Юлия Цыпленкова
Серые камни. Часть 2

– Да заткнись ты, болтун! – зло рявкнул Альтор. Он спешился следом за риором и негромко произнес: – Лошади спокойны. Будь тут нечистая сила, уже понесли бы.

– А Тьен где? – голос Гирена задребезжал. – Отсюда его крики слышались, а теперь нет, затих!

Филис, сидевший за следопытом, прижался к нему, зажмурился и зашептал молитву, прислушиваясь к охающему мужику.

– Убираться отсюда надо, о-ох… Пока не поздно. Ох, Боги…

Остальные застыли в седлах. Они не сводили взгляда с огонька, подплывшего ближе. Мужчины опасались шевелиться, еще больше нагнетая тягостную тишину болота.

– Х… хозяин, – неуверенно позвал Альтор, остановившись за спиной риора.

Дин-Брайс едва заметно вздрогнул, но не обернулся. Взгляд его не отрывался от зеленоватого огонька. Он гулко сглотнул и сделал шаг навстречу, ратник за хозяином не пошел. Высокородный протер глаза, вновь посмотрел на болото и прерывисто вздохнул. За первым огоньком показались еще два, затем третий.

– Охотники, – прошептал риор. – Идут за своей госпожой.

Разум его бунтовал, твердил, что этого не может быть, потому что его прадед был верен жене, которую любил без памяти. За их сравнительно короткий союз – неполных семь лет, в семействе Брайсов народилось трое детей. И погиб прадед из-за предательства человека, которого он считал другом. Никакой простой девки в жизни предка не было! А если и была, то точно не так, как болтают глупые смерды. А значит, не может лежать в болоте та, кого не существовало! «Но может быть кто-то другой», – откликнулся внутренний голос. Быть может, и вправду была девка, которая утонула в болоте, но народная молва раздула ее историю после смерти хозяина, соединив их воедино…

– Чушь, – нетвердо произнес риор, пытаясь не замечать холодка, скользнувшего по спине и поднявшего дыбом волоски на шее.

– А-ах, – хорошо различимый вздох достиг слуха высокородного.

– Кто здесь? – нервно спросил он и обернулся.

За спиной стоял Альтор, и его облик в неверном сумраке ночи показался Брайсу призрачным.

– Вы с… слыш… слышали, хоз-зяин? – заикаясь, спросил ратник.

– Что? – хрипло спросил риор.

– Баба будто вздохнула. Тяжко так…

– Нет, – солгал высокородный. – Тебе почудилось.

И в то же мгновение над болотом разнесся новый протяжный вздох. Казалось, что и вправду вздыхает женщина.

– Опять! – в восклицании ратника послышались первые нотки паники. – Уйд-дем, хозяин. Уйдем отсюда!

– Боги Великие, Вседержители земные и небесные, – несся к ним бубнеж паренька: – Спасите и защитите от сил черных, сил недобрых, сил пакостных. Охраните детей своих от лиха неправого, от беды неминучей. Помогите, Боги Великие, к вам взываю. Боги Великие, Вседержители земные и небесные, спасите и защитите от сил черных, от сил недобрых, от сил пакостных. Охраните детей своих от лиха…

– … неправого, от беды неминучей. Помогите, Боги Великие, взываю к вам… – едва различимым шепотом подхватил Альтор.

Дин-Брайс поджал губы и сделал еще один шаг. Он не боялся открытой схватки, не боялся угроз и наветов. Он не страшился зверей и людей. Так почему он должен бояться каких-то болотных духов?! Риор остановился перед черной водой, едва заметной под слоем ряски. Втянул носом затхлую вонь и ожесточенно мотнул головой, не желая поддаваться страху, пробиравшемуся в душу.

– Вайриг…

Он ощутимо вздрогнул. Показалось? Или…

– Ах…

Риор тяжело сглотнул и отступил назад, заметив пузырь воздуха, поднявшийся на поверхность болота. Затем поднялся еще один, и вновь послышался вздох. Дин-Брайс снова впился взглядом в огонек, но тот остановился и мерцал ровным светом, словно зажженная свеча. Снова булькнуло, уже под самым огоньком, и темнота, искаженная небольшим зеленоватым пламенем, соткала грезу…

Дин-Брайс увидел тонкую женскую руку, поднявшуюся из воды, и на ее раскрытой ладони продолжал мерцать проклятый огонек.

