Юлия Гауф
Спасатель
Глава 6 – Брат и не брат
СНЕЖАНА
Едем мы уже долго, в полной тишине. Даниил даже плейлист не включает.
Я решаю не бесить его просьбами, сижу, уткнувшись в смартфон. Меня молчание устраивает.
Устраивает ровно до той поры, пока мы не подъезжаем к южной окраине города.
– Ты меня точно к родителям везешь?
– В лес. Убивать, – Даниил закатывает глаза. – Ты даже не потрудилась пробить данные обо мне? Мать с отцом на девятом километре живут.
Проглатываю ответную колкость и киваю.
Честно говоря, я даже не подумала, что у Даниила может быть семья. Адрес, работу, телефон узнала, а на остальное махнула рукой.
Стоп! На девятом километре?
– И когда я попаду домой?
– Домой я тебя доставлю. Если охране разрешишь пропустить мою машину в поселок, – снова язвит Даниил.
– Посмотрим, – дразню.
Достал!
– Или у поселка высажу, – холодно парирует Даниил.
Все, молчу.
– Кстати, почему ты до сих пор с родителями живешь? Мне предлагала машину в благодарность за эту аферу. То есть, деньги есть на жилье.
– У меня даже квартира своя есть.
Даниил не удивляется. Ах, да, он же меня пробивал.
– Так почему?
Зажатый в ладони смартфон вибрирует. Машинально открываю пришедшее сообщение. Сердцебиение учащается.
– Кто написал? – впервые в голосе Даниила слышна искренняя тревога.
– Брат. Спрашивает, когда я домой вернусь.
Смотрю на Измайлова, вижу – не верит.
Но это правда. Написал мне брат. Сводный. С очередного зарегистрированного на виртуальную сим-карту аккаунта – чтобы я ничего не смогла доказать.
Будто я решилась бы идти к отчиму и маме с этой проблемой.
А началось все полтора месяца назад.
***
Флэшбэк (полтора месяца надаз)
Ярость от бескомпромиссного решения отчима я смываю в душе.
Не пойду я за Давида, хоть убейте! И вообще, завтра же я съеду, – принимаю решение.
И тут же психую. Потому что не перееду.
Я выхожу из душа и быстро поправляю халат. В мою спальню сегодня паломничество – на кровати сидит Ванька, пытается драконить щенка, но бедолага носом клюет.
– Вань, я просила без стука не заходить. Не маленький уже. И хватит щенка мучить.
Брат встает и, понурив голову, медленно идет к выходу.
Настолько медленно, что очевидно – он хочет, чтобы я его остановила.
– Что стряслось?
– Скандалят.
Обнимаю младшенького, валимся на кровать. Щенок на полу тявкает, Ванька со смешком наклоняется, и затаскивает его к нам.
Как мило: Ванька в уличной одежде, чумазый пёс – и всё это на чистый шелк.
– Сильно ругаются? – спрашиваю, и Ваня морщится.
А у меня сердце болит каждый раз.
Вообще, отчим с мамой ругаются редко. И только из-за меня.
Первые годы, когда мама только вышла за отчима, все было отлично. Арчил Григорьевич отнесся ко мне с симпатией, его сыновья от первого брака не травили меня, все были вежливы. Частью семьи я не стала, но и изгоем – тоже. Когда мама Ваньку родила, я все свое внимание ему отдала.
А затем мне исполнилось восемнадцать, и отчим подарил мне квартиру: два уровня, два парковочных места, дизайнерский ремонт. Я от радости визжала – это же самостоятельная жизнь! Взрослая!
– Слышишь? – толкает меня Ваня. – Папа так на маму кричал в последний раз после той тусовки. Ну когда они прекратят уже!
Новый укол – напоминание о вечеринке. Воспоминания падают болючим градом: я съезжаю в свою квартиру, мы с друзьями решаем отметить новоселье, в пятницу мы танцуем в клубе всю ночь, а субботу решаем провести у меня. Много алкоголя, классная музыка, приходят все мои знакомые…
И совсем мне незнакомые. Которые приносят на мою вечеринку запрещенку, о которой я узнаю на следующий день.
И все катится к черту.
