Стены института встретили меня враждебно. Впрочем, о том, чтобы выделить молодому и, бесспорно, талантливому преподавателю место и часы, пришлось отправить на заслуженный отдых одного из сторожил… И профильную группу всё же доверили… Я мило улыбнулась и взглядом дала понять, что плевать хотела на их частное мнение.
– Поздравляю с первым рабочим днём. – Невозмутимо кивнул Герман Юрьевич, представив меня преподавательскому составу.
– Третий курс… Весьма смелое начало. – Вытянул губы трубочкой старикан в круглых очках времён революции и, уходя, склонил голову в учтивом поклоне.
– Не бойся, гремучие змеи только пугают своими звонкими хвостиками, – улыбнулась дама слегка за тридцать, а с претензией максимум на двадцать пять, – но пока ты не ступила на их территорию, жалить не станут. – Доброжелательно прильнула она, переходя на доверительный шёпот, а я совершенно невежливо отшатнулась, не заботясь о том, что дама сочтёт моё действие брезгливостью.
Отшатнулась и небрежно смахнула с плеча следы её прикосновения.
– Вы нарушаете зону моего комфорта. – Сообщила обыденным тоном. – И я вам не подружка. – Разорвала не случившийся контакт и ушла, чеканя шаг.
Вошла в аудиторию и замерла, наблюдая хаос, подобный тому, что устраивают семиклашки в период острого выброса гормонов. Заняла место у преподавательского стола, внимательно оглядывая студентов. Смотрела и завидовала им, подавляя желание плюнуть на обязательства и выдвинуться в ближайшее кафе, чтобы отметить знакомство. Общий сумбур прекратил удивлённый возглас случайного знакомого.
– О! А вот и наша Барби! – Точно трёхлетний мальчишка, впервые оказавшийся в зоопарке, ткнул пальцем в мою сторону парень, ещё при первой встрече запомнившийся мне своей диковинной красотой.
Рыжие кудри задорно вздёрнулись, а голубые глаза с озорством сверкнули.
– И я рада вас видеть, Чиж. – Кивнула я, сдерживая улыбку, что вызвал его яркий румянец. – Снова придержали для меня местечко? – Дважды хлопнула я ладонью по преподавательскому столу, и лицо парня озарилось счастливой улыбкой.
– Лучшее из тех, что было. – Залихватски кивнул тот и, беззастенчиво возлагая на себя роль лидера, махнул одногруппникам, призывая присаживаться.
– Спасибо, дорогой, а для тех, кто ещё не в курсе, представлюсь: Измайлова Наталья Викторовна. С сегодняшнего дня я буду вести у вас программирование и основы информационных технологий.
Блуждающие улыбки наполнили аудиторию, я же ухмыльнулась.
– Для тех, кто успел порадоваться отсутствию вашего преподавателя Князева, неприятные новости: я в разы страшнее.
– Потому что будете помнить всех должников? – Раздался возглас кого-то из девочек.
– Потому что одинокая неудовлетворённая женщина к тридцати годам становится просто невыносима, а я как раз достигла той самой черты, переступив которую, должников не бывает в принципе, и вы вылетите из института прежде, чем успеете сказать «мяу».
Сообщила таким тоном, что процентов семьдесят сидящих в аудитории предупреждением прониклись, и даже успели раскрыть конспекты. Рыжий-голубоглазый-дерзкий нагло поедал меня взглядом.
– Для Чижа сойдёт и «чик-чирик». – Добавила с ироничной улыбкой и, планируя выждать минуту, пока смех в аудитории стихнет, развернулась, желая обойти преподавательский стол, приблизиться к доске.
Лезвием охотничьего ножа в спину врезался чужой взгляд. Не лёгкий и задорный, как у Чижа, не пустой, с лёгким налётом безразличия и тускло мелькающим в нём интересом, как у большинства присутствующих, а совершенно другой. Внезапный, твёрдый, упрямый, опасный. Такой, что всё нутро заколотилось в приступе вопящей паники. Такой, что я на месте развернулась, забыв об осторожности, о благоразумии. Развернулась и на требовательный взгляд ответила. А он и не думал отворачиваться, скрываться, прятаться. Так и смотрел исподлобья. Жадно, словно дикий голодный пёс куски мяса вырывал он из общего образа детали и фрагменты единой картинки.
