2016 год
– Алиса Викторовна! Новый заказчик звонит, кажется, крупный. На кого переключить? – Секретарша Олечка говорила взволнованным шепотом, словно боялась, что заказчик на другой линии может их подслушать.
– Давай на меня, – устало распорядилась Алиса.
По большому счету поговорить могли Олег или Наталья, но раз заказчик крупный, лучше не рисковать. Все же на дворе кризис, а строительство загородных домов и ремонт помещений – это скорее роскошь, а не первостепенная необходимость. Стоит ли удивляться, что число заказов в их фирме резко сократилось.
– Добрый день, слушаю вас, – энергично поприветствовала Алиса незнакомца. Даже улыбку на лицо натянула для пущей убедительности, хотя собеседник и не мог ее видеть.
– Здравствуйте. Меня зовут Лаврентьев Кирилл Алексеевич, я представляю интересы китайского торгового дома. Наша компания выкупила особняк в центре города, и теперь мы ищем надежную строительную фирму, которая сможет произвести необходимый ремонт.
У Алисы даже слюнки потекли. Ремонт целого здания, да еще в центре! Таких серьезных заказов у них еще не было. Эх, жаль, Ильи нет на месте. Вдруг этот Кирилл станет задавать специальные вопросы – придется выкручиваться.
Илья Терехин был мужем Алисы и совладельцем фирмы. Именно он, инженер-строитель, в свое время создал фирму и развивал ее. Потом уже Алиса оставила свою филологическую работу, окончила курсы дизайнеров и влилась в коллектив. Как-то незаметно она перетянула на себя все организационные и управленческие дела, оставив мужу сугубо профессиональную сферу.
Сейчас Илья находился на объекте под Выборгом. Вряд ли он вернется раньше вечера. Придется выкручиваться самой.
– Вашу фирму мне порекомендовали знакомые. Вы строили им дом несколько лет назад, отзывы были положительные, и я решил к вам обратиться. Считаю своим долгом предупредить: мы ведем переговоры сразу с несколькими компаниями, и выбор остается за китайской стороной.
– Что ж, Кирилл Алексеевич, спасибо, что обратились к нам. Мы с удовольствием представим вам наши предложения, но для начала хотелось бы осмотреть объект. Мы должны оценить масштаб работ и узнать требования и пожелания заказчика.
– Разумеется. Мы с вами можем встретиться прямо на объекте. Например, завтра во второй половине дня вас устроит?
– Минуту, – протянула Алиса, делая вид, что проверяет завтрашний график. И после небольшой паузы решительно произнесла: – Да, вторая половина дня нас устроит. Записываю адрес.
– Петроградская сторона…
Алиса попрощалась, положила трубку на стол и снова уставилась на стену. Нужно звонить Илье, предупреждать о встрече с заказчиком – без него на объекте делать нечего. Но звонить мужу не хотелось, разговаривать с ним – тем более. Энтузиазм улетучился, а в голову полезли невеселые мысли.
Как им дальше работать вместе? Что делать с фирмой? Поделить? Бред. Делить нечего, кроме столов и компьютеров. Может, ей вернуться на кафедру, если, конечно, возьмут? Предоставить Илье полную свободу действий и настоять на своей доле прибыли с каждого заказа? В конце концов, это и ее фирма, она немало потрудилась ради ее репутации и не обязана жертвовать собственным благополучием только потому, что муженек переспал с какой-то шваброй. Возможно, и не раз.
Да, ее муж, ее родной и горячо любимый Илья Терехин взял и изменил ей.
Подло, мерзко, неумело – Алиса в два счета его раскусила. Этот идиот сказал ей, что поехал на встречу с заказчиком, а заказчик позвонил в фирму договориться с Ильей о встрече на следующей неделе.
Алиса до сих пор без стыда не может вспомнить тот разговор.
А потом она слушала, как муж неумело выкручивается, а потом проследила за ним и увидела, как он обедает с какой-то девицей. Дальше он повез девицу домой. К ним домой!