– Вань, обещай, что будешь себя вести умнее чем я. Никаких сомнительных вечеринок, хорошо?
– Хорошо. А ты забудь уже. Я слышал: папа кому надо заплатил, все фотографии и статьи удалили, – пытается успокоить меня брат.
Фотографии я помню. И статьи чуть ли не наизусть – на моей вечеринке был один блогер, как оказалось. А утром я узнала, что мой однокурсник попал в аварию. Ехал он от меня, в крови – запрещенные вещества. Хорошо что никто не погиб.
И тут же публикуются фотографии нас, «золотой молодежи»: на них мы веселые, поливающие друг друга шампанским, танцующие… и все это на фоне аварии.
Я пила только коктейль, но меня в СМИ практически дилером выставили. Отчима тоже начали клевать. А он – маму. Они едва не развелись из-за этой истории, о чем мама орала мне в трубку:
– Это все из-за тебя! Из-за тебя, Снежана!
И когда уже Ваня позвонил мне в слезах из-за постоянной ругани родителей – я вернулась в дом отчима.
Спрыгиваю с кровати, приоткрываю дверь, прислушиваюсь.
– Кажется, закончили, – говорю я Ване.
– Ты скоро переедешь, да? Папа тебя за Давида отдает. Я слышал.
– Заканчивай подслушивать, шпион. Слышал он, – дразню.
– Так переедешь?
Я качаю головой. Совесть меня грызет из-за маминых слез – ясно же, что отчим снова ей высказывает, какая у нее дочь. Но за Давида я не выйду.
И не перееду, пока Ване хотя бы пятнадцать не исполнится.
Мама после той ссоры, почти двухгодичной давности, активно продвигает себя на подиуме и обложках. За молодостью уходящей гонится, или хочет своей популярностью отчима удержать – не знаю. Но дома она бывает редко, отчим – тоже, и Ваню я бросить не могу.
Я из-за этого в Сочи и летала. С мамой хотела поговорить, что нужно бы почаще сыну внимание уделять. Мечтала призвать ее к семейному быту, а затем тихо съехать. И никаких больше вечеринок.
А в итоге все кувырком.
– Вань, иди спать, они больше не ругаются, – бужу братишку.
Он, не просыпаясь, плетется к выходу, забыв про щенка. Я беру Ракету на руки, спускаюсь с ним вниз, и подкармливаю. Затем прокрадываюсь к Ванькиной спальне на цыпочках – только бы мама не услышала меня, и не вышла высказать мне все что думает обо мне.
Она любит меня, я знаю, но Арчила Григорьевича мама любит больше.
Оставляю Ракету с Ваней, и иду к себе. Устала – жуть.
Вхожу в спальню, развязываю пояс банного халата – он весь в рыжей собачьей шерсти. И… оказываюсь развернута лицом к стене с зажатым чьей-то рукой ртом.
К спине прижимается чужое тело. Сильное.
Господи! Грабители? Меня похитят сейчас? Изнасилуют?
Мычу в панике, дергаюсь. Сердце будто не в груди бьется, а в голове.
– Тш-ш. Тише, это же я, – обжигает мое ухо горячее дыхание.
И мужская ладонь перестает мучить мои губы. Но он все еще удерживает меня лицом к стене.
Что он здесь забыл?
– Дато? – голос мой срывается. – Я чуть от страха не умерла! Нельзя так. Отпусти.
Сводный брат не отпускает. Пьяный?
Мне снова становится тревожно. Дато никогда так себя не вел со мной. Он едва замечал меня, а последние три года мы почти не общались – Дато за границей был с редкими наездами домой.
– Давид снова приедет к нам через неделю. Отец мне сказал.
– Он и мне это сказал! – брыкаюсь сердито, и этот туда же. – И я Давиду опять откажу!
– Откажешь, – говорит Дато нежно. – Один раз, два, десять если потребуется. Отец смирится, неволить не станет.
– Надеюсь.
Но с разводом лучше торопиться не стану, – договариваю мысленно.
Я расслабляюсь. Дато на моей стороне. Но шутки у него идиотские!
