Юлия Гауф
Я хочу тебя
Глава 20
– Где ты была? – напустилась на меня Лариса, едва я вышла из комнаты.
Стояла, прислушивалась к каждому шороху, к голосам, и только когда убедилась, что Демьян уехал, смогла выйти на кухню.
Я ненавижу этого человека!
Я боюсь его, и боюсь себя – ту, которой становлюсь рядом с ним.
Не знаю, как смотреть ему в глаза после всего, что случилось. Он творил со мной грязные вещи, а я… я даже не сопротивлялась. Какой-то частью души я наслаждалась этим.
Наверное, не зря я – дочь своего отца, и ношу фамилию Коваль. Суть у нас одна, порочная, порченая. И когда я позволяла трахать себя в рот, я и не вспоминала про Марка.
Марк, где же ты?!
– Алина! – Лара всплеснула руками. – Может, ответишь? Бесишь своей загадочностью. Не строй из себя невесть что, и скажи уже, где шлялась. А то меня упрекаешь за то, что иногда развлекаюсь, как могу, а сама в загулы пускаешься. Так где ты была?
– Не твое дело! – отрезала я.
А ведь я хотела поделиться с сестрой. Больше-то у меня и нет никого. Марк непонятно где. Либо в больнице, либо его просто кинули в другом городе. С отцом не поговорить, с мамой тоже.
Только Лариса.
Но и она как чужая. Нашла в моем лице врага, срывает дурное настроение. Мне тоже покричать охота, выплеснуть все, но не на сестре же.
А ей плевать.
– Вот как, – скривился сестра, и яростно продолжила очищать яблоко от кожуры. – Хороша сестра… ай!
На ее голубые джинсы начала капать кровь, и мне стало дурно.
Что у нас общего с сестрой, так это боязнь крови.
– Я сейчас в обморок упаду, – простонала Лара. – До кости разрезала. Из-за тебя все! Сделай что-нибудь, я кровью истеку сейчас!
Я пересилила себя, открыла глаза, и тошнота подкатила к горлу. Порез и правда глубокий. Подскочила, понеслась в ванную, и дернула ручку.
– Кто там? Откройте! – крикнула я, дверь открылась, и вышел Игнат.
Боже мой!
– Ну привет, – рыкнул он, наступая на меня.
В последний раз мы виделись в туалете кафе, и встреча прошла так себе. Кажется, Игнат это не забыл, и не простил.
Но не сделает же он ничего дурного дочери своего босса?!
– Алина! – взвизгнула сестра, и заревела в голос. – Вызови скорую!
– Игнат, отвези Лару в больницу. Она порезалась, – выдохнула я.
– Не велено.
– У нее кровь льется из глубокого пореза, – занервничала я. – Нужно зашить рану. Ты умеешь? Я – нет, так что отвези ее, или вызови скорую.
Мужик скривился, достал телефон, и я поняла – он сейчас будет звонить или Демьяну, или отцу, и спрашивать разрешение на очевидное.
Я схватила пачку салфеток и, не найдя перекись, побежала обратно на кухню, к сестре. В спину мне доносилось:
– … да, сказала, что ранена. Сейчас, – раздались шаги, я присела перед сестрой и, подавляя приступ дурноты, прижала салфетку к ее руке. – Крови много… да, скажу. Кастет отвезет.
– Ты вези! – испугалась я. – Костю еще ждать придется, а ты здесь.
– Сделайте что-нибудь! – ревела Лариса, пока Игнат печатал что-то в телефоне.
Он ничего не ответил на мою просьбу. Просто кивнул Ларе:
– Одевайся.
Лара подскочила, пошатнулась, и мне пришлось обнять ее за плечи. Мы вышли в коридор, где я начала обувать плачущую сестру, стараясь не смотреть на кровавые капли, укращающие ее джинсы.
Но думала я не о сестре. Рана неприятная, но не смертельная. Наложат шов, и Лара вернется домой. А вот кто ее повезет?
Надеюсь, Игнат.
Не хочу оставаться с ним наедине. Если Демьян пугает, то этот головорез вызывает отвращение. Тихий, спокойный, как могила, а в глазах ненависть.
– Ну что тут? – Игнат открыл входную дверь, и я услышала голос Кости. – Ого, сколько кровищи. К Степанычу отвезу, подлатает.
