ГлавнаяВзаимоотношенияЮлия ДобровольскаяЛюбовники

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Юлия Добровольская
Любовники

Полная версия

Дина и Константин Константинович подошли к стойке гардероба, кавалер принял у дамы плащ, разделся сам и сдал вещи.

Дина поправляла у зеркала причёску и увидела, как к ней приблизился преподаватель и тоже поправил свои роскошные волнистые воронова крыла волосы, проведя по ним, как расчёской, сперва одной пятернёй, потом другой, одёрнул пиджак. Но при этом он смотрел в зеркало не на себя, а на Дину.

Дина повернулась к Константину Константиновичу.

– Вы были так уверены, что я соглашусь пойти с вами в кафе?

Он, улыбнулся и, пытаясь быть игривым сказал:

– Нет, не был. Я даже не был уверен, что вы вообще придёте.

– Но билеты купили и места заказали… Ну, билеты, положим, можно продать, а залог в кафе ведь не возвращают.

По-прежнему улыбаясь, Константин Константинович потупил взор:

– Если бы вы не пришли, всё остальное меня уже не огорчило бы. – Он снова поднял глаза. – Плевать бы мне было на потерянные деньги.

Дина ещё раз отметила про себя, как переменчиво лицо этого мужчины, и какое множество оттенков имеет его улыбка – такое простое движение мышц, такая привычная мимическая конструкция… Она молча внимательно смотрела на своего преподавателя, словно пытаясь разглядеть: правда ли то, то он говорит, или пустая болтовня.

Похоже, Константин Константинович сам ещё не знал этого. На его лице смешались и любопытство к столь незаурядным чертам характера студентки, которую он знал уже три года, а оказалось, что вовсе и не знал, и растерянность перед её обезоруживающей прямотой, и напряжённость, вызванная желанием не обронить маску легковесного пижона, и опасение, что именно этой маской может оттолкнуть не признающую игры и фальши свою новую знакомую.

***

Их провели к единственному свободному столику с табличкой «зарезервировано» в самом удобном месте – у огромного окна, за которым светился вечерними огнями город. И ещё с этого места было прекрасно видно сцену с вокально-инструментальным ансамблем из пяти человек.

Дина села на отодвинутый Константином Константиновичем стул. Он расположился напротив, продолжая наблюдать за своей спутницей с нескрываемым интересом.

К столику подошёл элегантный, строго одетый мужчина.

Заметив его, Константин Константинович поднялся со стула и протянул ему руку:

– Привет, Миша! Знакомьтесь: Дина… Дина Александровна. Михаил Анатольевич.

– Добрый вечер, – сказал Михаил Анатольевич. – Очень приятно. – И обратился негромко к Константину Константиновичу: – Пожелания особые будут?

– Если что, я найду тебя, – ответил тот.

– Хорошо. Приятного вечера, – Михаил Анатольевич кивнул Дине и отошёл.

А Константин Константинович зажёг свечу в красном прозрачном колпаке и смущённо посмотрел на Дину:

– Я сейчас испытываю непреодолимый позыв к саморазоблачению. – Он снова улыбнулся одной из своих многочисленных выразительных улыбок и опустил взгляд. – Я не платил залога… у меня здесь друг… однокурсник, директором работает. – Он кивнул в сторону удалившегося Михаила Анатольевича и поднял глаза на Дину. – Миша… Так что этот столик всегда мой.

– В кинотеатре у вас тоже друг директором? – Улыбнулась Дина.

Константин Константинович облегчённо рассмеялся, уловив, наконец, шутливый тон спутницы:

– Нет, билеты я купил сам. За полчаса до вашего прихода.

– Сразу вношу ясность: за билеты и ужин я способна расплатиться сама. Что и сделаю чуть позже, чтобы не ставить вас в неловкое положение, – тихо, но твёрдо сказала Дина.

– Ну вот, уже и поставили, – попытался изобразить обиду преподаватель.

– Ничего, переживёте.

– А что так? Можно полюбопытствовать?

– Демонстрация независимости.

– Ух ты! Это серьёзно. – Константин Константинович подпёр щёки кулаками и воззрился на Дину. – Вы мне с каждой минутой всё интересней и интересней.