– А если попытается заставить – я тебя увезу, Снежа. Но ты постарайся потянуть время с Давидом. Мне нужно еще несколько месяцев, и я перестану зависеть от отца. Он не отдаст мне тебя, ты же якобы моя сестра. Придется забирать силой. И скоро я буду готов.
Мысли путаются. О чем он?
– Что?
– Не вздумай сломаться, и согласиться на предложение Давида. Тогда, – Дато прижимается носом к моим волосам, и шумно вдыхает, – мне придется тебя выкрасть. Отец разозлится, и разрушит мой бизнес. Но скоро я буду готов. Я три года к этому шел.
Дато, наконец, отпускает меня. Дрожащими руками я запахиваю развязанный халат.
Дато же пошутил?
Он точно пошутил! Сводный никогда не проявлял ко мне подобного интереса. Кроме одного случая, но это же была такая ерунда: когда мы провожали Дато в Америку, он шепнул мне в аэропорту что когда я подрасту – женится на мне.
Но надо мной с детства так взрослые подшучивали: вот, невеста растет.
– Никому не проболтайся о нас. И не подведи, – Дато склоняется надо мной, клеймит мои губы своими.
И быстро выходит из моей спальни.
А я сползаю по стене, и обнимаю свои колени.
Он не шутил.
Глава 7 – Леди и бродяга
ДАНИИЛ
Подъезжаем. У открытых ворот во двор стоит отец, курит.
Ждет.
Я паркуюсь. Вижу, как батя закрывает за мной ворота, зажав сигарету губами.
– Встречаешь? Привет, – пожимаем друг другу руки. – Идем, знакомить буду.
– Через пять минут приду.
Батя достает еще одну сигарету.
– Ты чего, бать? Домой боишься идти? – хохочу.
Он машет рукой.
– Там мать твоя буйствует. Иди, сам расхлебывай, мне Алина нервы за вечер измотала.
Хочу представить отцу Снежану, но оказывается, она продолжает стоять у машины. Даже не подумала подойти.
Легкое раздражение покалывает кончики пальцев.
Подхожу, дотрагиваюсь до ее спины, направляю к крыльцу дома.
– Могла бы подойти, поздороваться. Это мой отец, а не дворецкий, если ты не поняла.
– Я поняла.
– И?
Снежана останавливается на крыльце. Я поворачиваю к ней голову. Что опять? Принцесса в шоке от дачи советских времен, другой загородный дом ожидала увидеть?
– Что я должна сказать твоим родителям? – спрашивает она глухо.
– Правду.
Она мнется. Я замечаю – принцесса не в культурном ужасе от моих пролетарских корней, она банально смущается.
– Ладно, идем. Господи, какой стыд, – шепчет.
На мгновение мне становится жаль Снежану. Я абсолютно не понимаю ее затею со мной в роли ее мужа. Отказаться от навязанного отчимом жениха можно и иным способом. Уж точно лучше не станет, если Снежана предъявит меня своей семье. Скорее, будет только хуже. Меня не примут.
Но теперь, глядя на Снежану, я хотя бы понимаю, что для нее все это не развлечения скучающей мажорки.
– Хорошо, я сам все объясню родителям, не бойся.
Открываю перед Снежаной дверь. Она входит. Несмотря на раздрай, который Снежана мне продемонстрировала пару секунд назад, она идеально держит осанку, губы изгибаются в легкой улыбке.
– Снежана, верно? Не разувайтесь, – мама встречает нас.
На меня ноль внимания. Все оно обращено на мою «жену». Про которую я маме написал, кстати, что это не совсем жена.
– Ну что вы, не хочу грязь разводить.
Мама строго смотрит на меня. Представляю:
– Это Алина Егоровна, моя мама. А вот уборная, можешь пока сполоснуть руки, а я все объясню маме.
Снежана быстро исчезает за дверью. Но взгляд, полный благодарности, бросить на меня успевает.
Мама кивает в сторону гостиной.
Ясно, обида сильна. И разговаривать со мной никто не спешит.
Входим в гостиную, и я усмехаюсь. Мама – это мама: обижается из-за тайной свадьбы, но наготовить полный стол моих любимых блюд – святое дело.