Алиса была жгучей брюнеткой с длинными прямыми волосами, бледной кожей и тонкими чертами лица. Девица тоже оказалась брюнеткой, невысокой, чуть более упитанной. Вульгарные манеры, пухлые сочные губы. Что в ней привлекло Илью, кроме этих губ, было не ясно. Ладно бы она оказалась блондинкой или рыжей, тогда еще можно списать все на жажду разнообразия. А так, выходит, просто похоть?
Дрожь омерзения в очередной раз охватила Алису, когда она представила, как ее муж целует чужую девицу. И не только целует! Об этом думать было совсем мерзко, и Алиса постаралась отогнать ужасную картину. Муж с посторонней женщиной занимаются сексом в их спальне!
Алиса застала их в кульминационный момент, когда они стонали и охали друг у друга в объятиях, а девица в экстазе еще и выкрикивала всякие скабрезности. Какая мерзость!
Она вскочила с места и заходила по кабинету, пытаясь избавиться от навязчивых видений. На глаза навернулись слезы от обиды и жалости. К себе.
Почему она такая несчастная? И как он мог ее так предать? Так подло, так унизительно!
Алиса вспоминала, как муж заметил ее и, все еще сидя верхом на девице, принялся лепетать что-то в свое оправдание. Потом он бежал за ней по квартире, голый, в одной простыне, а эта мерзавка даже не потрудилась простыню натянуть – вероятно, чтобы Алисе было лучше ее видно.
Боже, какая гадость. Алиса убежала из дома, Илья потом искал ее у подруг, звонил родителям, даже бабуле. Пришлось объяснять всем, почему они поссорились и почему она не желает с ним мириться. Ни о каком примирении, естественно, не могло быть и речи. Родители ее поддерживали. Свекровь нет.
Жили они оба по-прежнему в своей квартире: он в спальне, она в гостиной. Илья уже несколько раз делал попытку помириться, но Алиса держалась как кремень, хотя на развод почему-то не подавала. На работе было еще труднее: то и дело возникали ситуации, требующие обсуждения.
Да, как ни крути, из фирмы придется уходить. Алиса вздохнула и вернулась за стол. Обидно. Она уже втянулась в новое дело, сдружилась со всеми. Да и руководить ей нравилось намного больше, чем принимать зачеты у студентов. И еще за последние полгода ей удалось воплотить два собственных дизайнерских проекта. Да, очень жаль. Может, попробовать устроиться в другую строительную фирму? Хотя кто ее возьмет на работу в разгар кризиса?
Она крутилась в кресле, предаваясь раздумьям, когда ожил мобильный.
– Алиса, деточка… – Мамин голос звучал так, что Алиса немедленно выпрямилась, перестала вертеться и приготовилась принять очередной удар судьбы.
– Что случилось? Папа? Бабушка?
– Нет, детка, – всхлипнула мама. – Лизу убили!.. Тетя Люда в реанимации, дядя Юра звонил.
Алиса онемела от ужаса. Лиза была ее троюродной сестрой и лучшей подругой. Они росли как родные сестры, их родители дружили с детства, и они знали друг друга с рождения. И вдруг убили?..
– Когда? Как? – Онемевшие губы шевелились с трудом.
– Вчера вечером тетя Люда с дядей Юрой с дачи вернулись, а она … – мама заплакала навзрыд. – Мне сейчас Юра звонил. Вчера не смог: Люду в больницу увезли, следователь приехал… Сейчас к ним поеду. Ты сможешь с работы уйти?
– Конечно. Сиди дома, я тебя заберу, и вместе поедем.
Алиса вскочила с места, схватила сумку, попыталась сообразить, что еще нужно взять или сделать.
Лизу убили. Не распускаться – ей сейчас за рулем сидеть. Лизу убили. Нет, только не реветь. И разревелась. Плюхнулась обратно в кресло – не выходить же к сотрудникам с заплаканным лицом – и дала волю чувствам.
Все самые счастливые воспоминания детства у нее были связаны с Лизой. Они вместе ходили в детский сад, в школу, вместе отдыхали на даче, один месяц с Лизиной мамой, другой – с Алисиной. Вместе ездили на море и ходили в театры. Вместе увлекались гимнастикой, только у Алисы пошло лучше и ее взяли в спортшколу, а Лиза занялась фигурным катанием. А еще они влюблялись, поверяли друг другу тайны, ходили друг к дружке на свидания для подстраховки, вместе пробовали курить и прикрывали одна другую перед родителями. Да, Лиза была для нее всем. Как она теперь будет жить?
