Юлия Латынина
Бандит
Рука Валерия резко пошла вниз, и пила, взревев, рассекла ткань куртки в полусантиметре от горла парня. Валерий захватил вторую жменю.
– Вот это – два.
И снова – визг перерезающей ткань пилы. Тяжелая стационарная пила, обыкновенно сидящая на козлах, танцевала в руках Валерия, подпрыгивала, вгрызаясь в прочную металлическую «молнию». Парень затаил дыхание. Он боялся, что пила в руках этого сумасшедшего сорвется, и уже видел собственные кишки, намотанные на зубья, крутящиеся в пыли.
– Три.
Парень даже не мог орать.
– Называть остальные цифры?
Голова парня безвольно моталась. Глаза его от ужаса расширились до размеров стадиона Лужники.
– Зеленые вы еще меня охранять. Ясно? Еще раз увижу вас в этих местах – х… отрежу, а не рубашку. Понял?
Валерий повернулся и вышел из зала.
Москва все так же жила своей вечерней жизнью. Из подъезда напротив солидная дама в белых брючках выводила на прогулку пуделя с выбритым задом. Из подворотни текла струя воды, два четырехлетних джентльмена снаряжали в плавание большую щепку.
Парни выбрались из подвальчика минут через пять. Тот, что в кроссовках, нес свернутую куртку в руке, прикрывая неожиданный дизайн, приданный ей электропилой.
На спортивных его штанах расплывалось мокрое пятно. В сторону Валерия они даже не взглянули, перебежали улицу и пропали в подворотне, растоптав по дороге щепку, отправленную в плавание малышами.
* * *
Вечером Валерий поставил грузовичок около магазина, тщательно закрыл его на все замки и запер дверь в подсобку. Выйдя на улицу, оглянулся. Перед ним был довольно широкий московский двор, справа выходивший на улицу, в глубине же раздваивавшийся и нырявший под арку, ведущую в новые дворы. Шагах в десяти от улицы стояли контейнеры с мусором, в полуметре от входа в подсобку рос высокий и буйно цветущий тополь: пух от него лениво мотался по всему двору, сбиваясь в плотные белые валики у порогов и трещин. Валерий осмотрелся и убедился, что вокруг никого нет.
Тогда он размотал на поясе ремень. Тот неожиданно превратился в довольно длинную кожаную полосу с прочным крюком на конце. Валерий забросил крюк на один из сучьев тополя, подтянулся и в мгновение ока исчез меж листвы.
Посетители появились в одиннадцать. Их было двое. Один был тот самый пэтэушник, который сегодня отделался простым синяком.
Второй стал на стреме у выхода из двора. Пэтэушник подошел к одиноко стоящему фургончику с веселой надписью «Кооператив „Снежокъ“ и улыбающимися снежинками. – Давай, – тревожно свистнул подельник.
Пэтэушник огляделся и достал из кармана большой гвоздь. Но всадить его в шину не успел – что-то мягкое и большое обрушилось на него сверху.
Парень упал мгновенно и тихо, как шторка фотоаппарата. Нестеренко подхватил его и, заломив руки, хрястнул спиной о дерево.
Его приятель, стоявший на стреме, в ужасе оглянулся и бросился наутек.
В руке Валерия сверкнул нож. Он прижал пэтэушника к дереву и, навалившись сверху, жарко зашипел: – Я вам сказал, падлам, чтобы со мной не связывались? Сказал? Кто заказчик?
Второй злоумышленник улепетывал вниз по улице. Он пробежал недолго: навстречу ему попался ночной патруль.
– Стой! – заорала ментовка.
– Куда бежишь?
Тот вскинул руки.
– Помогите! Товарища убивают! Вон там, во дворе!
Синеглазка, взвизгнув, вкатилась во вдор. – Руки! Всем стоять!
Валерий отпустил парня, и тот мешком свалился на землю. – Ах ты сука, – заорал милиционер, выскакивая из машины, – ты чего это делаешь, стервец? – Я владелец кооператива, – сказал спокойно Валерий, – эти двое вымогали у меня деньги. Я им отказал, и они решили проучить меня. А я их поджидал. – Да что ты врешь, – заорал парень, – мы мимо шли, да я его первый раз вижу!
– А ну всех в участок, – распорядился милиционер.