– Мам, – приобнимаю ее, – нас по ошибке со Снежаной поженили. Помнишь, я в Сочи летал? Вышли с курса, а там девчонка в слезах и соплях. Промоутер. Начала рыдать, что в городе мероприятие статусное, для привлечения туристов важное. Массовая свадьба. Хотели рекорд поставить, но реальных пар не хватило. Вот мы и выручили.
– И что, всех переженили против воли?
– Нет, только нас. Ма, на настоящую свадьбу я бы вас позвал первыми.
Мама немного расслабляется в моих объятиях, но тут же отвешивает мне легкий подзатыльник.
– Ауч! За что?
– За то, что я весь вечер думала, что у меня самый негодный сын на свете! С коллегами и теткой жену познакомил, а от нас скрыл. И что теперь? Развод? А зачем тогда ты Снежану друзьям женой представил?
Мама снова смотрит на меня с подозрением. Выдаю ей короткую версию событий про сговоренную свадьбу с нелюбимым. Но про выходки Снежаны не рассказываю, зачем-то перед мамой ее ангелом выставляю.
– Ты молодец, что девочку решил выручить. Но, Данечка, нехорошо это – так к браку относиться. Поженились по ошибке, продолжили считаться мужем и женой ради выгоды. Потом легко разбежитесь в разные стороны. Нельзя так. Может, попробуете друг к дружке присмотреться?
Маму расстраивать не хочется, она слишком серьезно к семье относится. Но я качаю головой.
Снежану рядом с собой я представить не могу. Даже Ира мне нервы мотала, когда приходилось, например, в шахту спускаться и помощь шахтерам оказывать. И Ира – не человек со стороны. Она и специфику работы знает, и про мое ограниченное свободное время. И то!
А такая как Снежана через месяц соберет вещи, и пошлет меня с такой жизнью куда подальше.
– Ясно. Эх, вы. Ладно, пойду отцу твоему все объясню, а ты веди свою стеснительную за стол, – мама встает, нежно прикасается ладонью к моей щеке и неодобрительно качает головой. – Мог бы и побриться. Когда в дом вошел, думала – бродяга.
– Я же после работы сразу к вам.
– Сынок, а Снежана твоя – она хорошая девушка? Добрая? – серьезно спрашивает мама.
Задумываюсь. Злой Снежану не назвать, доброй – не знаю.
Избалованная? Травмированная? Скрытная? Азартная?
– Добрая, но с чертовщинкой, – выдаю честный вердикт.
Мама кивает, и идет на улицу. А я подхожу к двери уборной, стучу, Снежана тут же открывает.
– Пряталась?
Не могу не улыбаться, глядя в ее испуганные глаза. Кажется, Снежана боялась, что ее в этом доме сожрут.
– Пряталась, – признает она со вздохом. – Рассказал? Меня теперь все ненавидят?
– Про твои артистические потуги и угрозы я не рассказывал. Сгладил историю немного, – говорю, намыливая ладони. – И тебе я бы посоветовал поступить ровно так же со своей семьей. Сказать им правду.
Снежана морщится устало.
– Я не могу. Ты не понимаешь. Я в такой переплет попала! Как ни поступлю – будет плохо. Мне, маме, младшему брату. Наша семья может разрушиться. Даниил, мне просто нужно время. Ты мне его дашь?
Я мало что понимаю из слов Снежаны, информации катастрофически мало. Но губы ее подрагивают. Снежана вдруг шагает ко мне, зажмуривается по-детски, и прячет лицо на моем плече.
Единственное, что я могу – это обнять ее.
Дверь в уборную открывается, мама тихо ахает, увидев нас, и быстро закрывает дверь. Беззвучно.
Черт!
– Снежа, как я могу тебе помочь? Притвориться перед твоей семьей мужем? – спрашиваю.
Любые игры мне претят, но сердце от тревоги заходится, слишком Снежана испугана. Я должен ее защитить.
А возможно, мною просто легко манипулировать. И леди уделала бродягу с разгромным счетом.
Но следующие слова Снежаны опровергают мои мысли о манипуляциях:
– Помочь? Просто не подавай на развод. И если со мной что-то случится, если я исчезну, или еще что-то – пожалуйста, подними шум. Как муж ты имеешь на это право.
