Юлия Цыпленкова
Серые камни. Часть 2

– Господин!

Эли-Харт обернулся и вопросительно приподнял брови. К нему спешил приближенный риор.

– Известия, господин!

– Что там? – нахмурился Тайрад. Он уже привык к дурным новостям, и взволнованное лицо высокородного ему не понравилось.

– Их нашли, – понизив голос, сообщил приближенный. – Трое пеших путников: двое мужчин, на лице одного из которых шрамы, и одна черноволосая женщина – прошли через Хилип. Люди риора Дин-Брайса случайно услышали о них при въезде в город. Они провели расследование и удостоверились в том, что это именно те, кого вы разыскиваете, господин. После доложили своему хозяину, и риор Дин-Брайс снарядил погоню за предателями.

– Хилип?

– Они останавливались там на ночлег. Вошли в город по темноте и вышли утром.

– А в город пошли, чтобы избежать встречи с Брайсом, – кивнул Тайрад, и его взор стал задумчивым. – Но не избежали. Значит, ты ведешь ее по западному хребту, Райв. – Лицо лиора озарилось улыбкой. – Отличные новости, Нейр, просто замечательные!

Эли-Харт хлопнул приближенного по плечу и, заложив руки за спину, направился к конюшням, мурлыкая под нос легкую песенку. Да, определенно сегодня прекрасный день!

Глава II

Одинокий факел успел прогореть наполовину. Он давал еще достаточно света, но не рассеивал густых черных теней по углам. Казалось, они жили собственной жизнью, а может кто-то скрывался во тьме, только одинокому узнику не было дела до тайного соседа, шуршавшего где-то за пределами видимости. Риор лежал на узкой лежанке, вытянув руки вдоль тела, и смотрел в потолок равнодушным пустым взглядом. Ему был безразличен тихий крысиный писк, далекое бряцанье оружия стражи, переходившей с места на места, их приглушенные голоса и даже догорающий факел. И если бы прямо сейчас смоляной светлячок исчез, узник, скорей всего, этого не заметил.

Тиен медленно выдохнул, но положения тела не сменил. Он лежал словно мертвец в своем склепе. Впрочем, почему как? Это и был склеп. Темный, сырой, мрачный и молчаливый. И он, Тиен Дин-Таль, был обречен на существование в этом склепе, возможно, до своей смерти, когда заговорщики явятся, чтобы убрать единственную угрозу своему благополучию, или же когда советники придут к выводу, что он враг, и тогда явится палач, чтобы свершить правосудие, неправедное, но неотвратимое. В любом случае, выйти отсюда уже вряд ли удастся. Никто не придет помочь, никто не откроет дверь камеры, чтобы выпустить пленника на свободу. Друзей у риора не осталось.

Он был один, совсем один. Ему не верили. Но даже если и приняли его слова, то не спешили им доверять. Это было правильно, разумно. Тиен и сам бы не спешил поверить тому, кто остался невредим среди мясорубки. Особенно, когда в свое оправдание он рассказывает невероятные истории. Дин-Вар умен, и он сумеет разобраться, где ложь, а где чистая правда, но для этого нужно время. А еще, чтобы он оставался верен лиори.

Дин-Таль усмехнулся. Он тоже не верил тем, кто заточил его сюда. Среди них скрывался лжец, или все они были лжецами, кто знает? Кого успел опутать сладкими речами Эли-Харт? Кто затаил злобу на свою госпожу и ждал мгновения, когда ядовитое жало вонзится ей в спину? Мог каждый из них. Как мог и он сам лгать, глядя в глаза Совету, в желании спасти свою шкуру и довести замысел до конца.

Смутные времена… Времена неверия и подозрений. Кто друг, кто враг? Разве разберешь? Невозможно заглянуть в чужую душу, невозможно увидеть затаенных мыслей, невозможно узнать то, о чем молчат уста. Страшно… Тени заполнили Борг, расползлись по углам, расчертили высокие потолки, забились под пол и следят за людьми, потерявшими опору. Зазеваешься, и тебя захватят в ледяной плен, опутают по рукам и ногам, пролезут в душу, заморозят сердце и превратят в пустую оболочку, за которой больше не горит огонь. Только злоба и ненависть.

