Юлия Латынина
Инсайдер

Полная версия

Общая стоимость первой очереди стройки оценивалась в двести миллионов галактических денаров. Компания, понятное дело, была государственной.

Шаваш перевернул последнюю страницу и увидел то, что искал, – президентом компании предполагали назначить Чанакку – внучатого племянника первого министра, человека довольно пустого и развратного, провалившего уже по крайней мере три поручения, и вдобавок фанатичного националиста, что было особенно неприятно космополиту Шавашу, с его безупречным знанием Стандарта и изысканными костюмами, пошитыми не ближе чем за три тысячи световых лет от Веи.

– Вот, – сказал первый министр, – безусловно важное дело. Пора кончать плестись в хвосте развитых миров. Ни у кого нет такого комплекса!

Шаваш подумал про себя, что такие комплексы есть и на Транаре, и в Дакии. Но что верно, то верно: ни у кого не было такого комплекса в государственной собственности.

– Через два года, – сказал первый министр, – мы будем диктовать погоду на рынке космических двигателей! В течение недели ваше министерство должно изыскать семьдесят миллионов денаров на первоочередные расходы!

– Мы не можем это сделать, – спокойно сказал Шаваш.

– Почему?

– Денег нет. Чиновникам в Чахаре второй год жалованье не платят.

Яник с неодобрением смотрел на министра финансов. Шаваш был слишком молод. Яник еще помнил те времена, когда слова «денег нет» просто не имели смысла в Вейской империи. Если денег не было, можно было их напечатать. На цену товаров это никак не влияло, потому что цена товара определялась не количеством денег в обращении, а Указом о стоимости товаров, услуг и проступков.

– Господин Шаваш, – спросил Яник, – каково ваше ежемесячное жалованье?

– Триста ишевиков, ваша светлость, – ответил чиновник.

– Это правда, что ваша последняя игрушка, частная космическая яхта класса «Изумруд», стоила пятьдесят миллионов ишевиков?

– Это был подарок друзей, – улыбнулся чиновник.

– Господин Шаваш, – сказал Яник, – Тас'Салим – важнейшая стройка для нашего государства. Мы обязаны найти на нее деньги. Или мы займемся вашей яхтой. Вы меня поняли?

– Вполне.

* * *

Шаваш вернулся в свой роскошный кабинет искренне расстроенный. Он цыкнул на секретаря, швырнул модный пиджак на спинку стула, бросился в кресло и некоторое время сидел неподвижно. Те, кто поверхностно знал чиновника, были бы уверены, что он раздосадован неприкрытой угрозой, прозвучавшей из уст первого министра: красавица яхта явно кое-кому не давала покоя. Но, как ни странно, видимо, Шаваш был обеспокоен совсем другим. Во всяком случае, в абсолютной тиши кабинета, снабженного дюжиной противоподслушивающих устройств, он позволил себе сжать голову обеими руками и тихо пробормотать:

– Что они делают! Нет, суки, они понимают, что делают, или нет?

После чего включил интерком и распорядился:

– Дарен! Найди мне Стефана Сигела, и побыстрее.

Стефан Сигел был представитель Объединенного банка Нарена и Лиссы, двадцатого по величине в этом секторе Галактики, и пожаловал на Вею неделю назад в надежде на сотрудничество.

Стефан Сигел объявился в кабинете министра финансов через два часа.

– Господин Сигел, – сказал Шаваш безо всяких преамбул, – правительство нашей империи хотело бы срочно занять у вашего банка семьдесят миллионов галактических денаров сроком на шесть месяцев под девятнадцать процентов годовых. Вы согласны?

Господин Сигел сглотнул. Девятнадцать процентов годовых – это был очень жирный кусок. Облигации Федерации приносили семь процентов годовых. Облигации Геры – семь с половиной процентов. И хотя финансы Империи Великого Света находились, понятное дело, в куда худшем положении, нежели финансы Геры, его банк нашел бы шестнадцать процентов вполне приемлемой цифрой.

– Да, – сказал Стефан Сигел.

– Прекрасно, – ответил чиновник, – кредитное соглашение будет подписано через час после того, как полпроцента от займа будет переведено вот на этот счет.

