Жизнь на продажу – Юкио Мисима

Иногда, не мы находим книги, а книги находят нас.

Они ласкаются к нашим рукам и коленям, словно бездомные, нежные звери, или.. ангелы.

Мы же не знаем как ласкаются ангелы.

Может, улыбка прекрасной девушки в толпе, или строчка японского автора в твоих ладонях, ласковое воспоминание, незадолго до самоубийства, словно бы поцеловавшее сердце – это нежность ангела?

Ночью, в предельной тоске по моему смуглому ангелу, я написал странный стих, на манер «Заблудившегося трамвая» Гумилёва, только про скорую помощь, несущуюся по ночному городу, с парнем, без сознания, совершившего попытку суицида: ему грезились разные века, в которых он снова и снова кончает с собой, или умирает, стремясь к любимой.

Ему мерещится Япония 19 века. Выстрел, и он медленно падает в яркую прохладу цветов с пулей в груди.

В скорой, ему пытаются дефибриллятором запустить сердце: асфоделивые, сияющие цветы растут у него из груди.

Сердце-ребёночек придаёт признаки жизни и словно бы бьёт ножками под грудью.

На щеке светится слеза и парень видит над собой прекрасного смуглого ангела в белом халате, похожего на ту самую японочку из его предсмертного бреда..На следующий день, в букинисте, к моим рукам… нет, к коленям даже, приласкалось несчастное, слегка потрёпанное существо – роман Мисимы.

Он сам выбрал меня.

Я просто сидел на корточках, протянув руку к книжной полочке (с таким видом кроткой, сосредоточенной улыбки, одинокие сумасшедшие в клинике, гладят в весеннем саду, невидимых кошек).

Выбирал и даже гладил томики Экзюпери, Кафки..

И вдруг, маленькая, бордово-жёлтая книжка упала с полки мне на колени (она лежала поверх других книг, как изгой. Или как бездомный ангел).

Когда дома я открыл первую страницу, то был поражён: я увидел до боли родной пейзаж своего стиха.

Я увидел самоубийцу, без сознания, едущего по ночному Токио в скорой помощи, и ангела в белом халате..Сюжет романа гениально прост, как ёжик в весенней траве: молодой человек желает покончить с собой и.. кончает (на самом деле, это маленькое чудо, в плане жизни на земле: желать то мы много чего желаем, и смерти и любви и подвига, но не каждый дерзает сделать так, чтобы все стены жизни, разом исчезли, и душа – стала равна телу, а тело – душе: в этом плане, акт самоубийства, похож на предельное напряжение всего существа человека.. в любви. Не верите? Если у вас в любви возникнут неразрешимые проблемы: страхи, сомнения, обиды, гордыня и прочий бред, мешающий нам так часто любить. Если рок уже повис над вами и любовь стоит как бы на карнизе, то просто.. пошлите к чёрту все

эти страхи и сомнения: нет ничего важнее любви. Сложно, да? Нет, кто любит – легко. Это вообще, проверка нас: живы ли мы вообще? Если что-то в нас сильнее любви – тогда повод задуматься.

На самом деле, этот вопрос гораздо более сложный, чем у Гамлета. Но в обществе к нему легкомысленное отношение. Так, мол, быт.

Но почему гг Мисимы, так легко решился покончить с собой? А вот тут как раз и разверзаются экзистенциальные бездны, во многом перекликающиеся с рассказом Достоевского – Сон смешного человека).Роман не просто гениален, хотя многие, за его арлекиниадой, могут подумать, что он более прост, чем кажется, и даже во многом развлекателен (ну, для кого то и человек, стоящий на карнизе – развлечение. Стоят и смотрят, зеваки).

Это вообще одно из тайных качеств ангелов на земле: они арлекины и нежные юроды.

Упал с ветки осенний лист и поцеловал плечо, или ребёнок на улице угодил нам в лоб красным мячиком и рассмеялся.

Хотя, это мог быть и просто ребёнок..

Мысль вы поняли.