– К какому Степанычу? – хныкнула Лара. – Мне в больницу надо, а не к какому-то коновалу.
– В больницу нельзя, – хмыкнул Костя. – Пошли, красавица, отвезу тебя.
– Не смей называть меня красавицей, – прошипела Лариса, и они с Костей вышли из квартиры.
А я осталась наедине с Игнатом, чего и боялась.
Боже мой!
«Нет, мне ничего не грозит. Он боится отца, меня не тронет. Точно не тронет!» – успокаивала я себя.
Может, извиниться за то, что ёршиком его огрела? Или лучше не напоминать про этот случай?
– Пойду, кровь протру. Накапала на пол, – пробормотала я, и понеслась на кухню.
Крови на линолеуме нет, я солгала.
Застыла у кухонного стола, нервы от напряжения звенят. Прислушалась… вроде тихо, Игнат в коридоре. Пусть возвращается в ванную, и занимается тем, чем занимался до того, как я ворвалась туда. А я шмыгну в комнату, и буду сидеть там, как мышка.
И только я начала расслабляться, я услышала неспешные, тяжелые шаги. Обычно Игнат ведет себя тихо, но не в этот раз.
– С-с-сука! – прошипел он, идя по коридору, и меня холодный пот прошиб. – Избалованная дрянь!
Он вошел на кухню, и уставился на меня налитыми кровью глазами.
– Ты… ты чего? – выдохнула я, и начала пятиться от него. – Игнат, ты прости за ёршик, я испугалась, не хотела возвращаться. Прости, ладно!
– Боишься? – он скривил тонкие губы в усмешке, надвигаясь на меня, как маньяк. – Правильно боишься, тварь!
Я нервно огляделась по сторонам, увидела заляпанный кровью нож, которым Лара чистила яблоко от кожуры, и схватила его.
– Успокойся, – нервно выкрикнула я, выставив нож, и медленно отходя к окну. – Папа и Демьян не обрадуются, если узнают, что ты причинил мне вред. Остынь, и мы все забудем, ладно?
– Не забудем. Ты, сука, унизила меня, – прорычал он, уставившись на меня своими дикими глазами. – За такое убивают! Но сначала я поимею тебя. Уверен, тебе не понравится!
– Демьян сейчас придет, – выдохнула я, и чуть не заплакала.
Хоть бы он пришел! Боже, хоть бы он спас меня. Этот нож мне не поможет, отец говорил, что человека не так просто зарезать. И оружие в руках новичка – это оружие против самого себя.
– Мне срать! Ты свое получишь, и я свалю. Зае*ало все. И ты, гадина, не угрожай мне Демьяном, ясно? – выплюнул Игнат, тяжело дыша. – Нож брось. Брось, я сказал, иначе сначала порежу, а потом трахну полудохлую!
Я крепче стиснула нож, продолжая отступать, и уткнулась спиной в подоконник. И поняла, что я сама себя загнала в ловушку. Справа холодильник, слева стена, а на меня идет огромный мужик, у которого поехала крыша. Взгляд дикий, бешеный, на лбу бьется жилка, лицо красное… да Игнат чуть ли не облизывается от предвкушения. А мне некуда бежать!
– Игнат, – хныкнула я, – я же извинилась. Прости, пожалуйста. И не трогай меня!
– В пи*ду твои извинения, – процедил мужчина, и в один шаг приблизился ко мне.
Я взмахнула рукой, в которой зажат нож, но Игнат сдавил мое запястье. И нож, который, казалось бы, был крепко зажат в моей ладони, выпал из нее. Я руку перестала чувствовать, ее огненное кольцо сдавило, а затем она онемела.
Сломал?!
– Чистенькая какая, – выдохнул Игнат неприятно. Схватил меня за волосы, и заставил запрокинуть голову. – Волосы – шелк. Свежая принцесска. Целка еще? – он сильнее потянул за мои волосы, и слезы брызнули из глаз.
Боже, как больно и страшно.
И просто отвратительно!
– Целка? Отвечай! – рявкнул Игнат.