И с этими словами Шаваш протянул господину Сигелу листочек с названием банка и номера счета.

Спустя несколько дней, за час до заседания правительства, министр финансов Шаваш положил на стол первого министра Яника кредитный договор с Объединенным банком Нарена и Лиссы.

– Вот ваши семьдесят миллионов, – сказал он. – Полагаю, что нет смысла включать их в доходы бюджета. Они проходят по внебюджетному фонду содействия развитию промышленности.

Повернулся и вышел из кабинета.

«Все-таки удивительно расторопный человек, – растроганно подумал первый министр. – Как это он успел так быстро устроить деньги?»

Конечно, первый министр смутно понимал, что существует некая связь между способностью Шаваша быстро доставать галактические кредиты и покупками вещиц вроде частной космической яхты. Но первому министру было приятно думать, что любые деньги, которые Шаваш заработал на этой сделке, бледнеют по сравнению с тем барышом, который получит его внучатый племянник, закупая для своей компании галактическое оборудование у подставных фирм по вдвое завышенной цене.

* * *

В тот день, когда в столице был столь счастливо решен вопрос о финансировании Тас’салимского алюминиевого комплекса, Бемиш, Уэлси и третий человек, по имени Мак-Кормик, поехали в Ассалах. Мак-Кормик был в банке консультантом по промышленному строительству и прилетел на Вею накануне.

На полдороге они чуть не утонули в огромной рытвине: дорога исчезала куда-то под землю, а метрах в семи возникала опять. Обитавший неподалеку старик созвал народ, и народ перетащил вездеход на волокуше, стребовав за это такие гроши, что у Бемиша даже исчезли подозрения, что рытвину он устроил сам, чтобы взимать плату за перевоз. Впоследствии Бемиш узнал, что в этом месте сходились два уезда и начальники никак не могли договориться, кому заделывать промоину.

На развалинах Бемиш затосковал так, как никогда в жизни, от невиданной порчи природы и стройматериалов.

Черные ворота на летное поле торчали на фоне синего неба, одинокие, как триумфальная арка, и были украшены разнообразными воззваниями к богам и бесам. В стартовых шахтах цвели желтые и круглые, как глаз совы, озерца. Гигантская эстакада развалилась, столбы и перекрытия обросли зеленью и цветами, по полотну, предназначенному для многотонных грузовиков, сновали муравьи.

Ровно половину будущего поля покрывал ровный и необыкновенно колючий кустарник с синенькими цветочками и полуторасантиметровыми шипами, и это придавало космопорту вид леса, окружающего замок спящей красавицы. Увы, при появлении Бемиша колючки не пропали.

Административное крыло пассажирского терминала обрывалось на уровне первого этажа, шахта лифта упиралась прямо в небо. О том, чтобы в нем кто-то когда-то обитал, и речи быть не могло, однако Бемиш хорошо помнил имевшуюся в отчетности компании графу об офисных расходах как раз по высившемуся перед ним зданию. Что-то жуткое было в этом месте, переставшем быть частью природы и так и не ставшем частью промышленного мира.

Солнце уже спешило к полудню, когда Бемиш и Мак-Кормик вышли из здания к молодой бамбуковой рощице, шумящей на фоне сверкающего нержавейкой ангара. Тут Бемиш увидел, что они не одни: сзади, за бамбуковой рощей, стоял на растопыренных лапках флайер, и ветер от его сопел спутал нежную салатовую травку, облепившую посадочную площадку.

Бемиш спустился к флайеру. Под его брюшком, расстелив салфетку, кушал бутерброд с ветчиной человек в вытертых джинсах. Бемиш осклабился, узнав Джайлса из «Венко». Рядом, похлопывая по холке рыжую лошадь в белых чулочках, стоял другой человек – Киссур.

– Добрый день, – сказал Бемиш, подходя. – Вы вместе прилетели?

– Нет, – сказал Киссур, – я на коне.

И показал на опушку, где крутились еще два всадника: Ханадар Сушеный Финик и кто-то из слуг.

– От столицы на коне? – изумился Уэлси.

– У меня друзья неподалеку, – сказал Киссур.

