bannerbanner
Юлия Владимировна Алейникова Золотой камертон Чайковского
Золотой камертон Чайковского
Золотой камертон Чайковского

4

  • 0
  • 0
  • 0
Поделиться

Полная версия:

Юлия Владимировна Алейникова Золотой камертон Чайковского

  • + Увеличить шрифт
  • - Уменьшить шрифт

– А вы можете привести примеры?

– Надо подумать. Муж уже сказал вам, что последнее время мы с Павлом виделись нечасто, да и в России он появляется только наездами, так что все подобные случаи имели место быть до его отъезда в Штаты, – потирая длинными сильными пальцами подбородок, пояснила хозяйка дома. – Ну, вот взять хотя бы историю развода Павла с Анной. Аня тогда погорячилась, и напрасно, они были прекрасной парой, думаю, оба потом жалели о случившемся.

– А что было с разводом? – хотя Никита и имел общее представление о той истории, но решил, что не будет лишним выслушать версию Ирины Смоляковой.

– В оркестре у Павла появилась одна нахальная девица, Павел взял ее по рекомендации каких-то знакомых, и, мне кажется, девица с самого начала имела на Павла виды. Так вот, на гастролях ей удалось совратить его, а затем она стала требовать продолжения отношений, навязывалась, скандалила. Даже явилась к Анне с какими-то видеозаписями. В общем, Ившины развелись. Но Павел девице дал жесткую отставку, к тому же выгнал из оркестра, по сути, с волчьим билетом. К тому времени Павел уже имел имя влияние в мире музыки и, насколько мне известно, сделал так, что эта авантюристка не смогла устроиться ни в один приличный оркестр города. Ты помнишь, Максим?

– Да. Действительно, так все и было. Павел тогда очень переживал развод.

– А еще был случай в конце девяностых. Какой-то приятель пытался вовлечь Павла в строительный проект, элитные коттеджи или что-то в этом роде. Он обещал золотые горы, очень наседал на него, говорил, что это невероятно выгодное вложение, что Павел получит сто процентов прибыли, и так далее, и тому подобное. Он очень наседал, Павел уклонялся, и в конце концов выяснилось, что этот тип украл деньги инвесторов, наделал долгов, а когда обман вскрылся, сбежал за границу. Но, прежде чем сбежать, обвинил Павла в том, что из-за его жадности он не смог довести проект до конца. Дикость, конечно, но так все и было.

– Да, да, – энергично закивал Максим Георгиевич. – Всякие мошенники так к Павлу и липли. Я думаю, это одна из причин, почему он уехал. Его просто осаждали всякие искатели выгоды, на нем всегда пытались нажиться. На его имени, таланте, на его деньгах. А Павел действительно был слишком мягок, чтобы назвать в лицо прохвоста прохвостом. А подлеца – подлецом.

– Очень интересно. Будьте любезны, сообщите мне имя и фамилию того инвестора. А также девицы, из-за которой развелся Ившин. А заодно и всех обиженных, кого вы вспомните.


С музыкантами оркестра Артем встретился в концертном зале Мариинского театра, где они готовились к вечеру памяти композитора. Только сначала ему пришлось поскучать, дожидаясь окончания репетиции. Буфеты были закрыты, симфоническую музыку он не любил, так что время ему пришлось коротать в компании айфона, позевывая от скуки в мягком, уютном кресле партера. Он так зазевался, что едва не проспал конец репетиции.


– А, Артем, ну что у тебя, беседовал с музыкантами? Что-то ты быстро, – отрываясь от компьютера, заметил капитан Гончаров.

– Да. Половина из них оказались нерусскими. Американцы, немцы, француз, итальянец, еще кто-то. В общем, из русских только пианино, в смысле фортепьяно, вторая скрипка, арфа, флейта и виолончель. Вот список оркестра, там помечено, кто откуда, – протянул капитану листок Артем.

– И что удалось выяснить?

– Павел Ившин – талант, гений, все его любили, все уважали. В общем, знакомая песня. Но вот арфистка заметила, что в последние дни Ившин был какой-то озабоченный. И как ей показалось, из-за Наумкина. Она видела, как они несколько раз разговаривали после репетиции, причем Наумкин был подчеркнуто бодрый и веселый, а вот Ившин как раз озабоченный и недовольный. Точнее, встревоженный. Арфистка даже стала опасаться, вдруг им за выступление не заплатят, такое случалось в девяностые, и она по старой памяти побаивалась. Она даже к Ившину подходила с этим вопросом, но тот заверил ее, что все в порядке, волноваться не о чем, и его настроение к делам оркестра отношения не имеет.