Участковый встретил Нестеренко с ехидной усмешкой: – За старое взялись, гражданин Нестеренко? Хулиганите?
– У меня вымогали деньги, – сказал Валерий.
– Кто? Вот эти пареньки? Стыдно врать, Нестеренко!
Вопреки ожиданиям, Валерия не сунули в обезьянник, а просто посадили на лавку, где дожидались решения своей участи пяток бомжей и две лимитчицы из борделя, именуемого женским общежитием рятнадцатой городской московской фабрики.
Прошло полчаса, и Валерия ввели в небольшую комнатку, где сидел старый обрюзгший опер, с длинным и плоским, как совок, носом и неподвижными глазами цвета хозяйственного мыла.
Перед опером лежала изъятая у Валерия «щучка». Парней в кабинете уже не было.
– Так что же это, гражданин Нестеренко, – с оттяжкой заговорил опер, – я гляжу, вам мало днем молодежь обирать, вы еще и ночью за ней с ножами гоняетесь?
– А это их нож, – пожал Валерий плечами.
– Вы лучше проверьте, из какой кодлы эти пареньки.
– А мы уже позвонили и проверили. Мальчики из хороших семей, школу кончают, у одного дядя, знаете ли, в кремлевской охране.
– Чего же они в полночь по подворотням бегают? – спросил Валерий.
– А они из кино шли, у них и билеты есть.
И, порывшись в кучке вещественных доказательств, разложенных на столе, опер предъявил Валерию два смятых билета.
– И чего это я на них кинулся? – спросил Валерий.
– Один на двоих, как мышь на кошку.
– Тебе видней, чего ты на них кинулся. Может, пьяный, а может, изнасиловать хотел.
– Опер помолчал и сказал: – Деньги у тебя при себе были, значит, придется писать изнасилование.
Валерий почувствовал, как руки его похолодели. – Ты что, – сказал он не своим голосом, – издеваешься, начальник?
– Ничуть не издеваюсь, а вот побудешь в камере до утра, проветришься, завтра возьмем показания.
– В камеру? – заорал Валерий. – В камеру? С изнасилованием? Да вы меня лучше к стенке поставьте!
– А чего? – удивился опер. – Посидишь ночку в камере, тебе не впервой – если обвинение не подтвердится, выпустим завтра на свободу…
Валерий уронил голову на руки и глухо, отчаянно застонал.
Опер удовлетворенно откинулся на спинку стула и закурил. Когда Валерий минут через пять поднял голову, проклятый мент все так же курил. Глаза цвета хозяйственного мыла улыбались кооператору прямо в лицо.
– Значица, так, – сказал опер, – вот этого протокола здесь не было, – и протянул протокол Валерию.
Тот принял бумажку мертвой рукой.
– И денег в кошельке тоже не было. Понятно?
– Понятно, – сказал Валерий, – на метро только оставьте.
Он вышел из кабинета с протоколом в кармане и с пустым кошельком.
Опер Сивашенко был доволен. С наглого кооператора слупил двести сорок рублей, пятнадцать рублей – с обоих парней и еще рассчитывал крупно подоить матушку одного из сорванцов, которая уже летела на такси в участок, дрожа и утирая старым платком подкрашенные карандашом ресницы. «Экий народ свинский пошел, – подумал Сивашенко, откидываясь на скри-пяшем стуле и с сожалением исследуя прогалины, образовавшиеся от древности в лаковом покрытии стола, – мальчишка, зек вчерашний, а вот, понимаешь, двести сорок рублей у него в бумажнике! Откуда у честного человека двести сорок рублей? А потом в магазине масла нет, а откуда в магазине быть маслу, если у кооператора – двести сорок рублей?»
На следующее утро между Валерием и Вилде состоялся краткий разговор.
Томас Вилде сам пришел, виновато пряча глаза, выразил сочувствие по поводу ночного свидания Валерия с московской милицией (тот о деньгах ему не сказал). Томас Вилде скулил, как побитая собака. Щеки его пылали.
– Извините, Валерий Игоревич, что так вышло, – говорил он, растягивая гласные, – я все хотел объяснить вам, но это, признаться, так стыдно…
– Тридцать процентов, – сказал Валерий.
– Что? – Моя доля собственности в кафе составит не пятнадцать, а тридцать процентов.