Киссур приложил руку к белокурым волосам и принялся оглядывать окрестности. Было видно, что стальные развалины и трава поверх бетона нравятся ему не больше, чем Бемишу.

– А кто мне объяснит, – спросил Бемиш, – почему здесь хотя бы не косят траву? Я когда ехал мимо, заметил – в селе дом сидит на доме, каждый кусочек вспахан, вдоль шоссе и то стоят бабы и складывают стожки, – а здесь такая зелень, и ее никто не косит.

– Это нечистое место, – ответил подъехавший Ханадар.

– Здесь, говорят, много ведьм, – подтвердил Киссур. – Знаете ли вы, как рождается ведьма?

Никто из иномирцев не был специалистом по зарождению ведьм, и Киссур объяснил:

– Иногда на перекрестке дорог строят храм или даже обычный дом, а потом мир меняет хозяев, и о храме забывают, или владелец дома переезжает бог знает куда. Дом плачет, старится, крыша обрастает травой, и столбы у ворот покрываются шапкой мха. Вода начинает вырезать на столбе узоры и черты, ворона вьет на нем свое гнездо. Вечером местные жители, пробираясь мимо столба, пугаются, думают – это кто-то караулит во тьме. Страх этот прирастает к столбу, наполняет его черты, проникает в его душу. Из страха и ветра зарождается душа столба, начинает смотреть на луну, гулять, когда дождь и слякоть, – так появляется столбовая ведьма.

Киссур ткнул в хромированные колонны, обрамлявшие вход в терминал, и прибавил:

– Эти столбы наверняка бродят по ночам. Вот крестьяне и боятся.

Уэлси фыркнул, а Джайлс испытующе поглядел на варваров и уточнил:

– Если вы верите, что эти столбы бродят по ночам, почему вы их не боитесь?

Киссур на мгновение коснулся кобуры, из которой торчала рубчатая рукоять с зеленым глазком, встряхнул белокурыми волосами и ответил:

– Я не крестьянин, чтобы бояться ведьм или начальников. Или чужеземцев, которые лезут на нашу землю и обижают моих друзей.

Джайлс чуть заметно дернул ртом, а Ханадар почесал у лошади за ухом и добавил, пристально глядя на представителя «Венко»:

– Чужеземец, который лезет на нашу землю поперек нас, сам может превратиться в ведьму. Как ты думаешь, Киссур, если бросить его в эту дырку, которую они называют стартовой шахтой, он станет ведьмой или просто сгниет?

Джайлс слегка побледнел и оглянулся на флайер.

– Нам, пожалуй, пора, – заявил Джайлс, – Господин Бемиш, если хотите, я могу подбросить вас до столицы.

– Теренс остается со мной, – сказал Киссур, – Теренс, ты умеешь ездить верхом?

Он кивнул одному из своих спутников, и тот спешился. Лошадь подвели поближе, и Теренс уставился в крупный коричневый глаз. Лошадь жевала мундштук, и ее бока то поднимались, то опадали. Лошадь смотрела на Бемиша, и Бемиш смотрел на лошадь.

– Вот это хвост, – сказал Киссур, – а вот это голова, а посередине водительское сиденье. Чего ты стоишь? Садись.

– Мне не нравится, – ответил Бемиш, – что эта штука шевелится раньше, чем я включил зажигание.

Киссур и слуги его довольно захохотали.

* * *

Однако Бемишу все-таки пришлось влезть на коня и пробираться по безумному лесу, в котором росли релейные мачты, обвитые лианами. Бемиш устал и отбил себе задницу, и в конце концов чуть не утоп в лужайке, оказавшейся на поверку болотцем внутри пусковой шахты.

Наверное, конь и в самом деле был неплохим средством передвижения в этом запустеньи, но проклятая скотина, мигом почуявшая неопытность седока, то щипала листву, то подкидывала задом, и в конце концов дело кончилось тем, что на крутом склоне, сплошь заросшем кустами, колючая ветка хлестнула Теренса по лицу, лошадь шарахнулась, и Бемиш слетел в прелую траву, пребольно ударившись о скрывавшуюся под ней железяку.