– Вайриг…

Риор отшатнулся, нога его поехала на склизкой земле, и Брайс упал, не сумев удержаться. И видение изменилось. Теперь он видел женский силуэт. Он то расплывался, то вновь собирался воедино, слегка меняя очертания. Неизменным оставалось одно: на раскрытой ладони опущенной вниз руки горел зеленый огонек.

– Вайриг…

Ему показалось, что тень манит его свободной рукой.

– Нет, – сипло выдохнул риор.

– Ох… – еще один вздох разлился в воздухе, и в этот раз он принадлежал мужчине.

Затем лопнул еще один пузырь. А еще через мгновение послышался треск. Затем повторился вздох, и в этот раз он был протяжней и жалобней. Снова зашуршало, что-то треснуло, и из зарослей кто-то выполз. Он поднялся на ноги и, пошатываясь, шагнул к онемевшим людям.

– Хозяин, – простонал нелюдь.

– А-а-а! – заголосил следопыт. Он вытянул руку в сторону зарослей: – Мертвец! Мертвец ожил! Мертвец!

Лошади шарахнулись в сторону, и всадники не стали их удерживать. Кто-то схватился за меч, кто-то за обережный символ, висевший на шее. Риор с трудом отвел взгляд от огонька и обернулся.

– Хозяин, – жалобно позвал «мертвец». – Я здесь.

– Тьен? – всё еще сипло спросил Дин-Брайс.

– Я, – ответил тот. – Это я, Тьенер.

– Не верьте ему, высокородный риор! – воскликнул Гирен. – Это девка его обратила! Он вас пожрет, хозяин! Он нас всех пожрет!

– Прочь!!! – надрывный вопль совпал с пением спущенной тетивы.

Стрела вонзилась в прислужника, и тот, вскрикнув, повалился на одно колено.

– Давай, Фил, еще давай! – заорал следопыт. – В башку ему, прямо в башку!

– Стоять! – гаркнул риор.

Рука Филиса дрогнула, и стрела прошла выше головы прислужника.

– Не сметь стрелять! – снова рявкнул Дин-Брайс, хватаясь за эту неожиданную помощь своему разуму.

Он поднялся на ноги, стараясь не глядеть на огонек, развернулся и, оскальзываясь, поспешил к стонущему Тьенеру, из плеча которого торчало древко стрелы.

– Почему не зажгли новые факелы? – с отчаянной злостью рычал риор, избавляясь от своей оторопи и страха. – Немедленно зажечь!

Гирен слетел с лошади и бросился к хозяину. Заступил ему дорогу и взмолился:

– Не ходите, не ходите к нему. Если он вкусит крови, его уже ничего не остановит. Хозяин, прошу вас…

– Пошел вон! – заорал на него высокородный, отталкивая с пути. – Трясешься, как шелудивая шавка! Факелы! Мне нужен свет!

– А и верно, огнем-то верней будет, – часто закивал Гирен.

– Хозяин, я живой, – едва не плача, воскликнул Тьенер. – Клянусь Богами, я живой!

* * *

– Конечно, живой, – раздраженно отмахнулся Дин-Брайс. – Дурачье! Уже друг друга готовы поубивать от страха.

Он приблизился к прислужнику, без всякой осторожности коснулся раны, мало заботясь о том, что Тьен вскрикнул от боли.

– Огня!

– Х-х-хозяин! – запинаясь, взмолился прислужник.

Лагер подбежал с уже зажженным факелом, и риор взглянул на пальцы, которыми коснулся раны.

– Это кровь, – с мрачным удовлетворением произнес высокородный. – Самая обычная кровь. – После обернулся к следопыту и ткнул ему под нос окровавленные пальцы: – Разве у покойников бывает горячая кровь?

Гирен отшатнулся, но нашел, что возразить:

– Так он же еще не остыл.

– Молчи, собака! – Дин-Брайс замахнулся на смерда. – Он чувствует боль, и из раны идет кровь!

– П-п-притворяется, – неуверенно отозвался Филис.

– Точно, – горячо кивнул Гирен. – Его надо сжечь, тогда точно будем знать, что вреда уже не будет.

– Я тебе нос отгрызу! – взвыл Тьенер.

– А я гово… – начал следопыт, но рот ему заткнул кулак Альтора.

– Надоел, – буркнул ратник. – Его бы самого сжечь, верещит, как тварь из Архона.

Риор кивнул Альтору. После забрал факел у Лагера и поднес его к прислужнику. Тьен дернулся, но Дин-Брайс перехватил его.