– А деньги? – Денег вношу, сколько вносил.
– За что? Из-за этой вот кодлы?
– Кодле морду набью бесплатно. А вот когда на тебя наедут всерьез, кто будет объясняться? Я?
Томас Вилде откинулся на спинку стула и долго изучал своего молодого партнера.
– А вы мне нравитесь, Валерий Игоревич, – сказал он. – Думаю, мы сработаемся.
* * *
На следующий день утром Валерий повез Иванцова смотреть помещение. Тот остался куда как доволен. Его удовлетворенность Валерием выразилась в том, что он обещал втрое увеличить кредит, и попросил на три процента больше. Он сказал, что Валерий такой оборотистый мужик, что от лишних трех процентов не разорится.
– Ты сам подумай, – сказал Иванцов, – мы с тебя брали небольшой процент, потому что боялись, что ты концов с концами не сведешь. А теперь видим – ты надежный клиент, как же мы можем тебя даром кормить?
Валерий выслушал это рассуждение молча и спросил: – Когда будем подписывать?
– Да хоть завтра.
– Завтра я не могу, – сказал Валерий, – завтра я в Тольятти еду.
– Зачем?
– За «шестеркой». Договорился я с одним типом, он мне продает «шестерку» ниже отпускной цены, они там получают их со скидкой. Только ехать за ней надо самому. – Вот как? – удивился Иванцов.
– Поздравляю.
Валерий сам себя поздравлял. Это было невероятно. У него еще волосы как следует после лагеря не отросли – а вон, гля! Кооператив, товарищество, «шестерка». Жизнь, господа, прекрасна!
Глава 3
В тот день Саша Шакуров приехал на работу поздно: фирма заказала партию серверов, и Шакуров мотался в Шереметьево растаможивать груз. Растаможивание выразилось во взятке, данной улыбчивому молодому человеку в погонах. После этого Шакуров сам погрузил один из серверов в пикапчик и поехал к одному важному клиенту, который еще вчера звонил и интересовался, где заказанная им аппаратура.
Поэтому Шакуров явился в фирму часа в два.
Едва он запарковал машину у подъезда и вошел внутрь, как двое мужчин, с самого утра сидевших с безразличным видом в вишневом «Вольво» за углом, снялись с тормоза и тихо встали за «Волгой».
Один из мужчин, постарше, был одет в темно-серый двубортный костюм, на другом были джинсы и кожаная куртка. Вместе их вполне можно было принять за шефа и его водителя. Несмотря на то, что добротные кожаные туфли двубортного имели чуть ли не двухсантиметровый каблук, он был заметно ниже своего спутника. Двубортный справился, где можно найти шефа, и на вопрос «зачем?» туманно ответствовал, что они уже звонили из города Иванова на предмет того, не заинтересуется ли фирма обменом компьютеров на ивановский ситчик.
Через пять минут парочка стояла на пороге крошечного кабинета Шакурова. Тот бы погружен в творческий процесс: сочинял факс в Лондон. Шакуров мигом отставил компьютер и вышел из-за стола навстречу посетителям.
– Чем могу служить…
И почему-то тут же осекся.
Двубортный как ни в чем не бывало радушно извлек из кармана визитку, на которой было оттиснуто: «Топаз». Рыжиков Валентин Семенович. Директор по маркетингу».
Однако вслед за этим Валентин Семенович повел себя странно. Вместо того чтобы изложить свое дело, как подобает потенциальному партнеру, а тем более приехавшему из Иванова бизнесмену-провинциалу, он немедленно развалился в кресле, задрал тощие ноги на стол и проговорил, неприятно улыбаясь и обнажая редкие желтые зубы:
– Мы от Михайского. Жалуется, что вы ему дерьмо впарили вместо компьютеров.
Шакуров слегка побледнел. Михайский заведовал крупной фирмой, потребовал непременно «Расаrd Веll» белой сборки. Шакуров лично устанавливал железо, лучшего программиста послал…
– Это какое-то недоразумение, – сказал Шакуров, – впрочем, разрешите, я позвоню?
И на память – память у него была отличная – набрал номер телефона Михайского. Тот, по счастью, оказался еще на работе.
– Владимир Федорович, это Шакуров. У вас, кажется, проблемы с компьютерами?