После этого Киссур заявил, что эдакой ездой он угробит коня, и дальше они пошли пешком. Мелкий куст вокруг сменялся бетоном и железом, Бемиш потерял счет направлению и времени, и ему казалось, что их водит по лесу столбовая ведьма, разбуженная нахальной похвальбой варваров.

Они вышли к гигантской опоре монорельса, вздымавшейся из торфяной низины. К бетонной платформе наверху вели полуобрушившиеся ступени. Киссур свил себе венок из кувшинок и, хохоча, побежал вверх.

Бемиш придирчиво изучил ступени на предмет муравейника, смахнул с них какой-то сор и скорее рухнул, чем сел. От него пахло тиной и потом, и штаны его были по ягодицы в грязи.

– Киссур, – позвал Бемиш, – у меня к тебе просьба.

Бывший первый министр империи остановился. Он глядел на Бемиша сверху вниз, с высоты в семь метров, и лепестки кувшинок на его белокурой голове были как древняя корона аломских владык. Киссур ударил ногой по бетонной кладке, и кусок ее с шумом и грохотом упал на землю. Киссур подпрыгнул вверх и захохотал, и снова с силой ударил каблуком о ступеньку. Бемиш еще не видел человека, который бы так наслаждался жизнью и так равнодушно относился бы к смерти.

– Да?

– Космодром выстроен на крестьянской земле, хотя вокруг полно государственной. Но его выстроили на земле общины, а в возмещение семьям раздали акции. Я бы мог их купить.

– За сколько?

Бемиш заколебался. Он бы с удовольствием купил их за кувшин рисовой водки, но следы плетей на плечах Краснова стояли у него перед глазами.

– Эти акции неликвидны, Киссур. Они стоят не больше десяти розовых каждая. Это я готов заплатить.

– А когда ты построишь космодром, каждая будет стоить десять тысяч? На эту сумму ты надуешь крестьян?

– Они не будут стоить десять тысяч, если я не построю космодрома.

Киссур внезапно ухнул и спрыгнул с разрушенной платформы. Он пролетел вниз не меньше пяти метров, и Бемиш с ужасом представил себе, что было б, если бы он напоролся внизу на железяку или крюк. Но мягкие сапожки Киссура с чавканьем ушли в торфяную жижу, обдав Бемиша изрядной порцией грязи, Киссур расхохотался и сел рядом с Бемишем. Они молча смотрели, как клонится к закату солнце и как щебечет соловей, свивший себе гнездо меж бетонных плит.

– А Шаваш сказал, что ты и не собираешься ничего строить, – вдруг промолвил Киссур.

Бемиш удивился.

– Шаваш сказал, – продолжал Киссур, – что ты делаешь деньги на том, что покупаешь акции компании и потом шантажируешь руководство компании, пока они не покупают эти акции обратно втридорога, и что у тебя репутация такого человека – гринмейлера. Это правда?

– Да, – сказал Бемиш.

– Значит, ты собираешься покупать Ассалах?

– Собираюсь.

– А почему ты не покупал других компаний, раньше?

– Я хотел их купить. Просто по мере драки цена за акцию возрастала настолько, что для умного человека купить их было просто глупо. Как тебе, может быть, сказал Шаваш, две из компаний, чей менеджмент от меня откупился, разорились.

– Из-за тебя.

– Вольно ж им было назначать несуразную цену.

– И с Ассалахом случится то же самое, да? Цена тебе покажется слишком высокой, ты продашь акции, а компания разорится?

– Не думаю. Видишь ли, в Ассалах было вгрохано неимоверно много денег, и несмотря на весь окружающий нас вид, – и тут Бемиш указал широким жестом на стрелу монорельса и далекий остов полукруглого терминала, похожий на выеденную арбузную корку, – несмотря на все это, здесь заложены все фундаменты и проведены все коммуникации. Если постараться, он может начать принимать первые корабли буквально через шесть месяцев. Я думаю, что стройка была заброшена только потому, чтобы опустить цену и продать ее нужным людям за копейки. Кроме того, все слыхали, что вкладывать деньги в такой рынок, как ваш, – опасно, но не все понимают, что космодромы да еще системы космической связи – это единственно надежная часть вашей экономики. Это та штука, от которой вы не откажетесь при любом правительстве, и она в наименьшей степени зависит от местных властей, потому что основные ее доходы прилетают с неба. Ассалах сейчас стоит столько, сколько две закусочных в центре Торонто, но на самом деле он безумно недооценен. Поэтому цена акций может подняться в десятки раз, и все равно он останется неплохим приобретением.