В голове крутились сотни трогательных, смешных и грустных воспоминаний. Слезы постепенно высохли, приступ слабости прошел. Высморкавшись и утерев последнюю слезу, Алиса взглянула в зеркало. Лицо распухло, нос красный. Но ехать нужно, и, надев большие темные очки, она поспешила к маме. Перспективный заказчик, разумеется, уже вылетел у нее из головы.
– Бабуля, как ты думаешь, найдут Лизиного убийцу?
Алиса сидела с ногами на диване и наблюдала, как бабушка раскладывает пасьянс.
С бабушкой Валерией Константиновной они очень дружили. Даже больше, чем с мамой. С бабулей Алиса могла поделиться любым секретом. Им нравились одни и те же фильмы и книги, они часто сходились в оценке людей и событий. Даже профессию выбрали одну – обе окончили филологический. Единственное, чего не разделяла Алиса, так это легкомысленного отношения бабушки к мужчинам. Валерия Константиновна после развода с дедом побывала замужем четырежды. И это не считая легких увлечений.
Алисина личная жизнь была гораздо скромнее, тут она пошла в маму. По маминой линии все было чинно и благопристойно: и мама, и бабушка, и прабабушка, и, кажется, даже прапрабабушка выходили замуж один раз и на всю жизнь. И доживали со своими избранниками до самой старости. Алиса такая же. Хотя нет, такой она была до измены мужа. Теперь-то что загадывать?
– Не знаю, детка, – покачала головой Валерия Константиновна. – Карты говорят, что найдут, а жизненный опыт – что нет, не выйдет. Не верю я в нашу сегодняшнюю полицию, увы. Какие-то они стали равнодушные, беспринципные. Положа руку на сердце, я даже не уверена, что они попытаются хоть что-то предпринять.
Бабушкины слова звучали здраво, но Алисе хотелось возразить.
– Но ведь это ненормально! Такое зверское преступление не может остаться безнаказанным. Я не знаю, как мне пережить Лизину смерть. Но, понимаешь, сознание того, что человек, совершив злодеяние, продолжает наслаждаться жизнью, просто непереносимо. Меня от ненависти и жажды мести просто наизнанку выворачивает! – Алиса поднялась с дивана, подошла к ломберному столику в эркере, за которым бабушка раскладывала пасьянс. – А ты разве не считаешь, что любое злодеяние должно быть наказано?
Бабушка проживала в огромной четырехкомнатной квартире на Большой Конюшенной, в самом центре Петербурга. Но дело было даже не в размерах. Эта квартира досталась бабушке от второго мужа. Его отец был известным реставратором, работал в Эрмитаже, помогал восстанавливать Петергоф, и его собственная квартира в стиле модерн была не отремонтирована, а именно отреставрирована и обставлена с большим вкусом. Второй бабушкин муж тоже был реставратором, пусть и не таким известным. И хотя к моменту его смерти в середине 1990-х они были уже лет пятнадцать как разведены, все имущество он оставил именно ей.
Бабушка и раньше жила в хорошей трехкомнатной квартире в доме на Московском проспекте. Она досталась ей от третьего мужа, который эмигрировал в Израиль. Получив в собственность квартиру на Большой Конюшенной, бабуля тут же переехала. Сейчас она сдавала в аренду квартиру на Московском проспекте и еще двухкомнатную на Васильевском острове, в которой жила с Алисиным дедушкой до их развода. Этот доход, плюс пенсия и зарплата (бабуля продолжала преподавать в университете) позволяли ей держать домработницу и жить на широкую ногу.
От четвертого мужа бабушке совсем недавно досталась чудесная дача в Комарове, двухэтажный каменный особняк со всеми удобствами, и роскошная квартира в новом доме на Петроградской стороне. Бедняга четвертый муж был бодр и полон сил, продолжал работать в союзе журналистов, но сердечная недостаточность в один миг перенесла его в лучший мир. Родственники, понятно, были крайне недовольны покойным. Особенно сыну от первого брака не понравилось, что все самое ценное имущество досталось по завещанию последней жене, с которой его отец и прожил-то не больше семи лет.