– Да. – Владимир Федорович, не стоит волноваться. Я сейчас же пошлю Колю. Скорее всего это вирус – кто-нибудь принес зараженную дискету…
– Это не вирус.
– Но помилуйте, откуда вы знаете? – рассердился Шакуров.
– Это не вирус, Саша, это…
И вдруг связь оборвалась: Шакурову показалось, что на другом конце провода кто-то вырвал из рук Михайского трубку и швырнул ее на рычаг.
Шакуров медленно выпрямился и в недоумении вперил глаза в посетителя, впервые вглядываясь в него повнимательней.
Но глядеть, по правде говоря, было не на что: природа не одарила Валентина Семеновича романтической внешностью.
Директору по маркетингу фирмы «Топаз» стукнуло лет тридцать пять; его продолговатое лицо в форме кабачка украшали редкие, как вытоптанный газон, брови, и на выбритом до синевы подбородке темнели два или три свежих пореза.
Несмотря на отлично пошитый костюм, Шакуров заметил опытным взглядом комсомольского работника, что конечности Валентина Семеновича были несколько тощи, пузо же, наоборот, выдавалось вперед среднеазиатской дыней.
Единственной примечательной деталью во внешности Рыжикова был редкий и странный недостаток: одно его ухо было явно меньше другого. Рыжиков тщательно зачесывал жидкие волосы вперед и всегда смотрел на собеседника боком, но волосы у него были жидкие, и поэтому странная прическа не только не скрывала разновеликость ушей, но, напротив, привлекала к ней внимание.
– Штраф надо платить, деточка, – сказал, нагло улыбаясь, Валентин Семенович, – за некачественную работу.
– Вы что, издеваетесь? Если каждый начнет просить у меня деньги за то, что я ставлю аппаратуру, так никаких денег не хватит! Поехали к Михайскому, плохие компьютеры – поставлю новые, а если он с жиру бесится…
– А штраф не Михайскому, – пояснил Валентин Семенович, – штраф нам, – и опять постучал пальцем по визитке с золотым обрезом. – Объединению «Топаз».
И только тут до Шакурова наконец дошло, хотя он был человеком сообразительным и должен был догадаться пораньше.
– Так вы – мафия? – с интересом спросил Шакуров.
Валентин Сергеевич безразлично пожал плечами.
– А почему я должен вам платить?
– А за что государству платишь? За охрану.
– А если я вас выкину в окошко?
– Ну, – сказал Валентин Сергеевич, более известный в определенных кругах под кличкой Рыжий, из-за фамилии, – ну ты, парень, даешь! Влипнешь же. Представь себе, что Михайский, например, начнет жаловаться, что Шакуров-де задержал ему поставки, крутил деньги, а потом продал дерьмо. И отказался исправлять. Да и жена у тебя, Александр Ефимович, красивая…
Шакуров сидел, ошеломленный и раздавленный. Еще вчера он ужинал вместе с Валерием и Юрием Сергеевичем, и Валерий, смеясь, рассказывал, как набил рэкетирам морду. Но эти были совсем не теми рэкетирами, о которых говорил Валерий. Больше всего Шакурова выбил из колеи звонок к Михайскому. Михайский был одним из самых крупных его клиентов – Шакуров все коленки себе протер, вымаливая этот заказ, – с Михайским шли переговоры на поставку новой партии, и, главное, Михайский возглавлял государственное, более того, как бы закрытое учреждение, бывший почтовый ящик. Если эти люди добрались до Михайского, то…
Рыжий скалился, наблюдая за лицом Шакурова. Тот растерялся, словно девка, с которой проезжий мотоциклист сорвал трусики. Это было в кайф. Ради таких моментов Рыжий и жил.
– С тебя тысяча «зеленых», – вкрадчиво проворковал Рыжий. – В месяц, Александр Ефимович. Фирма берет на себя все обязательства по страхованию твоего бизнеса, а также функции арбитражного суда, налоговой инспекции и твоей маленькой частной армии в случае разборки с конкурентами.
– Убирайтесь, – сказал Шакуров. Голос прозвучал сипло и неубедительно.
В следующую секунду доселе бессловесный громила, схватив Шакурова за волосы, ткнул его мордой в рассыпавшиеся по столу бумаги, словно шкодливого котенка в собственное дерьмо, а Рыжий выхватил из кармана самый настоящий пистолет и приставил к виску бизнесмена.