– Я в преподаватели подалась от скуки. – Проронила, не смея оторвать от наглеца взгляд. – Ограничивать себя не привыкла, симпатии и антипатии скрывать не смею и не считаю нужным учиться. Поэтому вы, молодой человек, – ткнула я в незнакомца пальцем, точно как совсем недавно Чиж в меня, – будьте любезны, устраивайтесь на трибунах как можно выше. Мне неприятен ваш взгляд и, практически уверена, так же неприятно в скором будущем станет ваше присутствие.
Тот жёстко хмыкнул и его взгляд стал острым, властным, подавляющим.
– Боитесь, что я удовлетворю вас прежде, чем успеете завалить на экзаменах добрую половину группы? – Дерзко бросил он, не меняя своей фривольной позы полулёжа.
– Скорее, подозреваю, мне настолько понравится, что расставаться не захочется, и пересдачами я вас точно замучаю.
По аудитории медленно расходились редкие нерешительные смешки, и интуиция подсказывала, что вовсе не меня стеснялись бесстрашные студенты. На своего одногруппника они поглядывали исподтишка, на него, бесстрашного, стреляли глазами.
– Не испытывайте судьбу и моё терпение. – Язвительно улыбнулась я, а студент выровнялся, угрожающе расправляя мощные плечи, навалился на стол, приподнимаясь на локтях, и едва слышно, вероятно, одними лишь губами проговорил:
– А я всё же рискну.
Пообещал он, но взгляд его смягчился. Настолько, что я смогла свободно вздохнуть, что сердце моё успокоилось, а пульсирующая в висках боль, вызванная необоснованным страхом, отступила. Я поглядывала на него с опаской, всё ещё помня недавние чувства, впечатления. Спешно оценивала то, что нельзя было разглядеть на молодом лице, в спокойных, казалось бы, глазах, что нельзя было прочесть по непринуждённой позе. А он теперь вёл себя так, будто растерял ко мне и малейший интерес. Бегло переговаривался с тем же Чижом, что сидел от наглеца по правую руку, коротко улыбался блондинке, устроившейся на уровень выше, слишком вызывающе запрокидывал голову, намереваясь ей задорно подмигнуть.
Опомнившись, я записала на доске тему, села за стол, мысленно отвесила себе оплеуху за то, что так увлеклась нелепым выпадом, невинной шалостью, быть может, и практически забыла смешанные чувства, заполнившие нутро, когда наши взгляды скрестились. «Просто показалось, не более» – беспрестанно твердила я самой себе. «Всего лишь мальчишка» – неодобрительно качнула головой, успокаиваясь окончательно.
– Кто староста группы? Где журнал? – Я вскинула взгляд и снова почувствовала опасность, исходящую от него. Более остро, более резко. Слишком явно, чтобы отмахнуться от неё снова.
На вопрос откликнулся мальчишка на третьем ряду, тут же засуетился, но мой наглец встал в полный рост, заявляя свои права.
– Я староста. – Громогласно проговорил он, заставляя парнишку нервно оглянуться и будто ещё глубже присесть на месте.
Он объявил и тут же стал пробираться к ступеням. Точно атомный взрыв наступал, заставляя колебаться от оглушающей волн, заставляющей сердце замереть. Но это по ощущениям, на деле же он спустился вприпрыжку. Мальчишку, что так и замер с журналом группы в руках, будто в благодарность, увесисто хлопнул по плечу, и выдернул папку с документом из недвижимых пальцев. Приблизившись, бросил журнал на стол со звонким шлепком и сам передо мной раскрыл на нужной странице. Придвинул документ ближе, предложил ручку, что достал из нагрудного кармана.
– Спасибо. – Выдавила я из себя слова.
Чувствовала бурю, что он внутри скрывает, и так же скрывала свою. Для всех вокруг, но не для него точно. И вдруг поняла, что балдею от этого странного чувства. От неприкрытой опасности, от явной, сквозящей из-за налёта безразличия угрозы. А он, словно хамелеон, менял маски, запоздало осознавая, что я вижу его суть. Я замерла с шариковой ручкой в руках, вскинула голову, в глаза его посмотрела, принимая вызов, и упрямо вздёрнула подбородок.