– Не сжигайте меня, хозяин, – взмолился прислужник. – Я живой. Просто упал, когда к вам бежал, головой ударился, вот и потерял сознание…

– Или со страху в обморок свалился, когда болото увидел? – криво усмехнулся риор, скрывая за издевкой собственную слабость. – Сиди спокойно, я не собираюсь тебя сжигать. Надо стрелу вытащить и перевязать рану.

– Правда? – глаза Тьена доверчиво распахнулись.

Дин-Брайс тут же скривился, его раздражение было всё еще сильно, и эта детская надежда во взгляде, почти обожание и признание в любви, взбесили высокородного. Он сунул обратно Лагеру факел и велел Альтору:

– Займись им, или я удавлю слюнтяя из жалости. – Уже отойдя от ратников и раненого прислужника, риор перевел взгляд на Филиса, виновато склонившего голову: – Будешь слушать бабьи причитания, надену платье и отправлю в услужение к лейре Брайс. Понял меня?

– Простите, – шмыгнул носом паренек. – Я просто… испугался.

Риор усмехнулся и бросил быстрый взгляд на болото, но сознаваться кому-то, что ему тоже было страшно, высокородный не собирался. Он посмотрел на кусок очистившегося звездного неба, после в черноту ночного леса и решил, что на привал они остановятся, только покинув распадок. Затем подумал о беглецах, которые, наверное, смотрят сладкие сны, и всё, что скопилось в душе за эту проклятую ночь, вскипело желчью. Если бы сейчас Дин-Брайса спросили, как он относится к врагам лиора, он бы ответил, что готов перегрызть им глотки. Кто-то должен быть виноват в гибели его людей и в собственном кратком малодушии, и виноватые нашлись без всяких сомнений…

Глава V

Утро выдалось солнечным. Первые лучи позолотили горные пики, скользнули по Рыжему гребню и пощекотали нос сладко спавшему мужчине.

– А-апчхи, – чихнул он и сел.

После протер глаза и от души потянулся, впервые за долгое время ощущая себя отдохнувшим. Савер поднял голову, прищурился и кивнул солнцу, желая ему доброго утра. Он поднялся на ноги, чувствуя бодрость и готовность к продолжению путешествия, хотел уже разбудить высокородных, но повернулся в их сторону и замер. На губах прислужника появилась улыбка, граничившая с умилением, и будить хозяина и лиори расхотелось.

Райверн вытянулся в своей излюбленной позе на спине, закинув одну руку за голову. На его плече спала Альвия, уткнувшись носом в шею риора. Ее ладонь покоилась на мужской груди, ногу Перворожденная закинула Кейру на бедро, и ладонь второй руки изгнанника лежала на женском колене. И если бы Савер не был уверен в том, что хозяин спит, он бы подумал, что тот наслаждается минутами близости с любимой женщиной, до того довольная улыбка застыла на нагловатой физиономии высокородного.

– Хоть вовсе не буди, – тихо хмыкнул прислужник. – Чисто лебедь с лебедушкой.

Савер еще немного полюбовался умиротворяющей картиной, даже не вспомнив, что еще вчера, с трудом забравшись сюда, он думал лишь о том, как бы столкнуть лиори с вершины гребня и остаться вне подозрений. Хотел даже ночью ударить камнем по голове, чтобы поскорей прекратить свои мучения и освободить хозяина от власти проклятой женщины. И в то мгновение прислужнику уже было всё равно, что скажет риор, потому что он был уверен, что высокородный должен оценить заботу своего слуги и понять, что тот прав. Но прошедшие дни и размышления подернулись дымкой забвения, словно кто-то стер их из памяти верного прислужника. А глядя на Перворожденную, Савер ощущал и вовсе непонятную благодарность и восторг, словно видел перед собой богиню, спустившуюся с неба и одарившую его благодатью. Объяснить себе подобное восхищение мужчина не мог, но чувствовал его очень ярко.

Наконец, оставив в покое спящую пару, прислужник заново разжег костерок, бросив в него весь оставшийся хворост. После поставил на него маленький котелок, которым путники разжились прошлым утром у бродячего торговца. Вылил в него почти всю воду из бурдюка, стоявшего рядом с местом их ночевки, и накидал в котелок травок, собранных по дороге, чтобы приготовить отвар. Добыл из мешка подсушенный хлеб, прихваченный еще в Хилипе в гостевом доме, и хмыкнул при воспоминании о Бусинке.