– Ты, фраер, – сказал Рыжий, – я не уборщица, чтобы убираться, понял? Я тебе яйца повыдергаю. Уши пообрезаю за такие словечки и на завтрак съем. Хочешь живым быть – завтра сиди в этом кабинете с полутора тысячами «зеленых». Еще раз скажешь «убирайся» – будешь платить две тысячи. Все.
Посетители повернулись и исчезли за дверью кабинета.
Саша Шакуров сидел в кабинете минут пять, не шевелясь, словно его уже застрелили. Как всегда в минуты неожиданного кризиса, он совершенно потерял способность думать, и теперь понемногу она у него восстанавливалась. Все, кто ни сталкивался с Шакуровым, хвалили его за предусмотрительность: Шакуров славился умением просчитывать двенадцать вариантов на три хода вперед. Но необыкновенное это умение было на самом деле защитной реакций перед главной слабостью Шакурова: всякий неожиданный поворот событий, а тем более эмоциональный толчок, оставлял его беспомощным, как гуся на льду. Зная за собой эту беду, Шакуров рано стал высчитывать и вычислять, чтобы никакое будущее не застало его врасплох; это помогало, но не тогда, когда били по морде.
Шакуров посидел минут пять, а потом пододвинул к себе клавиатуру и принялся дописывать факс в Лондон, который сочинял до прихода бандитов. Он очень хорошо помнил, что надо было писать, и пальцы его плясали по клавиатуре сами собой; трудно сказать, что двигало Шакуровым. Возможно, какое-то странное желание защититься или уверить себя, что ничего не произошло, – вот, можно все так же писать факс, можно его и отправить…
И, главное, выход существовал – он был давно обговорен и обеспечен.
Но факс сочинился очень быстро. Шакуров вывел его на принтер, подписал и опять сел, обхватив голову руками.
Наконец, оправив галстук и улыбнувшись, Шакуров набрал телефон и попросил к телефону Юрия Сергеевича.
– Юрий Сергеевич, – сказал он, поздоровавшись, – помните, вы меня как-то представляли Степану Михайловичу?
Степан Михайлович был зятем Юрия и работал начальником отдела в КГБ.
– Да-да.
– Он позволил обратиться к нему, если у меня будут сложности…
– Тебе не стоит это делать, – сказал Юрий.
– Но… – Степан в командировке.
– Но, быть может, вы мне посоветуете…
Юрий помолчал, а потом сказал: – У Степана сейчас некоторые проблемы. Его отдел реорганизовывают. Извини, Саша.
И в трубке послышались частые гудки.
Почти три минуты Шакуров приходил в себя, а потом опять набрал телефон Михайского. На работе того уже не было. Через полчаса Шакуров дозвонился ему домой. – Владимир Федорович, это Шакуров. Я по поводу этих неполадок… Я бы не мог к вам заехать сегодня или завтра? – Этого не стоит делать, Саша. Кстати, если наше недоразумение благополучно разрешится, у меня есть для тебя еще заказ.
Шакуров положил трубку. Позвонить в милицию? А потом что? Шакуров вдруг сообразил, что милиции разноухий господин Рыжиков не по зубам, потому что господин Рыжиков внятно объяснит, что никаких денег он не вымогал, а пришел от имени своего друга Михайского, человека со связями и орденами, директора важного оборонного предприятия, которому молодой наглый бизнесмен впарил некачественные компьютеры, нанося, таким образом, ущерб обороноспособности страны. И Михайский это подтвердит. Теперь, после второго звонка, это ясно.
Поползут сплетни, фирма тут же погорит, заказчик ведь разбираться не будет, заказчик пуглив и охоч до сплетен, нынче слухи о том, что ты кинул клиента, все равно что аморалка на комсомольском собрании в прежние времена…
Да и вообще милицию звать нельзя, это Шакуров усвоил очень хорошо на чужом опыте. Бандюки за свои полторы тысячи хоть работать будут, а менты вцепятся, все до последнего цента высосут, и тебе же по почкам навешают, чтобы не трепыхался.
Шакуров механически перекинул через руку летний плащ, потушил свет и спустился на черную, раскрашенную цветными квадратиками окон улицу. Только тут он вспомнил, что, кажется, не выключил компьютер.