– Да. Прошу, не трогай меня, – заплакала я, мечтая, чтобы вернулся Демьян. Или чтобы Лариса передумала ехать к отцовскому врачу – бывшему бандиту. Чтобы у нее чудом остановилась кровь, и Лара вернулась домой. – Игнат, пожалуйста, умоляю тебя…
– Не скули, – скривился он, наклонился, и жадно вдохнул запах моих зажатых в его ладони волос. – Яблоками пахнешь, а меня дерьмом измазала, сука. Думаешь, что раз ты Коваль, то тебе все можно?
– Н-нет…
– Думаешь, – он склонился ниже, и прошептал: – Но это не так, принцесска. Я вы*бу тебя, и прирежу.
Он впился слюнявыми губами в мою шею, то ли целуя, то ли кусая. Я уперлась в его грудь ладонями, суча, отталкивая Игната, но он лишь довольно хохотнул.
– Сопротивляйся. Люблю, когда баба резвая, – довольно сказал он, схватил меня за щеки ладонью, и сдавил их так, что у меня челюсть начала хрустеть. – Ты мне за все ответишь! Но если заорешь, я язык тебе отрежу, ясно? Кивни если ясно!
Кивать больно, и я медленно моргнула, от чего слезы еще обильнее полились по щекам.
Игнат отпустил мой подбородок, и резко рванул мою блузку, пуговицы от которой рассыпались по полу.
– Пожалуйста, – прошептала я, и обняла себя за плечи, прикрывая грудь от налитого кровью взгляда головореза. – Ты и мне, и себе плохо делаешь. Остановись пока не поздно, я никому не скажу.
– Поздно, – рыкнул Игнат, содрал с меня блузку, и ухватился за лямки бюстгальтера, пытаясь снять с меня его.
А я от отчаянья со всей силы вцепилась зубами в его плечо – так, что Игнат сдавленно застонал, и отпустил меня на секунду.
Я хотела убежать. Наверное, у меня получилось бы, будь я шустрее, или умнее. Но мне не повезло. Игнат замахнулся, и ударил меня в грудь со всей силы.
Дыхание вышибло, и я упала на колени, жадно хватая ртом воздух, и задыхаясь.
– Хочешь жестко? – услышала я будто сквозь вату. – Будет жестко, сука. Сама напросилась!
Глава 21
ДЕМЬЯН
В детском доме давали горячую овсянку. Она была вкусная, можно было положить в нее еще кусок масла…но в каше плавали черные, похожие на семечки, жучки.
И была толстая повар, в белом колпаке набекрень и с вечно красным лицом, и она всегда говорила, мол, какие жуки?
Нет никаких жуков.
Работайте ложками. Кушать подано.
И я работал ложкой. Напополам делил кашу, и по дну тарелки пробегала узкая лужица подтаявшего масла.
Эту повариху ненавидели все, а я, разбрасывая ложкой в стороны черных жучков и деля кашу напополам – мечтал. Что еще оставалось делать мелкому пацану, который надеется каждые выходные, что вот, сегодня придут взрослые дяди и тети, посмотрят на меня, и я им понравлюсь.
Нам так внушали, что дядям и тетям нужно очень понравиться, и тогда нас ждет сказочная жизнь.
И я старался, ведь родителям я нравился, меня не бросили, как некоторых, моих папу и маму застрелили.
Но все мы оказались здесь.
И всегда, на завтраке, перед тарелкой с жидкой овсянкой, разводя ложкой черных букашек я мнил себя Богом, представлял, что вырасту, выберусь из этого места…
И у меня будет всё.
Сейчас у меня есть всё.
Но оказалось, что та повариха из детдома – она ангелом была, а я стал не Богом, а Дьяволом, ведь мир вокруг меня – он адский чарующий, здесь тебе подсунут кашу с тараканами, и ты либо проглотишь
Либо убьешь.
Сейчас я убью. Меня злость и ненависть ослепили, когда я в квартиру вошел и услышал крики. Ее голос, и в нем страх, в нем паника, я ломанулся на кухню.
Алина лежала на полу. Блузка валялась рядом, а Игнат нависал сверху, он сдернул с нее белье, он смотрел на нее, а она увидела меня.
И глаз не отводила, пока Игнат пизд*л, что ей будет больно, что он выдерет ее и убьет, я поднял нож, что валялся на полу справа от него.