– Конечно, любое преступление должно быть наказано. – Бабушка отложила в сторону колоду карт. – Но, знаешь, с возрастом учишься все принимать спокойнее. Нет, не то. Просто появляется уверенность, что если не люди, то бог или судьба, природа, называй как знаешь, покарают злодея. Гармония будет восстановлена, даже если мы об этом не узнаем.
– Меня такой расклад не устраивает, – решительно возразила Алиса. – Я хочу, чтобы его покарали сейчас, и как можно жестче. Знаешь, я сейчас даже жалею, что в нашей стране отменили смертную казнь. По мне, так есть преступления, за которые просто необходимо расстреливать. Если бы это было возможно, то не один, а пять раз!
Алиса снова устроилась на диване, бабушка вернулась к пасьянсу, и в комнате повисла тишина. Но долго молчать в таком состоянии у Алисы не получилось.
– Мама говорит, что это был маньяк. А ты как думаешь?
Бабушка снова откинулась на спинку кресла и устремила взгляд в окно. Темный профиль на фоне светлого июньского неба был безупречен, уложенные завитками седые волосы казались мраморными. Если не брать в расчет седину, бабушка выглядела на редкость молодо – при знакомстве ей можно было дать не больше сорока пяти.
– Маньяк? – Кажется, она размышляла вслух. – Нет, я так не думаю. Насколько я знаю, а я, безусловно, не специалист, маньяк нападает на жертву в местах общедоступных: в парке, в подъезде, в лесу. А Лизин убийца проник к ней в квартиру, и, судя по тому, что ты мне говорила, Лиза сама его впустила. Думаю, он приходил именно к ней. Вопрос только, что этому извергу понадобилось от бедной девочки. – Бабушкин голос впервые дрогнул, и она поспешила отвернуться к окну.
Валерия Константиновна превосходно умела владеть собой. Это качество она считала обязательным для каждого воспитанного человека. «Ты же не провинциальная простушка, чтобы охать и визжать из-за любого пустяка», – наставляла она в детстве внучку, и приподнятая с укоризной бабушкина бровь была для Алисы важнее родительской похвалы или порицания.
Валерия Константиновна была невысокой, можно даже сказать, миниатюрной женщиной с безупречными манерами и спокойным голосом, но все ее почему-то побаивались: и коллеги, и сын с невесткой, и даже многочисленные мужья. Была в ней очевидная любому внутренняя твердость.
Алиса бабушку не боялась.
– Я тоже не думаю, что это маньяк, – кивнула она. – Вот только интересно, откуда в Лизином окружении мог появиться такой человек? Я знаю всех ее подруг, о ее увлечениях мне тоже известно. Ни разу Лиза не упоминала о ком-то с нездоровой психикой. И вообще о ее неприятностях мне как-то ничего неизвестно. А знаешь, – вдруг переключилась она на другое, – мы же в пятницу утром тоже с ней созванивались. Она предлагала встретиться, не хотела, чтобы я из-за Ильи кисла. Звала к ним на дачу, говорила, что на турбазу в Орешники можем выбраться вдвоем. А я, дура, отказалась. К нам заказчик из Москвы на выходные приезжал, мы ему дом в Зеленогорске достраиваем. Обязательно надо было в офисе появиться, в субботу и воскресенье мы смету на дополнительные работы с ним согласовывали. Представляешь, у меня ни минуты не нашлось, чтобы Лизе позвонить. А ведь если бы я наплевала на все и поехала с ней на дачу, ничего бы не случилось!
Алису накрыла волна раскаяния, слезы градом брызнули из глаз.
– Плачь, плачь, детка, не стесняйся, – тяжело вздохнула бабушка. – Только ни в чем ты не виновата: Лизу убили умышленно, а ваша поездка на дачу просто отсрочила бы это несчастье. Или не отсрочила бы. Или вы бы пострадали обе, не дай бог! В любом случае твоей вины здесь нет. Лиза сделала свой выбор, как каждый из нас, я в этом уверена. Каждый сам выбирает свою судьбу. А кстати, почему она не поехала на дачу?