Это так его расстроило, что он поднялся обратно в кабинет. Компьютер был, однако, выключен – Шакуров вспомнил, что он вырубил ток, не выйдя из программы. В кабинете он вдруг набрал еще один номер.
– Алло, Гоша, это ты? А Валера где? – Валера в Тольятти.
– Как в Тольятти?!
– Так. Ему Матвеич сделал машину, только за ней в Тольятти надо было ехать. Вот он и поехал. – И когда он будет? – Не знаю, может, завтра, может, послезавтра.
– Что-нибудь передать?
Шакуров растерянно положил трубку.
Валера вернулся из Тольятти в пять вечера на следующий день. Новенькая «шестерка» вишневого цвета въехала во двор, где стоял обычный грузовичок-фургончик, – Гошка только что возил в нем мороженое в кафе «Марина». Мороженое было отвезено, и теперь фургончик стоял пустой. Из раскрытой дверцы вырывались клубы испаряющегося льда. Гошка тащил из подвала первую коробку новой партии.
Завидев «шестерку», Гошка бросил коробки и заорал: – Семен! Сазан приехал!
Из подсобки выскочил его брат и принялся восхищаться тачкой.
– Мне никто не звонил? – поинтересовался Валерий.
– Разве что Сашка Шакуров.
– Чего он хотел?
– Да странный он был какой-то, как таракан под дихлофосом.
Валера постучал пальцем по новенькому, обтянутому серой кожей рулю. Он ехал без перерыва и без сменщика и встал сегодня в три часа ночи. А Шакуров… Шакуров был та еще капризная кошка…
Через двадцать минут новая машина Валерия остановилась у дверей фирмы Шакурова, размещавшейся на четвертом этаже узкого здания, сдаваемого в аренду государственным институтом деревообрабатывающей промышленности.
Валерий выключил зажигание, облокотился на руль и стал ждать.
Ждал он довольно долго – часа два. Протикало уже девять часов, Шакуров все не выходил, хотя многие работники фирмы потекли из помещения. Свет в директорском закутке все горел и горел.
Наконец у подъезда лениво затормозила вишневая иномарка, и из нее высадились два человека: третий остался в машине.
Сердце Валерия неприятно екнуло от зависти, когда он увидел отлично сшитый серый костюм на самом низком из пассажиров «Вольво». «И эти туда же», – подумал Валерий.
Скрипнула дверь подъезда – серый костюм, сопровождаемый широким парнем в кожаной куртке, пропал в двери. Валерий неторопливо потянулся и вышел из машины. Уже стемнело: улица была пуста, только наискосок от «Вольво», уткнувшись задом в люк, ведущий к мясному магазину, стоял запоздалый грузовик. Дверцы грузовика были закрыты, водитель размахивал накладной и матерился, стоя перед заведующим в белом халате. Валерий сделал ручкой заведующему – они были немного знакомы, и прошел в темный и глухой подъезд с надписью: «Параллель-плюс», 4 эт. – направо».
Шакуров сидел в своем офисе с утра. Мысли его ползали лениво, как ошпаренные муравьи, и, несмотря на зной, его то и дело била дрожь. Вдобавок он вчера напился страшно, в стельку, и не ночевал дома. Во рту – словно таракан гнездо свил. Дважды в офис звонила жена, не постеснявшись устроить скандал секретарше.
Вечером из Лондона пришел факс, хороший факс, от такого факса Шакуров раньше станцевал бы и запрыгал. Но сейчас даже факс не радовал.
Вчерашние гости явились без стука, в девять.
Рыжий развернул к себе кресло для посетителей и, плюхнувшись в него, с хрустом потянулся. Спутник бандита задержался у двери, вынимая ключ, болтавшийся с наружной стороны. Однако запереть дверь он не успел, кто-то протискивался в кабинет.
Рыжий недовольно дернулся, дверь раскрылась, и на пороге директорского закутка появился Валерий Нестеренко, небритый и чумазый. На обратной дороге Валерию дважды приходилось инспектировать внутренности машины, и один раз он пролил себе на брюки масло, а другой раз струя кипящего тосола и спирта брызнула в него, едва он открыл капот. Валерий почти отскочил в сторону, но все-таки куртка его пострадала.