– Здесь тема, здесь дата. – Ткнул наглец пальцем в ровные графы и стиснул зубы до желваков на скулах, понимая, что провести меня не получится.
Он нависал над столом, что-то выжидая. Прислушивался к моему дыханию, как я поняла позже. А оно отрывистое, взволнованное. Одно удовольствие за подобной реакцией наблюдать и наглец оскалился, увереннее облокотившись на стол. Чуть вперёд подался, заставляя подпрыгнуть на месте от бешенства.
– Не приближайся ко мне больше, чем на расстояние вытянутой руки. – Прошипела я, стреляя злобным взглядом.
Теперь даже не пыталась играть, ведь мальчишка задел за живое. Задел и сам же этому удивился. Оттого несколько растерянно, но не менее внимательно на меня посмотрел и всё же отстранился. Он, но не его запах, который вовсе не обволакивал, а будто сковал цепями. Руки, ноги, грудную клетку. Сковал и повесил на эти цепи пудовую гирю, не позволяя опомниться.
– Кто отсутствует? – Бросила я ему нервно. Парень лениво моргнул, прикидывая, что ответить, склонил голову набок.
– Все на месте.
– Согласно списку не хватает трёх человек. Кто отсутствует? – Повторила я свой вопрос громче, вовлекая в диалог всю группу, но наглец проигрывать не любил и стал прямо передо мной, визуально отрезая от других студентов.
– Вам показалось. – Проговорил с давлением, и хотелось собственным возмущением подавиться, так ловко у него это выходило: манипулировать мной.
Настолько ловко, что вместо тихого бешенства, он пробудил во мне азарт. Да такой, что и сама не припомню, когда в последний раз так увлекалась. Я улыбнулась до невозможного широко, подалась вперёд, наплевав на своё же ограничение.
– Ты что творишь? – Одними губами проговорила, а наглец ухмыльнулся.
– Такой вы мне нравитесь больше. – Ответил он тихо. – Все на месте, Наталья Викторовна. – Отчеканил нарочито громко, предельно точно давая понять, что мне придётся научиться проигрывать, а я закусила губу от удовольствия, вместо того, чтобы выцарапать наглые глаза.
Волна приятного тепла прогнала страх, волнение, опаску. Чувство, будто меня загнали в угол, уступило место желанию побеждать. И отчего-то я была уверена, что такую возможность наглец мне предоставит.
– Захаровым Георгием называть мне вас не стоит? – Уточнила я шёпотом, пока записывала тему, при этом ссылаясь на пометку, что указывала на старосту группы,. Наглец лишь едва заметно, отрицательно качнул головой.
– И у меня будет свой персональный староста? – Я в азарте облизнула губы, а он намеренно этот жест зеркально отобразил.
– Может быть гораздо больше. – Пообещал, будто Сатана во плоти. – Стоит только захотеть. – Подсказку дал. – И можно на «ты». – Напомнил, что мою игру в строгого препода можно прекратить, а я понятливо кивнула.
– Хочу, чтобы на лекциях присутствовали все поголовно. Сможешь? – Глянула, зазывая в новую игру, а наглец задумчиво на меня посмотрел, приноравливаясь к пока ещё неизвестным правилам.
– Думаю, мы сможем договориться, Наталья Викторовна.
– Твоей непосредственности можно только позавидовать. – Рассмеялась я его попытке торговаться и больше не старалась скрыть эмоций. Ярких, как вспышка. Горячих и приятно тягучих, как шоколад.
– Зачем же завидовать, берите пример, внимайте, следуйте.
– Да? Сколько просишь за уроки?
– А нам, татарам, что так, что задаром! Считайте, благотворительностью занимаюсь!
Я хитро прищурилась и пробежалась взглядом по списку группы.
– Татарин Олег, как я понимаю?
– Он самый. Заполняйте журнал, Наталья Викторовна, пока сплетницы в зале не подумали, что я вас клею.
– А я сплетен не боюсь.
– Да это пожалуйста! За улыбку бойтесь. Они вам её подправят, если что. Боевые девчонки попались. Каждого привыкли собственностью считать. Или вас не предупреждали?
– А ты не говори им «фас» и обойдётся.
