Юлиус Велльхаузен
Арабский халифат. Золотой век ислама
Али по праву считал своей наихудшей потерей захват Египта Амром. Это освободило руки Муавии. Он сразу укрепился против византийцев, купив перемирие с Константином ценой ежегодной дани. Арабское предание упоминает об этом лишь мимоходом. От Феофана мы узнаем, что это произошло в 6150 году от Сотворения мира (969 год эры Селевкидов, то есть 38–39 годы от хиджры). Но Муавия не отважился на организованное нападение на Али, он довольствовался тем, что постоянно изматывал его тут и там. В 38 году он отправил Ибн аль-Хадрами в Басру, чтобы поднять на восстание тамимитов, но Зияд ибн Абихи, в то время заместитель префекта при Ибн Аббасе, обратился за защитой к аздитам, и они затоптали огонь и убили Ибн аль-Хадрами, которого покинуло большинство тамимитов. Так рассказывает аль-Мадаини. Он также сообщает, ссылаясь на Авану, о походах, предпринятых сирийцами в 39 году против иракцев, а именно походах Нумана ибн Башира в Айн-Тамр, Суфьяна ибн Ауфа в Хит и Анбар, Абдуллаха ибн Масада аль-Фазари в Тайму, ад-Даххака ибн Кайса в Куткутану[48]. По-видимому, это были лишь набеги, в которых сирийцы скрывались с добычей, а куфийцы их преследовали и иногда настигали.
Аль-Якуби связывает знаменитый поход Буера ибн Абу Артата в Хиджаз и Йемен с этими набегами. Аль-Баккаи тоже относит их к концу жизни Али, говоря, что Джария ибн Кудама во время похода на Буера услышал об убийстве Али. По аль-Вакиди, этот поход произошел не раньше 42 года от хиджры, то есть уже после смерти Али.
По Ибн Исхаку, аль-Баккаи сообщает о перемирии, которое заключили между собой Али и Муавия в 40 году от хиджры после довольно длительной переписки, но это перемирие могло быть только кратковременным, поскольку в начале 40 года Муавия принял в Иерусалиме титул халифа и заставил сирийцев принести ему клятву верности. Это стало новым вызовом для Али, который ответил на него тем, что подготовил крупную кампанию против сирийцев, но убийство помешало осуществлению его планов. О присяге Муавии в Иерусалиме свидетельствует сириец Нельдеке. Он помещает одно после другого два независимых описания одного и того же события. «В 971 году эры Селевкидов многие арабы собрались в Иерусалиме и поставили царем Муавию; он поднялся на Голгофу, сел там и помолился, затем сошел в Гефсиманию и оттуда спустился к могиле Святой Марии, где снова помолился…» «В июле 971 года эмиры и многие арабы собрались и поклонились Муавии. Пришло указание, что во всех областях его земли его надлежит провозгласить царем[49]. Он не носил венца, как это делали цари мира до сих пор, но поместил свой престол в Дамаске и не пожелал обосноваться в доме Мухаммеда» (Медине). 3 июля 971 года эры Селевкидов (660 год) начинается 16 сафара 40 года от хиджры. Согласно Масруки, сирийцы принесли присягу Муавии в Иерусалиме в 40 году от хиджры. Однако неверно утверждать, что это произошло лишь после смерти Али. Примечательно, что Муавия ждал так долго, прежде чем претендовать на халифат. Согласно Continuatio Исидора, он прожил пять лет civiliter, то есть как civis, гражданин, а именно c 36 по 40 год, а затем еще 20 лет в качестве правителя.
Сириец также утверждает, что Али перед смертью хотел еще раз отправиться в поход на Муавию. Эти сведения отнесены к неверному году (к 969, а не 971 или 972 году эры Селевкидов), но сами по себе верны. Аль-Якуби говорит то же самое. В основном считается, что Али к моменту своей смерти имел в распоряжении армию из 40 тысяч человек, которым не терпелось пойти на сирийцев. Кто бы иначе мог ее снарядить и против кого, если не против сирийцев?