– Не знаю, дядя Юра не говорил. – Алиса перестала всхлипывать. – Может, у нее была назначена встреча с убийцей? То есть она, конечно, не знала, что это убийца.
– Может быть. Неплохо бы уточнить, как все было, Юру только жаль тревожить.
– Ему сейчас какие-то транквилизаторы назначили, мама тетю Таню по дружбе попросила. Он такой, знаешь, заторможенный, как будто сонный. Думаю, можно позвонить. – Алиса уже суетилась, искала в сумке телефон.
– Дядя Юра, это я, Алиса. А почему Лиза с вами на дачу не поехала? – Она специально спросила вот так в лоб, чтобы не дать ему расстроиться. – Ага, спасибо. Поняла. Как тетя Люда? Можно к ней? Хорошо. Спасибо. До свидания.
– Что же? – поторопила Валерия Константиновна.
– Говорит, у Лизы какие-то дела были. Может, просто неохота ей было с родителями все выходные сидеть. Насчет конкретных встреч ничего не говорила. Я вот думаю, не стоит ли к ней на работу смотаться и с девчонками поговорить?
– Съезди, вдруг что-то выяснишь, – одобрила ее план бабушка. – Только, пожалуйста, будь осторожна. Помни, что это мог быть кто-то из ее коллег.
– Конечно, не волнуйся.
Алиса чмокнула бабушку в щеку и поспешила в «Плюс видео».
1855 год
– Прошу вас, взгляните, как чудесно цветут орхидеи! Это особый сорт, он зацветает очень рано. И такой аромат!.. – Главный евнух, низко кланяясь, показывал дорогу лениво бредущему императору.
Властителю Поднебесной было безразлично, на что смотреть. Он молод, но уже пресыщен жизнью. Он плохо себя чувствует, у него снова несварение желудка. Этот сад давно наскучил ему, и никакие орхидеи не могут его заинтересовать. Все, чего он хочет, – дойти до павильона «Чистое цветение» и прилечь. На часах полдень, в это время император привык отдыхать. Не исключено, что, если там окажется хорошенькая служанка из хань, китаянок, стройная и нежная, как лепесток лилии, с маленькими ступнями и тонкими пальчиками, он осчастливит ее. Но Ли Ляньин так уговаривал своего повелителя совершить эту маленькую прогулку, что он решил не спорить. В конце концов, не все ли равно, где гулять. Здесь он хотя бы избавлен от встречи с императрицей Цыань, а это уже кое-что.
– Чей это голос? – поднял голову император Сяньфэн, и на его вытянутом лице впервые в это утро появилось выражение, напоминающее любопытство.
Из глубины аллеи доносилось пение – чистый голос выводил прекрасную мелодию.
– Это Орхидея, или Ланьхуа, ваше величество. Именно она разбила цветник, который я хотел вам показать.
Император любил музыку, особенно же почитал оперное искусство. Он уже рассмотрел благоухающий цветник у павильона «Тень платанов» и вот теперь поднимался по ступеням, чтобы окунуться в прохладу, напоенную ароматами цветов и благовоний. Комнаты в павильоне были весьма искусно расписаны от пола до потолка символом его обитательницы, орхидеями.
От скуки Ланьхуа занялась живописью, и так успешно, что даже император оценил ее труды. Да, надо признать, такой прелестной комнаты он давно не видел.
Евнухи, низко склонившись перед Сыном неба, пятились вон из комнаты, а очаровательная красавица-певунья приготовилась к битве за свое будущее. Этот шанс она не могла упустить.
Недаром же Ланьхуа почти год задаривала приближенных к императору евнухов драгоценностями, очаровывала, интриговала, сумела даже подружиться с императрицей Цыань. Конечно, император не особо жаловал свою добродетельную супругу и звал ее за глаза Тощим фениксом (феникс был символом императрицы, как дракон – символом императора). Все эти сплетни Ланьхуа с удовольствием пересказывали дворцовые евнухи, которых она щедро одаривала, тратя на подношения почти все жалованье. И все же Цыань была императрицей, единственной законной супругой императора, а значит, следовало заручиться ее поддержкой.