Новенькая «шестерка» была все-таки не так хороша, как обещали.
– Привет, Сашка, – сказал Валерий. – А это у тебя что за публика? Ты бы меня представил.
Спутник Рыжего, лысый заматерелый мужик в синей футболочке и тренировочных штанах, взял Валерия за воротник и сказал ласково: – Иди, парень, гуляй. У Рыжего разговор с хозяином.
Руки Валерия сомкнулись на запястье мужика, и тому показалось, что он по ошибке сунул руку под колесо «КамАЗа», а не под чей-то воротник. Мужик пискнул и выпустил воротник.
– Не будет у вас никакого разговора, – сказал Валерий.
Рыжий неторопливо повернул голову к Шакурову: – Это что за досаафовец? А! Ты кого это зовешь на частные встречи?
Докончить он не успел. Валера схватил его за широкий галстук и сказал: – Сам пойдешь, разноухий, или в окошко выкинуть?
Рыжий неожиданно побледнел, не то от страха, не то от злобы, и тихо сказал: – Я сам пойду. А ты, сявка, еще на коленях ко мне приползешь. Жопу лизать будешь.
Валерий, усмехаясь, выпустил его, и серый пиджак мгновенно исчез за дверью кабинета.
– Ты что сделал? – спросил Шакуров.
– За чем позвал, то и сделал, – усмехнулся Валерий.
– Я тебя не за этим звал!
– Да? Извини. А мне показалось, за этим.
– Понимаешь, что ты сделал? Ты видел, какая у них машина? Думаешь, это твоя шелупонь подзаборная? Это тебе не два старшеклассника, которые на понт берут, это организация, понимаешь?
– Очень ты организации, Сашок, уважаешь. Комсомольское прошлое сказывается.
– О Господи! Ну вот ты их прогнал, а они завтра меня в подъезде изловят. А потом в банк, где стоят мои компьютеры, заявятся, побьют их в дым и скажут: «У Шакурова больше не заказывайте!»
Валерий молча улыбался.
– Ты мне спас полторы штуки, а наказал на полмиллиона!
– Они с тебя полторы штуки требовали?
– Да. Ты думаешь, это много? – Сашенька, да ты посмотри на их тачку! Какие полторы штуки? Они тебя на понт брали. Первый раз заплатил полторы, второй – две, а потом приходят и говорят: «Нам кредит нужен на сто тысяч, будь другом, дай…» Они ж тебя разорят, Сашенька! Они же на Иванцова через тебя наедут! Шакуров обхватил голову руками и зарыдал.
Валерий пододвинул к себе телефон и стал набирать номер. – Генка? Это Сазан. У меня к тебе просьба. Бери тачку и дуй к Сашкиному офису. «Параллель-плюс». Помнишь, где? Можешь в нем переночевать?
Трубка задумалась, а потом осторожно спросила: – Одному переночевать или с «дурой»? – С «дурой» в самый раз, – уточнил Валерий.
И тут же, не отпуская трубки, набрал второй номер.
– Макс? Сазан. Слушай, можешь одного мужика домой отвезти?
– Кого?
– Шакурку.
– Ну?
– Значит, так, – сказал Валерий, – домой его отвезешь и заночуешь, а завтра посидишь у него на работе. Ну бывай. Жду.
Шакуров сидел и глядел на телефон с убитым видом. – Слышал? – сказал Валерий.
– Сиди здесь и дожидайся Макса. Без него никуда не езди.
– А ты куда?! – отчаянно вскрикнул Шакуров. – Договорить с людьми надо, – ответа Валерий.
– Они же не милиция, – закричал Шакуров, – они же все, что угодно, могут сделать!
– И я не ми-ли-ция, – собезьянничал Валерий.
Выйдя из кабинета Шакурова, Валерий прошел длинным удавообразным коридорчиком и вышел на лестничную площадку четвертого этажа. Присел на корточки и заглянул вниз. Сквозь лестничный пролет было видно, что на первом этаже лестница перегорожена железной решеткой, за которой дремал вахтер. Дверь на улицу была приоткрыта, и на асфальте была видна тень стоящего у входа человека. Вверху лестница упиралась в чердак.