– Вы мне тоже.

– Я-то чем?

– А я чем?

– Я первый спросил, – засмеялся Динин визави.

– Ладно. Признáюсь. Хоть мне и предстоит ещё сдавать вам госэкзамен.

– И диплом защищать! – Уточнил преподаватель с задорной улыбкой. – Я ж председатель госкомиссии на вашем факультете… Ну, давайте! Кто не рискует, тот, как говорится… – Он перебил сам себя. – Кстати, как насчёт шампанского? У Вас же сегодня последний экзамен! Только, чур, я угощаю. – Не дожидаясь ответа, Константин Константинович подозвал официанта и сделал заказ. – Ну, я слушаю, – вернулся он к теме, – чем же я Вас удивляю?

– Вы знаете, что о вас говорят в институте?.. Ну, в среде студентов?

– М-м-м… Наверняка, не всё. – Преподаватель смотрел на Дину с внимательной и выжидающей улыбкой.

– А что Вы знаете? – Спросила Дина.

– Нет уж! Начали – продолжайте сами.

– Ну, ладно, продолжу… – Она сделала паузу, словно собираясь с духом. – Так вот, говорят, что к концу учёбы не остаётся ни одной студентки, которая бы… Ну, вы понимаете.

Константин Константинович, смеясь, закрыл руками лицо:

– Слышал, слышал. Только…

Дина перебила его:

– Это ещё не всё. А половина из них аборты от вас делает.

– Только с поправочкой, – вставил-таки Константин Константинович, – ни одной смазливой студентки… А ещё говорят, что на каждом курсе у меня не по одному ребёнку.

– Мне это не кажется смешным. – Дина была серьёзна.

– Как сказать… – Он перестал смеяться и посмотрел на Дину. – А чем же я вас удивляю-то?

– Тем, что то, что я о вас слышала, не стыкуется с тем, что я в вас вижу.

– Правда? И что же не стыкуется?

– Ну, во-первых, вы не такой уж дурак…

Константин Константинович снова рассмеялся:

– Так-так! Дурак, но не такой уж! Ну, спасибо!

– Не перебивайте, – серьёзно продолжала Дина. – У вас и интеллект, и чувство юмора на месте…

– А с этими качествами на красивых девушек заглядываться не положено?

– Заглядываться, может быть, и можно, но не всех же подряд…

В этот момент подошёл официант и принялся убирать со стола два лишних прибора и расставлять принесённые закуски.

– Вы позволите мне закурить? – Спросил Константин Константинович, продолжая смотреть на Дину всё с тем же смятённым и удивлённым выражением лица и улыбкой в глазах.

– Да, пожалуйста, – ответила Дина.

– Значит, вы не поощряете мой образ жизни? – Продолжил он, когда официант отошёл.

– А вы как думаете?

Дина опустила взгляд на свои пальцы и принялась рассматривать перламутровые ногти, мерцающие в свете свечи. Ей стало неловко: получалось, что она нравоучает своего преподавателя – взрослого мужчину, вольного жить так, как он хочет.

– Начинаю опасаться, что вы пришли на свидание со мной только с одной целью: наставить заблудшего на путь истинный. М-м?

«Ну вот, – подумала Дина – я и впрямь перегнула палку…»

– Нет, не с этой. – Она чуть заметно смешалась, но тут же взяла себя в руки. – Я пришла, потому, что вы мне нравитесь. – Помолчала немного, словно снова собираясь с силами. – И чем дальше, тем больше вы мне интересны. – Она подняла глаза.

На лице преподавателя мелькнула растерянность, он смотрел на Дину и ждал продолжения.

Дина продолжила:

– Только не думайте, что со мной будет, как со всеми остальными. Вы же не просто меня пригласили, чтоб в кино сводить и ужином накормить?

– Не просто, – серьёзно ответил Константин Константинович.

– Так вот, не получится.

– Не получится что?

– Не получится ничего.

– Ну, хоть поужинать-то получится? – Он улыбнулся. – Я с голоду умираю.

Дина, расслабившись от его лёгкого перехода с серьёзного тона на шутливый, сказала:

– Поужинать получится.