Глава 8 – Коршуны
СНЕЖАНА
Мы с отчимом заходим в лифт.
– Почему ты не ночевала дома?
– В квартире решила переночевать, – отвечаю я ему.
Затылком чувствую тяжелый взгляд Арчила Григорьевича, и добавляю:
– Можете камеры проверить и убедиться.
– Проверю, – следует ответ.
Хорошо, что я передумала прошлой ночью возвращаться в поселок, и попросила Даниила отвезти меня на квартиру. И не провожать до двери, где установлены камеры.
Мы с отчимом спускаемся на парковку. Впереди дорога до аэропорта, у нас принято всей семьей провожать. Сегодня Дато летит в пятидневную командировку в Штаты.
Я буду рада своими глазами убедиться, что сводный сядет в самолет. И я смогу хоть немного отдохнуть от его внимания.
Садимся с отчимом на задние сидения машины, водитель трогается.
Бросаю взгляд на Арчила Григорьевича. И закатываю глаза, прямо в стиле своего мужа – отчим проверяет записи камер у двери моей квартиры!
– Я же говорила!
– А я говорил, что проверю. Поздно ты ночевать вернулась, – он указывает на время записи видео. – Могу я узнать, где ты была вчера вечером?
– У знакомых на семейном ужине. Все было прилично: посидели, поговорили, и я поехала домой, – отвечаю я правду.
Только не добавляю, что ужин был с семьей моего мужа.
– Снежана, в последнее время ты слишком часто проводишь время неизвестно где. В лесных пожарах, на чужих семейных ужинах. Пора браться за ум, тебе не кажется?
Киваю. Не спорю. Знаю – отчим желает мне добра, но мне становится все сложнее убеждать себя в этом.
Я откидываюсь на сидении, закрываю глаза и привычно начинаю обдумывать план спасения самой себя из навалившихся проблем. Но мысли утекают в иное русло.
Мне вспоминается прошлый вечер.
Сначала был дикий стыд. Одно дело – на кураже играть на нервах мужчины, по которому чувствовалось, что зла он мне не причинит. Порычит, поспорит, будет злиться, но агрессией не ответит. И совсем другое дело – смотреть его родителям в глаза, и испытывать вину за то, во что Даниила втягиваю, и в качестве кого я к ним в дом заявилась.
Я вчера думала, что из уборной не выйду. Забаррикадируюсь в ней, а среди ночи сбегу. Но когда за мной пришел Измайлов, когда обнял меня, когда пообещал помочь – мне стало легче.
И его родители отнеслись ко мне по-доброму. Тепло. Под конец ужина я перестала чувствовать себя лишней в их доме.
Мы с отчимом входим в здание аэропорта. Мама с младшим братом уже на месте, как и Дато. Все время до вылета отчим о чем-то беседует с Дато, а я развлекаю младшего брата. Уверена, он хотел взять в аэропорт своего пса, но мама запретила.
– Сделаем общее фото? – мама оглядывается по сторонам, и просит девочку-подростка поснимать нас.
Я хочу встать рядом с ней, но вклинивается Дато:
– Снежа, иди сюда. Ну иди же, – смеется.
Я подхожу, и Дато обнимает меня. При всех!
Страх склизкой змеей скручивается в животе: если отчим поймет, что Дато на меня запал – виноватой окажусь я. И снова будут их скандалы с мамой, Ванькины слезы и, возможно, развод. Мама мне этого не простит.
В объятиях Дато я чувствую себя бревном. Девчонка в ультракоротких шортах снимает нас как профессиональный фотограф – подростки в этом деле разбираются.
– Улыбнись хоть, – шепчет сводный.
Я растягиваю губы в улыбке. И пытка прекращается, фотосессия завершена. Мама забирает свой телефон, и тут же принимается обрабатывать фото. Ее соцсеть сегодня пополнится миллионным кадром.
Дато прощается с отчимом, треплет по голове Ваньку. И раскрывает мне объятия. Снова.
Что он творит?!
– Обнимемся? Я не кусаюсь.