Во всяком случае, гостеприимный прилёт мяча в голову, посреди весенней улицы – бодрит, и может даже у самоубийцы переменить мысли.Итак, роман – гениален, (хотя и кажется, что чуточку просаживается в середине и в конце: на самом деле, он просто крылат и в середине романа, просто перестаёт действовать привычная земная гравитация поступков, сюжетных изощрённостей, до которых так падок скучающий читатель: о мальчик-ангел с мячиком, где ты? Ты порой так нужен такому читателю..).

Дело в том, что у же в первой главе, читатель стоит (сидит?), словно витязь на распутье, на картине Васнецова: ему предстоит выбрать тональность прочтения романа.

Внимательный читатель подметит, что основа романа – это гениально переработанный сюжет Фауста.

Больше нет никакого Мефистофеля.

Есть дьявол гораздо опасней – скука и нелюбовь в человеке.

У Мисимы, Фауст и Мефистофель – это.. мучительно-прекрасный андрогин.

Но Фаусту по прежнему нужно «зеркало», для общения с Мефистофелем в себе.В романе есть потрясающий момент, для гурманов тайной символики.

Решившись умереть, гг приходит в ночной бар и подсаживается к проститутке.

Улыбка к улыбке, как рука к руке (мне всё чаще кажется, что улыбка – это реликтовая эманация наших утраченных крыльев).

– Ты даже не представляешь, что я хочу тебе сказать..

Проститутка смеётся, когда он говорит, что хочет убить себя, и уплетает солёных каракатиц.

Это пока лишь спиритуализм встречи с Мефистофелем и подписки мрачного договора о продаже души, невидимыми чернилами (каракатица!).

Проститутка даже не поняла, что не у неё хотят взять тело, а – душу свою бессмертную стелют у её ног, словно она – царица мира, ангел.

В её сердце вошёл бесприютный ангел, вошёл так нежно, как никогда ещё в её тело не входил мужчина. И она не заметила этого: так кто из них мёртв?

Это почти гамлетовский вопрос к нам, ко многим в мире, равнодушно смотрящих на беды людей, или на красоту искусства.Внимательный, и.. чуточку пьяный читатель, с улыбкой подметит в основе романа – Идиота Достоевского (Мисима вообще, обожал Достоевского).

ГГ наглотался таблеток снотворных, и сел на последнюю ночную электричку. И отключился: там мы с ним по сути и знакомимся.

Именно в поезде мы знакомимся и с Мышкиным.

По сути, поведение гг в романе – это те бессмысленно яркие и блаженные фантазии, искушения даже, какие могли видеться князю Мышкину во время эпилептического припадка.

Мне было мало символа, когда в романе героя прямо назвали – идиот.

Я со всей русской доверчивостью, ждал главного символа: мышонка.

И дождался! Боже.. я не радовался так, когда мне подарили на д.р. дорогой подарок (….).

ГГ, скучая после самоубийства.. достал у себя из шкафчика… плюшевого мышонка, в смирительной рубашке!

Это был катарсис.. и мой, и героя, и Мисимы.

Я даже закурил сигарету, как после секса..Если внимательный читатель откроет ещё одну бутылочку вина, то он с улыбкой хлопнет в ладоши (свои) и увидит, что в основе романа, на самом деле, вечный сюжет сказки о Спящей красавице (вроде в оригинале сказки, был образ занозы: его и обыграет Мисима. но на свой лад).

Сюжет романа вообще развивается по законам не в меру гостеприимного сна.

Кто спящая красавица? Разумеется – жизнь. Душа наша. Ну, и чуточку наш спящий японский красавец.

Мне кажется, это центральный эпизод всего романа: встреча гг с очаровательной и трагической девушкой: Рэйко.

Она наркоманка, принимает снотворное и лсд. Она запугана ложными мыслями, что от отца, по наследству, ей передался сифилис и она вот-вот сойдёт с ума или умрёт, заразит любимого.

Она – это душа ГГ.

Она мечтает о собачке, ребёночке, муравейнике для сыночка, пока ещё невидимого.

А гг мечтает о кошке. Ему мерещатся насекомые. Они оба – спят.

Как сказал бы Георгий Иванов: друг друга отражают зеркала, взаимно искажая отраженья..