А виолончелист запомнил какого-то человека с бородкой, в костюме, он несколько раз пытался с Ившиным встретиться после концерта, но его не пустили. Виолончелист объяснил, что у Ившина было много поклонников и даже фанатов, но он очень уставал после выступлений, буквально выкладывался до последней капли и поэтому избегал какого-либо общения после концертов. Этот момент всегда заранее оговаривался с принимающей стороной. Поэтому Павла Владимировича выводили под охраной через какой-то боковой вход, чтобы его никто не видел. И тот человек так ни разу с ним и не встретился. Потом того же человека вспомнили и флейтист с пианистом. Пианист его видел и после репетиции, тот скандалил на проходной, требуя пропустить к Ившину. Естественно, его не пустили.

– А кто он такой? Как зовут?

– Неизвестно. Он вроде бы представлялся охраннику, даже фамилию называл, но тот его не слушал, мало ли к знаменитости психов рвется. Знакомые люди по телефону позвонят или в гости придут, а незнакомых и пускать нечего. Все, что помнит охранник, это то, что тот сперва музыкантом, а потом журналистом представлялся.

– Негусто. Что-то еще?

– Нет. Больше ничего интересного.

– Ладно, тогда так. Надо пригласить этого пианиста с виолончелью, пусть фоторобот составят того типа. Потом предъявим техническому персоналу и остальным музыкантам, а заодно родственникам Ившина и домработнице, может, кто-то опознает.

И насчет Наумкина – надо бы прощупать, чем дышит этот господин, как обстоят дела с его компанией и финансами. Но этим я займусь сам. Артем, продолжай работать с музыкантами, Никита, разыщи всех недовольных Ившиным по списку Смоляковых, выясни, как живут, чем дышат.

Глава 9

Июнь 1982 года.

Дачный поселок под Ленинградом

Максим сидел у распахнутого в сад окна и бездумно вертел в руках камертон, любуясь золотыми бликующими гранями, щурясь от отраженных полированной безупречной поверхностью солнечных лучиков, наслаждаясь приятной тяжестью на ладони. Камертон действовал на него завораживающе. С тех пор, как он несколько дней назад разыскал на пыльной книжной полке продолговатую потертую бархатную коробочку с камертоном, что-то неуловимо изменилось в его жизни.

Максим не мог сказать, что именно, он даже не сразу это заметил, но в нем словно проснулась какая-то тонкая, чуткая струна и зазвучала, сперва тихо, едва слышно, как далекое замирающее эхо, потом увереннее и громче.

Теперь голос струны стал силен и звонок. Он был яснее и чище, чем все окружающие Максима звуки. Он наполнял его до краев, требуя выхода, толкая к действию. Это чувство было сродни тому, что в художественной литературе описывали как сладкую муку. С ней было невыносимо жить, но потерять это чувство, расстаться с ним было бы еще больнее и мучительнее.

Максим положил камертон в нагрудный карман и, крадучись, словно стесняясь своего порыва, подошел к старому, накрытому серым от пыли чехлом роялю.

Максим когда-то занимался музыкой, даже несколько классов музыкальной школы окончил по классу баяна, а потом увлекся спортом, забросил музыкалку. Было это очень давно, в детстве. А потому, подняв крышку старого расстроенного инструмента, Максим, смущенный своим порывом, просто легко коснулся пальцами нескольких клавиш. Звук получился чуть дребезжащий, жалкий, и Максим хотел было захлопнуть крышку. Но пальцы сами потянулись к клавишам, на этот раз изобразив простенькую коротенькую мелодию. Максим удивился и попробовал повторить, добавив к ней несколько нот.

Получилось забавно. Легко и воздушно. Словно из распахнутого окна долетел порыв душистого летнего ветра. Не жаркий и душный, а свежий, едва уловимый, по-июньски сиреневый.

Максим улыбнулся и снова повторил те же ноты, потом еще раз, интуитивно закончив музыкальную фразу. На белом потолке плясали тени трепещущей за окном листвы, а комнату наполнил едва уловимый запах пионов.

Пионы росли возле крыльца, на другой стороне дома. Мама обожала их, была рада, что от прежних хозяев осталось несколько кустов, и бережно ухаживала за ними. Максим был равнодушен к цветам, никогда не обращал на них особого внимания, но сейчас вдруг припомнил их нежные бело-розовые бутоны, пышные тяжелые цветы на тонких стеблях и аромат. Сладковатый, удивительный. Волшебный…

Пальцы снова коснулись клавиш, мелодия, родившаяся под его пальцами, удивительным образом смешалась с запахом пионов, наполнившим комнату.