– Наобнимались уже. Пока, хорошо долететь, – пытаюсь я отшутиться.
Но Дато сам подходит, прижимает меня к себе, и говорит весело:
– Вы берегите эту бедовую девчонку, пока меня не будет. И за Давида ее не отдавайте, получше жениха найдем. Вот вернусь, и лично этим вопросом займусь.
Звучит все как шутка, я даже заставляю себя рассмеяться – ах, какой у меня заботливый «брат». Но либо из меня актриса отвратительная, либо Дато перегнул – на обратном пути от аэропорта отчим то и дело задумчиво посматривает на меня, а не в рабочий телефон, как обычно.
Нас с мамой высаживают у студии красоты, а отчим возвращается на работу.
– Мам, ты Ване подарок купила?
– Разумеется.
– И что за подарок? – спрашиваю.
Молитвенно складываю ладони, молясь про себя: только не фотосессия! Ваня обожает конный спорт, и наконец он добился пробега на лошади почти в сто километров за день. Его утвердили как участника соревнований – это мы сегодня и празднуем. Дурацкая фотосессия в качестве подарка не обрадует пацана-подростка.
– Я уговорила Алессандро устроить Ване фотосессию. Более того – если Арчил разрешит, и Ваня понравится Алессандро, твой брат может сняться в рекламе, – в голосе мамы радость и воодушевление.
Снова мои молитвы не услышаны.
И пока стилисты готовят нас к семейной тусовке, мама вслух мечтает о том, как Ваня затмит всех в модельном бизнесе. Я решаю не ломать мамины фантазии, хотя уверена, что этому не бывать.
В остальном мы хорошо проводим время. Мама спрашивает меня про учебу, работу, друзей. Искренне волнуется, восстановилась ли я после отравления дымом.
Иногда нам классно вместе, я ценю эти моменты.
Но отличное настроение пропадает, когда мы входим в ресторан. С легким опозданием по настоянию мамы.
– Должен был быть семейный ужин, – шиплю я ей на ухо.
Потому что в ресторане не только наша семья, но еще и Давид с сестрой и их отцом!
– Они уже практически семья.
Поджимаю на эти слова губы, мама качает головой.
– Глупенькая ты еще. Я же знаю, что ты в Давида влюблена. Не слепая, видела, как ты глазела на него все эти годы. Любовь прошла, или цену себе набиваешь? Если последнее – не советую увлекаться, Давид может оскорбиться. А Арчил – потерять терпение.
Мы идем к столу. Маме я не отвечаю, настроение умножено на ноль. Я действительно была влюблена в Давида, и долго, но все воспоминания об этом затерты. Будто то не я была – мечтательная девчонка, зрачки которой превращались в мультяшные сердечки при виде Давида.
Первая часть ужина проходит прилично: мама дарит Ваньке фотосессию, я – занятия с кинологом, отчим – красивый учебный арбалет, от которого брат приходит в восторг. Семья Давида тоже задаривает брата, поздравляют с грядущими соревнованиями.
А затем Давид встает, и просит слово.
– Снежана, ты знаешь, как я к тебе отношусь. И вы все тоже знаете о моих чувствах, – начинает он.
Только не это! Пожалуйста, мне бы всего один хороший день!
– Давид, – качаю я головой.
Он игнорирует, как и все вокруг.
Сам напросился, я просто откажу прилюдно.
– В последнее время я часто бывал у вас дома. Ради тебя. Прости за ту старую шутку, я обидел тебя. И уважаю за строгость и честь. Но все же прошу: стань моей невестой.
И только я хочу ответить твердое и четкое «нет», как со своего стула поднимается отчим.
– Молодость тороплива и горяча, – говорит он покровительственным тоном. – Не у дочери нужно спрашивать, а у меня, как у главы семьи.
– Простите.
– И я вас благословляю, – чеканит Арчил Григорьевич.
Смотрит он при этом на меня. Как коршун, того и гляди когтями вцепится, если я вздумаю трепыхаться.
И моя точка кипения наступает. Я взрываюсь, тоже встаю, и говорю с вызовом:
– Я не могу стать твоей невестой, Давид. Извини, но я уже замужем.