Карие глаза Киссура глядели куда-то мимо Бемиша, и его гладкое, спокойное лицо казалось высеченным из слоновой кости.

– А сейчас ты покупаешь акции Ассалаха?

– Да.

– Сколько их у тебя?

– Фондовый Комитет Империи требует регистрировать любую покупку акций компании, превышающую пять процентов. У меня их больше, но я прошу, чтобы это осталось между нами. Я их не регистрировал.

– Как это возможно?

– Номинальными держателями моих пакетов выступают разные компании.

Киссур помолчал и спросил:

– А зачем тебе акции сейчас, если все равно будет тендер?

– Меня не до конца устраивают условия тендера. Они так хитро сформулированы, что позволяют, например, государству искусственно завысить цену уже после объявления победителя.

– А если победителем выйдешь не ты и Шаваш продаст компанию другим людям, – то ты продашь эти акции с многократной прибылью?

– Я куплю Ассалах.

Киссур помолчал. Птицы вспархивали из травы, далеко-далеко в поле мычала затерявшаяся корова, и над головами иномирца и бывшего первого министра империи катилось круглое, как тыква, солнце.

– А что сделали те приказчики, которых ты разорил?

– Какие приказчики?

– Ну, эти, – Киссур щелкнул сильными длинными пальцами с въевшейся под ногти грязью, – президенты компаний.

– Ничего. Они же цивилизованные люди.

– Та к вот запомни, Теренс. Я буду тебе помогать. Но если ты сделаешь, как сказал Шаваш, я зарою тебя у ворот на летное поле, и когда ты превратишься в ведьму, я буду приходить каждую ночь и отрывать тебе голову.

Киссур молча поднялся и пошел к бетонной опоре, а потом вдруг снова заухал и захохотал, и начал перепрыгивать со ступени на ступеньку, пока не поднялся на самую вершину и не побежал по блестящему рогу монорельса, уходящего к солнцу.

* * *

Ричард Джайлс, представитель компании «Венко», нашел министра финансов Шаваша при исполнении церемонии. Маленький пухлощекий чиновник шествовал вокруг нового здания банка «Адако», неся в руках золотой тазик, в котором плавала на щепочке зажженная свечка, а за ним, в одинаковых шелковых одеждах, следовало десятка два детей с такими же свечками в руках.

Вокруг набежало множество любопытных.

Шаваш зашел в здание, выплеснул воду на мраморный пол и с подобающими случаю словами вручил тазик президенту нового банка – племяннику его близкого друга.

Когда через пять минут церемония закончилась, Шаваш удалился в кабинет председателя правления. Джайлс последовал за ним. Шаваш скинул с себя просторный шелковый паллий, под которым оказался безупречный белый костюм. Костюм удачно скрывал слегка расплывшуюся талию, и от тщательно выбритого подбородка Шаваша пахло туалетной водой и какими-то местными благовониями. Каким-то образом, несмотря на легкую полноту, Шаваш не терял ни изящества, ни быстроты в движениях, и его желтовато-золотистые глаза смотрели на мир с искренней радостью и даже простодушием.

– А, это вы, Дик? – сказал он. – Добро пожаловать, что-то я не видел вас в начале церемонии.

– Я летал в Ассалах, – сухо ответил Джайлс, – Бемиш тоже был там. Вместе с Киссуром. И Киссур мне угрожал.

– Ну, если Киссур вам угрожал, – улыбнулся Шаваш, – вы можете написать заявление в Министерство Порядка и Справедливости. Оно будет рассмотрено в надлежащем порядке.

Сухопарый иномирец внимательно посмотрел на своего собеседника, пытаясь понять, как следует расценивать эти слова: как оскорбление или просто как дружескую шутку.