– Тогда приступим? Приятного аппетита.

– Приятного аппетита.

Оба принялись за принесённые салаты.

Константин Константинович спохватился:

– М-м! Шампанское! Где наше шампанское? – И подозвал официанта.

Официант, извинившись, тут же принёс бутылку в ведёрке со льдом, открыл её профессиональным движением – лишь короткий шипящий щелчок и лёгкий дымок из-под пробки – наполнил фужеры, и ещё раз пожелал приятного аппетита.

Константин Константинович поднял свой фужер:

– За вас, Дина… Александровна. За успешное окончание четвёртого курса.

– Спасибо, Константин Константинович. – Дина пригубила игристое вино и поставила фужер на стол.

Константин Константинович с аппетитом продолжил уничтожать салат и очень скоро справился с ним, подобрав всё до крошки. Дина ела немного лениво, словно вовсе не была голодна.

– А вы не курите? – Спросил Константин Константинович, взяв сигарету.

– Иногда, – ответила Дина.

Он протянул ей пачку «Столичных»:

– Прошу.

Ничего не ответив, Дина вынула из сумочки плоскую коричневую пачку импортных дамских сигарет, достала одну и поднесла ко рту.

Константин Константинович, выразив движением брови восхищение, протянул ей зажжённую спичку.

Дина курила, почти не затягиваясь, выпуская дым эффектной тонкой струйкой вверх.

Заиграла музыка – это на сцену вернулись после перерыва музыканты. Все они были молодыми, чуть более длинноволосыми, чем позволялось комсомольской молодёжи неписанными правилами – а другой молодёжи в стране почти и не было – но им, музыкантам, вероятно, так же негласно попускались подобные вольности из соображений создания сценического образа. У двоих были «английские усы», которые англичане называли «украинскими», на носу одного из усатых сидели моднющие дымчатые очки в оправе «дипломат», а один из безусых был в обтягивающих белых – совершенно белых! – штанах. Джинсы только входили в обиход и в моду и были редкостью, доступной разве что «золотой молодёжи», неизвестно где бравшей деньги на заморскую одежду и дорогие рестораны. А уж белоснежные джинсы и вовсе были экзотикой…

– А мы не договорили с вами, – сказал Константин Константинович, когда Дина отвела взгляд от сцены и принялась гасить сигарету в пепельнице.

Она посмотрела вопросительно на своего собеседника.

– Вы уже всё высказали касательно удивления моей персоной? – Улыбнулся он.

– Всё. – Сказала Дина.

– Тогда подведу итог. Я – дурак…

– Перестаньте… я же не это хотела… – Дина попыталась перебить Константина Константиновича.

– Стоп-стоп-стоп! – Замахал он рукой. – Я дурак, но, к счастью, не конченый… Я – бабник. И, похоже, к несчастью, конченый. Но при этом у меня наблюдаются зачатки интеллекта и некоторый юмор. Именно это и ввергло вас в удивление. – Он посмотрел на Дину с улыбкой.

Дина опустила глаза в свою тарелку и рассматривала зелёную горошину, наколотую на вилку: когда и зачем она это сделала?..

– Что вы молчите? Ведь именно это вы мне и сказали.

Она посмотрела на Константина Константиновича и твёрдо произнесла:

– Хорошо. Именно это.

– Ну вот. – Он засмеялся. – Значит, я в ваших глазах слегка подрос?

– Предположим.

– Отлично! Тогда с этой минуты я все силы прилагаю к тому, чтобы, если уж не заработать новых очков, то хоть полученных не упустить. – Он взял фужер. – М-м?

Дина молча подняла свой.

– Ну, что… – Сказал преподаватель. – Теперь моя очередь высказывать удивление вами. Вы позволите?

– Пожалуйста, – позволила Дина.

– Откровенно?

– Насколько это возможно для вас.

Константин Константинович усмехнулся этим Дининым словам и продолжил:

– Ну, то, что вы умница, я понял за те три года, что преподаю в вашей группе. То, что вы красавица, я заподозрил сегодня на экзамене…

– Вот тут вы лукавите… – Попыталась перебить его Дина.

Константин Константинович, возражая, мотнул головой.

– …и продолжаю убеждаться с каждой минутой. – Его голос слегка изменился, в нём завибрировало волнение.

– Не надо, – воспользовалась короткой паузой Дина. – До Риммы Яковлевой и прочих красоток мне очень далеко.

Справившись с собой, Константин Константинович продолжил:

– Вы очень правильно подметили: «красоток». Красотка и красивая женщина – две совершенно разные вещи. Вы не знали?

Дина снова принялась разглядывать свои налакированные ногти, пытаясь, в свою очередь, справиться с волнением.

– Так вот, в разряд красоток… в моей классификации, во всяком случае, вы не попадали. Я видел в вас зубрилу, синий чулок и будущую карьеристку.

Дина заинтересованно подняла глаза на говорящего.

– Сегодня, как вы могли заметить, я разглядел, что у вас очень красивые ноги. – Он улыбнулся. – Но то, как Вы меня приструнили, заставило меня вглядеться в вас чуть внимательней. – Теперь волнение Константина Константиновича выразилось во влажном блеске глаз. Он прикурил сигарету. – И вот… – с силой выдохнул дым вверх, – …не перестаю удивляться.

– И что же вас удивляет?

– Ваша неординарная жизненная позиция. Впервые слышу, что с прямотой и естественностью легче жить, чем хитря… лукавя… Или кокетничая.

– Что ж тут мудрёного?

– Ну, как?.. Человеку всегда что-то нужно от других. Вот и приходится ему подстраиваться… подыгрывать… порой ломать себя… в лучшем случае – сгибать.

– Не всем людям что-то нужно от других. – С присущей ей уверенностью сказала Дина.

– Вы считаете? Вам ничего ни от кого не нужно?

– Мне нет.

– М-м-м… – задумался Константин Константинович. – Ну, конкретно вам, в вашем нынешнем возрасте и статусе, возможно, нужно меньше, чем скоро будет просто необходимо.

– Что вы имеете в виду? – С недоверием спросила она.

– Сейчас вы – студентка. Причём, с головой. Так что своё положение отличницы и гордости родителей зарабатываете умом, усидчивостью и целеустремлённостью. Пройдёт немного времени, вы влюбитесь… – Он осёкся. – Когда к вам придёт любовь… – Он снова осёкся. – Или вы уже влюблены?

Дина опустила глаза на пламя свечи и сказала:

– Продолжайте вашу мысль.

Константин Константинович продолжил:

– Человек влюбляется в другого человека и принимается требовать от него взаимности. Тут и возникает театр… игра. Порой бездарная, порой просто мерзкая. Вы, вероятно, не представляете, во что может превратиться то, что когда-то было любовью… или влюблённостью.

Он говорил возбуждённо и с волнением, а Дина вдруг вспомнила сцену между мамой и дядей Толей, хоть и не поняла, каким образом она связана с тем, о чём сейчас говорит её преподаватель.

– Потом – служебная карьера. А это ещё более пакостное поприще. Будешь собой, «естественным и прямым», как вы выражаетесь, ничего не добьёшься. В лучшем случае так и просидишь рядовым до пенсии. А если твоя прямота мешать будет, от тебя избавятся в два счёта. – Он затянулся глубоко, потом выдохнул дым и продолжил уже спокойно и даже с улыбкой: – Так что, девушка, не пересмотреть ли вам свои принципы, пока не поздно?

Дина, собравшись с духом, сказала почти ровным голосом:

– Я уже влюблена. – И добавила после короткой паузы: – в вас. – Снова помолчав секунду, но не давая собеседнику прийти в себя, продолжила: – Только требовать от вас я ничего не намерена. Поняли? – И она посмотрела на Константина Константиновича в упор уже совсем спокойно.

– Вот как?.. – Явно смущённый Константин Константинович пытался поддерживать игривый тон.

Но он был растерян, обескуражен и не знал, что ему делать с этим признанием.

Тут очень кстати принесли горячее, и Константин Константинович принялся активно помогать официанту, удивлённому таким порывом.

Дина тоже была рада этой перебивке – она отвернулась к сцене и смотрела то на музыкантов, то на площадку перед сценой, где несколько пар танцевали твист под «Чёрного кота». Ей очень хотелось не отводить взгляда от Константина Константиновича, но смотреть на него без волнения он не могла – может, это шампанское так на неё подействовало?..

Сегодня её любимый преподаватель выглядел совсем по-другому, чем обычно: не строгим и неприступным педагогом, каким был в стенах института. Сегодня он был «стилягой»: узкие брюки, твидовый светло-коричневый пиджак с кожаными заплатками на локтях и плетёными из такой же кожи пуговицами, водолазка цвета кофе с молоком – и весь его внешний вид говорил о лёгкости, празднике, игре.

«Как же он красив!» – заходились восторженным звоном эстетические струны Дининой души. «И сегодня он со мной…» – робко, не загадывая ничего на будущее и не оглядываясь в прошлое, вторили им струны женского самолюбия.

– Вы танцуете? – Спросил Константин Константинович, когда официант закончил своё дело и удалился, а ансамбль заиграл «Лунный камень».

– Танцую, – сказала Дина.

– Разрешите вас пригласить. – Кавалер поднялся и протянул даме руку.

Динино волнение достигло, казалось ей, всех возможных пределов совместимости с жизнью, едва она коснулась пальцами ладони преподавателя. Сердце готово было остановиться – оно сбилось со своего обычного ритма так внезапно, что просто не в состоянии было его вспомнить, и пребывало в полной растерянности.

Константин Константинович провёл Дину в центр площадки и, держа её правую ладонь в руке, другой рукой едва коснулся её спины.

Динино дыхание стало почти ровным, сердце немного успокоилось и продолжило свою работу, хоть и в очень необычных, доселе незнакомых, условиях… Нет, оно вспомнило, что нечто подобное происходило, когда Артур Давлатян приглашал Дину на медленный танец на студенческих вечеринках – вот так же остро были приятны его прикосновения. Но сейчас всё-таки всё было по-другому… ещё острей.

Одна ладонь Дины лежала на груди Константина Константиновича, ощущая мягкую шерстяную пушистость твидового пиджака. Другая впитывала в себя тепло мужской ладони, чутко ловя малейшее движение мышц – пальцы едва заметно подрагивали, то сжимая, то отпуская пальцы Дины. И ей казалось, что какие-то токи струятся из этой ладони… входят в неё, наполняют её… Дыхание его касалось её щеки… Дина слышала это дыхание. Оно было неровным, громким… Как же оно волновало…

– Вы такая… лёгкая… – Сказал Константин Константинович на ухо Дине.

Голос его стал низким, чуть хриплым. Она подняла взгляд и всем своим существом угодила в его лучившиеся влажным светом глаза.

– Правда?.. – Растерянно сказала она, вовсе не собираясь этого говорить.

– Правда, – засмеялся он и прижал к себе Дину.

Он тут же отпустил её. Но это короткое объятие, мимолётное прикосновение щеки к щеке, его низкий густой смех снова едва не лишили Дину чувств.

«Подари мне лунный камень… подари мне лунный свет…» – пропел солист, музыка стихла, саксофонист положил свой саксофон, гитаристы сняли гитары, и музыканты отправились на перерыв.

Весенний дождь

Дина и Константин Константинович медленно шли по мосту к остановке трамвая.

Они так много и увлечённо говорили в кафе, среди шума и музыки, что казалось странным, почему оба молчат теперь – наедине, в тишине и безлюдье.

В молчании ощущалась неловкость, словно каждый переоценивал сказанное там и тогда, и анализировал: не был ли он чрезмерно откровенен, не наговорил ли лишнего?..

Дина заметила в углу между пилоном и оградой моста сжавшегося в комок котёнка. Она подошла к нему и присела, чтобы погладить взъерошенную спинку, покрытую изморосью. Но котёнок неожиданно проворно убежал, выскользнув из-под самой Дининой руки. Дина проводила его взглядом и поднялась с корточек. Она положила ладони на перила моста и посмотрела на чёрную плотную поверхность небыстрой реки, лениво играющей ночными городскими огнями.

– Вы любите всех животных?.. Или только кошек? – Спросил Константин Константинович, воспользовавшись поводом нарушить молчание.

Он подошёл к перилам и встал рядом с Диной.

– Только кошек, – сказала Дина.

– В вас удивительно сочетаются женские и мужские черты, – сказал он и улыбнулся, посмотрев на Дину. – Да… сегодняшний день – сплошное откровение для меня.

Дина повернулась к Константину Константиновичу и смотрела на его лицо. Ей вдруг показалось, что это смотрит не она, что её здесь нет, и что этот мужчина – совершенно не знакомый ей, посторонний мужчина – стоит рядом с неизвестной ей девушкой, а ей, Дине отчего-то очень хочется заплакать. Но это продлилось только миг. В следующее мгновенье она снова оказалась в своём теле, её ладони ощущали холод чугунных перил моста, а рядом стоял преподаватель, которому утром она сдавала экзамен, потом сидела с ним в кинотеатре и, следя за переживаниями героев, которых играли Нахапетов и Вертинская, всё равно постоянно ощущала его присутствие, а потом… потом танцевала с ним в кафе, и он был так близко, он обнимал её…

– И вы продолжаете меня интриговать… Вы ведёте себя так странно для женщины… для девушки вашего возраста. – Голос преподавателя снова выдал волнение. – Ведь вы признались мне в своих чувствах… А это не шутка, как я понимаю… Вам что, совсем не интересно, что я по этому поводу думаю?

Она снова отвернулась, опустила голову и смотрела на вздымающуюся у опоры моста волну – такую же медлительно-сонную, как сама река. Почувствовав, что может говорить без волнения, она повернула лицо к Константину Константиновичу и, глядя ему в глаза, заговорила:

– Конечно, мне интересно, что вы думаете… Только я не хочу вранья. Не хочу, чтобы вы ответили мне признанием из каких-либо соображений, кроме одного – кроме взаимного чувства. А его нет и быть не может… – Она опустила глаза, но потом снова посмотрела на преподавателя прямо, не отводя взгляда. – Ведь ваш роман с Риммой Яковлевой только что закончился её абортом… – Константин Константинович попытался что-то сказать, но Дина продолжила, не обращая внимания на его реакцию. – У вас не было времени разобраться в Ваших чувствах ко мне, потому что мои коленки, которые вы заметили сегодня утром – это ещё не вся я… и в коленки не влюбляются. Так что, лучше молчите. Если вы скажете сейчас, что влюблены в меня, всё кончится. Это будет означать только одно: что вы и в самом деле бабник, и вам любой ценой нужна очередная… очередная любовница.

Она снова отвернулась, глядя на чёрную в золотистых блёстках воду, и думала только об одном: как бы не расплакаться.

Константин Константинович очень осторожно взял Дину за руку. Рука была холодной и влажной от ночной росы. Не заметив сопротивления, он взял вторую руку и сжал в своих горячих ладонях, согревая. Дина не сопротивлялась, но не смотрела на него – она всё ещё боялась заплакать. Отчего – не знала и понять не могла.

– Хорошо, – сказал Константин Константинович, – я не буду ничего Вам говорить сейчас… Кроме одного: вы, кажется, замёрзли.

– Нет, я не замёрзла, – сказала Дина, – только руки.

Константин Константинович подышал в свои ладони, где пригрелись Динины пальцы.

– Спасибо. – Дина улыбнулась.

Они прошли мост и оказались у остановки трамвая.

– Вы уже домой? – Спросил Константин Константинович.

– Я не хочу неприятностей в общежитии. – И она посмотрела на часики.

– Да, конечно… – Константин Константинович занервничал. – Но я… я не хочу расставаться с вами… У вас нет здесь родственников?

– Есть. Но я их не обременяю собой. Тем более, поздно ночью.

– Ну, вы иногда ночуете у них?

– Очень редко, когда мама приезжает.

– М-м-м… Вы могли бы сказать в общежитии, что… – Он вдруг рассмеялся. – Боже мой! Это кому я советую соврать!.. Простите… Но мне правда не хочется расставаться с вами. Надеюсь, в искренность этого признания вы верите?

– Да, – сказала Дина просто. – Я вам верю. Что бы вы ни сказали.

Слегка смешавшись, Константин Константинович спросил:

– То есть? Я вас не понимаю…

– Что тут непонятного? Я вам верю. – Повторила Дина с нажимом.

– Вы мне верите? После всего того, что узнали обо мне?

– Именно после того, что узнала о вас. – И Дина уточнила: – Вы искренний человек. Вы искренний бабник. Вы искренне любите женщин… Они на вас вешаются… Полная гармония. По крайней мере, не обманываете, что готовы жениться. – Она внимательно посмотрела ему в глаза. – Нет ведь?

Константин Константинович опустил голову и смущённо засмеялся.

– М-м-м… Очень редко. – И словно оправдываясь, продолжил. – Вы же все такие разные! Вам вот правду подавай, другим – ложь! И чем махровей, тем лучше! – Он снова смотрел на Дину с не покидающим его весь вечер выражением любопытства, удивления, растерянности на лице и в глазах. – Но такое со мной впервые. В чём я только ни объяснялся с женщинами!

Загремел подходящий к остановке трамвай. Константин Константинович вопросительно посмотрел на Дину.

– Я уеду следующим, – ответила она на его немой вопрос.

– Мы увидимся?.. Завтра?.. – Спросил он, когда трамвай, захлопнув двери, канул во влажную темноту, словно в вату.

– Завтра я уезжаю домой. На неделю.

– А потом?

– Потом у меня практика до конца июля.

– Где? – И снова Константин Константинович занервничал и не пытался скрыть этого.

– Здесь.

– Здорово! – Облегчённо улыбнулся он. – Как здорово, что вы отличница! А то заслали бы в Тьмутараканск какой-нибудь на полтора месяца.

Несколько редких капель внезапно упали из черноты и тут же превратились в настоящий проливной дождь. Константин Константинович распахнул плащ и накрыл полой Дину – как наседка крылом прикрывает своего цыплёнка.

– Перестанете… я же в плаще… Вон туда! – И Дина кивнула в сторону магазина на другой стороне улицы.

Они вбежали под козырёк гастронома изрядно промокшими.

Дина достала из кармана плаща белый носовой платок и принялась вытирать лицо. Константин Константинович тоже вытер мокрые щёки, лоб. Вдруг он взял Дину за подбородок и произнёс:

– Чш-ш… Не шевелитесь… У вас на мочке капля, как бриллиантовая серёжка.

Дина замерла, глядя на Константина Константиновича. Он перевёл взгляд со сверкающей капли Дине в глаза и тоже замер. Потом аккуратно промокнул влагу, отпустил Дину и принялся сосредоточенно сворачивать платок.

Дина прислонилась к тёмной стеклянной витрине и смотрела на дождь, мелькающий в свете фонаря.

Константин Константинович, продолжая тщательно складывать свой платок – уголок к уголку – сказал тихо:

– Я очень хотел вас поцеловать.

Дина ответила не сразу:

– И что вам помешало?

– Мне впервые помешало то, чего я не знал никогда.

– Что же это?

– М-м-м… – Он всё крутил в руках несчастную тряпицу. – Страх?.. Нет. Опасение.

– Чего вы опасались?

– Я опасался вызвать ваше недовольство… обидеть вас…

– Забавно.

– И вправду, забавно. До сегодняшнего дня я был уверен, что знаю женскую сущность, как свои пять пальцев… Я был уверен, что знаю, когда и чего хотят женщины. Я всегда знал, как мне себя надо вести. – Он усмехнулся. – Мне в голову бы никогда не пришло усомниться: стоит ли целовать женщину? Я знал, что женщину нужно целовать при любом удобном… да и не удобном случае. – Он вдруг стал серьёзным и с волнением в голосе спросил: – А если бы я это сделал?.. Вы бы?..

– Я бы не убежала. – Сказала Дина. – И по физиономии вы бы не схлопотали.

Константин Константинович усмехнулся и мотнул головой. После недолгой паузы, он спросил, и в голосе снова послышалось волнение:

– А можно повторить попытку? – И повернулся к Дине.

– Уже нет, – спокойно сказала она. – Мне не нравятся мужчины, которыми нужно руководить: это можно, это нельзя… А вот и мой трамвай! – Она подняла воротник и собралась побежать к остановке.

Константин Константинович взял её за локоть её и повернул к себе:

– Но мы ещё не попрощались и не договорились о следующей встрече.

Дина сказала не слишком твёрдо:

– Я опоздаю.

– Я довезу вас на такси, – оживился он.

– Мне только на такси не хватало заявиться в общежитие! Да ещё вместе с вами. – Улыбнулась Дина.

– Правда… – Засмеялся Константин Константинович. – Так когда мы увидимся?

– Когда я вернусь… через неделю. Если вы не передумаете до тех пор.

– Где и во сколько? – Он пропустил мимо ушей последнюю реплику Дины. – А вам можно позвонить?.. Скажите мне ваш номер. – Константин Константинович шарил по нагрудным карманам в поисках ручки.

– У нас дома нет телефона.

– Тьфу ты! – Он растеряно посмотрел на Дину. – Разве такое ещё бывает? А вы не могли бы?..

– Не суетитесь. Я приеду и мы увидимся.

– Какого это будет?

– Числа третьего.

– Числа третьего!.. – сокрушённо воскликнул Константин Константинович. – А если второго?.. Или четвёртого?.. Неужели такое бывает?.. Нет телефона!.. А можно вы позвоните мне, когда приедете? – Он снова принялся искать ручку.

Дина достала из сумочки записную книжку и ручку, и Константин Константинович написал на раскрытой ею странице свой номер.

Вдали загремел трамвай.

– До свидания, Константин Константинович, – сказала Дина и протянула ему руку.

Он пожал её и сказал, глядя Дине в глаза:

– До встречи, Дина. – И добавил: – Я буду ждать Вашего звонка.

***

В комнате был полумрак – верхний свет погашен, только лампа на столе с накрытым газетой абажуром. Римма спала, отвернувшись в стенке и укрывшись с головой одеялом. За столом сидели над книгами и тетрадями Вера и Валя.

Обе разом повернулись к вошедшей Дине.

– Привет, – сказала шёпотом Дина.

– Привет, – хором ответили обе.

Дина переоделась, взяла в тумбочке умывальные принадлежности и вышла.

Вера многозначительно постучала ногтем по стеклу будильника. Часы показывали пять минут первого.

Вернулась Дина. Она переоделась в шёлковый короткий пеньюар, села на постель, достала из тумбочки аптечную баночку с густым белым кремом и нанесла его плотной маской на лицо, на руки, откинулась на подушку и прикрыла глаза.

Громкий шёпот Веры нарушил тишину:

– Как вечер? – Спросила она.

– Хороший вечер, – тихо ответила Дина.

– Где были?

– Имейте совесть! – Раздался нервный голос Риммы. – Уже ночь!

– Мы же не кричим, чего ты-то кричишь? – Огрызнулась Вера.

Дина сказала тихо:

– Извини, Римма, мы больше не будем.

Римма откинула одеяло, встала, надела халат, и, прихватив из тумбочки сигареты, вышла, хлопнув дверью.

Вера, решив, что теперь-то можно поболтать открыто, повернулась к Дине:

– Ну, расскажи!

Дина, не меняя позы, сказала спокойно:

– Я ничего рассказывать не буду. Вы только и делаете, что сплетничаете и других злите. Вам что, не жаль Римму?

Вера отвернулась и скорчила рожу – так, чтобы не увидела Дина.

Более простодушная Валя не знала, как реагировать на Верины выходки, а потому просто опустила глаза в тетрадь, хоть и поглядывала краем глаза то на неё, то на Дину.

Вера не выдержала и продолжила приставать к Дине:

– Ты вот вся такая правильная, а ногти красишь и лицо отбеливаешь.

Дина ничего не ответила.

Вера не унималась:

– А ведь правильные не красятся и не расфуфыриваются.

Дина сказала спокойно, не открывая глаз:

– Чехов сказал: в человеке всё должно быть прекрасно – и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Слышала такое?

Вера снова скорчила рожу.

– Всё-то ты знаешь, Турбинá.

– Каждый знает то, что хочет знать… то, что ему нужно.

– А что ты, Турбинá, в актрисы не пошла?

– К чему ты это? – Усмехнулась Дина.