Наложница с необычным именем Орхидея приглянулась императору. Он удобно расположился на шелковых подушках и с ленивым одобрением взирал на грациозную красавицу. Ее голос убаюкивал, движения были изящны, не зря же Ланьхуа потратила целый год на совершенствование манер и занятия танцами.
Но не только танцы занимали ее. Познания в истории и поэзии, которыми обладала эта наложница, сделали бы честь иным ученым мужам. Сяньфэн любил поэзию не меньше, чем музыку, и разговор с Ланьхуа пришелся ему по вкусу.
А она пела, очаровывала, сплетая тончайшие сети из мелодий, запахов и слов. Изнеженный император поддался очарованию и провел в покоях Орхидеи весь день.
Едва его паланкин скрылся в тени вечернего сада, как она упала от усталости на застланное пурпурным покрывалом ложе. Развлекая императора, она не позволила себе расслабиться ни на секунду: стоит допустить малейшую оплошность, как все будет насмарку. А ведь она не становится моложе, и во дворец каждый год привозят новых наложниц. Некоторые из них уже успели подняться до третьей категории! К первой принадлежит сама императрица, ко второй – единственная хуан гуй фей, драгоценная наложница императора. Ланьхуа была бы рада и третьей категории – оказаться просто гуй фей, драгоценной наложницей.
А еще дворец полон служанок, которых набирали из хань, китаянок. У них маленькие ножки, тихие голоса, фарфоровые лица. По сведениям Ань Дэхая, император неравнодушен к маленьким ножкам.
Его величество, как было доподлинно известно, не отличался постоянством и разборчивостью. Один из его доверенных евнухов, толстый, одышливый, лоснящийся от самодовольства Веймин, сообщил ей по секрету, предварительно получив в подарок драгоценную нефритовую шкатулку, что император частенько посещает Сады совершенной ясности, куда ему доставляют девиц из пекинских домов терпимости.
Узнав такие подробности, Ланьхуа еще полгода назад задумалась, как она сможет поддерживать интерес Хромого дракона, как за глаза называли императора его собственные придворные. Танец, поэзия и чарующий голос помогут ей привлечь его внимание. Но удержать?..
Менее настойчивая и волевая девушка давно бы сдалась, как ее соседка плаксивая Кианг и десяток других девиц, киснущих в своих павильонах. Но Ланьхуа не собиралась сдаваться.
Пришлось с помощью Ань Дэхая нанять блудницу, искушенную в плотских утехах, чтобы не оплошать, если ей все-таки выпадет случай и император пожелает ее осчастливить.
Не успели эти воспоминания вихрем пронестись в хорошенькой головке Ланьхуа, как в дверь павильона постучали. Ань Дэхай поспешил встретить посетителя. Через минуту он вернулся, сияющий, как новенькая монета.
– Что скажешь, Ань Дэхай?
– О госпожа! – ее верный слуга захлебывался от восторга. – Император даровал вам чин наложницы и избрал для сегодняшней ночи!
Он торжественно распахнул занавес, чтобы впустить в комнату делегацию служанок и евнухов, которые несли корзины розовых лепестков, сосуды с благовониями, покрывала, украшения, ароматические смолы. Каждый входил со своей ношей, низко кланялся и сладко улыбался Ланьхуа.
– Приказ наложнице Лань! – провозгласил старший евнух, падая перед Ланьхуа на колени и протягивая нефритовую табличку с ее именем.
Впервые за два года пребывания во дворце она ощутила внимание к себе. Сейчас она лежала в благоухающей ванне, усыпанная розовыми лепестками, и две служанки расчесывали ее шелковистые волосы, евнухи нашептывали комплименты, а Ань Дэхай перечислял все плюсы ее нынешнего положения.
– Теперь у вас будет своя корова, госпожа! И жалование ваше увеличится до ста тридцати лянов! А еще каждый день утка и цыплята. И мой любимый сорт чая!