Когда вода уже кипела, и воздух наполнил аромат трав, Савер вновь обернулся к высокородным и первое, что обнаружил – хозяин проснулся. Райверн скосил глаза на Альвию, кажется, опасаясь повернуть голову, чтобы не потревожить ее. Затем опустил руку из-за головы на плечо лиори. После опустил ниже и с невинным выражением на лице погладил Перворожденную по коленке, не встретив сопротивления, провел дланью от колена до бедра, подождал еще немного и сдвинул ладонь на округлый зад самой повелительницы Эли-Борга. В этом месте риор вздохнул с умиротворением и несильно сжал ладонь.

– Оборву руки, – послышался сонный голос лиори.

– А? Что? – забормотал Кейр, «разбуженный» словами Перворожденной. – Спи, Али, спи, еще можно. Тш-ш….

– Поздно, – ответила Альвия, отодвигаясь от шеи риора. – Я проснулась. Ты слишком громко сопел от удовольствия.

Она хотела подняться, но Райверн Кейр не был бы Райверном Кейром, если бы не обратил досадное пробуждение лиори в собственную пользу. С присущей ему наглостью, риор перевернулся, придавив Перворожденную своим массивным телом к лежанке, перехватил ее руки, завел за голову и сжал запястья широкой ладонью. Альвия не возмущалась и не вырывалась, только надменно изломила бровь и услышала:

– Фу, какая ты утром лохматая и заспанная.

– Что? – опешила лиори.

– Я сказал, что ты утром трогательная и беззащитная, просто прелесть, – и Кейр ослепил Альвию жизнерадостным оскалом.

– Ты сказал, что я лохматая и заспанная, – не поддалась Альвия.

– Но ты же лохматая и заспанная, а еще трогательная и беззащитная. Одно другому не мешает, – возразил Райверн.

– Но «фу» мешает «прелести». Прелесть не может быть «фу, какая».

– Очень даже может, когда прелесть ворчит и вредничает. А ты не можешь не ворчать и не вредничать. Кто просил тебя просыпаться?

Альвия поперхнулась и не сразу нашла, что ответить, столько праведного возмущения было написано на лице изгнанника.

– Ну, потрогал я твой перворожденный зад, и что? Он на месте, у меня приятное утро. Неужели тебе жалко для меня такой малости за то, что я самоотверженно согревал тебя всю ночь собственным телом? Да в конце концов! Я отдал тебе всё тело, а ты жалеешь мне какой-то один завалящий зад?

– А завалящий он потому, что валяется вместе со мной? – уточнила лиори.

– Именно, – кивнул Кейр. – А сам зад очень даже хорош, но я должен ощупать его снова, чтобы убедиться, что не ошибся в первый раз. Я держался за него долю мгновения…

– Тебе остатки разума выдуло за ночь? – заподозрила Перворожденная.

– Мой разум при мне, это всего лишь исследовательский интерес и жажда благодарности. Но я могу оставить в покое твой зад и заменить его на поцелуй, ну, хотя бы в щеку. Целуешь ты, так и быть, дозволяю.

И он склонился к лицу лиори, подставив щеку. Альвия сузила глаза, ухмыльнулась и… попыталась вцепиться наглецу в щеку зубами. Райверн отпрянул, укоризненно покачал головой и, перехватив Перворожденную, перевернулся, укладывая ее на себя. Ладони риора опустились ниже спины лиори, и пальцы сжались. В бирюзовых глазах полыхало коварство и неубиваемое жизнелюбие:

– Как же ты предсказуема, сердце мое, – сообщил Альвии довольный боржец. – Я был уверен, что ты милостиво предложишь мне довести мои исследования до конца.

– И какое заключение ты готов огласить? – поинтересовалась лиори, усаживаясь поверх бедер риора.

– Лучшего зада, чем у властительницы Эли-Борга, не сыщется во всем свете, – объявил Кейр, глядя с улыбкой на женщину.

– И сколько седалищ ты изучил, чтобы прийти к своему заключению? – спросила Альвия, и взгляд ее вдруг стал колючим.

– Хозяин, – позвал Савер. – Госпожа, завтрак…

– Отстань, – в один голос отмахнулись высокородные, продолжая сверлить друг друга пристальными взглядами.

– И всё ж таки я здесь и…

– Савер, помолчи, – рявкнул риор.

– Савер прав, отпусти, – велела лиори.

