он сидел на диване, разглядывая меня, скорее, с любопытством, чем с сексуальным подтекстом. Я стояла, сунув руки в карманы кенгурухи, с капюшоном на голове.
– Сядь, – указал он на кресло. Поколебавшись, я села. Мужчина потер пальцами подбородок, глядя на меня и о чем-то думая.
– Как зовут? – спросил, наконец. Послать бы его куда подальше, но внезапно взяла оторопь.
– Вика Царева.
Мужчина кивнул.
– Чем по жизни занимаешься, Вика?
Он это серьезно? Какая-то абсурдная ситуация. Но я не хотела неприятностей, ни себе, ни Егору, потому молча пожала плечами.
– По-разному.
– Работаешь?
– Сейчас нет, только вернулась.
Он снова кивнул, продолжая размышлять.
– Пойдешь ко мне в ресторан официанткой?
Я часто заморгала, приоткрыв рот. Вот чего угодно ожидала, но такого…
– Вы серьезно? – спросила, не зная, что еще сказать.
– Вполне. Не скажу, что ты подходишь, но… – он покачал головой из стороны в сторону, по-прежнему что-то прикидывая. – Но я предлагаю хорошую работу. Что-то мне подсказывает: она тебе не помешает. Как и деньги.
– С чего вдруг такая благотворительность?
Он рассмеялся, весело, по-доброму, закидывая ногу на ногу. Развел руками в разные стороны.
– Благотворительность и есть, иначе не скажешь. Вот, – вытащив из кармана визитку, бросил ее на стол, – надумаешь, позвони, жду три дня.
Я взяла карточку, а потом ляпнула:
– Я согласна.
Вздернув бровь, Давид усмехнулся.
– И правильно, Вика Царева. Приходи завтра к часу, тебе все объяснят. Зайдешь с центрального входа, назовешь фамилию.
Кивнув, я повертела в руках визитку, не зная, что еще добавить.
– Иди, – лениво сказал Давид, я встала, и тут дверь випки открылась одновременно со стуком в нее. Мы уставились на вход. Там стоял мужчина лет пятидесяти, среднего роста, светлые волосы зачесаны назад, крепко сложенный, симпатичный, только взгляд мне не понравился, словно у хищника. Давид, нахмурившись, поднялся, а мужчина, удивленно на меня посмотрев, спросил:
– Не помешал?
– Нет, – ответил тот и снова кинул мне, – иди.
– Всего доброго, – ответила я, шествуя к выходу, новый гость, посторонился, рассматривая с интересом.
– Давид, у тебя отличный вкус, – заметил все же, когда я была в дверях, – может, познакомишь нас?
– Оно того не стоит, – услышала я голос Давида, прикрывая дверь, голос недовольный. Шла по коридору, вспоминая взгляд мужчины и передергиваясь. Он мне не понравился. Ни взгляд, ни мужчина, что-то было в нем такое, отталкивающее. А вот Давид, как ни странно, показался хорошим человеком. Глупость какая. Надо узнать у Дронова, что они там не поделили. Но кажется, он слов на ветер не бросает. Интересно все же, что им двигало, когда предлагал работу? И стоит ли на нее соглашаться? Конечно, стоит. В этом ресторане я заработаю намного больше, чем в любом кафе, в которое устроюсь. Опыт работы у меня есть, только официанткой и есть, кстати, больше как-то не сложилось нигде, санкнижка действующая имеется. Ну и что, что обстоятельства странные? Я ведь всегда могу уйти, если что. А вот мне сюда самой было бы не попасть, это точно.
Егора с Дэном на улице не оказалось. Слиняли, гады, ну и ладно. Денег только нет, вот что жалко… До дома пешком час топать, но время не позднее, переживу.
Мотоцикл Дэна догнал меня через пятнадцать минут моего путешествия. Тормознув возле, парень стянул шлем.
– Ну что, не забрал в гарем? – рассмеялся Дэн. Я промолчала. – Мы с Дроном на такси до него, и я за тобой, а ты уже слилась. Ну думаю, догоню по дороге домой. И точно. Садись, Царева.
Надевая шлем, я спросила:
– Во что Дронов вляпался?
– Он не рассказал, ну его дело, как говорится.
Кивнув, я села, обхватив друга за талию, прижалась к нему. Кажется, я устала.
– С ветерком, Царева? – усмехнулся Дэн, заводя мотор, я кивнула.
Не люблю высокие скорости, рядом с ними всегда витает смерть, свистит над ухом, визжит в резком торможении, дует с ветром в лицо. Но сейчас скорость была тем, что нужно, выброс в кровь адреналина встряхнул, сгоняя остаточный морок марихуаны, разнося по телу тревожные импульсы, заставляя мышцы напрягаться. Вот бы сейчас не вписаться в поворот, вылететь в кювет головой вперед, влететь в столб, и все кончится. Ничего не будет. Только самое страшное, что там тоже ничего не будет.