Живой горячий светоч покинул Эли-Борг. Он по-прежнему сияет где-то там, за пеленой холодной тьмы, но его лучи не дотягиваются до тех, кто в благоговении преклонял перед ним колени. Сама жизненная ось пошатнулась, лишив боржцев надежды и веры в будущее. И теперь только тени и недоверие царят на щедрой земле осиротевшего риората… Подумать только, исчез всего один человек, а будто выдернули камень из основания, казалось, крепкой башни, построенной на века. И теперь эта башня накренилась, угрожая упасть и рассыпаться.

Дин-Таль закрыл глаза. Он ничего не мог исправить. Не мог вернуться в злополучный день и увести свиту лиори на иную дорогу. Людям не дано управлять временем. Этот незримый колосс, до которого нельзя дотянуться, которого невозможно ощутить кожей, вот кто истинный бог и властелин человеческих судеб. Время дарует жизнь, а потом забирает ее минута за минутой, и вырвать для себя даже короткий миг невозможно. Безжалостный и жестокий бог Время. И хоть кричи навзрыд, хоть клянись всем святым, но путь назад уже не откроется: будь то вчера, или восемь лет назад.

А еще есть Память. Богиня, полная ядовитого сарказма и издевки. Человеку не дано управлять временем, и только глупец твердит обратное. Зато память не щадит, она легко отматывает годы назад и открывает то, чего ты не хотел видеть раньше, например, чужой боли и одиночества, несбывшихся надежд и веры в честь и совесть. А теперь, когда ты сам встал на ту же дорогу, когда даже друг готов отвернуться от тебя, Память и Время хохочут, склонившись над тобой.

Тиен не хотел думать о том, как доказать свою невиновность, не хотел искать оправданий. Он вообще не хотел ни о чем думать. Все его мысли становились похожи на комариный писк, едва слышимый за хохотом двух безжалостных богов. И Дин-Таль покорился им, позволив вновь унести себя в прошлое. Зеркало его души все еще было мутным. Достаточно высокородный риор наслаждался своим искаженным отражением. Пора было стереть последнюю муть и, наконец, увидеть настоящее лицо того, кто скрывается в туманной глубине. Пора взглянуть самому себе в душу, пора…

* * *

– Высокородный риор.

Тиен обернулся на звук скрипучего голоса, принадлежавшего древней старухе, замершей за его спиной. Она протянула риору сложенный лист грязной измятой бумаги.

– Возьмите, высокородный риор, – проскрипела старуха, – это вам.

– Что это? – нахмурившись, спросил Дин-Таль.

– Пришло время исполнить клятву, высокородный, – ответила женщина и сунула ему в ладонь записку.

Риор поднял руку и взглянул на ладонь, в которой был зажат клочок бумаги, а когда поднял голову, старухи уже не было рядом. Первой мыслью Тиена было выбросить это послание, но он не выбросил. Сердце отдалось гулким ударом под ребрами, щеки опалило огнем, и в горле пересохло. Он знал, от кого это послание. Понял сразу же, оттого принял, и поэтому же хотел сразу выбросить. «Пришло время исполнить клятву…».

– Райв, – хрипло произнес Дин-Таль и облизал губы.

«Клянусь стать защитой в черный день и поддержкой в минуту радости. Ни злой навет, ни острый клинок, ни лживый морок не отвратят мой взор от тебя. Верный меч и крепкая рука всегда будут принадлежать тебе. Я пролью свою кровь, я отдам свою жизнь, когда придет время, и Боги призовут меня к ответу. Кровь за кровь, душу за душу. Признаю в тебе брата, не по родству, но по крови. И пусть Высшие Силы станут мне свидетелями, ибо вверяю тебе честь свою по зову сердца и без сомнений».

Так говорили они, сжав окровавленные ладони. Так клялся Райверн, глядя в глаза Тиена чистым открытым взором, так клялся Тиен, отвечая другу тем же. Тогда они были честны, а теперь…

– Время пришло, – прошептал Дин-Таль и открыл послание.

Всего несколько строк с просьбой о встрече. Но даже в этих строках, написанных ослабевшей рукой, Тиен уловил, насколько растерян его побратим. Он ждал помощи, но… Тот единственный, на кого уповал Дин-Кейр, не готов был ему помочь.

– Что я могу?