– Мы с вами договорились, что Теренс Бемиш не будет участвовать в конкурсе.

– Не всегда может человек исполнить то, о чем он договаривался, – объяснил Шаваш, – особенно если другое предложение более выгодно.

Тонкий рот Джайлса скривился в насмешке:

– Черт возьми, если мы платим по денару за акцию, мы не можем позволить, чтобы кто-нибудь еще подавал заявки!

– Сожалею, вам придется поднять цену. Теренс Бемиш предлагает семь денаров за акцию – поднимите цену, и все.

– Я не затем платил вам, Шаваш, чтобы платить еще и за акции! Выгоните Бемиша!

– Сожалею, – сказал Шаваш и улыбнулся радушней прежнего, – но вы же сами видите, что Теренс Бемиш – протеже Киссура. Если выставить его за порог, Киссур нажалуется государю. Один и семь – это слишком большая разница. Вы хотите такого же скандала, как с Камински?

Разъяренный Джайлс молча хлопнул дверью. В коридоре его ждал товарищ.

– Ну что?

– Чертов взяточник, – прошипел разъяренный иномирец. – «Протеже Киссура», как же! Ты знаешь, кто просил у чиновников подпись на документах в ту ночь, когда все были пьяны? Киссур? Черта с два, Киссур лежал с девкой, подписи просил Шаваш! Он теперь будет погонять нас этим Бемишем, пока мы не заплатим хотя бы по пять денаров за акцию!

* * *

К вечеру Теренс и Киссур выбрались с космодрома через дыру в стене и зашагали в сумерках по красивой, утоптанной в пыль дороге, вившейся мимо тщательно возделанных огородов и рисовых чек.

Бемиш устал хуже собаки и тихо бесился: что, в конце концов, хочет доказать ему Киссур? Что он лучше Бемиша приспособлен для марш-броска? Велика важность для человека, воевавшего в стране, в которой вся бронетехника была мощностью в одну лошадиную силу! Бемиша так и подмывало выложить все это Киссуру. Но он вместо этого молчал и плелся за бывшим министром, как хвост за собакой.

Километров через пять дорога пошла вверх; рисовые чеки сменились садами, и за поворотом Бемиш увидел высокий просмоленный забор загородной усадьбы и встающие над ним беленые холмики крыш.

За усадьбой снова потянулись поля, а потом – саманные домики с играющими в пыли ребятишками; а еще через десять минут Бемиш увидел зеленый флаг у распахнутых ворот деревенской харчевни и опрятную молодуху, управляющуюся с земляной печью на заднем дворе.

Оба путника были по уши в грязи и имели настолько сомнительный вид, что хозяин даже не шевельнулся, увидев их на пороге, и только когда Киссур сел за стол и гаркнул как следует, вразвалку подошел к посетителям. Киссур осмотрел гусей, которых предложил хозяин, велел одного зажарить и заказал к гусю грибную подливу, закуски и вино.

Вскоре гусь появился перед путниками в жареном виде, и его нельзя было узнать: такая аппетитная на нем была корочка, и с таким веселым шипеньем стекал с него жир в дымящееся блюдо с рисом. Путники принялись за еду, и хотя Бемиш очень проголодался, он скоро заметил, что ему не угнаться за Киссуром.

Посетителей в харчевне было немного; самая большая компания, человек шесть, сидели у окна, и на столе перед ними не было ни мясного, ни пьяного.

– Сектанты, наверное, – ткнул в них Киссур, – говорят, в здешних краях их немало.

Впрочем, сектанты Киссура особенно не интересовали, – куда больше он прислушивался к разговору двух бедно одетых крестьян, которые, втянув голову в плечи, поспешно выбирали из своих тарелок рис. Минут через пять Киссур подошел к ним и поманил за свой стол, угостил гусем и принялся расспрашивать. Бемиш смотрел на крестьян во все глаза. Они были босоногие и худые, и их куртки казались разноцветными от поставленных на них заплат. У старшего борода была разделена на две части и заплетена в косичку. У младшего не было штанов, а была длинная рубаха с застежкой между ног.

– О чем они говорят? – спросил Бемиш.