Ничего, пусть порадуется, без его поддержки Ланьхуа вряд ли удалось бы достичь цели. Пусть полакомится, толстый обжора. Бедняга и без того лишен главного мужского достоинства и ужасно страдает. Ланьхуа сама однажды подслушала его разговор со старой Лули, наложницей покойного императора. Он рассказывал, как горюет и мучается при виде стольких красавиц, даже плакал.
Ланьхуа набрала в ладошку горсть ярко-красных, как капельки крови, лепестков, поднесла их к лицу, вдохнула густой аромат и вспомнила, что случилось три месяца назад.
На дорожках сада в Запретном городе лежал хрустящий снежок, в морозном воздухе кружились снежинки, многочисленные обитательницы гарема кутались в шали и жались ближе к печкам. Ранние синие сумерки окутали павильоны. Казалось, все замерло, укрылось от стужи за толстыми стенами домов.
На душе у Ланьхуа было тоскливо. В этот вечер она как никогда ощущала свое одиночество. Она не завела себе здесь подруг: девицы раздражали ее. Одни важничали и задирали нос, хвастаясь знатной фамилией или стремительной карьерой. Последнее было особенно обидно. Многие девушки, попавшие в гарем позже Ланьхуа, уже получили более высокую категорию. Хотя, спрашивается, чем они лучше?
За последний год Ланьхуа заметно похорошела. Подростковую угловатость сменили мягкие линии и округлые формы. Глядя на зазнаек из богатых семей, она набралась приличных манер, а однажды даже наняла себе учителя. Это случилось после того, как, желая услужить императрице, Ланьхуа вызвалась подавать чай и одна из наложниц принялась публично ее высмеивать за деревенскую неуклюжесть.
Ланьхуа едва сдержалась, чтобы не ответить нахалке как полагается. И хорошо, что сдержалась. Императрица сама одернула девицу, а Ланьхуа взяла с тех пор под свое покровительство. Не воспользоваться этим было нельзя, и она подружилась с императрицей. Высокое покровительство всегда может пригодиться, а Ланьхуа решила не пренебрегать ничем на своем пути к величию и славе.
Да, к величию и славе. В конце концов, никто не вечен в этом мире, может и с императрицей что-нибудь случиться. Главное – не упустить свой шанс.
А шанс все не представлялся. Казалось, император навсегда забыл о ней. Ни разу он не пригласил ее в свои покои. Ланьхуа тяжело вздохнула. Ситуацию просто необходимо переломить. «Вспомни», – шептала она себе, – слова мудрого Сюньцзы: «Вместо того чтобы служить небу и воспевать его, не лучше ли, преодолевая небесную судьбу, самим использовать небо в своих интересах?»
И Ланьхуа призвала Ань Дэхая. Увы, она сделалась слишком зависимой от него. Но что поделать? Наложницы не могли покидать Запретный город. Вдобавок у него обширные связи во дворце и за его пределами. И, кажется, он ей верен. Во всяком случае ее восхождение сулило выгоду и ему.
– Послушай, – она шептала в самое ухо евнуха, – отыщи мне колдунью. Мне нужна сильная ведьма. Денег не пожалею. И тебя тоже отблагодарю.
– Госпожа, – в ужасе отшатнулся Ань Дэхай, и его мягкие пухлые щечки затрепетали. – Что вы задумали? Вы ведь не замышляете что-то дурное?
– Нет, конечно. – Она сердито стукнула кулачком по колену. – Это будет самое благое дело. Оно станет благом для нас обоих, ведь если я добьюсь своего, и ты не пожалеешь. Так ты сможешь отыскать такую женщину?
– Я постараюсь, но, госпожа, такие дела быстро не делаются. Вы желаете, чтобы я привел ее сюда, во дворец?
– Конечно, дурак, я же не могу отсюда выйти. Постарайся.
Она сунула в потную ладонь мешочек с монетами. Эта простая мера всегда придавала резвости ее неповоротливому гонцу.
Ждать пришлось больше недели, и Ланьхуа уже стала охладевать к своей затее, когда однажды промозглым вечером Ань Дэхай сообщил, что нашел ту, кого она искала. Сегодня ночью старуха обещала прийти.
– Ох, не сносить мне головы, если нас поймают! – причитал он, заглядывая в глаза застывшей, словно изваяние, госпожи.