– Приехали, Царева, – услышала я голос Дэна и открыла глаза. Мы стояли в нашем дворе. Витькин отец, как я и предполагала, восседал на скамейке с собутыльниками, чуть поодаль расположилась компания тетушек. Сойдя на землю, я протянула Дэну шлем.
– Спасибо, – сказала ему, он кивнул.
– Бывай.
Взревев на прощание мотором, умчал, я же потопала к подъезду, отметив, что машины Самохина нет. Уехал, значит, но того, что на уши присядет Катька, это не отменяет.
Но никто не присел, когда я тихо зашла в квартиру, сестра уже спала, часы показывали половину одиннадцатого. Укатал ее добрый молодец? Я усмехнулась, качая головой, юркая в комнату. Ну и отлично, ну и замечательно.
Полночи проторчала в интернете, а когда проснулась, Катьки уже не было. Часы показывали одиннадцать утра, я спешно полезла в душ, если хочу не просто успеть в ресторан, а выглядеть сносно, надо поторопиться. Без пяти час толкала тяжелую дверь ресторана, облаченная в джинсы и блузку с коротким рукавом, волосы заплела в косу, макияж легкий, чтобы скрыть нездоровый цвет лица, заработанный в Питере. На входе меня встретил метрдотель, грузинка лет тридцати пяти, облаченная в брючный костюм. Я сказала, меня должны ждать, назвала фамилию, женщина, кивнув, кому-то позвонила. Я осматривалась с интересом, все-таки впервые довелось побывать в этом ресторане. Заведение и впрямь высокого класса, придраться не к чему. Цены здесь, наверное, ого-го какие. Может, и чаевые будут не чета прежним. Пока я любовалась залом, женщина разглядывала меня, стараясь скрыть интерес. За пять минут мы так ни слова и не произнесли, когда пришла управляющая рестораном, женщина, кажется, выдохнула с облегчением. Управляющая мне понравилась больше, тоже с грузинскими корнями, но видимо, кто-то из родителей русский, немного другой типаж лица. Да у них тут диаспора. Чуть позже я поняла, что, думая так, была недалека от истины. Управляющей было около тридцати, бойкая, говорливая и улыбчивая. Вкратце рассказав, что к чему, Гуля, так она предложила себя называть, повела меня в кухню. Вот тут выяснилось, что имел в виду Давид, говоря, что я не подхожу. Официантки все, как на подбор, темненькие. Часть грузинки, часть русские, но с типичной внешностью. Им я, кажется, не понравилась, по крайней мере, смотрели не особенно дружелюбно. Зато шеф-повар Гиви оказался душкой, когда он вещал, невозможно было не улыбнуться. Вскоре мы прошли в кабинет Гули, предложив сесть за стол напротив себя, она спросила:
– Все понятно?
– В целом, да.
– Опыт работы есть, я так поняла?
– Да, правда, заведения были попроще.
– Это ничего, освоишься. Я тебе распечатку приготовила, полезная информация по меню и кое-что по грузинской тематике, – Гуля протянула лист, взяв, я бегло прочитала текст, – в конце ссылки, где можно подробней ознакомиться. Это поможет влиться в рабочую атмосферу. Когда сможешь выйти?
– Когда скажете.
– Давай так сделаем: приходи завтра, покрутишься тут, я тебя приставлю к официантке, поймешь, что к чему. А там уже обозначу рабочие дни.
– Хорошо. Спасибо.
Гуля проводила меня до выхода в зал, перед тем как попрощаться, сказала:
– Вот еще что… Я не вправе обсуждать и тем более осуждать решения Давида Рубеновича, он сам знает, что для него лучше, но, как ты, наверное, заметила, ты несколько выбиваешься из общей массы персонала… – я кивнула, Гуля продолжила. – Просто имей в виду, что некоторые могут быть настроены негативно, потому что знают, что взяли тебя вроде как по протекции самого шефа.
– Понятно, – кивнула я, а вскоре шагала в сторону дома, решив немного пройтись. Интересно получается, Давид предложил мне работу, понимая, что поползут слухи. Зачем ему это надо? Игра в благородство? Или я просто ему приглянулась? Слабо верится, что ради секса мужчина будет так заморачиваться. Тем более, когда неизбежно возникают вопросы касательно моей работы в ресторане. Но что-то ведь им двигало? Надо бы расспросить Дронова, кажется, они с Давидом неплохо знакомы, Егор к нему даже без отчества обращался.