Этот вопрос Тиен задавал себе, когда входил в ворота Борга, когда поднимался по лестнице, и когда спрятался в своих комнатах. И когда стоял у окна, нервно дергая костяную пуговицу на камзоле, тоже. Заступиться и подставить себя под удар? Быть обвиненным в предательстве вместе с Райверном?

– Ты сам виноват, – ожесточенно прошептал Дин-Таль. – Ты сам виноват, а теперь хочешь утянуть меня за собой.

Да! Только Райв виноват в своей беде и никто другой! Зачем он слушал Ройфа, зачем согласился поговорить с лиором? Он сам вырыл себе могилу, а теперь хочет утащить за собой и своего друга. Но разве это дружба?! Он, Дин-Таль, никогда бы так не поступил, он бы держался подальше, чтобы не навлечь беду на неповинную голову! Нет-нет, клятву предает не Тиен, а Райв! Он не защищает брата, а ведет его в пропасть. Да и кто знает, а вдруг Дин-Кейр и в самом деле виновен? Альвия увидела его с ножом в руке, так может он и есть настоящий предатель!

– Я не стану помогать убийце моего господина, – глухо произнес молодой риор и зажмурился, что есть силы, прячась от собственной совести, взывавшей к нему из глубины вдруг почерневшей души.

А потом пришла новая мысль: нужно донести, нужно рассказать, где скрывается предатель. Если он не виновен, то судьи разберутся и оправдают Кейра, если же нет, то не вина Тиена в том, что в сердце побратима завелась гниль.

– Это будет правильно, – убеждал себя риор, не открывая глаз. – Именно так и должен поступить верный слуга.

И на встречу он не пойдет. Зачем? Что это изменит? Ничего! Тогда какой смысл сотрясать воздух пустыми словами? Им нечего сказать друг другу.

– Нечего, – в отчаянии шептал Дин-Таль, цепляясь за все эти соображения. – Не пойду…

А в назначенный час он стоял, скрытый углом одной из лачуг, и смотрел на изможденного истощенного старца, сидевшего на почерневшем от времени и влаги бревне. Тиен смотрел на эту ссутулившуюся фигуру и думал, что Кейр не пришел. Капюшон простого серого плаща скрывал лицо старика, и Дин-Таль не мог разглядеть сидевшего. Но потом порыв ветра сорвал капюшон, и Тиен узрел знакомые волосы цвета темной меди. Они потускнели и обвисли унылыми прядями, но не узнать их было невозможно. Райв спешно натянул капюшон, но Дин-Таль успел увидеть его лицо, и он ужаснулся. Грубые красные рубцы изуродовали еще не так давно гладкое привлекательное лицо молодого мужчины.

Тиен отвернулся и прижался спиной к стене. Он закрыл глаза и задышал часто и прерывисто. Это не мог быть шальной весельчак Райверн Дин-Кейр, только не этот изможденный уродец. Не мог!

– Это он, – прошептал Тиен. – Это Райв… Боги.

И тогда Дин-Таль понял, что не донесет на него и никому не расскажет, что видел Кейра в получасе езды от Борга. Если он виновен, то уже получил свое наказание сполна. Риор оттолкнулся от стены и побрел прочь, больше ни разу не оглянувшись. Он посчитал, что сделал всё, что мог для своего побратима: он оставил ему жизнь…

Уже на выезде из Боргграда Тиен увидел прислужника из Борга. Хотел проехать мимо, но все-таки окликнул того, вручил кошель и велел отнести его к нищему, который сидит на бревне в бедняцком квартале.

– Не заговаривай с ним, просто пройди и брось к ногам кошель. Не надо говорить, от кого эти деньги. Пусть забирает и проваливает.

– Да, высокородный риор, – ответил прислужник…

То, что старик посчитал, что нищему хватит всего несколько монет из кошеля, Дин-Таль узнал позже, когда прислужник вернул ему деньги и укоризненно покачал головой:

– Зачем вы на дрань всякую тратитесь? Ему и пары медяков достаточно.