Роковое нападение на Али произошло в пятницу, 15 рамадана 40 года, в куфийской мечети. Он умер в следующее воскресенье, 24 января 661 года. Эти даты, которые приводит аль-Вакиди, подтверждаются указанными днями недели, а различающиеся – опровергнуты. Убийца – мурадит, или, точнее, таджубит Ибн Мульджам был хариджитом. Хариджиты с гордостью называют его «нашим братом». Стихи его соплеменника Ибн Майяса свидетельствуют о том, что убийство он совершил по наущению женщины по имени Катам, которая поставила ему условие: если он хочет на ней жениться, он должен отомстить Али за Нахраван. Эта версия исключает другую, которую можно согласовать с первой лишь искусственно, а именно что он был одним из тех хариджитов, которые совершили убийство по принесенной в Мекке клятве: что они в один день избавят общину Мухаммеда от трех тиранов – Али, Муавии и Амра. Личная клятва, принесенная подобным образом тремя людьми, даже не соответствует обычаям ранних хариджитов, как уже заметил Ибн аль-Асир[50]. Инсинуация Абуль-Асвада, что Муавия нанял убийцу, не пользовалась ни малейшим доверием даже у его врагов, хотя, конечно, это убийство было выгодно Муавии, ведь только благодаря ему Муавия и заполучил халифат. Хасан ибн Али упрекает куфийцев в том, что они убили его отца, и халиф Мансур выражает аналогичную точку зрения. Из этого видно, что Ибн Мульджам и Катам в Куфе были у себя дома.
Муавия со своей стороны перешел в наступление (аль-Якуби). Он отправился в Ирак по обычному пути через Месопотамию и расположил свой лагерь у Маскина на границе с Мосулом по Тигру в сторону Савада, но прибыл туда лишь через некоторое время после смерти Али. Тем временем начались сильные беспорядки, направленные против Хасана – сына Али и его преемника. Он не желал войны, хотя за него стояло сорок тысяч готовых сражаться человек, и через шесть месяцев воспользовался возможностью отречься от власти и примириться с Муавией. Эта общая канва событий достоверна, но сведения о том, как конкретно они развивались после убийства Али, запутанны и неполны.
Ниже приведена версия аз-Зухри. Али поручил Кайсу ибн Сааду руководство армией и в награду пообещал ему провинцию Азербайджан, из которой предполагалось сместить Ибн аль-Ашаса, и Кайс ревностно взялся проводить кампанию. Но Хасан хотел заключить мир с Муавией на выгодных условиях. Он низложил Кайса, потому что тот воспротивился ему, и поставил вместо него Абдуллаха ибн Аббаса. Он уже вызвал подозрения куфийцев своим двусмысленным поведением при принесении клятвы верности, и они решили, что он им не подходит. Вскоре после этого он получил доказательство их отношения к нему в виде удара копьем, который случился при не очень ясно описанных обстоятельствах. В связи с этим он вступил в переговоры с Муавией, отказался от власти за крупную сумму денег и потом сожалел, что не потребовал в два раза больше. Еще до него Ибн Аббас тоже вел переговоры с Муавией и бросил армию в беде. После этого армия снова выбрала Кайса своим вождем с поручением вести войну, пока сторонникам Али не будет гарантирована амнистия и неприкосновенность их имущества и жизни. Он легко получил согласие на это от Муавии, для которого немало значило привлечение его на свою сторону; однако он не взял предложенных ему денег и не заключил никаких выгодных ему самому сделок.
Аль-Баккаи рассказывает другую версию. Кайс командовал не всей армией, а только авангардом, или шуртой, в 12 тысяч человек, которых он сохранил даже после смерти Али. Сам Хасан с основными силами продвинулся к Мадаину и отправил Кайса с авангардом навстречу Муавии (в Маскине). Внезапно в мадаинском лагере раздались крики: «Кайс погиб, бегите отсюда!» После этого шатер Хасана разграбили, а сам он укрылся в белом замке, откуда, несмотря на протесты его брата Хусейна, вступил в сообщение с Муавией и добился от него всего, чего требовал, – всех денег из куфийской сокровищницы, годового дохода от Дарабгарда и обещания, что его отца Али не будут поносить в мечети в его присутствии[51].