Но вместо Дронова пошла домой. Квартира по-прежнему была пуста, поев суп, я с кружкой чая и сигаретой отправилась на балкон. Сегодня день тоже выдался теплый, вот бы и лето не подкачало, хоть какая-то радость. Я усмехнулась, проходя через Катькину комнату. Казалось бы, взрослый человек, все понятно, а лета ждешь на каком-то интуитивном уровне, словно заложено в нем нечто большее, чем в остальных временах года. Как для детей каникулы, а для взрослых… Даже не знаю, что, но хорошая погода летом действует удивительно благотворно.
Балкон у нас небольшой и открытый. Честно сказать, мы тут редко бываем. В углу примостился старый шкаф из кухонного гарнитура, покрытый клеенкой, внутри него какой-то хлам. Поставив кружку, я прикурила, тут во двор зарулила знакомая машина. Самохин. Присмотревшись, увидела и Катьку. Они запарковались у подъезда, вылезли и стали обниматься. Сама не знаю, что на меня нашло в тот момент, я ловко взгромоздилась на шкаф, перекинув ноги через перила, проорала:
– Привет, голубки! – и когда они подняли на меня глаза, помахала рукой, растянув улыбку до ушей и болтая ногами. Никогда не боялась высоты, потому сейчас, глядя на испуганное Катькино лицо, никак не реагировала, затягиваясь и выдыхая дым. Тима хмурился, что-то тихо спросил у Кати, она пожала плечами, растерянно качая головой.
– Вика, слезь, – прокричала мне, я только еще шире улыбнулась.
– Сейчас, докурю, – прокричала в ответ. Самохин снова что-то сказал сестре, она посмотрела непонимающе, он повторил. Катька, послушно вытащив из сумки ключи от квартиры, передала ему. Самохин пошел к подъезду, сестра умоляюще сложила руки:
– Вика, это не смешно, слезь, я тебя прошу. Четвертый этаж!
– А по-моему, смешно, – я снова заболтала ногами, затягиваясь, Катька приложила руки к лицу. Тут и появился Самохин. Выйдя на балкон, обхватил меня за талию, прижимая спиной к своей груди, и молча затащил в комнату. Бросив в кресло, забрал сигарету и затушил прямо о Катькин стол.
– Ты какого хрена творишь? – негромко, но внушительно спросил, глядя на меня, спрятав руки в карманы.
– Может, я так всегда делаю, – усмехнулась я, садясь нормально, поправляя соскользнувшую бретельку майки, блузку дома сразу сняла. Взгляд Тимы невольно скользнул вслед за моей рукой, но почти сразу вернулся к лицу. От этого быстрого взгляда пробежала дрожь по телу. Что за хрень, что особенного в нем, что каждый раз мурашки?
– То, что ты на всех плевать хотела, я уже понял, но Катя тебе что сделала?
– Ты мне проповедь читать собрался? – усмехнулась я, вставая. – Даже не рассчитывай, благодарного слушателя не найдешь.
Зазвонил дверной звонок, видимо, Самохин дверь запер. Показав средний палец, я хотела выйти, но он, ухватив за руку, толкнул к стене. Приложил, кстати, нормально, но я только поморщилась. Самохин навис надо мной, поставив руки по обеим сторонам.
– Слушай внимательно, – заговорил спокойно, хотя я видела, что до спокойствия далеко. Но держится неплохо, Влад бы меня уже по стене размазал. – Ты возьмешься за ум и перестанешь третировать сестру…
– А иначе что? – выставила я вперед подбородок.
– Выпороть бы тебя, – процедил он.
– Сам пороть будешь? – усмехнулась я, но тут же растеряла задор, потому что Самохин продолжал молча смотреть. А я подумала: мы так близко друг к другу, одуряюще близко, еще сантиметр, и он коснется моего тела своим, я снова чувствую запах той туалетной воды, и еще его дыхание на своей коже. Я сама не поняла, как опустила глаза на его губы, а, сообразив, тут же отвернулась, и теперь его дыхание щекотало шею, отчего мурашки побежали по рукам, а еще стало трудно дышать. Дверной звонок звонил, как сумасшедший, а я не слышала его, словно весь мир вдруг сузился до пространства, сомкнутого руками Тимы. Это неправильно, все как-то неправильно. Так не должно быть. Сердце не должно стучать так громко, тело не должно дрожать от близости. Только не с Самохиным. Вот черт. Если он прямо сейчас не отойдет, я…
Самохин сделал два шага назад, дышать стало значительно легче. Однако я так и не повернула к нему голову, слышала, как он вышел, как щелкнул дверной замок, а через мгновенье в комнату влетела Катька. Обхватила, прижимая к себе, тяжело дыша.
– Вика, ну зачем? Ну зачем? – повторяла, кажется, этого не понимая. Я и сама уже не знала, зачем. Дерьмовая вышла шутка.
– Прости, – сказала, отстранившись.
– Что тебе Тима сказал?