– Эти крестьяне из соседней деревни, – сказал Киссур, – а идут к управляющему той самой усадьбой, которая сидит на холме. Два года назад у них захворал отец, и они заняли у управляющего деньги сначала на лечение, а потом на достойные похороны. Вышло так, что за эти два года проценты сравнялись с долгом, и, как только это случилось, управляющий послал своих слуг в деревню и забрал в уплату долга их сестру. Парни поехали к своим родственникам, чтобы занять деньги, но так ничего и не добились, и вот теперь едут к управляющему.

Киссур замолчал.

– А акции, – поинтересовался Бемиш, – вы спрашивали про акции?

– Они не знают, что такое акции, – ответил Киссур. – Если это те красивые бумаги с красным кантом, которые им выдали вместо земли, то они подарили их управляющему на именины.

– Но они даже сейчас стоят десять ишевиков штука! – вскричал Бемиш, совершенно забыв про плетушку водки.

Крестьянин с беспокойством вертел головой, прислушиваясь к речи оборванцев в богатой, но грязной одежде: оба явно говорили на воровском жаргоне, ничего не понять! Киссур полез за пазуху, вытащил оттуда пачку денег, отсчитал двести ишевиков и отдал старшему парню.

– Держи, – сказал, – это тебе на выкуп сестры.

Крестьянин выпучил глаза на незнакомца, а потом упал на колени и стал целовать перед Киссуром землю, пока Киссур не поднялся резким движением и не закричал:

– Хозяин, счет!

– Куда мы теперь? – спросил Бемиш, когда они покинули харчевню.

Киссур отогнул полу грязной куртки, убедился, что ствол под курткой на месте, и сказал:

– Обратно в поместье.

Звезды уже раскатились по небу, как горох, высыпавшийся из подола нерадивой хозяйки, когда Бемиш, усталый как собака, доплелся вслед за Киссуром на вершину холма, увенчанную просмоленным забором с белыми луковками крыш. Они долго стучались в ворота, пока те наконец не поползли вбок, и в перекрещенном свете фонарей Бемиш увидел перед собой двух охранников в зеленых куртках и с плоскорылыми длинными веерниками.

– Объясняйся, – пихнул Бемиша в бок Киссур.

– Я… наша…. переночевать, – начал Бемиш.

Один из охранников поднял повыше фонарь, сообразил, что имеет дело с иностранцами, которые по-человечески понимают меньше собаки, и впустил их в усадьбу без особых разговоров.

* * *

Теперь надо сказать, что управляющий поместьем, в которое они пришли, был очень дурной человек. Он беспощадно обирал крестьян, торговал девушками, скупал краденое и содержал целую шайку, которая вымогала у людей деньги. С местным начальством он был в прекрасных отношениях. При всем этом он напускал на себя благородный вид. Обирая крестьян, он всегда старался свалить ответственность на безжалостные распоряжения хозяина усадьбы. Та к как крестьяне в этой местности были очень глупы, им и в голову не приходило пожаловаться владельцу усадьбы, который жил в столице и не подозревал о творящихся безобразиях. Таким нехитрым способом управляющий добивался, что крестьяне считали его своим заступником.

Итак, Киссур и Бемиш разместились в копне сена на скотном дворе, а крестьяне, которые встретились им в харчевне, в это время ждали у дверей приемного зала. В конце концов управляющий спустился к ним и сказал:

– Мне-то вас очень жалко, – заявил он, – но я уже переслал вашу сестру господину в столицу, так что и разговора никакого нет, чтобы потребовать ее обратно. Если она понравится господину, то вам повезло: может, он и согласится не требовать с вас остаток долга.

– Но нам удалось раздобыть деньги! – радостно сказал крестьянин и протянул ассигнации.

Но кто же мог знать, что вчера управляющий повздорил с одним из своих слуг и убил его ударом палки по голове.

После этого он запихнул тело в багажник, вывез его из усадьбы и бросил в кусты неподалеку от заброшенной стройки. Утром он сказал, что отправил слугу за покупками в столицу. Впоследствии он надеялся заявить о бегстве слуги, но сейчас, при виде денег, у него возник великолепный план. Он просмотрел еще раз ассигнации и вдруг вытащил из них одну, достоинством в двадцать ишевиков, на которой имелась сделанная чернилами банковская пометка «200».