Я сделал это машинально, привычно, лезвие вспороло тонкую ткань толстовки и вошло в тело, а я на свой счет записал очередного человека, это большой, огромный счет, но я в рай не верю, и туда не стремлюсь, я грешник, и я готов к наказанию, если будет оно, ведь убежден – все эти люди жили напрасно, они как те тараканы из каши и каждого я убил бы снова.
Игнат завалился на Алину, но я сдернул его с нее и швырнул в сторону, он запачкать ее не успел, но ее целовал, это тело лапал, его грязные мысли я убить не смогу, они висят в воздухе.
– Демьян, боже, – она поднялась ко мне потянулась и обняла за шею, прижалась. Голой грудью. Трясясь от страха.
А меня передернуло от возбуждения и злости, этот урод ее лапал, бл*ть, а она – моё, только моё.
– Он больше не встанет, Алина, – подхватил ее на руки и сам поднялся, по коридору шагнул в ванную, тепло ее тела нагрело меня, она просто другая, она особенная, она бы не стала кидать тараканов в кашу, я знаю, не верю ни в кого, но за нее знаю, она этому миру не принадлежит, она – свет.
– Сейчас все смоем, – поставил ее под душ и врубил воду, и Алина шарахнулась в сторону от нахлынувшего в нее горячего душа.
– Я в порядке! – вскрикнула и обняла себя за голые плечи, – выйди, Демьян.
– Он тебя трогал, видел… – убавил жар воды и направил душ на нее, – смой с себя это, Алина, – схватил ее за руку, притянул к себе, она моя, будет моей, ее никто больше не тронет, не посмеет, я любому сломаю руки и пулю пущу в лоб.
Даже ее отцу.
Особенно, ее отцу.
Ведь это он мою семью отнял. И я в детдоме оказался, с краснолицей поварихой, и овсянкой, в которой плавали черные жучки.
Свитер намок, и брюки тоже, одежда прилипает к коже.
Схватил красную длинную мочалку и рванул ей по груди Алины.
Не будет. Никто не будет ее касаться, лишь я.
– Демьян! – она выкрикнула и вырвалась, на правой груди, на светлой коже, расплылось красное пятно, ей больно.
И я остановиться не смог, в брюках, в рубашке шагнул к ней в душ.
Коленями бухнулся в железную ванну, и брюки заливала вода, схватил Алину за бедра, за мокрые джинсы и притянул ее к себе.
– Мы всё смоем, смоем, – сказал ей в живот и слизнул сбегающую ручейками воду, лизнул еще раз и крепче сжал ее бедра.
Она кратко охнула и навалилась на меня. Зубами дернул пояс ее джинсов, и толкнул ее назад.
Она врезалась в кафельную, в цветочек стену, глаза огромные, дикие, сверху душ льется, и по ее длинным ресницам сбегает вода.
– Демьян, только не трогай, прошу тебя, – в ее голосе мольба, – все, что было в ЗАГСе пусть оно там и останется.
Ее трясет. Она очень хорошо помнит, она не забудет.
Не забуду и я.
– Я просто отдам долг тебе, Алина, – хрипло выдохнул и рывками расстегнул ее джинсы, сдернул по мокрому телу, пока она цеплялась в мои руки и вырывалась.
– Демьян, боже мой! Нет! Нет, я… – солгала она.
Ведь я коснулся промежности, покрытой мягким, светлым пушком волос – и Алина лопатками ударилась в стену.
Сдернул джинсы ниже, до коленей, пальцами накрыл влажные бархатные складки, слюну сглотнул.
Какая она нежная. Лизну – и царапну, в моем языке колючки и яд, я власти и денег добился, передо мной город падает, и мне смешно, бл*ть, сука, как так, я не могу взять себе ее, подчинить себе ее, дочь моего врага.
Алина Коваль – это сразу смертная казнь, Руслан Коваль, ее отец постарался.
Я ненавижу его.
И ее.
Ее голые бедра в каплях воды, душ хлещет по ней, не жалея, она раскинула в стороны руки, по плитке по стене ведет, она запрокинула голову.
И темные мокрые волосы змеями сбегают по высокой груди.
Выдохнул. Хрипло. Убрал пальцы с гладкой бархатной промежности и приблизился, взял губами. Сразу в нос этот запах ворвался, воды и желания, горячего пара, и я прикусил мокрые складки.
– Ай, ох, ах, – она выдохнула все сразу, пальцами вцепилась в мои волосы и толкнула меня лицом в нее, и я ворвался языком между складок, стиснул ее бедра.