Аль-Якуби приводит еще один вариант. Хасан послал против Муавии Убайдуллаха ибн Аббаса с 12 тысячами человек, а вместе с ним Кайса в качестве советника, который должен был направлять его своими советами. Муавия тщетно пытался подкупить Кайса, но ему удалось только переменить Убайдуллаха подкупом в миллион, и тот перешел к нему с 8 тысячами человек. Хасан с основной армией находился в Мадаине, и Муавия отправил к нему Мугиру и других посредников. Покидая Хасана, они широко распространили по лагерю слухи, будто он объявил, что готов заключить мир, после чего его собственные воины напали на него и разграбили его шатры. Он бежал на лошади в замок в Сабате, но аль-Джаррах ибн Синан (он же Ибн Кабиса) аль-Асади грубо с ним обошелся и ранил копьем. Обессилевшего от кровопотери, его вернули в Мадаин, и он долго пролежал там в тяжелом состоянии. Тем временем его сторонники покинули его, и Муавия захватил Ирак, и в конце концов ему ничего не осталось, кроме как отречься от власти. Рассказ ад-Динавари похож и имеет лишь небольшие отличия. Он говорит, что йеменцы и рабииты из Куфы спасли Хасана в Сабате от рук куфийских мударитов.
В целом Авана и аль-Якуби согласны между собой, но не с аз-Зухри, чьи цели непонятны. Несколько встречающихся расхождений невозможно объяснить. Например, удар копьем частично отделен от разграбления шатра по времени и месту, а частично связан с ним. Эта тенденция прослеживается и в других расхождениях. У аль-Якуби и ад-Динавари тоже встречается упоминание о попытке оправдать Хасана за счет куфийцев; аз-Зухри выставляет его в самом неблагоприятном свете, но наибольшее различие, происходящее из-за этой тенденции, – это объяснение поведения Абдуллаха ибн Аббаса, предка династии Аббасидов. В правление Аббасидов было опасно говорить правду об этом святом человеке; соблазн состоял либо в том, чтобы приукрасить роль, которую он сыграл, либо вообще умолчать о ней[52]. Согласно аз-Зухри, старейшему передатчику преданий, который умер еще до эпохи Аббасидов, Абдуллах ибн Аббас догадывался о намерении Хасана заключить мир, опередил его и обеспечил для себя те деньги от Муавии, которых добивался Хасан. Потом он бросил иракскую армию в незавидном положении и тайком отправился под конвоем в сирийский лагерь. Авана ничего не говорит об этом. Вместо знаменитого Абдуллаха аль-Якуби делает его Убайдуллахом ибн Аббасом, его младшим братом.
Аль-Мадаини уже знаком со спором относительно того, кто же перешел к Муавии при Хасане – Абдуллах или Убайдуллах, так что дело здесь не только в расхождении версий у переписчиков. Он выбирает Убайдуллаха, как это делают и Умар ибн Шабба и аль-Балазури. Убайдуллах был наместником Йемена, когда Буер ибн Аби Артат предпринял свой поход туда. Двое его сыновей попали в руки Буера и были убиты, и из-за этого их мать потеряла рассудок. По данным аль-Вакиди, этот поход состоялся в 42 году от хиджры. В то время Убайдуллах все еще находился в Йемене, воюя с Муавией, и поэтому не мог перейти к нему за год или два до того. Аль-Вакиди, во всяком случае, наверняка не мог знать ни о каком подобном переходе. Авана утверждает, что поход состоялся во второй половине 40 года, однако предположение, что Убайдуллах так спешил заключить договор с убийцей своих сыновей, кажется невероятным. Кроме того, гораздо легче найти мотив для замены Убайдуллаха Абдуллахом, чем для противоположного действия. Основателя династии, при которой жил аль-Мадаини и которой он был предан, не следовало позорить допущением, что он первым заключил договор с безбожными Омейядами; с другой стороны, его братом Убайдуллахом вполне можно пожертвовать.