Дин-Таль растерянно посмотрел на кошель, после убрал его в стол и уже никогда не трогал тех денег, словно это могло стать воровством. А через некоторое время и вовсе успокоился, когда узнал, что Кейр объявился в Эли-Харте, и Тайрад принял его…

* * *

Адер снова открыл глаза, посмотрел в потолок и… расхохотался. Громко, долго, истерично, сотрясаясь всем телом. Он повернулся на бок, подтянул колени к груди и перешел на беззвучный хохот, подвывая время от времени, постанывая и обливаясь слезами. Наконец, смех его оборвался так же резко, как начался, рот искривился, и из груди вырвалось сдавленное рыдание.

– Прости меня, – простонал риор. – Прости… – И эта мольба была чистой и искренней, как и слезы, катившиеся из глаз взрослого мужчины.

Он закрыл лицо ладонями, и плечи его дрогнули, но теперь уже не от смеха. Воспоминания, так настойчиво терзавшие риора, наконец, свернули душу в тугой жгут и теперь выжимали из нее слепое лицемерие и многолетнюю ложь, вытаскивали наружу сочувствие и стыд, скрытые так глубоко, что уже успели зарасти толстым слоем пыли. Тиен столько лет не желал замечать их, гнал, изворачивался, находил тысячи отговорок, а они были! Жили в нем всё это время с первой минуты, когда ревность сомкнула уста Дин-Таля. Совесть, усыпленная собственными оправданиями, все-таки проснулась и подняла голову.

Боги! Он всегда почитал себя за честного человека, а оказывается, что не было безупречного риора Дин-Таля, заслужившего внимание госпожи своим бескорыстием и отвагой. А был тот самый уродец, скрывавший под плащом исковерканную суть! Это не Райверна он увидел в тот день, он увидел самое себя. Это его истинный лик обнажил ветер… Но риор испугался, сбежал и пытался откупиться…

– От себя! – воскликнул Тиен. – Я откупался от себя!

Потому не смог потратить ни единого медяка из того кошеля, потому что уже оплатил проклятыми деньгами собственную совесть и спокойное существование. Жил в свое удовольствие, пировал, ласкал случайных женщин, продолжал втайне любить лиори, когда она не замечала его, и обходил стороной стол, в ящике которого лежало его предательство. Кажется, даже этот стол потом приказал убрать, вместе с кошелем.

– Трус, – горько усмехнулся адер.

Он стер слезы, повернулся на спину и вновь уставился в потолок. Мути на зеркале его души больше не было, ее смыли слезы риора. Дин-Таль осмелился взглянуть на свое отражение и теперь рассматривал малодушного мальчишку. Да, мальчишку! Его поступки не были поступками взрослого мужчины. Напакостил и затаился. Помог разрушить чужую жизнь, а теперь и вовсе стал соучастником заговорщиков. Не Райверн, а он, именно он, стал пособником Тайрада, скрыв правду за своим молчанием.

Ведь всегда знал, что его побратим невиновен. Но он не только промолчал, но еще и сам уверился в том, что Кейр – предатель. И сейчас, обнажившись перед самим собой, Тиен неожиданно увидел, как истово он оскорблял бывшего друга, кидал в него словесные камни, подогревая ярость лиори. С какой искренней злобой просил дозволения на свершение мести Перворожденной. «Моя госпожа отнимет у меня честь преподнести ей голову предателя?». Какое лицемерие!

– Боги, я же попросту ревновал, – прошептал Дин-Таль, накрывая лицо ладонями. – Все эти годы я боялся его возвращения.

Какая простая истина! Почему он не понимал ее? Не видел столь очевидную правду! Как бы далеко ни жил изгнанник, как бы сильно его ни ненавидела Альвия, но Тиен никогда не переставал ревновать, никогда! Наверное, если бы лиори раньше приняла свое решение о свадьбе, и адер стал ее мужем, Дин-Таль ощутил бы не столько счастье, сколько ликование победы и торжество над поверженным противником. И весь ужас состоял в том, что это было правдой.