Этот вкус – просто космос, я облизываю, и она тихо стонет, ворвался языком глубже – и она поехала по стене вниз. Удержал ее за бедра, другой рукой погладил набухшие складки, надавил большим пальцем на клитор, и она так охнула, что сорвало крышу, накрыл складки губами снова и втянул клитор в рот. И она забилась, с криками и стонами вперемешку, ее руки колотили мои плечи, а мне так вкусно, целовать ее там, дьявол…
Я ее почувствовал, как она кончает, ее вкус сладко-ягодный, я языком его собрал, слизал, сжал бедра и рыкнул, когда она вцепилась в мои волосы, толкнулась промежностью мне в рот.
– Я тебя всю, с ног до головы, – выдохнул и лизнул мокрые складки, и она судорогой отозвалась, моя женщина, легкой вибрацией мне по языку.
Облизал.
Весь ее оргазм.
Проглотил.
Я ее трахну бл*ть, сегодня. Член дико ломит, какая она, сука, красавица.
Поднялся, за шею взял и посмотрел в ее мутные глаза.
– Нужно еще убрать отсюда Игната, Алина, – сказал, и она вздрогнула, посмотрела прямо на меня. Отпустил ее и шагнул через бортик ванны. – Переодевайся. И поедешь со мной.
Глава 22
ДЕМЬЯН
Меня могут посадить.
Я не застрахован от суда человеческого, и не буду спорить, я готов ко всему. Я столько страшных вещей сотворил, что мне давно уже не снятся кошмары.
Я сам стал кошмаром.
Накинул покрывало с постели на Игната и вышел в коридор.
Алина тоже вышла, из душа, в полотенце замоталась, но я вижу, красную кожу на груди и плечах, она себя так растерла, что от нее идет пар.
– От меня отмывалась? – прижал ее к стене.
– Нет, – и сразу выдох, и мой, и ее. – От него. Отпустишь? Я оденусь.
Я и сам мокрый.
Вместе зашли в комнату.
Она достала другие джинсы, синие, и серый свитер. Я взял брюки и черную водолазку.
Одеваемся вместе. Словно проснулись только что, и по работам разъедемся, и я понимаю – не против.
Даже больше. Я хочу, чтобы так было всегда, я и она.
– Я готова, – она отвела глаза. Стесняется. Того, что было между нами, как стонала четверть часа назад и за волосы дергала меня ближе, к своим бедрам, к своей промежности.
– Я тебя хочу, Алина, – шагнул ближе и схватил ее за локти, сдержал, – и я тебя лизал. Только что. Языком между ног. И ты стонала, и ты кончила. Хватит, может, меня бояться? Я тебя получил.
– Ты хотел – ты получил Демьян, – она вырвалась и поправила свитер. – Долго хотел? Долго я думала? Поздравляю, – она не говорит, а плюет, – что дальше? Давай толкни меня вон туда, – кивнула на кожаный диван. – И трахни. Заставь. Зажми. И сделай хорошо. Да, Демьян.
– Так и сделаю, – обещаю.
И знаю – она сама не против.
Это называется полулюбовь. Когда один хочет, а второй нет, но приятно – это оно.
Любви не бывает, есть только половина. Половина во всем. Полдетства – когда убили родителей. Пол Мечты – когда надеешься, что будет новая семья. Половина зла – когда убиваешь вроде бы отвратных хомо сапиенс.
И полчеловека. Когда нарушается в голове что-то, и хочешь ее – дочь врага, всю и сразу.
И не хочет она.
– Поехали, – вышел в коридор и подхватил с полки ключи от машины. И рявкнул грубо-привычно, – живее, Алина!
Словно ничего не было.
И она молча вышла в подъезд. Будто в ванной со мной, моих губ не почувствовала.
Закрыл квартиру, спустились вниз и сели в машину.
Она сидит, уставившись в окно, смотрит на вечер, на город в снегу и гирляндах.
Я тоже молчу, не говорю, что она сама хотела, за голову меня хватала и вжимала мое лицо между ног, и кричала, когда я рот открывал и вел языком по клитору.
Я ох*ел, просто с ума сошел от ее языка на члене, в том ЗАГСе, я так быстро кончил, словно за мной гнались гиены.