Более того, Абдуллаха лишь частично удается оправдать заменой на брата. Деньги, которые, по словам аз-Зухри, он захватил и которые Муавия позволил ему взять, были деньгами из государственной казны Басры, точно так же, как пять миллионов, предоставленные Хасану, были взяты из казны Куфы. Это подтверждает Абу Убайда. Он согласен с аз-Зухри, что после смерти Али Абдуллах отправился из Басры к Хасану и по этому случаю взял с собой деньги из государственной казны. Разумеется, оправдание подразумевает, что эта сумма не превышала того, что он мог требовать в качестве причитающегося ему жалованья, но примечательно, что аль-Мадаини, Умар ибн Шабба и аль-Балазури также не отрицают, что Абдуллах сбежал с государственной казной Басры. Они лишь упоминают, что он сделал это при Али, вскоре после битвы при Нахраване, и что это не имело никакого отношения к его переходу к Муавии[53]. Это делает измену двойной. Сыновья Аббаса с очень похожими именами дважды друг за другом в течение короткого времени постыдно оставляют свой пост, а в данном случае еще и с большими деньгами. Тем не менее более вероятно, что это произошло только один раз; так что аз-Зухри все же прав, говоря, что Абдуллах, а не Убайдуллах был доверенным лицом Хасана, как раньше был доверенным лицом Али, и что он позволил Муавии подкупить себя еще до Хасана. Даже у аль-Мадаини мы находим его с Али в 39 году, но после заключения мира сразу же видим его в кругу Муавии. Джамаат при Муавии, то есть объединение общины Мухаммеда под властью одного правителя, состоялся в первой половине 41 года от хиджры, то есть летом 661 года. Рассказы об этом отличаются друг от друга в отношении точной даты. По словам Ильи из Нисибина, Хасан отрекся от престола в пользу Муавии в понедельник 21-го числа месяца раби уль-авваль 41 года, то есть в понедельник 26 июля 661 года. Аль-Вакиди говорит, что Муавия двинулся в Куфу в раби ас-сани 41 года (август 661). Неизвестное предание гласит, что мир был заключен в раби ас-сани, но Муавия вошел в Куфу не раньше начала месяца джумада аль-уля. Аль-Мадаини сообщает, что он вошел в город либо 25-го числа раби уль-авваль, либо 25 джумады аль-уля, но все еще находился в Куфе в раджабе, так как переписывался оттуда с Буером, находившимся в Басре, а Буер приехал туда в раджабе и пробыл шесть месяцев. Но в джумаде аль-уля 41 года он уже сделал Мугиру ибн Шубу своим наместником в Куфе.
Глава 3
СУФЬЯНИДЫ И ВТОРАЯ МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА
В течение всего своего правления Муавия ибн Абу Суфьян вел войну с византийцами как на море, так и на суше более ревностно и непрерывно, чем любой из его преемников, и дважды протягивал руку в сторону самой вражеской столицы. Но при этом он оставил задачу по установлению его власти в завоеванном Ираке своим наместникам в Куфе и Басре. Дошедшее до нас предание выделяет их на фоне других и больше рассказывает о Мугире и Зияде, чем о самом Муавии, а также заставляет альтер эго Муавии Абдул-Малика отойти на второй план, уступив место аль-Хаджжаджу. Все эти три знаменитых наместника были сакифитами из Таифа, высоко и красиво расположенного города-побратима Мекки, который благодаря исламу приобрел важность наряду с Меккой и Мединой, а также благодаря тому, что занимал определенное привилегированное положение над племенами, как это уже было очевидно в случае ридды 11 года. В отличие от ансаров у сакифитов был прочный и давний союз с правящими курайшитами, особенно Омейядами, которые поддерживали тесные связи с Таифом и имели там собственность. Они пользовались репутацией очень умных[54], репутацией, которую им удалось сохранить, и во времена Омейядов из их рядов вышла блестящая плеяда талантливых людей. Мухтар и Мухаммед ибн аль-Касим принадлежали к ним, как и другие выдающиеся фигуры.