– Максим, что это за мелодия? Это ты играешь? – удивленно воскликнула мама, заглянув в комнату. – Не знала, что ты умеешь.

– Я тоже.

– Что это было? Что-то знакомое… Очень приятная мелодия, но не могу вспомнить, где ее слышала.

– Я сам не знаю. Просто нажал пару клавиш, – смущенно пожал плечами Максим. Мамино вторжение показалось ему отчего-то неприятным. Легкий аромат пионов исчез, зато с кухни донесся запах жареного мяса, свежий зелени, еще какой-то снеди.

– Скоро будем обедать, – пообещала мама, заметив его гримасу и истолковав ее по-своему. – Только отца дождемся, он обещал на двухчасовой электричке приехать.

Мама вышла. Настроение улетучилось. Максим осторожно убрал в футляр камертон и, свесив ноги с подоконника, выпрыгнул в сад. Видеть никого не хотелось.

Сад купленной ими недавно дачи был невелик и запущен. Прежние хозяева в последние годы редко здесь появлялись, и некогда ухоженное семейное гнездо постепенно пришло в упадок. Родителям Максима дом достался со всей обстановкой, посудой и неплохой библиотекой. Как следует мама навела порядок только на кухне и в их с папой комнате, остальной дом пока по-прежнему был дик и запущен.

И Максиму нравился этот таинственный, неизведанный мир. Мир, в котором жили, любили, радовались, переживали, ссорились, мечтали таинственные незнакомцы, многих из которых уже нет в живых.

Первым делом он слазил на чердак и нашел там старый граммофон и пластинки. Теперь мама с папой частенько заводили его по вечерам. Еще он отыскал подшивки старых журналов: «Мурзилка», «Новый мир», «Наука и техника», «Мода», пачку старых открыток, даже не подписанных, очевидно, они составляли чью-то коллекцию. Их можно было бы сдать в букинистический магазин, наверняка кто-то заинтересуется. И еще множество всяких разностей, большая часть его находок тут же отправилась на свалку.

Затем Максим переместился в кабинет бывшего хозяина дачи, известного в прошлом, а ныне всеми позабытого композитора. Перебирая книги, он отыскал камертон и больше разбором и изучением доставшегося им добра не интересовался.

– Максим, папа приехал, иди обедать! – окликнула с крыльца мама, и Максим почувствовал проснувшийся в его молодом здоровом организме голод.

Романтические настроения его уже покинули. Максим отыскал в зарослях бузины и крапивы старый турник, расчистил вокруг него площадку и с удовольствием размялся.

– О, вижу, у нас спортсмены поселились! – бодро окликнул его из-за забора пожилой упитанный гражданин, возлежавший в гамаке с газетой в руках.

– Добрый день, – поздоровался, соскакивая, Максим. – Максим Дмитриев, мы ваши новые соседи.

– Наслышан, – поднимаясь с гамака, добродушно пробормотал сосед. – А я Павел Иванович Сидельников. Местный старожил, так сказать. Что ж, добро пожаловать. – Он протянул Максиму через забор руку. – Значит, продала Елизавета дачу? Что ж, они здесь почти уже и не появлялись, участок вон совсем зарос. А так и порядку больше, и веселее, заходите как-нибудь на чай, – пригласил сосед и вернулся в гамак к своей газете, очень обрадовав этим Максима, не любившего болтливых, навязчивых пенсионеров.

– Ну что, сын, как на работе дела, что новенького в отечественной кибернетике? – с аппетитом наворачивая свежие щи, поинтересовался отец.

– Ничего. А если и есть новенькое, то очень строго засекреченное, – важно ответил Максим.

– Ну тогда хоть про девушек расскажи, раз ты у нас весь такой засекреченный, – не отставал отец.

– Коля, ну что ты к нему пристал, будет он с тобой про девушек беседовать? – укоризненно заметила мама, с надеждой поглядывая на Максима.

Тема девушек была в семье, точнее, у мамы, болезненной. Пока Максим учился на физико-математическом факультете, она страшно боялась, что мальчик влюбится, еще хуже, женится, родятся дети, он забросит учебу, а дальше настанет конец света.

Но вроде бы обошлось. Приятели Максима влюблялись, страдали, снова влюблялись, женились, а Максим выступал на их свадьбах в качестве свидетеля. Ухаживал за подружками невест, заводил короткие необременительные романы с однокурсницами. Мама неодобрительно хмурилась, отвечая на их телефонные звонки.