В этом плане любопытен эпизод, когда эта тридцатилетняя и несчастная женщина, лишается девственности с гг.

Пятнышки крови на постели..

Разумеется, это всё тот же эховый образ договора с Мефистофелем – кровью: вместо бумаги – белизна постели.

Всё как в отношениях любовных, правда? Постель равна письму..

Мисима такими простыми средствами гениально обыграл трагедию нашего героя.

Так в японской поэзии просто падает листок в дерева, но кажется, что он падает в космос, блаженно-медленно, навсегда. И наша ладонь, часть этого космоса. И ничего в мире нет кроме листка и ладони и космоса..

Так и тут: девушка больна. Но выдуманной болезнью. Она уродует себе жизнь этим. Её жизнь – спит. Жизнь проходит мимо неё.

Разве это не похожи, на все наши проблемы? На трагедию. гг, когда ему показалось, что жизнь, как таковая, не имеет смысла, и поэтому нужно умереть?

Он искренне путает бытие и быт, боится жизни, как выдуманной болезни: для него, мечты девушки о счастье, детях, собачке и т.д., это всё то же карее мельчешение жуков.И вот тут, внимательный и уже порядком захмелевший читатель, уснёт, и проснувшись утром, откроет томик Мисимы, и с удивлением, с улыбкой пальцев на страницах, обнаружит, что в основе романа, на самом деле – Превращение Кафки.

Если бы у произведений были сны, то повести Кафки, приснился бы роман Мисимы.Во первых, оба произведения начинаются восхитительно симметрично, как надкрыльники у жучка.У Мисимы: Когда Ханио пришёл в себя, вокруг было ослепительно светло, что он подумал, не рай ли это?У Кафки: Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомоеБез сомнения: беспокойный сон героя Кафки и мрачная доза снотворного у героя Мисимы, имеют одну природу.

Т.е. кальдероновская тональность трагедии: жизнь – есть сон.

У обоих писателей, тени жизни апокалиптически увеличиваются, как порой увеличивается тень от ручного фонаря, бенджамин-баттоновски растёт, покрывая угол дома и сливается с дрожью высокого клёна,

Герои Мисимы и Кафки – состоят в родстве с нравственными хоббитами русской литературы: Макаром Девушкиным, Акакием Акакиевичем.

А вообще.. это похоже на матрицу Достоевского: в ПиН он описывал сон, как на Том свете, нет ни ангелов, ни бога, ни ада.

Так, стоит ветхая, тёмная банька, наполненная пауками.Т.е., мелкий чиновник у Кафки (ах, страшно быть простым мелким чиновником жизни! И даже не подозревать об этом… можно ведь быть обеспеченным человеком, с виду, счастливым в отношениях.. но при этом быть простым винтиком: хитиновый посверк во тьме), фактически умер ещё до того как превратился в насекомое: потому и проснулся в подлинном и страшном мире – насекомым.

Каждый просыпается по разному.

В этом смысле, Превращение у Мисимы – это скорее превращение Жизни,а не человека. Роман – как великий, апокалиптический страх о жизни, в духе кошмаров Достоевского.Так в детстве, нас мучили (ну, некоторых из нас, многие и не замечали этого мучения), надевая на нас колючую или новую одежду.

Когда мы засыпали, одежда нас сторожила рядом с постелью: на Чёрный человек детства..

Мы словно сбрасывали кожу, чуждую нам, ощущая себя не совсем людьми.

Если бы у героя Кафки, превратившегося в жука, было время, чтобы весной обзавестись крыльями, он бы вылетел в распахнутую синеву окна: а это уже обещание рая.Герой Мисимы, по сути, нравственно, а не физически – такое же насекомое, но.. с обещанием крыльев, потому так восхитительны и крылаты его приключения.

Это его посмертные мытарства. Жизнь.. как посмертные мытарства. Не знаю, думал ли об этом Мисима.

Поэтому не случаен и начальный образ романа: гг наглотался таблеток и уснул в электричке.

Ван Гог писал брату, что болезни, это таинственные поезда, доставляющие наши души к далёким звёздам.

Я не совсем уверен, что наш герой проснулся на земле.

Это какая-то другая, фантастическая планета, довольно талантливо передразнивающая нашу жизнь.

Проще говоря – обыкновенное чистилище.Любопытно, что мысль о суициде, совпала у гг с тем, что у него упал под стол газетный листок: он наклонился и увидел сидящего на нём таракана.

По сути мы видим микрокосм падения ангела. Ноуменальное расслоение Логоса, Слова божия, от жизни и души человека: так пластырь отстаёт с сукровицей, от раны.

Слово божье изуродовалось и стало простой суетой мельчешения на страницах газет.

Сам этот жест (гг опустился под стол за газетой), в нравственном плане равен спуску Орфея в ад, за своей погибшей душой.

Мы видим пластическую фиксацию умаления человека и пригибание его к земле: таракан – как космонавт жизни, житель ада.

Газета стала зеркалом, отразив в аду, суть человека – насекомое. Ничто. Так, ресничная дрожь жизни..Далее, в романе Мисимы, и сами строки «поплыли» и разбежались насекомыми.

Тут и без бутылочки вина понятно, что это образ разбитого зеркала и Слова божьего.

Любопытно, что в романе Юрия Олеши – Зависть, мы видим не только схожее загробное мытарство души, но и симметричный образ: человека окружает разбредшийся муравейник маленьких надписей: на одежде, еде, книгах, лекарствах..

Мисима населяет пейзажи своих страниц, хтонической живностью ада (насекомые, каракатицы, лягушки, шипящий как змея, старичок, предложивший нашему герою не.. запретное яблоко, а более вкусный запретный плод: свою жену).Трамплином и завязкой романа, является желание гг, покончившего с собой и словно Лазарь, воскресшего, продать свою жизнь, что он и делает, давая объявление в газету.

Дантов круг с темой газеты, замыкается (если вспомним, образ «жучка» на листке газетном, упавшем под стол).

Как и замыкается круг с темой проституток: гг сообщает одной из них, что хочет покончить с собой, но она лишь смеётся..

Люди вообще, удивительно равнодушны к людскому горю, и в этом один из посылов романа: равнодушие – маленькая смерть. Ещё более страшная, чем обычная смерть, потому что ты этого даже не замечаешь.

Стоит человеку пострадать не так, как положено, выйдя обнажённой душой на заросшую тишиной и травой, тропинку страдания, и человека поднимут на смех, не поверят.

А не поверить в смерть человека (в тихое и незримое напряжение боли в душе, равной смерти), ещё более экзистенциально страшно, чем не поверить в человека и его жизнь: словно он никогда и не существовал..Не знаю, читал ли Мисима, Розанова.

У него в «Уединённом» есть удивительная мысль, рифмующаяся с романом Мисимы.

По сути, проституция, это тайна основа мира.

Каждый из нас, чуточку торгует собой, своей виной, прошлым, душой, будущим.

И всё же в сердце самого понятия проституции, лежит некий неземной и светлый порыв, который мы давно уже очернили: это желание поделиться со всеми, нечто интимным и светлым в душе, согреть зябкую красоту в душах и мире.. – душой, творчеством, телом. Не важно..Этой зимой, я оказался чуточку в роли героя Мисимы: у меня было две попытки суицида.

В первом случае, уже на горизонте сумерек сознания и боли (да, есть сумерки боли, и они странно похожи на сумерки сознания, словно и болью, тоже, можно мыслить), я вовремя одумался: фактически, это был уже суицид наоборот – в жизнь).

Во втором случае, я уже всё предусмотрел: даже если я и попытаюсь вернуться, у меня ничего бы не получилось.

Я умер. Почти.. Меня спасла случайность и ангелы, – или демоны? – , в белых халатах.

Я до сих пор не уверен, что я жив.Вот читаю Мисиму на диване, и думаю с улыбкой: неужели Мисиму издают в раю?

Потом оглядываюсь на своего грустного кота, словно стыдящегося своего тёмного хвоста, как порой сумасшедшие стыдятся своей раздетой до бессмертия, тени, и думаю: может я в аду?

Тут чудесно жить книголюбу: собрание сочинений Платонова, Мисима, Перси Шелли..