Мугира ибн Шуба, которого Муавия поставил над Куфой в 41 году от хиджры, прожил бурную жизнь. Предание запечатлело яркий образ человека беспринципного, подверженного многим искушениям. Он был высокого роста; у него отсутствовал один глаз и передние зубы; у него была большая голова, толстые губы и рыжеватые волосы, которые он потом стал красить в черный цвет и которые торчали четырьмя твердыми «рогами». Из-за подлого убийства товарища, когда тот спал, его еще в юности изгнали в Медину, это было до 8 года. Даже перед такими преступниками, как он, ислам открывал карьерные возможности и отменял их прошлое. Даже если обстоятельства и сделали из него нового человека, он все же сохранил свои былые преимущества и приблизился к пророку, который нашел ему применение. В 9 году ему было поручено уничтожить языческое святилище в его родном городе, и тогда же он освободил сокровищницу от ее богатого содержимого. Он точно знал об этом месте, потому что относился к семейству, которому принадлежала должность хранителя храма. Во время погребения пророка, перед тем как могилу засыпали землей, он бросил туда кольцо, или, по крайней мере, так он сказал, чтобы иметь потом основания утверждать, будто он был последним, кто прикасался к Божьему посланнику. С того времени он продолжал свою бесстыдную погоню за властью, делая вид, что принадлежит к ведущей аристократии ислама. Он незваным влезал в важные государственные дела, например в шуру Умара и третейский суд в Думе, и, хотя его выгоняли оттуда, он всегда преспокойно возвращался в следующий раз. Дерзкий и богобоязненный, он прекрасно понимал, каким образом можно представить ислам в выгодном свете перед первыми людьми Персии. Он предпочитал играть роль посланца и посредника как наиболее близкую ему по духу, и в этом ему очень помогало знание персидского языка. Впервые он добился того положения, к которому стремился, в Басре. Он приехал туда с первым наместником – Утбой ибн Газваном, чья жена происходила из Таифа, и после смерти Утбы стал его преемником. Говорят, что он основал диван (налоговый суд) в Басре и тем самым подал пример всем остальным. Говорят также, что он убил Фаилкана из Изкубада[55] и завоевал Майсан и даже Ахваз. К падению его привела ненасытная страсть к женщинам. Его сместили за бесстыдную супружескую измену в 17 году от хиджры, хотя из-за вмешательства Умара, весьма строгого в других вопросах, приговор о наказании окончился комедией. Тем не менее его звезда еще не закатилась. Он отличился в Нехавенде и сразу же после, в 21 году, явился в Куфу в качестве преемника Аммара ибн Ясира. Именно в его тогдашнее наместничество состоялись победы куфийцев в Мидии и Азербайджане. Его раб Абу Лулуа, которого он послал в Медину и заставил работать там ремесленником, был убийцей халифа Умара. При Усмане Мугира отошел на второй план; он не принадлежал ни к Омейядам, которые теперь заняли все официальные посты, ни к близким товарищам пророка, которые сформировали оппозицию. Он не принимал никакого участия в перевороте против Усмана, но в итоге снова добился высокого положения. Говорят, что он посоветовал Али признать Муавию наместником Сирии, и, когда Али не последовал его совету, Мугира покинул его и перешел к Муавии. От имени последнего он добился для себя назначения, чтобы возглавить хадж 40 года. Муавия осознавал ценность такого помощника и вскоре после завоевания Ирака снова дал Мугире его прежнюю должность в Куфе.
Итак, будучи уже стариком, он после столь беспокойного прошлого наконец-то добрался до тихой гавани, в которой и надеялся остаться. Как наместник он стремился не наносить обид ни тем, кто стоял выше, ни тем, кто стоял ниже его. К Муавии Мугира относился с тем же равнодушием, как и к колебаниям куфийских партий, да и секрета из этого не делал. Так, по крайней мере, описывает его Абу Михнаф в повествовании об аль-Мустауриде и Худжре ибн Ади, и описание, безусловно, соответствует истине. Вся его политика заключалась в том, чтобы удержаться на своем посту, и в этом он преуспел. Благодаря хитрости он сумел предупредить те случаи, когда у правителя могло возникнуть желание его сместить. Он легко справился с хариджитами при аль-Мустауриде, так как и сами куфийцы, не теряя времени, освободили его от этого бремени.