– Вы меня не за того приняли, Наталья Викторовна. – Ласково улыбнулся он, а я, не одобряя манёвр, осуждающе покачала головой.
– Ступай, Татарин, с журналом я разберусь позже.
Я окинула аудиторию взглядом и осторожно улыбнулась поистине ревностным взглядам.
– Ну что же, начнём? – Решительно кивнула присутствующим и приступила к теме.
По окончании лекции устало вздохнула.
– Большая просьба всё же открыть дома конспекты и внимательно проработать тему. Особенно уделите внимание вопросам, которые остались не понятыми. В начале занятия у нас будет пятнадцать минут, чтобы эти задачи решить.
– А контрольная будет? – Оживилась парочка, что зевала на последнем уровне, соблазняя меня повторить за собой. Вопросу я терпеливо улыбнулась.
– А уже есть что контролировать?
– Ну… Владимир Владимирович всегда находил, что. В смысле, что контролировать.
– График контрольных работ есть в программе, отступать от которой я не планирую. Всё, что касается промежуточных проверочных и самостоятельных работ, то о них я буду предупреждать заранее, шпаргалки написать успеете. Хотя я бы вам всё же посоветовала внимательно отнестись к предмету уже сейчас. Вся наша работа будет похожа на один огромный алгоритм длиною в целый учебный год и тем, кто начнёт совершать ошибки уже сейчас, могу только посочувствовать. Это не грамматика, где любое правило стоит самостоятельно. Здесь каждая предыдущая задача будет ступенькой к следующей. На этом всё. Спасибо за внимание, вы свободны.
Я опустила голову вниз и растёрла внезапно занывшую шею, устало прикрывая глаза.
– Что? – Почувствовав чужое присутствие рядом, вскинула взгляд и практически не удивилась тому, что Татарин снова навис над столом.
– Журнал, Наталья Викторовна. – Проговорил наглец так, будто только за этим и подошёл, будто не рассматривал мгновение назад с голодным оскалом. – Вы так и не заполнили журнал.
– Давай сам! – Обрадовалась я открытию, а он покачал головой, не желая поддаваться.
– Понятия не имею, как это делается. – Застыл с неестественно широкой улыбкой на губах, а я с наигранным сожалением вздохнула и подвинула журнал к студенту.
Татарин пытался придавить меня испытующим взглядом, как вдруг передумал и внимательно посмотрел в графы, подтянул к себе ближе методичку.
– Ну, ты долго?! – Заглянул в опустевшую аудиторию Чиж, числившийся в списках, как Кирилл Чижов. Ещё один, топтавшийся за его спиной, предпочёл остаться в тени.
Татарин не сказал ни слова. Он только посмотрел так, что жизнерадостный Чижик потемнел с лица и виновато попятился, осторожно прикрыв за собой дверь. Я откинулась на спинку стула и теперь с неприкрытым интересом наблюдала за тем, как Татарин продолжил своё занятия, будто и не было этой секундной вспышки внутри, будто не он только что пожелал другу исчезнуть, раствориться, будто не он спустил на того всех чертей, удерживаемый от унизительных слов лишь моим присутствием.
– Значит, ты здесь главный. – С утверждением произнесла я, глядя, как парень старательно выводит на удивление ровные, аккуратные буквы.
Он лишь усмехнулся, не поднимая на меня глаз, не удостоив ответом.
– И что это сегодня за выходка? – Я припомнила его стремление обратить на себя внимание. – Творческий эксперимент? – Неуверенно предположила, пытаясь вывести на эмоции, личное задеть, затронуть. – Чего ты хочешь? – Я деловито бросила фразу и в этот момент он на меня всё же посмотрел. Твёрдо, уверенно. Заставляя подавиться собственными словами.
– Сколько ты стоишь, кукла? – Небрежно бросил Татарин и скривился от понимания, что я тоже продаюсь. Как все. Как любой, как каждый. Продаюсь, только нужно назвать верную цену.
И я не обиделась. Ни за вопрос, ни за то понимание, что отобразилось на его лице.
– Смотря, что ты хочешь мне предложить. – Ожидаемо ответила и так же, как и он любил сам, нагло впилась в парня взглядом.