Тиен застыл, широко распахнув глаза. Мысль, мелькнувшая в его голове, по-настоящему испугала риора. Ему вдруг подумалось: насколько сильна была его любовь к Альвии? Сколько в ней было искренности, а сколько нежелания проиграть бывшему другу? Они ведь всегда соревновались, всегда! В ратном искусстве, в науках. И… в любви? Райверну всё давалось легко. Он шутя обращался с любым оружием, быстро схватывал знания, которые давали им учителя и наставники. А Тиен не хотел уступать, он тянулся за Кейром, стремился нагнать и обойти, чтобы заслужить похвалу самого лиора, который так часто и так щедро хвалил Райва. Правда, Райверн даже не догадывался об этом молчаливом состязании, напротив, охотно помогал Дин-Талю, на этом они и сошлись. С помощью нового друга или самостоятельно (Тиену хотелось думать, что самостоятельно), но они почти сравнялись. Почти… Будущему адеру не хватало сметливости и решительности.

И, наверное, можно считать перстом судьбы, что юноши влюбились в одну и ту же девицу. Только вновь повезло Райверну, а его друг остался не у дел. Опять второй, опять незаметный. Снова над Боргом сияло рыжее солнце весельчака и балагура Дин-Кейра, а Дин-Талю оставалось мечтать в тени о несбыточном.

– Архон, я же всю жизнь ему завидовал, – прошептал адер. – Всю свою жизнь…

Должно быть, поэтому было так легко предать все их клятвы, так легко отмахнуться от уколов совести. Предать… Да, всё верно. Сколько можно бежать от правды, прикрываясь щитом верности лиори? Он, Тиен Дин-Таль, верный пес госпожи и ее избранник – всего лишь завистливый и ревнивый предатель, который не смог пережить своего поражения. Как падальщик вонзил клыки в кровоточащую плоть павшего соперника. И это даже не был удар в спину, попросту швырнул из-за угла камень, малодушно оставшись незамеченным. А потом восемь лет, как брехливая шавка, тявкал вдаль, понося имя побратима, которого поклялся защищать до последнего вздоха.

И дотявкался до того, что поверил сам себе. Зато в глазах Альвии был молодец. Она ненавидела, и он тоже. Только их ненависть была разной. Лиори заставляла себя ненавидеть, потому что не могла забыть изгнанника, а ее любовник потому, что боялся, что Кейр вернется, и Альвия не устоит, и тогда он опять проиграет…

– Она и не устояла, – усмехнулся Дин-Таль и протяжно вздохнул.

Не могла устоять, потому что никогда не забывала свою первую и единственную любовь. И Тиен это знал, всегда знал, потому и ревновал, потому и трясся от страха, что однажды она отвернется. Сколько страстной ярости, сколько метаний, сколько проклятий и быстро меняющихся решений было за те два дня, что послы Эли-Харта провели в Борге! Никогда холодная и рассудительная Альвия не была такой. За один день она избавилась от любовника, вернула, решила выйти замуж и непременно объявить при послах. Только всё это представление было рассчитано на единственного зрителя. И если лиори не желала этого видеть, то Тиен прекрасно понимал, но тоже скрывал от себя правду за заботой о покое госпожи.

– Два лицемера, – проворчал адер.

Хотя Альвия не лицемерила, она искренне считала, что ненавидит, попросту подменив понятия. Любовь назвала презрением, боль – ненавистью. И уверилась в этом. Выходит, только Кейру и хватило силы быть честным с собой. С какими бы намерениями он ни ехал в Борг, в чем бы ни уверял себя, но быстро отбросил маску, обнажив свои истинные чувства. А вот Дин-Таль попросту опасался проиграть. А еще, кажется, боялся, что Альвия услышит обвинения Райверна, прислушается и поверит, потому что, в отличие от всех остальных, именно он, обвиненный во лжи и предательстве, не лгал. Единственный.

– Фу-у-ух, – протяжно выдохнул Дин-Таль. – Как же всё… грязно.

Адер сел на своем неудобном ложе, накрыл ладонями колени и воззрился в темноту за решетчатой дверью. Все-таки его устроили не как преступника. Кровать, факел, темница с решеткой вместо двери, да и стол в углу не пустовал, там поставили кувшин с чистой водой. Вина преступника не доказана, но пусть пока побудет в подземелье… Или же для того, чтобы убийце было проще подобраться к своей жертве?

– Прочь, – отмахнулся риор.