Но хариджиты не имели большого значения для Куфы. Подавляющее большинство куфийцев были сторонниками Али как поборника политической независимости Ирака, и в этом смысле они придерживались того же мнения, что и шииты. И они не скрывали этого, а некоторые находили достаточно смелости, чтобы на людях выступать с провокационными речами, но Мугира оставил их в покое. Вместо того чтобы искоренять зло в зачатке, он испытывал определенное удовлетворение оттого, что предвидел его последствия, поскольку было ясно, что он не доживет до того времени, когда мог бы испытать их на собственной шкуре. Его мысль заключалась в том, чтобы спасти свою душу и переложить на преемников все неприятные обязанности, свойственные его посту[56]. Куфийцы, естественно, были этим вполне довольны, впоследствии они осознали, что у них больше уже никогда не было такого же хорошего наместника. Он пробил себе дорогу ложью и до самого конца пожинал ее плоды. Что касается времени его смерти, то в разных версиях ее относят к 49 или 51 году от хиджры.
Когда Ирак покорился Муавии, сначала он отправил в Басру главнокомандующего Буера ибн Аби Артата, чтобы подавить восстание Хумрана ибн Абана. После восстановления мира он ушел оттуда со своей армией и, согласно аль-Вакиди, только тогда вошел в Хиджаз и Йемен. Первым настоящим наместником, которого Муавия назначил в Басру (в конце 41 года), был Омейяд Абдуллах ибн Амир, который уже несколько лет занимал этот пост при Усмане. В Басре власть принадлежала племенам, а не государственным чиновникам, и, поскольку они не были объединены и не желали отказываться от каких-либо преимуществ, последствия нам довольно ясны. В Куфе общественная безопасность мало пострадала от политической и религиозной партийной агитации; в Басре обычным делом были грабежи и убийства на улицах. Такое наследие оставил Ибн Аббас, но Ибн Амир не хотел принимать энергичных мер. Как и старый Мугира, он думал, что не пожертвует спасением своей души просто ради того, чтобы укрепить правительство. Ему не хотелось отрубать руки грабителям. «Как бы я смотрел в лицо его отцу или брату?» – говорил он. В конце концов для Муавии это стало слишком, и он попросил Ибн Амира, ради всей их дружбы, отказаться от поста, позволил ему при этом сохранить все присвоенные государственные деньги и отдал ему в жены свою дочь, таким образом став одновременно и его сватом, и тестем[57]. Преемником Ибн Амира стал аздит, но ему было суждено лишь подготовить путь для Зияда, который в то время уже был избран для поста, и через четыре месяца аздиту пришлось уйти. Так повествует аль-Мадаини у ат-Табари.
У ат-Табари большую часть сведений о Зияде тоже предоставляет аль-Мадаини. Как и Мугира, ставленником которого он был, Зияд принадлежал к сакифитам, обосновавшимся в Басре при самом основании города, а точнее, к зажиточному и чрезвычайно уважаемому семейству крупных землевладельцев Абубакра. Он имел скромное происхождение и был назван в честь его матери Сумайи, потому что его отец был неизвестен. Ислам открыл перед ним мир. В возрасте 14 лет он стал делителем добычи, то есть счетоводом в армии Басры, потому что умел писать, ведь для того, чтобы считать, нужно было уметь писать. Уже тогда халиф Умар, как говорят, обратил внимание на его необычные способности, и при Али он приобрел видное положение в Басре. Как представителю отсутствующего наместника, ему пришлось разбираться с восстанием тамимитов, подстрекаемых Муавией. Аздиты помогали ему, и он всегда был им благодарен. Впоследствии Али послал его в Фарс, чтобы навести порядок в беспокойной провинции, что он выполнил блестяще и не прибегая к насилию. После смерти Али он поселился в своей крепости в Истахре, и из всех чиновников Али он дольше всех отвергал Муавию. Буеру пришлось угрожать ему убийством троих его сыновей, оставшихся в Басре, если он не явится по требованию. Зияд отказался, но детей в последний момент забрали у палача по встречному приказу Муавии, который посланцу удалось вовремя получить и доставить – для этого ему пришлось бешено скакать в Куфу и обратно[58]. Мугире было поручено захватить сокровища Зияда, которые хранились в Басре, но, естественно, он не сумел их отыскать, ведь сакифит сакифиту глаз не выклюет. Однако он вмешался, чтобы заставить Зияда прекратить сопротивление и сдаться. Это было в 42 году от хиджры. Муавия закрыл глаза на тот факт, что его обманули при разделе государственных денег Фарса, хотя и распознал обман. Это была сделка между братьями, которые в конце концов поняли друг друга, и они оба значительно выиграли от этого.