Эротику вчера смотрел..

Точно не рай. Разве может быть рай без моего смуглого ангела?

Что интересно, в междустрочии попыток суицида, у меня фактически был порыв героя Мисимы, продать свою жизнь.

Я искренне хотел… нет, не продать свою жизнь, а отдать её кому-то, быть может даже.. доплатить (русский вариант).

В этом тоже есть что-то суицида, только спиритаулистического.

Кому я хотел её отдать? Это другой вопрос. Мисима мог бы написать обо мне чудесное продолжение своего романа.Разумеется, женщине, хотел отдать себя..

К слову, Мисима в романе, словно бы незаметно подчёркивает, что герой, – мёртв, и желает родиться, прильнув к женскому лону, войдя в него – не полом, но душой, судьбой.

У меня не было таких мыслей. Почти.

Просто.. прогуливаясь вечером по парку, я увидел девушку инвалида. Одинокую.

Мне так больно и тепло стало в груди.. я даже на время забыл о том, что хочу умереть.

Мне вдруг представилось, что мир населён вот такими полыхающими одиночествами, словно ангел заключён в янтаре их боли, и я не только об инвалидах, вообще, об одиноких людях, изломанных жизнью, и ангел не может расправить в них крылья счастья и жизни, рай в них молчит и мучается в груди.

Это же маленький апокалипсис..И вот тогда, мне захотелось.. не умереть, нет, но как бы умереть для себя, для своей судьбы, надежды… для любви к моему смуглому ангелу: мне захотелось подойти к девушке-инвалиду, встать перед ней на колени, в снег, и поцеловать её милые, чуточку искривлённые ножки, так похожие на голубые (в джинсах была), заспанные сложенные крылья, и сказать ей: теперь я принадлежу вам. Я подарю вам всю нерастраченную любовь мою и жизнь..

Пока я так мечтал в стороне, возле блоковского фонаря и свет слёз дрожал на ресницах (на самом деле, ощущение, идеально совпадающее с суицидом, но со стороны наверно это смотрелось мило: прохожие наверно думали, что я просто так трогательно жду на свидании, любимую..), к девушке подошёл.. её парень.

Нагнулся к ней и поцеловал: он тоже был инвалид.

Боже, как я был рад за девушку! За них обоих! Слёз я уже не сдерживал..

Мне хотелось упасть перед ними на колени.. чтобы они меня благословили.

Ещё некоторое время, я тихо шёл за ними по парку, как ангел, как-то блаженно улыбаясь..Чуточку безумно, да? Но и жизнь безумна. И роман Мисимы.

На второе свидание с романом Мисимы (всё как и полагается: столик на двоих, притушенный свет, свеча, нарядный костюм, красное вино в бокалах: кстати, девушкам на заметку, не парням, они такое не поймут: попытайтесь надеть своё самое красивое вечернее платье, и просто сесть с томиком Тургенева, Остин, Чехова, на диванчик, читая и нежно улыбаясь бог знает чему: отвлекает от депрессии).

В конце концов, каждый сходит в одиночестве с ума, по своему.

Так вот, на таком вечернем свидании, я с улыбкой обнаружил… что роман Мисимы, это японская, удивительная версия Мёртвых душ.

Наш Чичиков-Сан,колесит по городу и встречается с удивительными людьми, фактически, инфернальными проявлениями жизни и его же души.Как вам.. японская Коробочка, в образе очаровательной зрелой женщины-нимфоманки, в синем кимоно, расшитом алыми цветами, к тому же.. вампирши?

Гоголю бы понравилось..

Разумеется, это пустота ощущения жизни. Она высасывает из нас кровь – жизнь.

И.. если по честному: лишь с прелестно-бледной пустотой жизни, мы часто любим заниматься любовью, нежно изнуряя себя ласками пустоты.В литературовеедении, есть термин – ненадёжный рассказчик.

Этот приём знают уже почти все.

Но есть и гораздо более тонкий приём.

О нём мало кто знает. Он порой приходит сам, как призрак.

Его знают предельно одинокие люди, влюблённые, с совершенно разбитым сердцем.