Красивый, молодой, горячий. Наглый, дерзкий, с агрессивной сексуальной энергетикой. Он давил, он топтал, он подчинял себе! Прочесть меня хотел и этим делал больно. Жалил своим дыханием, уничтожал взглядом. И, казалось, прикоснись он ко мне сейчас… пусть даже мимолётно… ни я, ни он сам не выдержали бы, лопнули от напряжения, взорвались от столкновения сил и желания не стать поигравшим.
– Что ты хочешь мне предложить, дружок? – Подсказала я, на что парень впился в меня взглядом, будто прицениваясь, будто готовился вскрыть мою голову и прочесть все, даже самые непристойные мысли.
– То, что можно купить за деньги, ничего не стоит. Так что уж точно не деньги. – Проговорил он сдавленным шёпотом, а я, не желая поддержать это уединение, интимность момента, надумала укусить.
– Ну да, особенно если учесть, что их у тебя нет.
– Особенно, если учесть, что их у меня нет. – Эхом отозвался Татарин и безумным показался в это мгновение. Взгляд безумный и улыбка такая же. – Дай время и я решу этот вопрос. – Заверил он, пообещал.
– Записал тему? – указывая на журнал, я головой кивнула, а Татарин осторожно отодвинул его от себя, тут же, за мной следом переключаясь, и малейшим намёком не указывая на секундное помутнение рассудка.
– Обращайтесь. – Невозмутимо улыбнулся он и помог сложить мои конспекты, учебники. – Я провожу. – Бодро вызвался он, приметив моё замешательство в коридоре, когда вместе вышли. – Зачем вам это нужно? – окликнул вопросом, когда вырвалась вперёд, и я обернулась, осыпая его проклятьями за то, что в принципе со мной снова заговорил.
– Что именно? – Резко остановилась я, развернувшись к парню всем корпусом.
Уловив этот протест, смакуя момент и моё напряжение, Татарин сдержал улыбку. Сделав ещё несколько шагов, он прижался плечом к стене, поглядывая так, будто ситуация его забавляла.
– Морока эта с преподавательством… – он склонил голову набок, прицениваясь к своим словам и моей на них реакции. – Это не ваше. Не подходит по темпераменту.
– Зачем? Для самоутверждения, разумеется. Когда-то меня именно из этого института хотели исключить, а я справилась. Чем не повод для гордости?
– Кому и что доказать пытаетесь?
– Никому конкретно. Разве что себе… Что сильнее обстоятельств, в частности.
– Наплюйте на обстоятельства, Наталья Викторовна. Жизнь нужна, чтобы наслаждаться, а не для того, чтобы что-то кому-то доказывать.
– Наслаждаться на ровном месте и в гордом одиночестве? – Хмыкнула я с вызовом, он же оставался абсолютно спокоен, безразлично плечами пожал.
– А вы по сторонам оглянитесь, глядишь, и приметите кого. – Хитро прищурился, а я, недовольная тем, что мальчишка начал подобный разговор, категорично головой качнула.
– Рядом со мной только ты. И что?
– Да ничего. Может, именно в этом смысл?
– Ты сейчас о той простой истине, что лучше синица в руках?
– А вы сомневаетесь в том, что синица? Что? Ещё и на дятла похож?
– Не на дятла. Не на птицу вообще. На пса брошенного. Голодного, облезлого, озлобленного. А ведь не пёс ты ещё, Татарин. Щенок. И не власти тебе хочется, верно? А чего? Ласки, любви, заботы? Ты сам-то это осознаёшь, нет?
– Что же вы вот так сразу полёт фантазии обрубили, Наталья Викторовна? – он неодобрительно покачал головой. Притворства в этом жесте было гораздо больше, чем он показать хотел, но смысл того, что это мелочи, я уже уловить успела и позволила ему подобную шалость.
– А потому что не нужно со мной в такие игры играть. – Процедила я сквозь зубы, понимая, что вот она, его душа. Во всей красе. Развёрнутая.
Скривилась в отвращении, что и свою собственную маску сбросила, а оттого не заметила, как Татарин пошёл на меня, как попытался морально прижать, придавить.
– Я сказала тебе: расстояние вытянутой руки! – Озлоблено прошипела я, а он только воздух ртом хватал, наслаждаясь страхом, что учуял. Снова покачал головой. Снова мои слова пришлись ему не по вкусу.