– Хватайте их, – закричал он слугам, – эти двадцать ишевиков я отдал моему слуге Анаю, которого вчера послал в район! Анай должен был вернуться сегодня утром, наверняка они его ограбили и убили. Иначе откуда у них взялись деньги?

Слуги схватили растерявшихся крестьян.

– Где вы взяли эти деньги? – напустился на них управляющий.

– Ваша милость, – взмолился старший, – деньги дали нам двое бродяг, которые сейчас спят на сеновале, – один белокурый, а другой темненький! Откуда мы знали, что он кого-то ограбил?

Управляющий велел слугам посмотреть, и в скором времени ему донесли, что действительно на сеновале спит темноволосый бродяга, а другой зарылся в сено. Одежда темноволосого была богатой, но грязной, что же до второго, то от него из сена торчали только поношенные сапоги наилучшей столичной выделки. Управляющий обрадовался. «Рыба, можно сказать, сама плывет в руки, – решил он, – арестую этих бродяг и обвиню их в убийстве!» Но потом он передумал. «Еще неизвестно, откуда эти бродяги взялись! – сообразил управляющий. – Только бандиты носят при себе такие деньги и такие сапоги, и они, конечно, не обрадуются, если я обвиню члена известной шайки в убийстве и грабеже! После этого мне придет конец! И наоборот, бандиты оценят мою скромность, если я не стану впутывать их в это дело».

И напустился на крестьян:

– Что за вздор! Откуда у бродяг такие деньги? Вы на все идете, чтобы обвинить случайных попутчиков!

И приказал принести плети и розги.

* * *

Киссур вовсе не спал в это время на сеновале. Ему очень хотелось посмотреть на результаты своего благодеяния. Чтобы не привлекать внимания, он снял с себя сапоги, воткнул их в сено, так что их можно было принять за ноги спящего в стогу человека, неслышно взобрался на крышу сеновала и перепрыгнул оттуда на главный дом. Та м он снял с себя пояс с крюком, зацепил крюк за выступ на крыше и спустился по крюку на карниз, огибающий дом. По этому карнизу он дошел до приемной залы. Свесившись вниз, он слышал, как крестьян обвинили в убийстве и как те, не выдержав пытки, в этом убийстве признались.

Через некоторое время арестованных увели, управляющий запер деньги в небольшой железный сейф, стоявший в углу, и все разошлись. Выждав полчаса, Киссур осторожно отколупнул ножом деревянную раму и влез внутрь.

* * *

Бемиш проснулся в середине ночи: Киссура рядом не было. «И где его нелегкая носит», – рассердился Бемиш. Светила луна, и крыши флигелей и хозяйственных построек четко вырисовывались на фоне ночного неба. И в эту секунду Бемиш увидел силуэт человека, крадущегося по коньку главного дома с узлом под мышкой. Его белокурые волосы, стянутые в пучок на затылке, блестели в свете луны, как свежевымытый рис. Бемиш вздрогнул и протер глаза. Человек перепрыгнул на крышу гаража и скрылся внутри. «Держи вора!» – вдруг раздался крик, и в доме что-то сверкнуло. Бемиш подпрыгнул.

В гараже бухнуло, ворота его распахнулись, и из них, сопя, вылетел грузовичок.

– Прыгай! – заорал Киссур.

Бемиш взлетел на подножку грузовичка, рванул дверцу и повалился на сиденье. Грузовичок заметался по двору, вышиб ворота и припустил вниз по склону. Разбуженные слуги кинулись вслед, но так как каждый боялся, что грабители начнут стрелять и, пожалуй, попортят дворне шкуру, – они ограничились громкими воплями и суетой с фонарями.

Управляющий молча созерцал разоренный сейф. «Гнусные люди эти грабители, – подумал он, – я проявил великодушие, не стал притягивать их к ответу за убийство, а они вместо благодарности учинили такое!»

* * *

Когда грузовик отъехал от усадьбы километра на три и стало ясно, что погони за ним нет, Киссур свернул к обочине, остановился и спросил: