Юлия Цыпленкова
Солнечный луч. Чего желают боги

Идиллия, едва воцарившаяся после ожесточенного спора, закончилась, едва мы достигли места привала. Ягиры, поначалу улыбнувшиеся при моем появлении, ознаменовавшем, что я жива и здорова и даже не похищена, уже через короткое мгновение выглядели озадаченными.

– Каан, зачем вы забрали детенышей рырхов? – спросил один из них.

– Они едут с нами, – невозмутимо ответил Танияр.

– Но, каан, их мать будет нас преследовать. Она не успокоится, пока не перегрызет всем нам глотки или не сдохнет сама, – заметил другой.

– Их мать мертва, преследовать нас некому, – сказал мой супруг и опустил Торн на землю, как только я вернулась на свой плащ, оставшийся расстеленным на траве. А потом снова поглядел на воинов: – Их надо накормить.

Юглус, положивший рядом со мной Бойла, направился к почти опустевшему мешку, где находились взятые с собой припасы. Остальные так и не сдвинулись с места, продолжая сверлить каана взглядами. При мне это был первый случай открытого неповиновения и недоверия действиям главы тагана.

Вы, конечно же, скажете, что нет ничего удивительного в их бездействии, ведь Юглус уже отправился исполнять приказ каана. Какой смысл двум десяткам воинов бросаться кормить трех детенышей? И будете правы. Только вот мой телохранитель выполнил указание, потому что никто из ягиров не спешил делать то, что сказал их глава.

Я переводила встревоженный взгляд с мужа на воинов, но Танияр остался спокоен, даже равнодушен к этому молчаливому бунту.

– Каан, прости, – заговорил еще один воин, – но куда ты хочешь отвезти рырхов? Кийрамам?

Супруг бросил на меня взгляд – ему идея понравилась. Она была логична. Кто лучше позаботится об осиротевших детенышах, как не подопечные Хайнудара? Однако у меня имелись возражения, и я ответила вместо каана:

– Они едут в Иртэген.

– Нельзя в Иртэген! – воскликнул самый молодой из воинов. – Они вырастут…

– И станут Иртэгену защитой, – закончил за него Танияр, кажется, окончательно смирившись с моим упрямством. – Зимой они будут нам помощью в борьбе с голодными стаями. Рырхи умеют служить.

– Пока их кормят, – напомнил тот ягир, кто заговорил первым.

– Три рырха не объедят нас, – сказал каан. – Мы вырастим их и обучим. Мы станем их стаей.

Ягиры ненадолго замолчали, осмысливая слова Танияра. Я тоже их осмысливала, и, признаться, они мне не понравились. Что могут сделать три зверя против голодной стаи? Пойти им на корм?! В негодовании я вскинула взгляд на мужа, но он к моему немому возмущению остался равнодушен.

– Прости, каан, – опять заговорил третий воин. – Прошу не злись, но скажи – это придумала твоя жена? Она захотела рырхов и ты убил их мать, чтобы забрать детенышей?

Обвинение было нелепым и возмутительным. Несколько ягиров посмотрели на товарища, и пусть в их глазах не было гнева, клокотавшего во мне, но недоумение читалось четко.

– Это желание Хайнудара, – произнес Танияр, глядя в глаза спросившего прямым острым взглядом, и тот опустил голову. – Самка успела подраться с кем-то. Она подыхала и, чувствуя скорую смерть, вышла к Ашити. И привела к ним, – каан кивнул на детенышей.

– Она просила меня позаботиться о ее детях, доверилась мне, – не выдержала я. – Просьба умирающего свята.

– А Хайнудар…

– Я поклонилась духам и обещала им, что мы не несем в себе зла ни лесу, ни животным, – ответила я. – После этого появилась самка.

– И детеныши подпустили к себе Ашити и нас, – заговорил Берик. – Не прятались, не пытались укусить. Глядите, они и сейчас жмутся к каанше. Таково желание Хайнудара, я уверен.

– И я, – поддержал его Юглус и присел на корточки перед малышами.

Ягиры опять замолчали, а я с благодарностью посмотрела на моих телохранителей, в который раз оценив их отношение ко мне. Вроде только что они говорили то же самое, что и их товарищи, но едва понадобилась их помощь, и вот они уже встают плечом к плечу против общего мнения. Но главное, мой супруг поступает так же. Его защита и поддержка – это самый великий дар, который я могла получить. И я перевела взгляд, наполненный нежностью и любовью, на каана.

Он не смотрел на меня по-прежнему, но это не имело никакого значения. Без слов и взглядов я точно знала, что он со мной и поддержит в любую минуту. И уже в который раз я изумилась тому чуду, что среди тысяч миров, которые непременно должны существовать, я оказалась именно здесь. В мире, где живет мужчина, о котором можно было только мечтать. Но по какому-то невероятному стечению обстоятельств мечта обрела плоть. Я любила самого лучшего мужчину во вселенной и была любима им с той же неистовой силой.

– Ты прав, каан, – слова воина, прежде возмутившего меня, прозвучали неожиданно, и я вскинула на него взгляд. – Если рырхи покажут, что это их земля, стаи будут искать новое место охоты.

– А мы им поможем показать свою силу, – кивнул другой ягир, а после оба десятка прижали к груди сжатые кулаки и склонили голову:

– Каан мудр. Прости за сомнения.

– С нами милость Отца, – ответил Танияр.

Мы обменялись с Юглусом быстрыми взглядами – неприятный инцидент был улажен, и мои подопечные были признаны полезными и нужными. Что до детенышей, то им дела до человеческих споров не было. Они были заняты важным делом – с ворчаньем вгрызались в вяленые куски мяса, которые принес им мой телохранитель, а всё остальное было несущественной мелочью. Гордые рырхи были выше любых мелочей.

А вскоре мы покинули место привала, где неподалеку осталась лежать заботливая и отважная самка, рискнувшая довериться человеку ради жизни своих детей. Признаться, я ощущала внутренний трепет и уважение к зверю, который заботился о потомстве до последнего вздоха. И я даже была уверена, что завыла она специально, так привлекая внимание моих спутников и положив конец моим сомнениям. Она попросту не оставила мне выбора, а потому я поклялась, что не обману оказанного мне доверия и буду оберегать своих подопечных так же истово, как и их мать.

Глава 5

Лохматая троица чувствовала себя на каанском подворье так, словно всегда тут жила. Всё обнюхав в день своего появления, малыши еще пару дней жались друг к другу и забавно порыкивали на всех, кто к ним приближался, кроме меня, Танияра и моих телохранителей. Нас юные рырхи уже приняли в свою стаю, к остальным относились с подозрением и недоверием.

Впрочем, уже на третий день их пришлось искать по всему подворью. Малыши разбрелись, осваивая новую территорию. И если Мейтт прибежал ко мне, как только услышал мой голос, да и Бойл не заставил себя ждать, быстро высунув нос из-за угла. То Торн вынудила нас побегать. Сурхэм, я, Эчиль с дочками и Берик сбились с ног, пытаясь найти, куда запропастилось юное зубастое создание. Даже пробежались по улице, думая, что она ускользнула за ворота, хоть ягиры, стоявшие сегодня на страже, и уверяли, что мимо них вообще незамеченным проскочить невозможно. И не знаю, сколько бы еще продолжались безуспешные попытки дозваться рырху, однако точку в наших метаниях поставил сам каан.

Он вернулся на подворье, окинул взглядом царивший здесь переполох и вдруг гаркнул:

– Торн!

И самое удивительное, что почти сразу послышался писк. Пропажа, всё это время наблюдавшая наши суматошные метания из-за поленницы, выбралась наружу и направилась к Танияру. Мейтт, семенивший за мной, куда бы я ни направилась, зарычал на сестру. А маленькая негодница, добравшись до каана, уселась у его ног и воззрилась на него преданным взглядом. Каан некоторое время смотрел на рырху сверху вниз, после присел и встрепал ей шерсть на загривке.

– Так не пойдет, – сказал Танияр. – Это баловство, а не воспитание. Если продолжишь так и дальше, то к зиме у нас будет неуправляемая стая, которую придется держать взаперти и кормить на убой, чтобы на вред не осталось ни сил, ни желания.

– Они же еще маленькие… – начала было я, но супруг остановил меня жестом.

Он распрямился и притянул меня к себе.

– У тебя добрая душа, Ашити, – произнес каан. – И ты видишь в них детей, только это не дети, это детеныши, и вырастут из них не люди, а опасные звери. Скоро приедут кийрамы, они лучше понимают зверье и их обычаи. Пусть объяснят, как надо воспитывать рырхов. Нам нужна послушная и преданная стая, а не три дурня, которые будут творить что вздумается. Если ты хочешь, чтобы они прожили не только это лето, но и всю свою жизнь, придется и тебе учиться быть рырхом.

Вздохнув, я признала его правоту и свои заблуждения. У нас на подворье поселились не милые щенки, и вырастут из них не комнатные собачки, которым можно повязать бантик и умиляться их выходкам.

– Хорошо, пусть кийрамы научат, – согласилась я. – Но… – я стрельнула в мужа глазами, – пока они не приехали, я еще немного побалую малышей. – И показала пальцами: – Вот столько, капельку.

Танияр, усмехнувшись, покачал головой и кивнул:

– Только капельку. Одну. Маленькую.

– Побольше?..

– Нет, – ответил супруг, и я, вздохнув, согласилась.

О, наверное, вас изумляет, отчего я так быстро перешла к дням после возвращения из нашей поездки? Должно быть, кто-то ожидал долгий и подробный рассказ о событиях, произошедших в Огчи. Но я уже успела рассказать о самом ярком событии. Признаться, я ожидала нечто новое, необычное, где-то даже мистическое из-за наших подозрений и нахождения неподалеку Каменного леса, о котором ходило больше мифов, чем достоверных сведений.

Но нас встретило самое заурядное поселение с домами, похожими на дома в других таких же поселениях. Любопытные простодушные люди в знакомой одежде, отличавшейся лишь элементом орнамента, принадлежавшего этому месту. И всё здесь было знакомым и обыденным. Даже интерес к моим глазам и набивший оскомину вопрос «Пагчи или не пагчи?».

Каана встретили с почтением, на ягиров косились с любопытством, но без всякой опаски, что ясно говорило – людям здесь переживать не из-за чего. Мои рырхи вызвали изумление, но известие, что их мать мертва, успокоило, и малышам принесли свежего мяса, еще сочившегося кровью. Лохматая троица подношение оценила и отказываться не стала.

Не вызвала удивления и протеста у людей и новость о том, что в Огчи останется десяток ягиров, их тут же разобрали на постой обитатели Огчи. Заполучить в гости ягира было почетно и невероятно любопытно. Что до оглашенной причины этого новшества, то люди пожала плечами. Каменный лес никого из местных не беспокоил, они настолько привыкли к его соседству, что уже особо и не замечали. Но пояснение каана о том, что он хочет защитить свой народ, приняли одобрительными кивками и на повеление помочь в строительстве новых укреплений тоже закивали с готовностью.

Вроде бы и придраться было не к чему. Ничего, что указало бы на смену веры, в Огчи не было, и значит, отступников среди жителей этого поселения не имелось. Юглус заглянул и в дом того мастера, куда ездил Иргус. А когда вернулся, рассказал, что ничего подозрительного не обнаружил.

– А дочка у него и вправду хороша, – заметил ягир.

– Совсем ничего странного? – спросил Танияр.

– Ничего, – ответил Юглус. – И особенного ничего, зачем стоило бы уезжать из Иртэгена. Разве что только ради дочери.

– Какого она возраста? – спросила я.

– Да уж раза три-четыре точно должна была лето у костра встречать. Иргус мог бы ее в жены взять, а не ездить в Огчи за всякой мелочью. Только это и странно. Да, странно.

– Что?

– Что не замужем еще, – ответил мой телохранитель. – Очень красивая.

– Ничего странного, – пожал плечами Берик. – Женщина сама выбирает, чей тархам принять. Может, еще никто по сердцу не пришелся.

– Может, – согласились мы, и обсуждение зазнобы Иргуса прекратилось. Дальше наблюдать и делать выводы будут ягиры, которые останутся в Огчи.

Вы спросите меня: «А как же Каменный лес?» Видела ли я его? О да! Я его видела… почти. Если уж говорить более точно, то я видела его местонахождение. Никто не собирался везти меня туда, где могла поджидать опасность, а я не стала настаивать, хоть и хотелось посмотреть поближе, но спорить с мужем желания не было. И еще менее я желала поставить его авторитет под сомнение. То, что ягиры заподозрили в появлении у нас рырхов мой каприз и потворство Танияра, заставило быть осторожнее в высказываниях. Потому, услышав, что ближе к лесу мы не подъедем, я только согласно кивнула.

Так что всё, что предстало моему взору, – это обычный лес, из-за макушек деревьев которого местами можно было разглядеть высокие каменные столбы.

– Чем ближе к Каменному лесу, тем меньше деревьев, – рассказывал Танияр, пока мы проезжали мимо. – Они чахлые и кривые. Говорят, у этих деревьев больная душа, она отравлена дыханием болот.

– Ты бывал там? – спросила я.

– Только на границе, – ответил каан. – Там нехорошо. Гиблое место, тяжелое. Будто разом душу высасывает.

– Бр-р, – я передернула плечами и погладила потревоженного резким движением Мейтта.

С тех пор прошло семь дней, неделя, за которую жизнь продолжалась в своем привычном порядке. И сегодня мы ожидали гостей – кийрамов, которые должны были прибыть с ответным визитом. Это знаменовало окончание вольной жизни для моих рырхов и начало нашего с ними воспитания. А пока наши учителя не появились, я заканчивала намеченные на утро дела, а мои питомцы хулиганили на подворье, приводя в отчаяние Сурхэм и забавляя дочерей Эчиль. В общем, наслаждались последними часами вольной беззаботной жизни, какая положена всем детям, даже если они детеныши.

Но вернемся ко мне и моим делам, о которых я успела упомянуть. Мое сегодняшнее утро началось в мастерской Керчуна, а продолжилось на курзыме, где начали устанавливать прилавки – добротные и широкие, под которыми имелись даже полочки, куда можно было сложить часть товара. И, как и ювелир Урзалы, Керчун добавил в простую геометрию, которую я предлагала, свое видение и украсил прилавки нехитрой, но примечательной резьбой. Примечательность эта состояла в некой гипнотичности. Вот вроде бы завитушка, рядом еще одна, но они так затейливо переплетались между собой, что отвести зачарованный орнаментом взор было почти невозможно.

– Уважаемая Ашити, всё ли тебе нравится?

– Более чем, уважаемый Керчун. Ты настоящий мастер! Только вот резьба…

– Не нравится?

– Очень нравится, но не будет ли она отвлекать от товара? Я взгляд на прилавок поднять не могу, на узор любуюсь.

– Торговец не даст долго любоваться, – усмехнулся смотритель курзыма.

– Еще и себе на выгоду использует, – покачала я головой. – Так и покупателя облапошит.

– Один раз облапошит, в другой раз рот разевать не станут, – отмахнулся Керчун. – Зря переживаешь, каанша, народ у нас своего не упустит. Как дело до торга дойдет, про все узоры позабудет.

– Думаю, ты прав, – хмыкнула я, и мы пошли вдоль уже установленных, но еще не заполненных продавцами рядов.

– Это что же, теперь и под солнцем будет не жарко, и в дождь не намокнешь?

Мы с мастером обернулись. Позади нас стояла женщина – одна из торговок. Пока устанавливали прилавки, торговцы перебрались за ворота курзыма, но любопытство любимых детей Белого Духа уже давно было мне известно, потому и появление женщины не удивило. Многие уже успели сунуть сюда нос, даже приходилось выгонять зевак, чтобы не мешались, когда их становилось слишком много. Да и дать совет каждый считал своим долгом, и люди Керчуна вместе с несколькими ягирами, выставленными Танияром в помощь, чтобы следить за порядком, выпроваживали особо ретивых советчиков и ротозеев. Некоторые даже хватались за инструменты, чтобы что-то подправить. Одного такого «помощника» увели с подбитым глазом, но он и тогда выворачивался и продолжал настаивать на своем мнении.

– Хорошо будет, – улыбнулась я и тоже подняла взгляд на навес, который Керчун поставил над прилавками. – И удобно, и порядок, и всё на своем месте.

– Да-а, – протянула женщина и покивала, – славно. Когда уж можно снова здесь торговать будет?

– Скоро, – ответил ей сам смотритель курзыма. – А если никто под руку лезть не станет, то и дело быстрей пойдет.

– Славно, – повторила торговка, так и не обратив внимания на слова почтенного мастера.

Он сплюнул и, покачав головой, повел меня дальше. Однако пройдя несколько шагов, остановился и произнес:

– А узор даже не заметила. Зря переживаешь, уважаемая Ашити, только ты одна на каждую завитушку засматриваешься, а людям все эти узоры привычны.

– На красоту не грех и засмотреться, – улыбнулась я, и мы продолжили наш обход.

Работой моего ставленника я была довольна. Керчун с первым этапом своей задачи справился прекрасно, но она пока соответствовала профессии нашего смотрителя. Было любопытно, как будет следить за порядком, но тут мне легко верилось, что и с этим он справится. Я успела оценить общение с рабочими и как люди слушались своего начальника. Керчун обладал всеми необходимыми задатками руководителя.

– Скажи мне, каанша, – уже почти в воротах остановил меня смотритель, – уж не сочти за обиду.

– Говори, – кивнула я.

– Вот сделаем мы курзым, будет он у нас на загляденье и зависть. А дальше что?

– Поясни, – попросила я, не поняв, какого ответа ждет от меня Керчун.

– Что дальше делать станешь?

Улыбнувшись, я пожала плечами:

– Дело всегда найдется. Но каждому делу свое время. Сейчас время курзыма.

– Курзым так курзым, – не стал настаивать Керчун.

О-о, таган ожидало много перемен: и в системе налогообложения, и в судебной системе, и законодательной, торговой, и военная реформа, и образовательная. Да много всего, но… всему свое время, и говорить об этом почтенному смотрителю я не собиралась. Введение новшеств должно быть поэтапным и никак не сопровождаться пересудами и сплетнями, которые способны вызвать непонимание и бунт, но никак не помочь становлению общины в государство, сильное и самодостаточное, в перспективе населенное людьми разных народностей. Территория Зеленых земель это позволяла.

Впрочем, всё это было в будущем, а в настоящем ждал своего открытия обновленный курзым, продолжение налаживания связей с ближайшим соседом – племенем кийрамов. И к моменту их появления надо было провести последние приготовления. У тагайни не было обычая встречать гостей тагана пиршеством, похожим на праздник лета, но щедрый стол и развлечения мы готовили, как и прогулку по тагану и нашим землям, откуда кийрамов обычно гоняли. Хотя каан уже разрешил охоту на территории Зеленых земель еще во время нашего визита.

Эчиль и Ихсэн помогали Сурхэм готовить прием и дары для наших гостей. Я особо не вмешивалась, потому что тут требовались обычаи тагайни. Я их знала, но хуже, чем правила устроения приемов из прошлой жизни. И как только я поняла, что наша встреча всё больше начинает походить именно на светский раут, тут же устранилась, чтобы ничего не портить и не путать коренных жителей Белого мира. То, что мне вложили когда-то в голову, здесь было лишним.

– Всё готово? – спросила я, войдя в дом.

– Всё готово, – ответила Эчиль. – Кийрамы будут довольны.

– Тьфу, – сплюнула Сурхэм. – Кусок им сырого мяса, пусть рвут, зверюги. Они нашего Танияра, как мгиза на убой, порезали, а мы им угощения…

– Не ворчи, – строго велела я. – То воля Отца.

– Да слышала уже, – отмахнулась прислужница.

– Думаешь, мы врем или Белому Духу не доверяешь? – прищурилась я, и Сурхэм пошла на попятную:

– На всё воля Отца. И вам, как себе, верю. А всё ж дикари они и есть дикари, чего их приваживать? Им волю дай, они свои норы и в тагане рыть станут.

– Доверяй своему каану, Сурхэм, – вмешалась Эчиль. – Я Танияру верю. Он знает, что делает. А кийрамы – сильные соседи и в лесу, как ты в своем доме, себя чувствуют.

– Верно, – кивнула я. – Отличные союзники. С ними не воевать, а дружить надо.

– Они наших воинов убивали…

– А мы их охотников, – отмахнулась я. – Кийрамы думают о нас так же, как мы о них. Убийцы и дикари. А все мы дети одного Отца и духов одних и тех же почитаем. Может, Белый Дух и сотворил вас первыми, но не единственными. А кровь и смерть всегда есть там, где нет мира. Так зачем же плодить ненависть и слезы матерей, когда можно протянуть друг другу руки?

– Как же ты верно говоришь, Ашити, – поддержала меня Эчиль. – Мой отец и мои предки враждуют с пагчи, проливают их кровь, теряют своих земляков и ненавидят всё сильней. Когда я была маленькой, мой каан много раз сетовал, что я родилась не мальчиком. Говорил, будь у него много сыновей, тогда пагчи пришел бы конец. А когда Архам пришел свататься, велел сойтись с ним у моего первого летнего костра. Сказал, что теперь рад тому, что я женщина. Сын – это один клинок, дочь – все ягиры ее мужа.

Я с интересом посмотрела на Эчиль. Это был первый раз, когда она заговорила о том, как вышла за Архама замуж, да и вообще о супружестве и жизни в девичестве. Она заметила мой взгляд и усмехнулась:

– Думала, я по любви за него пошла? Отец приказал. Нет, он мне понравился. Хорош ведь. Ладный, пригожий. На меня всё на празднике лета смотрел, взглядом смущал. А у костра и вовсе горячий стал. Даже утром казалось, что буртан еще в крови бродит, как хмельная была. Мне тогда казалось, что полюбит он меня и я его полюблю, вот и будет у нас жизнь сладкая. Поначалу и вправду хорошо выходило. Архам заботился, нежным был, только глаза не горели. Он на Хасиль тогда всё смотрел.

– Хасиль? – изумилась я. – Так Танияр же…

– Так и было, – закивала Сурхэм. – Хасиль с Танияром была, а Архам с нее глаз не сводил, да поперек брата не лез. И она только на Танияра смотрела…

– Пока Селек на сына челык не натянула, – криво усмехнулась Эчиль. – Как увидела, что не того каанчи выбрала, так Архаму начала глазки строить. Вроде и с Танияром, а как каан мимо идет, так обязательно себя и покажет. А там еще и я дочь родила, вот и стала Селек сына подначивать, чтобы вторую жену в дом привел. Говорила, первую я тебе навязала, вторую бери, какую хочешь. Архам, правда, не соглашался. Отвечал, что Танияра невеста, а мать ему: «А ты тархам поднеси, вот и поглядим, чья невеста». Только он всё равно не шел.

– Чего ж пошел? – к нам подошла Ихсэн.

– Точно не знаю, меня там не было, – и вновь усмешка Эчиль вышла издевательской. Обиды в ней скопилось немало. – Только услышала я как-то, когда Селек с Хасиль ругалась, сказала: «Знала бы, что ты такая бесполезная, не стала бы учить, как в дом к моему сыну войти». Так что, думаю, каанша Хасиль с Архамом свела. А там уж ему ничего не оставалось делать, как тархам нести. Каану жениться трижды можно, а гулять – нет. Вот и привел ее второй женой. Только после всего этого Архам и на нее смотреть перестал. Со мной приветливей был.

– Но двух дочерей родить успели, – усмехнулась уже я.

– Так она молода, красива, – пожала плечами Эчиль. – И он молод. Дело недолгое. А вторую дочь родили, когда я уже… – Она помрачнела, и я сжала ладонь каанши. Она улыбнулась, пожала мою руку в ответ, но освобождать не спешила. – А Хасиль как бесилась, когда Архам к Мейлик пошел! Тут уже он мать слушать не стал. Я тихо жила, но многое слышала, да и прислужница моя много подмечала. Селек его уговаривала дождаться, когда дочь Елгана дозреет, а там ее третьей женой взять. Архам слушать не стал. Сказал, что первую жену он по ее наущению привез, вторую она сама ему подсунула, а третью выберет, какую захочет. Что Мейлик приметил, я не знала, только после того, как тархам ей отнес, увидела, с кем делить дом будем. А как наш муж третью жену привел, так только уже с ней и оставался.

– Совсем ты одна там была, – покачала головой Сурхэм.

Эчиль рассеянно пожала плечами и отрицательно покачала головой:

– Не одна. У меня дочери мои были. Да и Архам пусть уже и не приходил как к жене, но иногда заглядывал, чтобы поговорить немного. Да и дочерей не забывал. Хотя младшую дочь, конечно, больше всего привечает. От любимой женщины и дети любимые. А еще… – она снова пожала мне ладонь, – Танияр. Он всегда был ко мне добр. И заботился. Видел, что я там никому не нужна, вот и приносил девочками моим подарки, и для меня доброе слово находил, и чем побаловать.

После этих слов я посмотрела на жену прежнего каана более пристально, отыскивая следы затаенной влюбленности. Она поглядела на меня в ответ и… весело рассмеялась.

– Он брат мне, Ашити! – воскликнула Эчиль. – Пусть Отец покарает меня, если вру, – она улыбнулась и уместила голову у меня на плече: – Когда Архам привез меня, Танияр сказал, что теперь я ему сестрой буду. И слово всегда держал, больше мужа обо мне заботился. На Хасиль ни разу не взглянул, с Мейлик был приветлив, но не подходил к ней. А обо мне заботился, понимал, что я тут чужая и мне все чужие. Один Танияр своим стал. Вот и хожу к вам как к родне. Мне у вас хорошо. Думала, если в тягость буду, то не стану приходить. А вы с добром ко мне, и от меня зла не будет. Верь мне, сестра.

– Да какое уж зло? – Сурхэм махнула рукой и отошла от нас: – Эчиль замужем за Архамом. Муж сбежал, от жен не отказывался, а без его согласия разойтись нельзя. И Танияр перед людьми и духами отказался от права на трех жен. И вообще на всякую жену, кроме Ашити. Тут и думать нечего.

– Я верю, – улыбнулась я, отвечая Эчиль, но еще какое-то время ушло на то, чтобы справиться с подозрительностью. Танияру я верила, а вот соперницу под личиной доброй сестры иметь не хотелось.

Это породило неловкость. Я пыталась ее спрятать, но Эчиль всё равно ощутила мою напряженность. И когда я ушла в свой кабинет, чтобы там привести мысли в порядок, жена Архама последовала за мной. Она застала меня за пересмотром свитков, уложенных в большой ларец. Ничего важного, но мне надо было занять голову и переключиться со своих подозрений.

– Ашити, – позвала меня Эчиль, появившись на пороге кабинета.

Я повернула голову и улыбнулась, но, наверное, вышло не слишком убедительно, потому что женщина не обманулась моей видимой приветливостью. Не могу сказать точно, что же меня так сильно задело. Танияру я и вправду доверяла, и ни разу он не дал мне повода усомниться в его чувствах ко мне, но какой-то червячок продолжал грызть, поднимая что-то гадкое со дна души.

В голове всплывали смутные образы, смысла которых я никак не могла уловить, и принадлежали эти воспоминания совсем не Белому миру, но мешали расслабиться и снова вдохнуть полной грудью. Казалось, что я уже проходила через нечто подобное, только совершенно не получалось понять, отчего слова Эчиль произвели на меня такое угнетающее впечатление.

Я прекрасно понимала ее. Увезенная из родного тагана мужчиной, которому была не нужна, преданная после свекровью и оставленная мужем. Едва не умершая в метели из-за козней другой женщины, лишенная возможности снова стать матерью, Эчиль действительно нуждалась в друге, который поддержал бы ее и дал толику необходимого тепла. Таким человеком стал Танияр. И с одной стороны, я разделяла с мужем его желание защитить несчастную женщину, одинокую в доме собственного мужа. И понимала ее привязанность к брату мужа и благодарность. А с другой – никак не могла избавиться от мысли, что доверие может сыграть со мной злую шутку. Кажется, прошлое начинало мешать настоящему, а это могло привести к краху в будущем. С этим нужно было что-то делать…

– Ашити, – Эчиль приблизилась к столу и протянула ко мне руку.

Я мгновение смотрела на раскрытую ладонь, а после вложила в нее свою, упрямо решив верить женщине, пока ни разу не давшей мне повода заподозрить ее в коварстве и лжи. Жена Архама поглядела мне в глаза и повторила:

– Он мне брат, Ашити. И скажу тебе, лучшего брата у меня никогда не было. Даже моя родня заботилась обо мне меньше, чем нынешний каан. Ты знаешь, что Хасиль сделала со мной. И чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что это свекровь подучила вторую невестку, а та согласилась, потому что муж улыбался мне, а не ей. Он заходил ко мне, а не к ней. И с дочерью старшей возился.

– Думаешь, Селек подговорила? – переспросила я. – Но зачем ей это было? В тот момент. Если Селек надеялась на вашего с Архамом сына, то надежды ее не оправдались, и уничтожила их Хасиль в своей злобе и глупости. Но в тот момент, когда ты еще могла родить мальчика…

– Из-за моего отца, – ответила Эчиль. – Он поссорился с Архамом, назвал слабым.

– Из-за чего?

– Из-за Танияра, – усмехнулась наша свояченица. – Отец хотел новой войны с пагчи, но алдар сказал нет. Отец несколько раз уговаривал, а потом приехал к Архаму и стал стыдить, что у него нет власти над братом и ягирами. А когда понял, что мой муж ничего делать не станет, сказал: «Забудь, что я обещал. Ты не хочешь быть мне добрым другом, вот и я тебе останусь только соседом. Дочь свою отдал, и на том добро мое закончилось». Я не знаю, о чем договаривались кааны, когда Архам приехал за мной. Но теперь этого союза нет. Отец у меня вспыхивает, как сухая солома, но быстро тухнет. Только слово всё равно держит, даже если сказал его в запале. Если бы к нему с какой просьбой приехали, он бы отказал, раз ему отказали. В доме бы принял, накормил, приветил, а больше ничего. Вот и выходит, что Селек я стала не нужна.

Я задумалась. Стало быть, Налык отказался от брачных договоренностей и это лишило Селек его помощи в какой-то задумке? Но зачем он был нужен старшей каанше? Мы с Танияром считали, что она рассчитывала расчистить путь для Архама, чтобы он, как отец единственного наследника – внука Налыка, прибрал к рукам Белый камень. И если Эчиль права в своих подозрениях, то Селек сама же и лишила себя надежды на мирное присоединение чужих земель.

– Мирное… – прошептала я. – Мирное присоединение…

А союз каанов давал ей военную помощь, то есть ягиров Налыка. И после того как он отказался от союза, Эчиль перестала иметь ценность. И уж не это ли стало настоящей причиной охлаждения к невестке? А что? Вполне возможно. Ее лишили надежды на войну… с кем? С кийрамами? Кийрамы… Что даст избавление от племени? По сравнению с территорией любого из таганов слишком малый куш.

– Таган? – спросила я себя, ощутив, что понимание уже где-то рядом. – Таган…

– Что, Ашити? – спросила меня Эчиль.

Я подняла на нее взгляд и моргнула, пытаясь понять, чего хочет от меня свояченица. После отрицательно покачала головой и вернулась к своим размышлениям. Объединенное войско двух таганов… Против племени мелко, а вот против…

– Елган! – воскликнула я и впилась взглядом в Эчиль, продолжая думать.

А что если и вправду? Два тагана нападают на третий, а после делят его… Нет, нет-нет, не так. Не так! А как? И мои глаза округлились от очередной догадки. Где быстрее всего гибнут люди? На войне! Это же такой восхитительный повод избавиться разом от всех и заполучить все три тагана в короткий срок! Налык сам ведет войско, и его сыновья с ним, кроме одного, который остается в Арангулы, чтобы управлять землями, пока нет отца. То есть можно было бы с помощью Налыка убрать Елгана и его наследников, а заодно и самого Налыка вместе с его наследниками. Даже последнего убрать уже несложно, если есть тот, кто поможет. И тогда Архам получает все земли разом!