Его мало волновали мысли об убийце. Тиен встал на ноги и прошелся по своему узилищу. Приблизился к маленькому окошку под самым потолком и втянул носом влажный воздух – ночь выдалась дождливой… Дин-Таль отвернулся от окошка, привалился спиной к холодной стене и устремил взор себе под ноги. Мысли адера не хотели покидать неуютного прошлого. Дин-Таль провел по лицу ладонью и спросил себя: если бы он все-таки смог вернуться назад, чтобы он сделал? Крикнул бы Кейру, чтобы он отказал Ройфу, предупредил бы, что тот увязался следом еще до того, как Райверн дошел до покоев лиора, или же стоял бы также, глядя, как его друг идет навстречу судьбе, предвкушая гнев господина и немилость счастливого соперника? А потом? Рассказал бы Альвии, как было дело, или вновь молчал, опасаясь, что Кейр получит прощение и сможет вернуться? Подошел бы к нему, получив записку? Выслушал, заступился или вновь сбежал, решив откупиться от собственной совести? У Тиена не было ответов. Ему до зубовного скрежета хотелось произнести вслух правильные слова, но… Уста адера так и не разомкнулись, и внутренний голос не спешил озвучить то, что не сумел сказать язык. Он не знал…

Ведь если бы он поступил иначе, ничего бы не было! Ни ночей, наполненных жаркой истомой страсти лиори, не было бы четырех лет, проведенных вместе, не было бы оглашения его имени, как имени избранника, даже должности адера бы не было, потому что это место он получил только по одной причине – Альвия все-таки собиралась выйти за него замуж и потому возвысила.

– Только здравые соображения оказались слабей чувств, – негромко усмехнулся Тиен.

Адером он стал два года назад, а о намерении выйти за него замуж Перворожденная заявила только тогда, когда объявился ее бывший возлюбленный. И неизвестно, сколько бы еще тянула Альвия, если бы не обезумела от близости Райва. И все-таки она назвала Тиена Дин-Таля. Только вот суждено ли теперь сбыться чаяниям риора? Дождется ли он свою госпожу? Сможет ли она добраться до Эли-Борга? И главное, поверит ли ему, своему жениху? Райверну не поверила…

– О чем я?! – воскликнула Тиен, сердито мотнув головой. – Лишь бы вернулась живой, а там, как Боги решат. Только пусть вернется.

Он вернулся на свое узкое скрипучее ложе, уселся на него и тяжело вздохнул. Хотел снова лечь, но услышал, как звякнул засов решетки наверху, там, где стояла стража, и послышались шаги. Это не была твердая поступь, и сказать, что кто-то крался, тоже было невозможно. Неизвестный, скорей, был неуверен, шел осторожно, замирая время от времени. А потом снова скрипнула решетка наверху, и за первым посетителем поспешил второй. Дин-Таль услышал негромкий мужской голос, в ответ ему зашептали, и движение возобновилось. Адер прищурился, ожидая, когда до него, наконец, доберутся, а то, что идут по его душу, он не сомневался. За всё время, что он провел в темнице, других узников он не слышал. Борг не был тюрьмой, и темницы здесь заполнялись редко.

Шорох раздался совсем близко, и один из прутьев решетки сжала женская ручка. А через мгновение и сама хозяйки руки появилась перед узником. Лицо ее было бледно, глаза покраснели и нос опух – лейра явно успела наплакаться. Горло скрыл высокий ворот скромного платья, и следы, оставленные пальцами Дин-Таля, оказались недоступны случайному взгляду.

– Тиен, – жалобно позвала Ирэйн.

Адер подался вперед, вновь ощутив прилив жгучего гнева, но опомнился и остался сидеть, не сводя немигающего взгляда с ненавистного личика лейры Дорин.

– Тиен… – голос ее сорвался, и из глаз потянулись новые дорожки слез.

– Как ты вошла сюда? – резко спросил риор.

– Мне помогли, – начала Ирэйн и осеклась под взглядом адера. – Тиен… Я хотела… Мне нужно поговорить… объяснить…

Она искала слова, но никак не могла решиться заговорить о том, зачем пришла. Дин-Таль решил помочь. Он усмехнулся и махнул рукой:

– Я нынче не принимаю, – со злой усмешкой произнес он. – Проваливай прочь, гадюка, и не смей подползать ко мне.

– Тиен! – с надрывом воскликнула лейра, подавшись еще ближе к решетке.