Боже, такая невесомость сияет в груди.. – остывающий на столе чай, томик Мисимы, или Пушкина, паучок, весело повесившийся в уголке окна и раскачивающийся как Тарзан, и взошедшая в небе звезда – кажутся единой чепухой. У них один вес жизни.Дело в том, что само вещество романа Мисимы, словно бы начинает бредить от боли жизни, той самой, от которой в итоге Мисима и покончит с собой; вещество и сюжет романа начинает мимикрировать.

Внимательный и чуточку захмелевший читатель, тот тут то там, заметит восхитительно замеревший тёмный хвостик озорной строки, словно бы ящерка спряталась в опавшей листве мыслей Достоевского, Кафки, Гоголя, сказок..

В романе есть странная нота, вроде бы не совсем классической темы – гротеск шпионства.

Шпионом считают то нашего Чичикова-сан, то ему мерещится, что его преследует некая тайная, мрачная организация.

На самом деле, гг просто понял мрачную истину жизни: в её основе – сияющая пустота.

Именно за это раскрытие тайны, на нашего героя и ополчаются демоны и ангелы жизни, но.. по иронии судьбы, эта пустота, как темнота перед рассветом, или как моление белого листа о стихе и любви, говорит лишь о том, что жить и любить вновь захочет лишь тот, кто устал от смерти так же, как и от жизни.

Знаете, какой самый лёгкий способ заставить самоубийцу жить? Попытаться его убить. Обнять его волю, своей, как ангел обнимает..

Это так похоже на любовь…Ну вот и всё. Рецензия дописана. Мои рецензии, уже давно похожи на танец русалочки из советского фильма.

Да и не совсем рецензии это. Обнажённая душа на карнизе.

Порой так странно услышать слова глумления в адрес такой души на карнизе… листа.

Я стал похож на персонажа романов Мисимы, или произведений Платонова.

В конце рецензии, я хочу кое-что сказать: я продаю свою жизнь..

Это не литературный приём. Точнее – отдаю: мы же не в Японии, а в России.

Это не шутка.

Вам нужна моя жизнь? Моя душа? Приходите и забирайте. Бесплатно..

Отдам в добрые руки, как бездомного непоседливого котёнка.

Если бы я прочитала эту книгу год назад или больше, то мои мысли были бы что-то по типу: «О, это довольно интересное произведение. Жаль главного героя, ему столько пришлось пережить.»Сейчас же книга действительно показалась мне интересной, но на протяжении всего прочтения мои эмоции постоянно менялись. Теперь же мне абсолютно не жаль Ханио, так как те, кто действительно хочет отдать свою жизнь, докажут это, в какие бы обстоятельства не попали. Это действительно является чем-то, что готово в корне поменять такое непростое решение. И вопрос тогда будет лишь один: «А действительно ли оно стоит того?»

Зная об итоге жизни японского писателя, можно с лёгкостью принять данный роман. Он звучит своего рода подготовкой и пророчеством о том, что произойдет с самим автором через два года. «Жизнь на продажу» – гимн жизни и смерти, борьбе между желанием жить и желанием умереть, душевного выбора и метания между бесмысленностью тараканьей жизни и страхом перед смертью.

Сюжет непритязателен, иногда читать было скучно, а порой действия закручивались так непредсказуемо, что было ощущение, что этот роман не принадлежит автору Золотого Храма , а тем более, японцу. Но, думаю, писатель за быстротой сюжетной линии пытался убедить нас в том, что когда не боишься смерти, когда отсутствует страх перед ней, она гоняется за тобой в неудачных попытках забрать тебя, но жизнь выигрывает. А когда сам выбираешь смерть, самоубийство, то тут она решает, жить тебе ещё или нет. Даже если человеку надоела рутина, тараканья жизнь, когда он сам по себе, как герой произведения, все равно ему придется влачить это бессмысленное (на его взгляд) существование до обретения смысла жизни, или переосмысления имеющейся. По крайней мере, мне думается, именно это хотел сказать нам японский, эпатажный и в жизни и смерти, писатель.

А что увидели в этом романе Вы?!…