Уже в следующую минуту щеки Ланьхуа зарделись, а сердце забилось так, как будто она карабкалась по склону холма.
– Кто она? – спросила красавица, когда снова обрела дар речи. – Где ты ее нашел?
– В лачуге на краю города. Говорят, она принадлежит к древнему ханьскому роду, а ее предки служили при дворе императоров Мин звездочетами или лекарями, никто точно не знает. Эта семейка давно занимается колдовством.
– Когда она придет, Ань Дэхай, оставь нас одних, но будь неподалеку.
«Кто знает, чего ожидать от старой ведьмы», – добавила она про себя.
Ланьхуа начала уже засыпать под заунывный вой ветра, плутавшего среди сливовых деревьев в саду, когда раздался еле слышный стук в дверь. Она проснулась мгновенно, все вспомнила и стремительно обрела ясность мысли.
В комнату просунулась голова евнуха. Он бросил красноречивый взгляд на госпожу и пропустил вперед сгорбленную, замотанную в отрепья старуху.
– Это Чунтао. – Он с трудом сдержал улыбку.
Чунтао – «весенний персик». Надо же, какая насмешка судьбы. По тому, как зло глянула старуха на своего провожатого, стало понятно, что она все-таки заметила улыбку.
– Тебе ли насмехаться надо мной, получеловек? Посмотрим, на что ты станешь похож в старости – на жирную устрицу?
Смех у нее оказался резкий, скрипучий. Ань Дэхай задохнулся от возмущения, незаметно плюнул сверху на старуху и вышел, как того и хотела Ланьхуа. И что за блажь ей пришла в голову связаться с таким злобным пугалом?
– Что скажешь, красавица? – Без всякого почтения старуха подошла поближе к печке, постукивая своими туфлями. – Хочешь подхлестнуть судьбу?
Она скинула шаль, распахнула тряпье, в которое была замотана, и по комнате поплыл густой аромат роз. У Ланьхуа даже голова закружилась от такого сильного запаха.
Она молча разглядывала старуху. Сморщенное темное лицо, маленькие глаза прячутся в складках сухой кожи. Губы запали, щеки обвисли. Ночная гостья была невероятно уродлива, но в чертах ее лица, в тонком носе и линии скул угадывалась давняя красота. Узловатые пальцы, скрюченные, с длинными желтыми ногтями напоминали когти хищной птицы. Ступни у старухи были маленькими и выгнутыми, как копытце, значит, она действительно происходила из хань. Интересно, какой была эта колдунья в молодости? Помнит ли об этом кто-нибудь? И помнит ли она сама? Не превратится ли она, Ланьхуа, в такое же страшилище, прожив во дворце бессмысленную, пустую жизнь?
– Что, не нравлюсь? – скрипела старуха. – Да, когда-то красивейшие и богатейшие мужчины добивались моего расположения. Все проходит, и первой проходит молодость. – Она с кряхтением уселась на пол перед Ланьхуа. – Так чего же ты хочешь?
Черные, как бездна, глаза вдруг открылись и заглянули Ланьхуа в самую душу.
– Хочу стать императрицей! – выдохнула Ланьхуа и сама поразилась словам, слетевшим с губ.
Она не думала об этом. Или только об этом она и думала? Не о любви императора, не об успехе во дворце, а о главном, что даровало бы ей власть, богатство, влияние во всей Поднебесной.
– Да, я хочу стать императрицей, – твердо повторила она и открыто посмотрела в глаза старухе.
– А чем ты готова заплатить?
– Я отдам все, что у меня есть, – не колеблясь, ответила Ланьхуа.
– Этого слишком мало. – Старуха усмехнулась.
– Но что еще я могу предложить?
– Когда-то мой род потерял все: земли, богатство, положение. В этом виноваты Цин, – прошипела колдунья.
– Но это было так давно.
– Моя утрата не имеет срока давности. Ты можешь купить успех и величие, заплатив могуществом империи. Чем выше будешь подниматься ты, тем ближе к гибели окажется династия Цин.
Старуха явно бредила. Похоже, она просто сумасшедшая, зря Ань Дэхай притащил ее.