– Расстояние вытянутой руки? – Татарин прищёлкнул языком, мысленно уничтожая эту дистанцию. – Как это? Сколько? – Пакостно ухмыльнулся. – Моей руки или вашей? С глазомером проблемы. – Пояснил, будто в оправдание, а я на такой необходимый сейчас шаг отступила, пытаясь отыскать выход из западни собственных страхов.
Вытянула руку вперёд, обозначая границы допустимого, и тут же почувствовала его тепло. Реальное, пульсирующее и… такое манящее… Такое, что самой от этих мыслей страшно стало. А он уловил. Быстро. Стремительно. Ещё до того, как эта мысль успела расправить крылья. Его глаза вспыхнули и погасли, поддаваясь подавляющему контролю. Татарин на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как мои ногти впиваются в его грудь, и решительно выдохнул. Подался вперёд, заставляя уже кистью в него упираться, сдерживая буйный мальчишеский напор. В ладошку стучалось горячее сердце, и я плавилась под этими звуками. И верить им хотелось. Таким открытым, таким ярким, манящим. Чтобы для меня это сердце стучало. Вот такая тварь… Использовать и выбросить. На большее пока не способна.
Я одёрнула руку, будто обожглась, и сжала зубы, не желая поддаваться минутной слабости.
– Не делай так больше. – Проговорила ровно и, казалось, именно этот тон взбесил его больше. Взбесил, возмутил, задел за живое. Он не хотел, чтобы было так, и всем своим видом этот протест демонстрировал.
Мальчишка передёрнул плечами, оставляя благоразумие где-то позади них. Резанул колючим, внушающим опасения взглядом. Тем самым, что при встрече выворачивал меня наизнанку. Сделал резкий выпад вперёд, прижимаясь вплотную, и так застыл, ожидая, что же отвечу. Внушая тем самым, что сама провоцирую, что виновата, что ситуацией вроде как владею, хоть и неумело, а я терпеливо прикрыла глаза, не зная толком: сейчас ударить, заставляя опомниться, или как привыкла, гораздо позже и обязательно в спину.
– Я же тебя просила. – Осторожно выдохнула, а он угрожающе зарычал.
– Если бы просила, я бы услышал. – Прошептал, а когда я подняла на него взгляд, улыбнулся. Дерзко, с вызовом. – Но ты просить не захотела. Привычно для себя самой решила приказать. А бродячие дворовые щенки вроде меня к командам наглых породистых сучек не обучены. Не реагирую на команды, выполнять их не могу. Только любить умею. А любовь эту нужно ещё заслужить. Лаской, заботой, вниманием. И вот тогда даже голос повышать не придётся. Из шкуры вылезу, а что прикажешь, выполню. И дороже этой любви ничего у тебя не будет. Как условие? Потянешь?
– Что ты несёшь, Татарин?! – пытаясь привести его в чувства, я оттолкнула, а мальчишка взвился, прижал меня к стене, наваливаясь всем весом. Инстинкты взяли верх и он провёл ладонью по моему бедру, заставляя колотиться от бешенства. – Пошёл к чёрту, ублюдок! – Вырвалась я и шагнула в сторону, нервно сглатывая. Татарин же, крепко зажмурился и осторожно выдохнул.
– А ведь всё может быть по-другому. – Спешно проговорил он, будто, и, правда, пытался в этом убедить. – Только жизнь свою пересмотреть нужно, ценности в ней.
– Ты меня жизни будешь учить, щенок? – Удержалась я от желания дать увесистую оплеуху. А злость и обида клокотали внутри, заставляя совершать ошибки, заставляя метнуться к нему, прижаться сильнее, чем секунду назад. – Ты?! – Ворот его футболки в кулак сжала, пытаясь встряхнуть.
– А это уже дискриминация, Наталья Викторовна. Дискриминация по возрасту, не так ли? – Довольно оскалился он и отступил, стряхивая мой кулак с воротника футболки. Я послушно отошла, безвольно опуская руки. – И в этом вы вся. – Смешливо добавил он. – В окружении условностей, ограничений, правил. Но ведь другая же! – Последнее выкрикнул, нервно растёр лицо ладонью, сбрасывая маску безразличия. – Своенравная, гордая, дерзкая! Плохая девочка, которая прячется в футляр кроткой и воспитанной. Но ты не такая! Я вижу это… знаю! Оттого сейчас и бесишься! – Гневно прошипел он в моё лицо, глядя, что молчу, что уступаю.