Муавия окончательно закрепил это положение, узаконив сына Сумайи и признав его сыном своего собственного отца Абу Суфьяна, чтобы таким образом связать его с самим собой и своей семьей. Это был большой скандал, о котором ат-Табари ничего не рассказывает и упоминает само событие лишь как предположительное. Оно не послужило особым назиданием для остальных Омейядов и собственного сына Муавии Язида, и они долгое время находились в натянутых отношениях с этим бастардом, который, возможно, не был даже и таковым. Известные, часто цитируемые сатирические стихи о его усыновлении исходят не от бродячего певца Ибн Муфаррига, хотя он тоже был автором нескольких, но от Омейяда Абдуррахмана, брата последующего халифа Марвана ибн аль-Хакама.
Муавия сначала назначил Куфу местом жительства Зияда, где он находился под нестрогим наблюдением Мугиры, который исполнял отцовскую роль по отношению к нему, и Зияд часто посещал его дом и любезничал с его молодой женой. Затем Муавия послал за ним и вызвал в Дамаск и там, по-видимому, сделал своим братом. Когда Зияд вернулся оттуда в Куфу, Мугирой овладели опасения, что в нем (Зияде) он воспитывал собственного преемника, но очень скоро из Дамаска пришел приказ о назначении Зияда наместником Басры и относящихся к ней восточных провинций. В конце раби ас-сани или в начале джумады аль-уля 45 года он приехал в Басру и вступил на пост, произнеся знаменитую речь, в которой сразу же, не ходя вокруг да около, изложил свою программу. Поэтому его речь назвали «речью без предисловия». «Вы ставите родственные связи перед религией, – сказал он, – вы оправдываете и укрываете своих преступников и подрываете освященные исламом законы, созданные для защиты. Бойтесь разгуливать по ночам; я казню любого, кого найдут ночью на улице. Бойтесь призывать родственников; я отрежу язык каждому, кто поднимет крик. Если кто-то толкнет другого в воду, если кто-то подожжет чужой дом, если кто-то ворвется в чужой дом, если кто-то разроет могилу, я его накажу за это. Я возлагаю на каждую семью ответственность за тех, кто к ней принадлежит. Я не стану карать за ненависть ко мне самому, а только за преступления. Многие, кого испугал мой приезд, будут рады тому, что я здесь, и многие из тех, кто возлагает на него надежды, не будут обмануты в них. Я буду править вами властью Бога и заботиться о вас из Божьего богатства[59]. От вас я требую покорности, а вы можете требовать от меня правосудия. Каковы бы ни были мои недостатки, на три вещи вы всегда можете рассчитывать: в любое время я буду готов выслушать кого угодно; я буду выплачивать ваши пенсии в положенное время и не буду посылать вас на войну слишком далеко или держать вас в поле боя слишком долго. Не позволяйте гневу и ненависти ко мне увлечь вас; в противном случае хуже будет вам самим. Я вижу многих, кто качает головой; пусть лучше каждый позаботится о том, чтобы его голова осталась на плечах!»
За счет нескольких примеров неумолимой суровости, проявленной в самом начале правления, он заслужил уважение народа, и ему удалось установить в городе такую безопасность, которой не знали никогда прежде не только в самой Басре, но и в иранских провинциях и даже в Аравийской пустыне. Об этом рассказывают сказочные истории. Даже хариджиты в Басре поклонялись ему. За исключением названия, некоторые из них были не лучше обычных разбойников и заслуживали того, чтобы с ними обращались как с разбойниками.