А потом был долгожданный диплом. И мама словно по команде развернулась на сто восемьдесят градусов. Теперь, слыша в телефонной трубке девичий голос, она млела и таяла, с замиранием сердца прислушиваясь к разговорам сына.

Увы. Никаких намеков на скорую свадьбу не наблюдалось. Мама нервничала, переживала. Пыталась задавать бестактные вопросы. Затем перешла к самостоятельному поиску невест. Но Максим жестко пресек неуместные мамины старания, и, потерпев полнейшее фиаско, она оставила эти попытки и вернулась к активному наблюдению.

– С девушками все в порядке. Например, вчера встретил одну хорошенькую на платформе, помог тяжелую сумку дотащить до дачи, – с кривой усмешкой рассказал Максим.

– А как ее зовут, ты номер ее телефона спросил? – тут же подключилась к разговору мама.

– Нет. Пусть живет безмятежно, – язвительно заметил Максим, с удовольствием наблюдая, как мама борется с разочарованием.

Максим любил родителей, но иногда их простодушное вмешательство в его личную жизнь порядком раздражало и требовало пресечения. Все же он не мальчишка-студент, а взрослый человек. Научный сотрудник, хоть пока и младший.

После обеда мама отправилась в сад заниматься клумбами, папа – подремать, а Максим вернулся к себе в кабинет, именно его он облюбовал под собственную берлогу.

Старая просторная дача, плетеные, чудом сохранившиеся кресла, патефон, потертые корешки книг в потемневших от времени шкафах, скрипучие полы, рояль… Максим не был страстным поклонником старины, но этот дом его завораживал. Казалось, дом живет своей собственной таинственной жизнью, словно по нему бродят призраки бывших хозяев.

Максим передернул плечами, встряхнулся и, чтобы избавиться от наваждения, решил прогуляться по поселку.

Никогда прежде Максим не отдыхал на даче. В детстве дачи у их семьи не было, и он две смены проводил в пионерском лагере, а на один месяц ездил с родителями на Черное море.

Будучи студентом, отдыхал в том же лагере, только уже в качестве вожатого, ездил с приятелями на море дикарями, в горы, путешествовал по Золотому кольцу, побывал в Прибалтике и вообще много путешествовал, но вот дача – это было что-то новое.

Максим не спеша брел по улицам поселка, заглядывая за невысокие деревянные заборы, рассматривал небольшие домики с застекленными верандами, наблюдал за людьми, с удовольствием прислушиваясь к щебету птиц, к детским крикам, к скрипу колодезного ворота. А в голове его, сливаясь со звуками, запахами и впечатлениями окружающего мира, еле слышно, нежно и ненавязчиво звучала утренняя мелодия.

Было бы здорово записать ее или хотя бы выучить на рояле. Запомнить движения пальцев. Жаль, что он совершенно не помнит нот, точнее, нотной грамоты.

– Добрый день.

Максим обернулся взглянуть, к кому обращено приветствие, но на улице, кроме него, никого не было.

– Добрый день, – повторил насмешливый звонкий голос.

Максим снова обернулся и увидел облокотившуюся на калитку белокурую девушку с курносым носиком и озорными глазами.

– Не узнаете, благородный рыцарь? – спросила девушка, с улыбкой глядя на растерявшегося Максима. – Вы вчера помогли мне донести тяжелую сумку от станции.

– Ох, простите, задумался и не сразу узнал, – улыбнулся Максим, направляясь к калитке. – Сегодня вы как-то иначе выглядите.

– Лучше или хуже? – не растерялась девушка.

– Просто иначе, – не поддался на провокацию Максим.

– А вы хитрый. Так почему же вы печальный и одинокий бродите по дачному поселку? Такая погода замечательная, могли бы на озеро пойти, – девушка оказалась бойкой, хотя была определенно моложе Максима и за словом в карман не лезла.

– Я даже не знаю, где это озеро находится.

– Так давайте покажу, мне тоже делать нечего, меня, кстати, Света зовут, – выходя за калитку, представилась новая знакомая.

– А я Максим.

– Вы что, в гости к кому-то приехали? – неторопливо шагая по улице, расспрашивала Света.

– Нет. Родители недавно здесь дачу купили, вот осваиваемся.

– Ах, вот оно что! Ладно, проведу вам экскурсию по окрестностям. Сперва на озеро. Тут идти всего полкилометра. Классное место, и пляж небольшой, чистый. Вы рыбу ловите?