– Думаешь, ты лучше? Думаешь, сам всю жизнь сможешь плевать на мнение других, да?
Татарин нервно тряханул головой.
– Уверен, что так и будет. – Заявил, а я рассмеялась.
– Да уж, достижение… своего преподавателя трахнуть! Ведь этого хочешь?
– Тише, Наталья Викторовна. – Приложил он палец к губам, нависая надо мной, запахом своим окружая, обезоруживая, своей силой, которой намного больше, чем казалось мне изначально. И сила эта, мощь, пульсирует в нём, заставляя приклониться любого, кто приблизится. – Пусть это останется между нами.
– Дурак ты, Татарин. – Отмахнулась я, заставляя себя забыть всё, что сказано, что происходит, что чувствую.
А что я, собственно, чувствую? Вероятно, то, что где-то не хило так дала маху, строя планы на долгую счастливую жизнь. Вот, смотрю на него сейчас, слушаю, и понимаю, что не сходится. Алгоритм решению не подлежит. А Татарин и эти мои мысли считывает, словно сканер.
– И всё же вы дали мне время. – Нахально улыбнулся он.
– Что? – Нахмурилась я, не понимая, что имеет в виду.
– Время на то, чтобы подобрать ключи, чтобы разгадать тайну.
– Ты о чём сейчас, дитя горькое? – Склонила я голову набок, ухмыляясь его самоуверенности.
Не думая о том, как сейчас выгляжу, я протянула руку и провела по его коротким волосам, взъерошивая их.
– Спасибо, что проводил, староста. Работать с тобой одно удовольствие.
– Мы вернёмся к этому разговору. – Не желая прощаться с занимательной беседой, мстительно прищурился Татарин. Я глянула на часы и с не меньшим сожалением подвела итог.
– Уже поздно. – Оглянулась по сторонам, только сейчас и замечая приглушённый свет в коридоре, эхо, гуляющее по нему от брошенных вскользь фраз. Полное отсутствие людей… преподавателей и студентов. – Пожелать моему студенту спокойной ночи? – Я стрельнула глазами на его гневный румянец, а Татарин наиграно рассмеялся.
– Куда там… Мне же ещё изучать… Как вы там сказали? Первую ступень алгоритма длиною в целый учебный год? – Я согласно кивнула, а он, прикинув что-то в уме, добавил. – Вот и буду я трепетно перебирать страницы конспекта.
– Ты его даже не открыл. – Я с умилением глянула на парня, а он бестолково плечами пожал.
– Тогда вас буду вспоминать. И всё, что вы говорили. – Я нахмурилась, а Татарин поспешил исправиться. – Я лекцию имею в виду.
Я отстранённо кивнула, поглядывая в сторону преподавательской, а Татарин коснулся моего плеча, заставляя временно притуплённое чувство опасности снова встать на дыбы.
Я задохнулась возмущением, а округлил парень глаза, пытаясь как-то оправдать подобную реакцию. Не позволяя этой мысли задержаться в моей голове, беззаботно улыбнулся.
– А номер телефона, Наталья Викторовна?
– Ах да, конечно! – Спохватилась я и открыла сумочку, высматривая в ней визитку. Парню её протянула. – И не забудь меня добавить в студенческую группу. – Предупредила строго, а он, издеваясь, неловко рассмеялся.
– Да я, как бы, не о том, но, в общем… – начал он торопливо и путанно изъясняться, а я, глядя на это скептически, неодобрительно головой качнула. – Договорились! – Играючи моргнул, то ли меня заверяя, то ли уговаривая.
Он всучил мне в руки бумаги, , уходя, развернулся на месте, как вдруг обернулся, глядя с подозрением.
– Вы на машине, вообще? – Спросил строго и будто с заботой. Такой забавной, умилительной мальчишеской заботой.
– Тебя подвезти? – Изогнула я приподнятые в наигранном удивлении брови, а Татарин снова вспыхнул гневным румянцем.
– До свидания, Наталья Викторовна. – Выговорил он сквозь зубы и направился к лестнице.