Райверн показал ей руки, после заложил их под голову и иронично приподнял брови:

– А я и не держу, ты сама меня оседлала. Кстати, если посидишь так еще немного, я захочу облапить еще что-нибудь спереди и повыше. Хотя почему – захочу? Я уже хочу…

– Похабник, – фыркнула Перворожденная, поднимаясь на ноги.

– Просто честный человек, – пожал плечами риор и воскликнул ей в спину: – Но поцелуй за тобой! Я не насладился ощущениями от изучения…

– Замолчи, – отмахнулась Альвия и перебралась к прислужнику. – Доброго утра, Савер. Как спалось?

– Чудесно, – искренне улыбнулся тот. – И вам доброго утра, госпожа.

Лиори улыбнулась в ответ, потрепала прислужника по плечу и приняла из его рук кружку, захваченную еще в Оделе. После взяла сухарь и впилась в него зубами, упорно не желая смотреть на Кейра, устроившегося рядом. Он несколько раз пытался заговорить с Альвией, но она осталась холодна и отвечала только Саверу. Райверн прищурился и некоторое время рассматривал Перворожденную, громко похрустывая сухарем. После взял второй и, нацелив его на лиори, обличительно произнес:

– Ты ревнуешь, Али. – Она возмущенно округлила глаза, хотела что-то ответить, но Кейр не дал, продолжив: – И не лги, что это не так. Ты меня ревновала все годы, что мы были разделены.

– Пф, – патетично отмахнулась Альвия, допила отвар и поднялась на ноги.

– Не «пф», – передразнил ее изгнанник, – а – да, Райв.

Лиори обернулась к нему, усмехнулась и ответила, глядя в глаза:

– Нет, Райв.

Савер закатил глаза, но в перепалку не полез, справедливо рассудив: когда высокородные спорят, смерду лучше им не мешать. Да и принимать чью-либо сторону не хотелось, потому прислужник решил – пусть разбираются сами. Он вылил на руки лиори остатки воды из бурдюка, чтобы она могла ополоснуть лицо. И пока Перворожденная причесывалась и переплетала косу, собрал вещи. Риор потер лицо сухими ладонями, причесался пятерней и, решив, что и так красавец, вновь посмотрел на Альвию.

– Ну, сознайся, Али.

– Отстань от меня, – отмахнулась она, закидывая на спину перевязь с мечом, чтобы удобней было спускаться вниз.

– Савер, – Райверн позвал прислужника, – а ты что скажешь?

– Скажу, что погода чудесная, хозяин, – ответил тот.

– А еще?

– Вы прекрасны, хозяин.

– Знаю, – отмахнулся Кейр. – Ладно, молчи, подлиза. Я сам ее дожму.

– Может, его ночью бешеный рандир покусал? – предположила Альвия, посмотрев на Савера.

– Скорей болотный дух, госпожа, но я точно сказать не могу, ибо проспал всю ночь без просыпу. Вы были рядом, вам и лучше знать.

Высокородные переглянулись и махнули на прислужника, сегодня он был слишком миролюбив, чтобы выступить на чьей-либо стороне. Так что споры и препирательства остались им. Саверу же достался его мешок, бодрость духа и хорошее настроение. Слуга не возражал, потому ушел вперед, слушая перепалку хозяина и лиори вполуха.

– Али, ну, сознайся, – Райверн догнал Перворожденную и пристроился рядом. – Я сразу отстану. И, может быть, тоже в чем-нибудь сознаюсь.

Она остановилась и развернулась к риору. Взгляд серых глаз стал напряженным. Она склонила голову к плечу и спросила:

– У тебя еще остались секреты?

– Ты всё о том же, – удрученно вздохнул Кейр. – Нет, что касалось прошлого, я рассказал всё. Что касаемо моей жизни в Эли-Харте, мне каяться не в чем. Против Эли-Борга зла не замышлял, в намерения Тайрада посвящен не был.

– Тогда в чем хочешь сознаться?

– Ответь на мой вопрос, узнаешь, – искушающе произнес риор, и Перворожденная отмахнулась:

– Обойдусь.

Она продолжила путь по каменным глыбам, больше не обращая внимания на Кейра. Тот вновь поравнялся с лиори, первым перебрался через квадратный валун, который преградил дорогу, выпятив вверх ребро. После обернулся к Альвии и подал руку, она ухватилась за раскрытую ладонь, и изгнанник легко перетянул женщину через неудобный камень.

– Неужели тебе совсем неинтересно узнать все мои тайны? – спросил риор, приобняв лиори за талию.