Я сегодня вернул долг.
И моему должнику все понравилось, Алина хочет еще – я вижу.
И мы продолжим.
– Сиди здесь, – сказал и припарковался у хозяйственного магазина.
Не верю, что усидит, не сбежит, и в машине ее запер. В магазине расплатился за черный прорезиненный чехол для лодки и утрамбовал его в багажник.
Поехали обратно.
Всю дорогу молчали.
И тут перед домом она сказала:
– Игната ты убил получается?
Получается?
Усмехнулся на ее ровный голос и попытки сдержать страх за дурацким вопросом.
– Да, Алина, – сказал и остановил машину во дворе, в ряду парковки. – Выходи.
Она вышла, я вытащил купленный мешок для лодки.
Убийство для меня – это повод. Без повода я не бью, даже руками.
Есть Руслан Коваль, которого я завалил бы, не задумываясь, сразу, чтобы враги лицо в лицо.
Но я выбрал стать его другом.
Полудружба, вместе, пока не прижмет, всё, как он верит. Всё, как верю я. Я бы всадил папин нож ему в сердце, давно, как только он начал мне доверять.
Но его дочь…
Мои карты спутаны.
– Стой здесь, – приказал Алине у подъезда и взбежал по ступеням наверх.
Уложил Игната в чехол от лодки. Затер кровь тряпкой и сунул ее туда же, закрыл молнию. Закинул чехол на плечо и спустился вниз.
– Это я была виновата, – на крыльце налетела на меня Алина, и я уронил чехол на бетонный пол. – Он же меня пытался… – она задохнулась и выговорила, – можно было его просто помучить, попытать.
Поднял чехол и понес его к машине, сунул в багажник и хлопнул крышкой у Алины перед носом.
– Иди в дом, – толкнул ей ключи. – Кого ты жалеешь, Алина? Он бы трахнул тебя. И убил.
Сел за руль, и перед глазами серость. Двинул дальше по черно-грязному снегу. Посмотрел в зеркало – и она побежала и в багажник уперлась ладошками, я газану и в снег ее сброшу – понимаю и не хочу.
Останавливаюсь.
Она распахнула мою дверь, и залезла на колени ко мне, как ребенок, которого я учу водить. Алина поерзала на мне, вздохнула, и хлопнула дверью.
– Поехали, – заявила.
– Алина, – обнял ее за талию, прижал к себе, – я труп везу в багажнике.
– Я знаю, – мы тронулись, машину ведет она, и я не понимаю, как так случилось, как я ей поддался. Я за рулем, и она у меня на коленях.
Назвал ей адрес.
– Это речка? – она вздрогнула.
– Да.
Я убил его – потому, что он тронул ее. Она – это мое. Я так хочу. Это все просто. Только я. Всегда был и всегда буду.
Алина свернула к речке, к черной глади, и вдали засветился берег – там санаторий, там их куча, огни горят, это здесь можно выкинуть неугодных.
– Ты его здесь хочешь оставить? – спросила она, когда я вывалил из багажника мешок и потащил к воде.
Ткань зашуршала по берегу, по траве и камням – я это только услышал. Затащил свой мешок в заросли камышей – там его не найдут несколько месяцев точно.
Вернулся к машине.
Алина топчется по песку и пытается раскурить сигарету, не получается, и я ее вырываю у нее из рук.
– Поехали, – открыл дверь.
Она забралась в машину, я сел за руль.
Мне хочется ей сказать. Что я не злой, просто так вышло. За нее я убью. Любого. Так вышло.
Я врезался в нее по уши.
В ту первую встречу, я втрескался, и не будет других
– Куда ты дел Марка?
Спросила она, и я напрягся, какого хрена.
Добавил скорость, повернулся на нее:
– Я хочу тебя.
– Где Марк? – уперлась она, отвернулась.
И я признался.
– Марка больше не будет, Алина, – свернул во дворы, что ведут к салону ее отца. Выдохнул. – Нет Марка. И нет других. Никого нет в живых, Алина, – повернулся на нее. и сказал впервые честно, впервые в жизни: – Ты не будешь ни с кем, кроме меня. Только я. Поняла?
Она кивнула.
Я на нее посмотрел, и она на меня.
Пристально.
И когда мы подъехали, выскочила из машины, и побежала в салон отца.
