Юлиана Лайм
Ангел из прошлого
А еще Тамила почему-то решила, что Сима – ее собственность, такая же, как швабры, тряпки и ведра. Ведь она жила в подсобке, а не в нормальной общей комнате с другими детьми. А значит, можно безнаказанно издеваться – никто не придет, не вступится и не накажет. И это уж точно было не о том, что она хотела опекать сироту.
– Бред все это, – заявила Тамила без обиняков, когда Сима робко пыталась ей рассказать, почему она не может согласиться на разные льготы для сирот. Ведь там нужно было подписывать бумаги – то есть, подписываться под тем, что у нее никого нет. А как же нет, когда есть папа! Он живой, просто они пока еще не встретились.
– Ты что, хочешь заболеть или сойти с ума? – чуть ли не каждый день корила ее уборщица, хотя Сима давно ничего не рассказывала ей о себе и вообще старалась сталкиваться с ней как можно реже, насколько это возможно. – Надо жить в реальности. Тогда будет хоть какой-то шанс выжить. Понимаешь?
Сима не хотела понимать. И, конечно же, не сказала, что клеймо безумной на ней уже висит давно. Что ее даже пытались лечить, и не раз, но не помогло. Разве можно вылечить правду? Поэтому она просто молчала. Тогда Тамила, не добившись успеха в чтении морали, принималась обзывать ее селедкой из-за того, что она слишком мало ест и слишком худая – добралась-таки до ее фигуры. А ведь в детдоме давали достаточно еды.
Ни одного дня Тамила не оставляла ее в покое. Она приходила невзначай, смотрела на нее так прямо и пристально, что нельзя было увильнуть и отвернуться – Сима была словно прикованная под этим взглядом. Тамила говорила четко и слишком убедительно, что эти глупые иллюзии приведут к пропасти. Что отец давно бы нашел и забрал Симу, если бы того хотел или вообще был жив. «На дворе двадцать первый век, алё! – кричала она, разойдясь. – Что там сложного – найти человека! Это раз плюнуть, стоит только немного пошевелиться. Просто прими, как данность, что ты одна – одна, понимаешь? Не хочешь, чтобы помогали – начни сама хоть что-то делать для своего будущего…» И дальше все в таком же духе.
При этом Тамила смотрела вовсе не сердито, а обеспокоенно. Иногда в ее взгляде проглядывала неуверенность, хотя голос у нее был громкий. И когда Сима пыталась отвернуться, Тамила тут же поворачивала ее голову к себе, внушительно глядела и говорила чуточку тише, чем обычно: «Смотри на меня! Я тебе что сказала – не отворачивайся и слушай! Тебе этого никто здесь не скажет, потому что им все равно».
Хотя Тамила вроде бы не желала ей зла, Сима все равно не хотела ее слушать. Все слова уборщицы, особенно такие внушительные – то громкие, то тихие, проникали слишком глубоко в душу. Еще немного – они прорастут, и мечта, ее смысл жизни, рассеется, как мираж. Ведь на самом деле намного легче жить в реальности, отдать свою судьбу в руки попечителей, подписать документы, получить практическую профессию, устроиться на работу, зажить не хуже других и…
Но все внутри нее противилось этому. Ведь она – художница, и не может быть кем-то еще. И где-то живет ее отец. И только он любит ее так сильно, как никто другой. И он ее не бросал. Не бросал, и все тут.
Тамила утверждала, что это не так.
Сима пряталась от нее, чтобы та не заставила ее поверить. Ее невзрачная одежда серого цвета, вечно спутанные короткие волосы, пластиковый браслет на руке, порой отрешенный, ушедший в себя взгляд напоминали пепелище. Однажды Тамила чуток приоткрыла тайну: у нее тоже была мечта. Какая – она не сказала. Но это все, что от нее осталось. Поэтому – долой мечты, от них только сплошные разочарования.
Сима прониклась. И тут же испугалась – своих эмоций и того, что захотела узнать Тамилу поближе, может быть даже – поддержать. Но с уборщицей лучше было не связываться – с ее идеями, советами и вопросами, наводящими на странные ненужные мысли. Она не помогала искать отца, а только мешала. Ведь если ей верить, был другой путь: можно довериться кому-то другому, кто полюбит Симу и станет о ней заботиться. Только вот кто? Кому она нужна?
Сима, конечно, не спрашивала. Она знала ответ.
Да и ей самой никто не был нужен. Никто – кроме отца.
Поэтому она стала избегать Тамилу еще более упорно – насколько это возможно.