Перворожденная перебралась на следующий камень и пожала плечами:

– Ты сказал, что ничего не затевал против Эли-Борга, в заговоре не участвовал. Что мне может быть интересного в твоих тайнах?

– Какая ты все-таки противная, – фыркнул Райверн.

Альвия обернулась, насмешливо взглянула на него и отметила:

– Тогда у тебя противное сердце. Еще вредное, ворчливое, вообще, фу, какое. – После покачала головой и вздохнула: – Не завидую тебе, Райв, такую гадость таскаешь в груди.

Теперь рот открыл изгнанник. Он несколько мгновений смотрел вслед удаляющейся лиори, наконец, понял смысл ее слов и поспешил за Перворожденной.

– Какое есть, – сварливо произнес он. – Другого сердца нет и не будет, и прошу отнестись к нему с уважением. Сам я давно смирился, что мое сердце, хоть и совершенно, но порой невыносимо.

Она вновь обернулась и ткнула пальцем в грудь Райверна:

– Заменил бы на другое и жил спокойно, – голос лиори наполнился ядом.

– А я люблю мое сердце, – с вызовом ответил риор. – Мне другого не надо.

– Конечно, не надо, – с издевкой усмехнулась Перворожденная. – У тебя же грудь широкая, туда столько сердец можно напихать, что однажды сам забудешь, какое из них настоящее.

– Отличная грудь, гостеприимная, уютная. Не так ли, Али? – прищурился Кейр.

– Ужасная, неудобная, жесткая, – отмахнулась она.

– Но спалось тебе на ней сладко.

– Почти глаз не сомкнула, – соврала Альвия. – Ты еще и храпишь так, что рокот небесного грома в сравнении с тобой словно мурлыканье котенка. Ужасная ночь. Удивлена, как устоял гребень после твоего напора. Дрожал каждый камень.

Лиори отвернулась и зашагала дальше. Райверн некоторое время оторопело смотрел ей в спину, наконец, всплеснул руками и воскликнул:

– Ты наглая врушка!

Альвия, не оборачиваясь, помахала ему рукой и скрылась за очередным большим камнем. Кейр догнал Перворожденную, когда она сократила расстояние между собой и Савером, заступил ей дорогу и возмущенно объявил:

– Моя госпожа – лгунья.

– Слово лиори – истина, – высокомерно ответила Альвия. – Всё, что я говорю, неоспоримо.

– Врушка, – мотнул головой Райверн. – Вот это неоспоримо. Во-первых, я не храплю. Во-вторых, на моей груди ты чувствовала себя, как дома. А в-третьих, у меня всего одно сердце – и это истина.

Перворожденная закатила глаза, затем попыталась обойти риора, но он раскинул руки, не давая женщине обойти себя, и потребовал:

– Признай, что соврала.

– Ни словечком, – заявила Альвия. – Ни буковкой.

– А я точно знаю, что соврала, – не сдавался изгнанник.

– И кто тебя убедил в этом? Те женщины, которые проводили с тобой ночи? Они тебе бессовестно лгали. Должно быть, опасались, что ты заставишь их вернуться и послушать тебя еще раз, – Альвия вдруг охнула и шлепнула себя ладонью по лбу: – Так вот почему их было так много! Они попросту больше не возвращались, и тебе приходилось отыскивать новых. Прости, Райв. Я-то была о тебе дурного мнения, а стоило пожалеть.

Последнее вышло злой насмешкой. Лиори поднырнула под вытянутую руку и прошла дальше. Кейр обогнал ее, но не стал ни оборачиваться, ни помогать перелезать с камня на камень. Он некоторое время шел молча, явно задетый словами Перворожденной, однако долго не продержался, все-таки обернулся и нацелил на нее палец:

– Если моей госпоже так угодно знать, то я отвечу. Женщин у меня и вправду было немало, и не всех я могу вспомнить, и не только имя, но и как они выглядели. Потому что женщины шли ко мне в любое время суток, несмотря на то, пьян я или трезв. Приходили ни по одному разу и желали задержаться подольше.

– Мне плевать! – зло отмахнулась Альвия и обошла Райверна. Однако через несколько шагов обернулась и отчеканила: – Ваши похождения, риор, мне неинтересны. Если вас распирает от желания поделиться с кем-нибудь своими победами, то настоятельно требую исключить меня из числа слушателей. Мне омерзительны вы и ваши женщины. А если уж называть вещи своими именами, то вы… – она на короткий миг сузила глаза и выплюнула: – Шлюха. И не смейте больше лгать о своей любви. Любите вы себя и только себя. Отныне я вообще сомневаюсь, что у вас есть сердце.