Дин-Таль с ледяным равнодушием оценил расстояние. Успеет ли он удавить паршивку? Скорей всего – нет, она не одна, и невидимый защитник успеет отнять у адера его добычу. А если не бросаться, а просто приблизиться? Постепенно. Она явно не намерена уходить, значит, возможность все-таки есть. И пусть потом советники думают, что хотят, но он воздаст маленькой суке за предательство, а заодно лишит Тайрада надежды на престол Эли-Борга. Если удастся, то сожалеть будет уже не о чем…

– Что тебе надо? – сухо спросил риор, поднявшись с кровати.

Он сделал несколько шагов, но пока не спешил приблизиться к решетке.

– Я просто хотела объяснить, – женщина всхлипнула, стерла со щек слезы и вновь сжала прутья. – Мне жаль…

– Чего? Того, что ваш замысел с Эли-Хартом так и не воплотился? – он смотрел на лейру Дорин с нескрываемой насмешкой. – Или же жаль, что я узнал о том, что ты возжелала не только венец лиори, но и ее мужчину? Как ты хотела обставить мое спасение? Как собиралась втереться в доверие? Неужели ты возомнила, что сможешь утешить меня? Или ты считала, что достаточно венца на голове, чтобы я прибежал в твою постель?

Ирэйн слушала, впившись взглядом в мужчину, о котором мечтала столько лет, о ком грезила, отдаваясь мужу, к кому спешила всё это время, и ради любви которого захотела уничтожить свою соперницу. Слушала и не замечала, что слезы продолжают течь по ее щекам. Он хлестал ее издевкой и обвинениями, а она лишь всхлипывала и качала головой, словно пытаясь опровергнуть всё, о чем говорил Дин-Таль. Наконец, не выдержала и протянула к нему руки сквозь решетку:

– Я люблю тебя! – вскрикнула лейра и разрыдалась. – Я так давно люблю тебя, Тиен! – Ирэйн закрылась ладонями, и до адера долетели едва слышное: – Я просто хотела быть счастливой. Я просто хотела видеть рядом любимого мужчину. Я…

Риор стремительно приблизился к решетке, но тот, кто стоял, невидимый Дин-Талем, также стремительно оттащил лейру назад, оставляя ее вне досягаемости адера. Тиен сжал прутья и с яростью вопросил:

– Ты меня спросила?! Хотя бы задумалась, нужна ли мне твоя любовь?! Единственную женщину, о которой я мечтал, ты украла у меня! Лишила всего, что было мне дорого!

– Я дам тебе это снова…

– Тогда верни мне Альвию! – закричал адер. – Верни мою душу, маленькая дрянь! Верни мое сердце! – Он выдохнул и оттолкнулся от прутьев. Отошел к окошку и хрипло произнес: – Я любил ее. Всегда, всю свою жизнь. Я был с ней не ради милостей и наград, они мне были не нужны. Только она – моя госпожа… И ты никогда, – Тиен развернулся и увидел Ирэйн вновь рядом с решеткой. – Никогда ты не сможешь заменить ее.

– Но ты же совсем не знаешь меня! – в отчаянии воскликнула лейра Дорин. – Совсем не знаешь!

Дин-Таль вернулся к кровати, сел на нее и усмехнулся:

– Тут ты права. Я знал маленькую стыдливую лейру, нежную, как весенний цветок. Чистую непорочную девочку, в невинных глазах которой не было лжи… Эту девочку я вел к мужу, этой девочке искренне желал счастья. А потом я узнал лживую тварь, в груди которой билось черное сердце. Эта подлая сука украла у меня надежду на долгожданное счастье, разрушила жизнь, и почти уничтожила риорат, отняв нашу госпожу.

– Тиен…

– Моя лиори сильна духом, она восхищала своим умом и рассудительностью. Она вела за собой рать, и каждый воин в Эли-Борге легко расстанется с жизнью во имя ее славы. Чем ты можешь заменить ее? Что можешь противопоставить, игрушка Эли-Харта?

Лейра Дорин стерла кулаками слезы и мотнула головой:

– Я не буду его игрушкой, ты ошибаешься. Я не позволю ему управлять собой!

Дин-Таль весело рассмеялся, вынудив Ирэйн замолчать.

– Глупая! – воскликнул адер. – Не тягаться ягненку с гиеной! Он переиграет тебя еще до того, как ты воспротивишься его воле!