– Нет, не увлекаюсь.

– И правильно, скукотища, – поддержала Света. – А чем вообще увлекаетесь?

– Да так, ничем особенным.

– Значит, уже работаете, – сделала весьма оригинальный, но справедливый вывод Света.

– Почему вы так решили?

– А я давно заметила. Пока человек учится в институте или в школе, ему все интересно, всего попробовать хочется, а как на работу пойдет – все. Работа, диван, телевизор. Ну, разумеется, за редким исключением.

Максиму от такого вывода стало как-то неудобно. В представлении девушки он уже был наполовину пенсионером. Его так задело это замечание, что он даже с ответом не нашелся. А Света, не заметив произведенного эффекта, со свойственным юности эгоизмом продолжала как ни в чем не бывало болтать о всяких пустяках, беззаботно шлепая по нагретому солнцем асфальту сине-зелеными вьетнамками.

– Вот тут за кустом акации надо налево свернуть, а дальше через лес, и пришли, – объясняла она, сворачивая под тенистую сень соснового бора, где в воздухе стоял густой аромат смолы, хвои, где звуки словно гасли, касаясь мягкой моховой перины, присыпанной сухими желтыми иглами.

– М-м. Благодать! – потянула носом Света. – Любите сосны? Я их обожаю. В детстве девочки всякие гербарии собирали, цветы засушивали, а я иголки сосновые и шишки в коробку собирала, чтобы зимой нюхать. А кем вы работаете? – без всякого перехода поинтересовалась Света.

– Научным сотрудником в одном закрытом НИИ, – коротко ответил Максим, еще не оправившийся от ее бестактного замечания. – А вы чем занимаетесь?

– В музыкальном училище учусь.

– Вы музыкант? – оживился Максим. – Вас мне сама судьба послала!

– Вот как? Вам нужен тапер на семейном вечере? – обернулась Света, тряхнув светлыми пушистыми волосами.

– Нет. Дело в другом. Сегодня мне в голову пришла одна мелодия. Коротенькая и простенькая. Но я никак не могу от нее отделаться. А если учесть, что я не играю ни на одном инструменте, не знаю нот и, разумеется, не занимаюсь сочинительством, то со мной, можно сказать, сегодня случилось чудо. Хотелось запечатлеть, – с подходящей случаю самоиронией объяснил Максим. – Поможете записать сие творение?

– Ну разумеется, – со смехом ответила Света, явно усомнившаяся в правдивости истории. – Вы мне ее сейчас исполните?

– Нет. Хотел пригласить вас в гости, чтобы исполнить «произведение» на рояле. Если, конечно, получится.

– Вы же сказали, что не играете!

– Так и есть. Рояль не наш, достался нам вместе с дачей, а наиграл я мелодию одним пальцем. Пам-пам-пам, – наглядно показал Максим и представил, как обрадуется мама, если он вернется с прогулки вместе со Светой.

Глава 10

Сентябрь 2019 года. Санкт-Петербург

– Кристина, мать твою на рояле! – врываясь в офис, зло и весело закричал Виталий Константинович, сбрасывая на ходу пиджак. – Тащи сюда свою сочную задницу.

На этот сомнительный призыв из глубин офиса, обклеенного афишами, дипломами и фотографиями с автографами, не спеша выплыла особа не первой молодости и такой же свежести, впрочем, мужчины, взглянув на девушку, первым делом обратили бы внимание на ноги, а потом уже на прочие достоинства. А ноги у Кристины были выдающиеся. Длинные, стройные и обутые в модные туфельки на головокружительно высоком каблуке. Зад у Кристины также был неплох, впрочем, как и талия, и даже личико, украшенное неестественно полными, яркими губами. В целом внешность девушки была «на любителя», и, очевидно, господин Наумкин входил в их число, поскольку окинул Кристину недвусмысленным плотоядным взглядом.

– Ну, что тут у нас? Генка уже вернулся?

– Никого нет. Никто не возвращался, – лениво ответила Кристина. – Звонили с телевидения, с канала «Культура», пригласили поучаствовать в передаче, и с нашего местного, хотят пригласить тебя на шоу.

– Отлично. Надеюсь, ты дала согласие от моего имени? – потирая ладони, спросил Виталий Константинович.

– Нет, блин, послала их подальше, – буркнула Кристина, выгибая стан и опираясь плечом на дверной косяк.