И пока она говорила, на лице Кейра всё шире расцветала торжествующая улыбка.

– Если продолжишь скалиться, у тебя треснут щеки, – раздраженно произнесла Альвия и отвернулась. Но до изгнанника долетело: – Он еще меня называет лгуньей.

Райверн умиротворенно вздохнул и торжествующе произнес:

– А я говорил, что дожму. Ревну-ует. – И прошептал, глядя с нежностью в спину разгневанной женщине: – Злюка моя ненаглядная.

Однако тут же стал серьезным и почесал в затылке. Теперь надо было помириться, но лиори выглядела слишком воинственной, и как к ней подойти, риор пока не представлял. Соваться под горячую руку не хотелось, но и вновь чувствовать ее отчужденность тоже.

– Перестарался, – вздохнул Кейр и поспешил за своими спутниками.

Альвия не оборачивалась, она сердито хмурила брови. Гнев клокотал в крови, он обжигал щеки, заставлял ладони сжиматься в кулаки, и с уст Перворожденной время от времени злобным шипением срывались бранные слова. Уму непостижимо! Да в Архон! Зачем Кейр вывалил на нее свою грязь? То, что он был невоздержан сверх всякой меры, лиори и без того знала, шпионы исправно докладывали о том, как живет предатель. Альвию всегда выводило из себя его беспутное поведение. Это было мерзко! Отвратительно! Гадко! Да в конце концов, она даже брезговала думать, как можно быть настолько похотливым животным! Какая ревность? Это просто неприятие нечистоплотности и ничего больше.

– Животное и есть, – буркнула Перворожденная.

Она догнала Савера, обошла его и первая начала спуск с гребня.

– Госпожа, осторожней! – донесся до нее вскрик прислужника.

– Я ловка, как гейт, – отмахнулась лиори, но под ноги смотреть начала, однако гневные мысли продолжали роиться в голове, жаля воспоминаниями о словах изгнанника.

«У меня было немало женщин…». Нашел чем хвалиться! Что она – юнец, охочий до женского тела, чтобы выслушивать подобную похвальбу?! Немало… Дур вообще на свете великое множество, с этим не поспоришь. Да и нравы Эли-Харта были слишком вольными. Еще бы риорам Тайрада не иметь по пучку любовниц, если их господин скачет по чужим спальням, как горный гейт! Но Кейр-то – боржец! Он не какой-нибудь блудливый хартий, чтобы бросаться на всё, что готово задрать подол!

– Скотина какая…

«Они шли ко мне в любое время суток, хоть к трезвому, хоть к пьяному…». Вот, пожалуйста. И какая уважающая себя женщина будет кидаться на мужчину, даже не брезгуя, если он во хмелю? Да в Эли-Борге столбов бы не хватило для порки, если бы боржинки так вели себя! Как… как течные суки, право слово!

– Немыслимо!

«Мечтали задержаться…». Ну, конечно! Такое золото! Сам Райверн Дин-Одел! Язык, как мельница, кого угодно заболтает. Лиори ядовито усмехнулась и охнула, когда нога съехала с выступа. Запястье сжала сильная рука, удержав от падения. Перворожденная подняла голову и встретилась с встревоженным взглядом бирюзовых глаз.

– Осторожней, – Кейр укоризненно покачал головой и услышал в ответ шипение:

– Убери руки, мерзавец.

– Доберемся за земли и уберу, – заверил он.

– Я тебе шею сверну, – пообещала в ответ лиори.

– Обожаю, когда ты рычишь, как дикая кошка, – Райверн миролюбиво улыбнулся.

Альвия прикрыла глаза, медленно выдохнула и произнесла уже ровным тоном:

– Лучше присмотри за Савером, я сама справлюсь.

– Али…

– Я всё сказала, – ледяным тоном оборвала его лиори, вырвала из захвата руку и продолжила спуск.

– Да и пожалуйста, – фыркнул риор.

Женщина не ответила. Она заставила себя быть внимательней, однако отвлечься от ненужных размышлений не удалось. «Они сами шли ко мне…». Еще бы не шли. Женщины вообще склонны увлекаться такими наглецами и мерзавцами. Еще взгляд его этот… Как в ловушке держит. Завораживающий взгляд, манящий. И губы… И ямочки на щеках, когда улыбается, а улыбается часто, потому что веселый… И стать.

