Юлия Добровольская
Просто воскресенье
ПРОСТО ВОСКРЕСЕНЬЕ
Здесь – ни о чём.
Просто – про ещё одно воскресенье.
И про воскресение.
Вот так дружишь, дружишь… год, два, три, сто лет… а потом однажды, на двадцать четвёртом году дружбы, трясясь в пустой полуночной электричке друг против друга, у открытого окна, вдруг ловишь на себе его взгляд… и понимаешь, что вас прежних уже нет.
То есть, тех, что были ещё сорок минут тому назад, когда доедали-допивали шашлыки под красное полусухое на благоухающей пионами и свежескошенной травой даче ваших общих – той же столетней крепости – друзей, и полчаса тому, когда вы проходили по дамбе через озеро и он накинул тебе на плечи свой джинсовый с артистическими потёртостями пиджак, и двадцать минут, когда он покупал билет в кассе, а ты притулилась к его широкой спине, совершенно засыпая из-за раннего подъёма и бурного дня, свежего воздуха и возлияний… и даже десять минут тому, когда, сев на скамеечку на перроне, и положив голову ему на плечо, почувствовала его большую тяжёлую ладонь на плече, а потом на шее… Всё, что было ещё шестьдесят секунд тому назад – всё это не ново, всё это обыденно, естественно для ваших долгих отношений.
Ваши дети росли вместе, а ваши вторые половины вообще рядом на горшках сидели – из одного дома, одного подъезда, только с разных этажей, одного садика и класса тоже из одного. Во как.
Потом у него появилась ты, а у неё – он… ну, в смысле, у твоего бывшего мужа ты, а у его бывшей жены – он. Кроме того, с его стороны друзья, с твоей… Большая компания, короче.
Так и дружили. И спали, бывало, вповалку на тех же дачах – сперва родительских, потом своих. А на зорьке вы рыбачили вдвоём – из вас всех только вы двое любили это странное занятие не результата ради – под одной плащ-палаткой сидючи, прижавшись друг к другу, чтобы не дрожать от утреннего тумана. И в поезде вместе сколько раз ездили – туда с детьми, обратно вдвоём… бывало, и в пустом купе. И хоть бы что… хоть бы раз… ни на миг… ни в глазу…
И вот. На тебе.
Он смотрит на тебя, а ты на него, и понимаете, что ещё не видели друг друга ни разу вот так, по-настоящему. То есть, ты это понимаешь. И понимаешь, что он понимает то же. Это же всегда с близкими понятно – кто что понимает…
И что теперь? Что теперь?..
Как минимум, доехать до города. А это ещё минут двадцать.
И вот вы сидите и смотрите в тёмное окно. А там – ваши отражения. А потом одно отражение поворачивает слегка голову и смотрит на не-отражение. Тогда другое отражение тоже поворачивает голову и тоже смотрит. Но не долго. Оба отражения снова отворачиваются и смотрят на отражения друг друга. А потом опять…
Тебе смешно: что ты так смотришь? – спрашиваешь.
Он улыбается: ты не замёрзла?
Слегка, – говоришь ты.
Тогда он пересаживается и обнимает тебя за плечи, а пальцы – за воротник, к шее.
Ты поворачиваешь к нему лицо и смотришь в глаза. А глаза влажные и блестящие – как луна в озере. А потом – на губы. Они сухие и – тебе кажется – горячие. А ты давно не целовалась. Ты так давно одна.
Вы с мужем разошлись, когда всё было настолько устаканено в вашей жизни, что казалось железобетонным – повышенной прочности, как для водяных плотин.
Но налетел циклон, лило, как из ведра, ливень вызвал сель, берега размыты, плотину прорвало.
А ты как-то без особой реакции всё это восприняла. Ну, да, понятно, та моложе, стройней – детей-то ещё не рожала… может, ещё чем-то лучше, ему виднее.
Тебе сорок три, дети своей жизнью давно живут. У тебя своё дело – небольшое и спокойное, но интересное – заржаветь не даст, но и не напрягает сильно, все выходные твои, денег хватает на всё, кроме дачи в Провансе, но она тебе и не нужна.