– Ничего эдакого. За тебя переживает, – тут я нахмурилась, – ты ведь ему не рассказывала?
– Нет, – покачала она головой. Говорили мы тихо, потому что Самохин был в кухне, – но может, стоило бы? Тима хороший, он…
– Это его не касается, – отрезала я, – что ты вообще везде его вставляешь?
– Я… Кажется, я люблю его, – выдохнула сестра еле слышно, я замерла, отчего-то сердце екнуло.
– Вы всего ничего вместе, – сказала все-таки.
– И что? Тебе когда-то много времени понадобилось?
Я промолчала. Ладно, она права. Но почему от этой мысли так неприятно, неуютно?
– А он что? – спросила ее. Катька неуверенно пожала плечами.
– Мы не говорили об этом серьезно… Давай потом, Вика, – она кивнула в сторону кухни, я кивнула в ответ. Мы прошли туда, Тима курил, сидя за столом, бросив на нас взгляд, отвернулся и выдохнул дым. Я невольно рассматривала его, пытаясь делать это незаметно, пытаясь понять, что он за человек. Потому что не могла разглядеть в нем того, о ком говорила сестра. Мне все казалось, есть что-то за этим хорошим парнем Тимой, в которого Катька умудрилась… влюбиться. Неужели всерьез? Да ведь у нее никого толком не было, а на тех, кто был, без слез не взглянешь… И тут Самохин. Красивый, заботливый, сильный мужчина. Конечно, она голову потеряла. Только что чувствует он?
– Тима, извини, что так вышло, – произнесла Катька, – давайте чаю выпьем и забудем о случившемся.
Вот в этом вся Катька. Добродетель в юбке, как она такая вообще выросла? Самое интересное, сестра и впрямь забудет, а вот я нет. И Самохин нет. И в понимании этого есть какая-то сладкая горечь, словно между нами нить, которая прямо сейчас незримо привязывает нас друг к другу. И кажется, я знаю ей название: ненависть. Только лучше бы не было вообще никаких нитей, лучше бы нас не связывало ничего.
Чай мы пили молча. Я сидела напротив Тимы, потому все больше смотрела в чашку, чтобы не встречаться с тяжелым взглядом. Наконец, когда звяканье посуды о стол достигло апогея, Самохин сказал:
– Я поеду, Кать.
Быстро кивнув, сестра встала и первая вышла из кухни, чтобы выпустить Тиму и проводить. Они вышли на лестничную клетку, смешно. Пусть соседи любуются на то, как они обжимаются, это, конечно, менее неловко, чем я. Закурив, я откинулась на стуле, опираясь спиной на гарнитур. Катька вернулась быстро, минут через пять, губы припухшие, вид смущенный и счастливый. Так и хочется гадость какую-нибудь сказать, а в голове мелькнула мысль: интересно, какой Самохин, когда нежен? Как целует, как смотрит. Полная хрень, надо гнать эти мысли подальше, с чего мне вообще подобное в голову лезет?
Я молча наблюдала, как Катька убирает со стола.
– Расскажешь ему о своей любви? – спросила, когда сестра выключила воду и принялась вытирать руки. Катька замерла, явно раздумывая. Повернувшись, посмотрела, сжав губы и сев рядом, выдохнула.
– Не знаю, Вика. Иногда мне кажется, что ему это не надо… Не верится, что он со мной, с чего бы, кто я, а кто он…
– Глупости не говори, – нахмурилась я, затягиваясь, – что ты себя постоянно принижаешь? Ты красивая женщина, добрая, заботливая, любящая. И даже такой придурок, как он, смог это заметить.
Катька улыбнулась, качая головой.
– У меня никогда такого не было, Вика, – призналась вдруг, – кажется, весь мир сузился до одного человека, хочется все время быть рядом с ним, трогать, разговаривать, целовать…
– Тогда какого хрена ты который вечер дома?
Она бросила на меня виноватый взгляд.
– Мне нянька не нужна, – я затушила окурок, – ты же понимаешь, если я захочу снова сбежать, то сбегу. И никакой Самохин не остановит. Так что оставь свое гипертрофированное чувство заботы и поезжай к нему.
Она смотрела на меня с надеждой в глазах, а я думала, неужели мое мнение так важно?
Если я сейчас скажу, что она мне нужна, сестра ведь останется. Откуда эта дурацкое чувство вины передо мной? Когда Катька поймет, что не заменит мать, да и не нужно мне это? Сестре бы с собой разобраться, но она упорно прыгает вокруг меня. Я младше на десяток лет, а такое ощущение, что наоборот. Я вдруг осознала простую вещь: Катька по-другому не умеет. Она в принципе не способна на поступок, потому что привыкла жить так, как ей говорят. И сейчас она ищет в чужих словах и действиях совет, указ, если можно так сказать, потому что просто не знает, как поступить.