– Всё равно животное, – проворчала Альвия. Она подняла голову, встретилась взглядом с Райверном и тут же отвернулась, усмехнувшись: – Ревную…

Кто он ей, чтобы ревновать? Не муж, не жених, даже не возлюбленный. Всё, что когда-то жило в ее сердце, умерло. Ничего не вернуть, ничего! Так какой смысл в ревности? Его нет, разумеется. Обычная брезгливость и неприятие невоздержанности в желаниях и связях. Только и всего.

– Только и всего, – повторила она вслух для весомости и нахмурилась. – Блудливая сволочь.

– А разве мне было кому хранить верность?

Лиори вздрогнула от неожиданности и обнаружила, что уже стоит на земле, и ее спутники замерли неподалеку. Савер переводил дыхание, Кейр смотрел на Альвию. На его устах играла улыбка, но была она скорей грустной. Перворожденная упрямо поджала губы, тряхнула головой и обратилась к прислужнику:

– Савер, куда дальше?

– Туда, госпожа, – ответил прислужник, вытянув руку влево.

Альвия кивнула и устремилась в указанном направлении, не желая слушать Райверна.

– Но ведь это так! – крикнул ей вслед риор. – Ты отказалась от меня и лишила всякой надежды. Более того, ты связалась с каким-то мозгляком…

Лиори обернулась и подняла руку:

– Достаточно, Райв.

– Госпожа, не спешите, умоляю вас, – воззвал Савер.

Альвия вздохнула и подождала, пока прислужник с Кейром поравняются с ней. Теперь она была вынуждена идти с ними рядом. Вскоре Савер прибавил шаг и опередил высокородных. Перворожденная хотела последовать за ним, но ее локоть сжал Райверн, не позволив сбежать.

– Али, ответь мне, когда постельные игрища стали равняться с любовью?

– Отстань от меня, – в голосе лиори зазвучала угроза.

– Отстану, обещаю, но я хочу, чтобы ты услышала меня. Мне некому было хранить верность, я даже не особо дорожил своей жизнью. Ее смысл был утерян вместе с последним вздохом моего господина. Всё, что было для меня ценного в эти годы: Одел, Савер и поездки к дайр-имам. Мое сердце было разбито, душа отравлена обидой, а тело… Каждый человек нуждается в том, чтобы хотя бы изредка ощущать себя нужным, чувствовать живое тепло рядом. Жениться я не хотел. Никто не сумел изгнать из моего сердца образ сероглазой лейры Борг. Но я – здоровый мужчина, и потребности у меня те же, что и у других мужчин. Да, у меня были женщины, да, меня любили, да, я предавался страсти в чужих объятьях, но что должно было удержать меня? Твой приговор? Или же подосланные убийцы? Быть может, известие, что твои ночи уже не одиноки? Что из этого должно было меня подвигнуть вести жизнь затворника? Да и разве ты не жила точно также? Разве любила того, кого ты подпустила к себе первым? Или же Таля? Будь это так, он бы уже несколько лет был твоим мужем. Но его имя ты назвала в порыве ярости и по необходимости. Однако это не мешало тебе делить с ним свою страсть, не так ли? Так в чем же виновен я? Лишь в том, что ты не забыла меня, и каждое новое известие о моих забавах жалило тебя уколом ревности? Так ведь и я ревновал. Ревновал и бесился. Если хочешь знать, когда Тайрад рассказал мне, что у тебя появился… дружок, я ему не поверил, особенно когда он заявил, что твоя девичья опочивальня более не пустует. Я не поверил, но… – Альвия кинула на изгнанника быстрый взгляд: – В Харте стало тогда одними покоями меньше, а одним пьяным дурнем больше. Это стало вторым ударом после твоей клятвы. Ну а третьим ударом был Таль. В тот день, когда до меня донесли это известие, я ненавидел тебя так же истово, как любил. Я смирился с тем, что уже никогда не заполучу тебя, привык к мысли, что однажды ты выберешь себе мужа, потому что Эли-Боргу нужен наследник. Но я не был готов, что ты приблизишь моего лицемерного побратима. Это было, как двойной удар в сердце. И все-таки я вынудил себя признать, что не смею упрекать тебя даже мысленно. Так в чем же я виноват перед тобой? – Кейр выпустил руку Перворожденной, подмигнул ей: – М? – и прибавил шаг, догоняя прислужника: – Савер, как ты?