– Разбаловалась ты, – строго заметил Виталий Константинович. – Смотри, как бы не пришлось тебя на сотрудницу помоложе заменить.

– Ха, поищи дуру, – не впечатлилась угрозой Кристина и, виляя бедрами, направилась прочь по коридору.

Виталий Константинович скрипнул зубами и потопал следом.

– Докладывай, кто точно звонил, когда передачи по телику, и кофе свари, – сердито распорядился он, падая в мягкое кресло возле кофейного столика.

– Семянько звонил, – не спеша выполнять распоряжение, сообщила сухо Кристина.

– И чего? – выпрямляясь в кресле, напрягся Виталий Константинович.

– Сказал, если к концу недели денег не будет, он передаст дело в суд. Иск уже составлен.

– Вот козел! – хлопнул себя по упитанной ляжке Виталий Константинович. – Сказал же ему по-русски, подожди пару недель, рассчитаемся. Скотина. И зачем я только с ним связался?! – вскакивая с места, трагически вопросил Виталий Константинович. – А ты чего молчишь? Сможем мы с ним рассчитаться до конца недели?

– Вряд ли. Кто нам так быстро деньги скинет, – присаживаясь на подлокотник, кисло заметила Кристина.

– Может, кредит взять? – нервно теребя подбородок, выдвинул предложение Виталий Константинович.

– Ага, кто тебе даст? У тебя и так долгов на десять лет вперед набрано, – без всякого сочувствия прокомментировала Кристина.

– А кто виноват? А? Кто виноват? Кто орал: хочу в Доминикану, хочу в Доминикану? Съездила, довольна? – вскакивая с кресла, заорал на девицу Виталий Константинович, и его упитанное круглое брюшко мелко задрожало от праведного гнева.

– Ну и не возил бы, – пожала плечиком Кристина, вставая с места. – А еще мог бы новый «Лексус» не брать, а взять машинку попроще. Сейчас бы долгов было меньше.

– Да ты что, не понимаешь, что «Лексус» – это как реклама? Мне по статусу положено! – снова окрысился Виталий Константинович.

– Наумкин, тебе сколько лет? А все еще не наигрался в крутого, – закуривая сигарету, взрослым усталым голосом проговорила Кристина. – Живешь в крошечной облезлой однушке в дерьмовом районе, ездишь на «Лексусе». Жрешь доширак, а костюм в «Хуго Босс» покупаешь. Пыжишься, пыль в глаза пускаешь, а у самого, кроме долгов, за душой ничего. Даже семьи нет. И что я с тобой связалась? – Последний вопрос определенно был адресован не Виталию Константиновичу, но именно на него он поспешил ответить.

– Кристин, ты что? Ты бросить меня хочешь? – В голосе директора фестиваля звучали детский испуг и тоскливое одиночество. – Кристина, ты… ты…

Кристина внимательно, оценивающе взглянула на своего шефа.

– Ну хочешь, распишемся? Ну? Ну хочешь, кинем все на фиг и сбежим на Карибы или еще куда, а? На Ившине мы конкретно поднимемся. Как только деньги поступят, плюнем на все и уедем.

– Дурак ты, Виталька. Круглый дурак, – туша в пепельнице окурок, коротко и емко резюмировала Кристина. – Выручка от выступления Ившина поможет тебе основные финансовые дыры заткнуть. А если не будешь идиотничать и деньгами сорить, глядишь, вообще вылезем из ямы. Фестиваль надо бы переименовать, присвоить ему имя Ившина, это сразу статус мероприятия поднимет. Свяжись с его семьей, договорись об условиях. И не тяни, они пока в шоке от потери кормильца, много не запросят, а может, вообще согласятся безвозмездно увековечить имя гения.

– Точно! Точно! – бросаясь к Кристине и обжигая ее страстным коротким поцелуем, воскликнул Виталий Константинович. – Умная ты баба, хоть с виду и не скажешь, – преображаясь на глазах, бодро заметил Виталий Константинович, натягивая пиджак. – Сейчас же и поеду. Я слышал, его сын приехал, заодно выражу соболезнования и вообще.

И Виталий Константинович, весело помахивая ключами от «Лексуса», покинул офис.


– Не знаю, сынок, может, не стоило так резко обрывать все связи? – глядя на сына с гордостью и сомнением, спрашивала Анна Алексеевна.

– Мам, ну как ты не понимаешь? Эта компания обворовывала отца, обманывала его, и они же наверняка его и отравили! Эмка изменяла ему, лгала, а Марина воровала!

1...6789
ВходРегистрация
Забыли пароль