– Посмотрим! – ответила уязвленная женщина.

– Более того, – не слушая ее, продолжил риор: – Ты открываешь свой замысел, когда за твоей спиной слуга Эли-Харта. Где твой разум, Ирэйн? Или его хватает только на то, чтобы умело лгать? – Тиен усмехнулся и закончил: – Мне не нужна такая госпожа. Убирайся.

Лейра Дорин стиснула прутья решетки до побелевших костяшек, ее взгляд не отпускал адера, но он больше не желал разговаривать. Женщина кусала губы, отыскивая нужные слова, но так и не сумела найти.

– Если, – дрожащим голосом заговорила она, – если ты не передумаешь… – Дин-Таль, уже успевший вытянуться на кровати, повернул голову и изломил бровь, насмешливо глядя на Ирэйн. Она попыталась добавить в голос твердости, но у нее не вышло, голос так и продолжал подрагивать от волнения, злости и страха перед тем, что лейра собиралась сказать. – Если ты не передумаешь, я оговорю тебя. У меня будут свидетели, и они подтвердят, что это ты предал мою кузину.

– Свидетели у тебя будут, – равнодушно ответил Дин-Таль. – Пока ты нужна Эли-Харту, твою шкуру будут беречь. О моей шкуре позаботиться некому, и я жалею только об одном.

– О чем? – спросила Ирэйн, продолжая вглядываться в лицо риора.

– Что ты всё еще не сдохла.

– Тиен! – истерично выкрикнула лейра, но адер уже не смотрел на нее. – Я люблю тебя! Тиен, я люблю тебя!

Дин-Мар с силой дернул на себя Ирэйн, прижал лицом к своей груди, и она разрыдалась с новой силой. Хартий подхватил лейру на руки и понес прочь из подземелья, нашептывая ей на ухо слова успокоения.

– Не предам, – расслышала Ирэйн. – Не променяю… Не оставлю… Никогда. Моя любовь…

Она вскинула взгляд на риора и, словно хватаясь за руку, протянутую на помощь, прислушалась к словам. А Ирэйн тонула. Она захлебывалась в своем разочаровании и горе. Он ее ненавидит… Ненавидит! Все надежды исчезли, разлетелись, будто дым под порывом ветра. Ее любовь так и останется безответной. Не будет долгих счастливых дней, не будет ночей, наполненных страстью и стонами. Не будет признаний и совместного правления. Всё зря…

Лейра на мгновение задохнулась. Гнев закипел в ней, мгновенно высушив слезы. Обида всколыхнула кровь. Зря?! Что ж, венец всё еще ждет ее. Пусть без того, кто отверг ее любовь, но она переживет это. Тиен останется в темнице, у него еще будет время всё обдумать и понять, что лучше быть покорным. А пока, раз он отказался стать ее защитой и опорой, Ирэйн найдет себе защиту и опору в другом риоре!

Она посмотрела в глаза Дин-Мара твердым взглядом.

– Так значит, вы любите меня? – спросила женщина.

– Всей душой, – ответил хартий, преданно глядя на лейру.

– И станете мне помогать во всем?

– Что пожелает моя госпожа?

– Тогда поцелуйте меня.

Они уже покинули подземелье, у входа которого остался только один страж. Дин-Мар успел поднять лейру по лестнице, но так и не дошел до ее верхней ступени. Он поставил Ирэйн на ноги, притянул к себе и склонился к губам:

– С превеликим удовольствием, – искушающе произнес хартий и накрыл губы женщины поцелуем. И когда отстранился, лицо Ирэйн пылало – целовать Мар умел…

– Пора выпить зелье лиора, – задыхаясь, прошептала лейра Дорин. – Теперь меня не выгонят из Борга даже твари Архона.

– Моя отважная, – широко улыбнулся Дин-Мар и вновь завладел ее губами. Ирэйн оплела шею риора руками, и в голове ее мелькнуло короткое воспоминание: «Он переиграет тебя еще до того, как ты решишь воспротивиться…». Лейра мысленно усмехнулась и подумала: «Однажды ты узнаешь, как ошибался, Тиен. Ягненок обойдет гиену, и ты станешь свидетелем моего триумфа». Хартий сильней сжал руки, стиснув хрупкую женщину в крепком капкане…