Валерий подумал, вернулся в коридорчик и прошел в туалет. Здесь Нестеренко прыгнул на подоконник и, раскрыв форточку, глянул вниз. Окно располагалось в глухом торце здания, выходившем во двор.
Напротив, метрах в трех, стоял другой такой же дом с пожарной лестницей, не доходившей метров трех до земли. Валера внимательно огляделся и убедился, что двор пуст, если не считать двух котов, распушивших хвосты.
Над летней Москвой висела ночь. Плыли в небе разноцветные квадратики окон, шипела картошка на сковородках, на тысячах голубых экранов один и тот же человек увлеченно клеймил антинародный режим Сталина – Ленина, оглушительно свистел на улице ветер, путаясь блудливыми пальцами в листве деревьев и хлопая крышками мусорных баков.
Валерий задумался. Штыри, на которых была закреплена лестница напротив, вылетели из пазов. Допрыгнуть-то он до нее допрыгнет, а вот сколько грохоту будет!
В это мгновение коты, выяснявшие отношения во дворе, перешли к активным боевым действиям. Серый кот дал пестрому по морде. Пестрый взвыл, пискнул и взлетел на крышу ночевавшего во дворе «жигуля», откуда и перемахнул на дерево. В тачке врубилась сигнализация – «жигуль» завыл и заухал, как кентервильское привидение.
Валерий примерился и прыгнул. Руки его чуть не выворотило из суставов, когда он, пролетев четыре метра, вцепился в перекладины лестницы, а сама лестница вздрогнула и захлопала плохо закрепленными железными ребрами. Валерий спустился по лестнице вниз, пробежал на соседнюю улицу, перемахнул через старый, видавший еще двадцатилетие Октября бетонный забор и осторожно подкрался к подворотне, располагавшейся чуть наискосок от шакуровского офиса.
Двое громил дожидались его, стоя у подъезда с напруженными спинами. Оба были одеты как два близнеца-попугая, в синие с красными полосками адидасовские костюмы, скинутый по случаю жары верх обнажал заросшие волосами подмышки и яйцеобразные бугры мускулов.
Лысый сорокалетний мужик, тот, что заходил со своим патроном к Шакурову, настороженно оглядывался по сторонам. Другой, помоложе, в белых кроссовках и застиранной майке с надписью «Рибок», явно нервничал, почесывая бритую бошку могучей пятерней, сильно смахивающей на клешню автопогрузчика. Нестеренко определил для себя, что лысый – более опасный противник.
Третий, в однобортном костюме и в ботинках на толстой подошве – боевик назвал его Рыжим, – курил, облокотившись на капот машины. Теперь было понятно, отчего однобортный не начал драки в кабинете. Ему казалось, что трое на одного – это лучше, чем двое на одного. Вполне уважительная причина.
Улица была почти пуста. Только вдалеке, под желтым моргающим светофором, бежала домой какая-то припозднившаяся парочка, да водитель на пару с грузчиком остервенело швыряли в раскрытый люк мясного магазина нескладные, как оглобли, куски мороженого палтуса.
Валерий возник из противоположной подворотни и, неслышно подойдя к бандитам вплотную, громко осведомился: – Кого-то ждете, мальчики?
Боевики обернулись. Нога Валеры взметнулась вверх. Лысый поставил блок – и попался. Неожиданно пошедшая вниз ступня подсекла его под колено, и тут же кулак Валерия, пока лысый падал, въехал ему в ухо.
Лысый упал и вставать не стал, а Валера докрутил поворот до конца и, заметив, что второй, с бритой бошкой, стоит и тягостно моргает, – развернулся и хотел ударить ему пяткой в зубы.
Бритый поспешно отпрыгнул вбок и вперед, намереваясь избежать знакомства с пяткой Нестеренко. Столкновение обутой ноги с бритой бошкой закончилось безрезультатно – грязь с кроссовки Валерия едва мазнула бритого по губам.
Бандит прыгнул еще раз и выбросил вперед руку с явным намерением украсить рожу своего противника яркими хохломскими узорами. На полпути его рука повстречалась с рукой Валерия. Поступательное движение кулака громилы стало преобразовываться во вращательное движение его тела. Бритый взлетел в воздух, вошел в мертвую петлю и, сорвавшись в штопор, с прощальным криком врезался в угол между железной решеткой сквера и газоном.