Когда Мугира умер в 50 или 51 году от хиджры, Зияд стал наместником и сохранил пост в Басре. В Куфе ему пришлось приводить в порядок тяжелое наследство, оставленное Мугирой. Тамошние шииты во главе с Худжром ибн Ади аль-Кинди забросали камнями его действующего представителя Амра ибн Хурайса, когда он вел публичную молитву в мечети. Тогда Зияд поспешил туда из Басры, чтобы вмешаться. Худжр сыграл ему на руку, оказав вооруженное сопротивление вместе со своими сторонниками, когда его хотели арестовать, и тем самым поставил себя вне закона. Зияд справился с ним без особого труда, а когда дело стало серьезным, куфийцы сами помогли представителю государственной власти, которого ненавидели, в борьбе с их сторонниками, которым они симпатизировали, и даже подписали приговор заточенному главарю. Этот документ отправили халифу в Дамаск, и шестеро были казнены за вооруженное подстрекательство к мятежу, поскольку они отказались отречься от Али. Но это еще был не конец. Казнь таких видных людей глубоко затронула местных жителей. Племена считали позором, что им не удалось вырвать своих собратьев из рук государства, а шииты смотрели на Худжра и его товарищей как на мучеников.
Предание рассказывает нам о некоторых административных мерах Зияда. Он перестроил в Куфе мечеть, убрал гравий с полов и заменил его твердыми плитами. Согласно аль-Балазури, это было сделано для того, чтобы молящимся не приходилось каждый раз отряхивать руки от камней после простирания ниц на молитве, хотя можно предположить, что это было сделано для того, чтобы имама, который с минбара порицает собравшихся, не прерывали градом камней. Еще важнее была другая мера, а именно разделение гарнизона Куфы на четыре группы, причем в одну группу объединялись самые разные племена под началом не племенного вождя, а командира, выбранного правителем. В аналогичном распределении басрских войск на пять групп племенной принцип проявился сильнее. Пожалуй, можно проследить политический ход в том, что он отправил в Хорасан большое количество семей из Куфы и Басры и поселил их там.
Он умер во вторник 4 рамадана (23 августа 673 года) в возрасте примерно 53 лет. В качестве иллюстрации к его характеру до нас дошли два исторических анекдота, представляющие некоторую ценность. Когда в 38 или 39 году от хиджры он искал защиты у аздитов и прощупывал их вождя на предмет того, готов ли он защищать его от нападения тамимитов, полученный им решительный ответ привел его в такой восторг своей наивностью, что ему было очень трудно сдержать смех, ведь в тот момент смешливость могла кончиться для него очень плохо. Он рассказал прекрасной молодой жене старого Мугиры, которая ему очень нравилась и потом стала его женой, что она может смело показываться перед ним, как перед родственником, от которого нечего ждать вреда, поскольку на самом деле он отец Мугиры, ведь один из его сыновей носил то же имя, что и наместник Куфы. Так что он, по-видимому, не был человеком угрюмым и суровым. Но в своем качестве регента он не допускал шуток. Тем не менее он был тираном только по представлениям арабов, которые рассматривают любое могущественное правление как тиранию, особенно когда оно прибегает к силе меча в борьбе с мятежными подданными. Что касается его обращения с шиитами в Куфе, то мы располагаем подробным и точным отчетом Абу Михнафа, который сам придерживался шиитских убеждений. Преследование их прекратилось после наказания нескольких главарей, которые выступили против него с оружием. Это внушает нам оправданные подозрения относительно туманных рассказов о его варварски жестоких гонениях на шиитов в целом. В Басре им особенно не на что было жаловаться и жилось им вполне комфортно. Их вождь Шарик ибн Авар аль-Хариси пользовался у Зияда, а потом и у его сына доверием, которое незадолго до его смерти он подло предал. Тамошние хариджиты были опаснее. Они делились на несколько разных видов, некоторые из них были честными, благочестивыми людьми, а другие – беспринципными и кровожадными мятежниками, но Зияд принял меры не против чувств первых, а против преступлений вторых. Он лишь казнил нескольких подстрекателей и злоумышленников и не стал устраивать массовой резни. Абу Биляль, самый уважаемый человек среди хариджитов Басры, одобрил его поведение и прогнал всех, кто опозорил имя их общины неразборчивым кровопролитием.